Наутро, когда я просыпаюсь, Кэт уже нет, она отправилась в нью-йоркский Гугл. В почте меня дожидается письмо – копия ответа с форума Бурчалы. Время отправки – 3:05 утра, а отправитель – твою ж дивизию! Сам Бурчала. Сообщение очень простое:

поважнее поттера, да? уточните, что нужно.

Я слышу, как бьется мое сердце. Невероятно.

Бурчала живет в Берлине, но похоже, много времени проводит в разъездах, проворачивая спецоперации по оцифровке книг то в Лондоне, то в Париже, то в Каире. Может, когда и в Нью-Йорке. Его настоящего имени никто не знает. Как он выглядит, никому не ведомо. Он может оказаться женщиной, а то и собирательным персонажем. В моем воображении, однако, Бурчала – мужик, чуть постарше меня. В моем воображении он работает в одиночку – топает в Британскую библиотеку в сером пуховике, скрывая под одеждой, будто бронежилет, картонные детали своего книжного сканера – но у него повсюду есть союзники.

А вдруг мы познакомимся. А вдруг подружимся. Может, я стану его помощником-хакером. Только нужно держаться естественно, а то еще подумает, что я из ФБР или, того хуже, из Festina Lente. Поэтому я пишу:

Привет, Бурчала! Спасибо за ответ, чувак. Я твой фана…

Э, нет. Стираю и начинаю заново:

Привет. Мы найдем камеры и картон, но не нашли лазер. Можешь помочь? P.S. Ладно, должен признать, что Роулинг это не хвост собачий… но и Альд Мануций не хуже.

Жму «Отправить», захлопываю ноут и иду в ванную. С мыслями о героических хакерах и замороженных головах втираю в волосы шампунь под горячим, промышленной мощности нортбриджским душем, очевидно, сконструированным не для людей, а для роботов.

Нил дожидается меня в лобби, доедая миску пустой овсянки и прихлебывая капустный шейк.

– Слушай, – говорит Нил, – а у тебя в номере биометрический замок?

– Нет, только карта-ключ.

– А мой должен узнавать меня в лицо, но он меня не впускает.

Нил хмурится.

– Наверное, распознает только белых.

– Продай своему другу софт понадежнее, – советую я. – Расширяйся в гостиничный бизнес.

Нил закатывает глаза.

– Ага. Не думаю, что мне хочется еще куда бы то ни было расширяться. Я тебе говорил, что получил письмо от Национальной безопасности?

Вот так номер. Не по поводу ли Бурчалы? Да нет, это смешно.

– В смысле, типа, недавно?

Нил кивает.

– Они хотят приложения для распознавания разных типов телосложения под плотной одеждой. Типа паранджи и в этом духе.

Ф-фу, пронесло.

– Будешь писать?

Нил морщится.

– Ни за что. Даже не будь идея столь мерзкой – а она мерзкая, – у меня и без них полно работы.

Он потягивает коктейль, и по соломинке вверх ползет ярко-зеленый цилиндр.

– Ты же такое любишь, – бросаю я. – Гнаться аж за пятью зайцами сразу.

– Ну да, за пятью, – говорит Нил. – Но не за целым же стадом зайцев. Чувак, у меня нет партнеров. Нет специалистов по развитию. И сам я давно не делаю ничего интересного!

Нил имеет в виду код – или сиськи, не уверен.

– Если честно, чего мне на самом деле хочется, так это быть ВК.

Нил Ша, венчурный капиталист. В шестом классе мы о таком не мечтали.

– Так за чем дело стало?

– Хм, ты, наверное, переоцениваешь прибыль от «Анатомикс», – отвечает Нил, подымая брови. – Это совсем не Гугл. Чтобы стать ВК, нужно до хера К. А у меня есть лишь несколько контрактов на пятизначные суммы с производителями видеоигр.

– Ну, и киностудии, верно?

– Ш-ш, – отвечает Нил, окидывая холл взглядом, – Про это никто не должен знать. Там такие серьезные бумаги, чувак.

Пауза.

– Бумаги за подписью Скарлетт Йохансон.

Мы едем в подземке. Ответ от Бурчалы пришел после завтрака, и он был следующим:

бурческоп 3к ждет вас на Джей-стрит, 11, в Дамбо.

спросите особый «хогвартс». но без грибов.

Это, наверное, самое обалденное письмо из всех, что падали в мой ящик. Шпионская явка, и мы с Нилом сейчас туда едем. Мы назовем условную фразу и получим взамен книжный сканер для спецопераций.

Поезд качается и дребезжит в тоннеле под Ист-Ривер. В окнах чернота. Нил, положив ладонь на поручень над головой, говорит:

– Точно не хочешь пойти в бизнес? Ты бы мог поднять проект с паранджой.

Он лыбится и поднимает брови, и я понимаю, что он говорит всерьез, по крайней мере про развитие.

– Я однозначно худший кандидат на развитие твоего бизнеса, – отвечаю я. – Гарантирую. Тебе пришлось бы меня уволить. Я бы все развалил.

Я не шучу. Пойти работать к Нилу – значит сломать саму основу нашей дружбы. Он стал бы Нил Ша, босс, или Нил Ша, бизнес-наставник – а вовсе не Нил Ша, владыка подземелий.

– Я бы тебя не уволил, – говорит Нил. – Просто понизил бы.

– Куда, в подмастерья Игорю?

– У Игоря подмастерье уже есть. Дмитрий. Суперумница. Тебя можно было бы определить в подмастерья к Дмитрию.

Не сомневаюсь, этому Дмитрию шестнадцать. И этот разговор мне не по нутру. Я меняю тему:

– Эй, а как насчет самому снимать фильмы? – спрашиваю я. – Показать всю мощь Игоревых жвал. Основать новый Пиксар.

Нил кивает, потом молчит с минуту, обдумывая услышанное. Наконец:

– Я бы со всей душой. Будь у меня знакомый режиссер, я бы нанял его немедля.

Нил задумывается.

– Или ее. Только если это будет она, я бы, наверное, финансировал ее через свой фонд.

Точно: фонд Нила Ша для женщин-художниц. Налоговое убежище, открытое по рекомендации ушлого бухгалтера из Силиконовой долины. Нил попросил меня сделать временный сайтик, чтобы все выглядело более-менее официально, и этот сайтик поныне остается вторым по депрессивности из моих творений. (На верхней ступеньке по-прежнему ребрендинг «НовоБублика» под Старый Иерусалим.)

– Так найди режиссера, – говорю я.

– Вот ты и найди, – парирует Нил.

Ну точно в шестом классе. Потом в его глазах вспыхивает какая-то мысль:

– Вообще-то… точняк. Да. В обмен на финансирование этого приключения, Клеймор Краснорукий, я прошу тебя об этой услуге.

И низким голосом владыки подземелий:

– Ты найдешь мне режиссера.

Мой телефон выводит нас к нужному дому в Дамбо. Это тихая улица, идущая вдоль реки, рядом с огороженной площадкой, заставленная трансформаторами высокого напряжения. Здание темное и узкое, даже хуже, чем у Пенумбры, и куда менее ухоженное. Судя по виду, недавно здесь был пожар: от дверного проема тянутся вверх длинные черные ожоги. Дом выглядел бы заброшенным, если бы не две детали. Во-первых, широкий виниловый баннер, криво растянутый на фасаде и сообщающий: «Пирожки на ходу». Во-вторых, тянущийся откуда-то теплый запах пиццы.

Внутри полный бардак – да, пожар определенно был, – но воздух плотный и ароматный, напичканный углеводами. У входа садовый стол, на нем щербатый кассовый аппарат. А дальше стайка краснощеких подростков суетится в наскоро обустроенной кухне. Один неловко крутит над головой тесто; другой шинкует помидоры, лук и перец. Еще трое просто стоят, болтают и смеются. Позади них высокая печь для пиццы, голый покореженный металл с широкой синей полосой посередине. У печи есть колеса.

Из пластиковых колонок гремит музыка: какие-то щелкающие трели, мелодия, которую, я подозреваю, слышало не больше тринадцати человек во всем мире.

– Что для вас приготовить, ребята? – кричит сквозь музыку один из подростков. Впрочем, на самом деле он, возможно, и не подросток. Вся здешняя команда пребывает в безусой переходной поре: наверное, ходят в художественный колледж. Наш собеседник одет в белую футболку с Микки-Маусом, вооруженным автоматом Калашникова и устрашающей миной.

Ладно, теперь бы не ошибиться.

– Один особый Хогвартс, – кричу я в ответ.

Микки-партизан коротко кивает.

Я добавляю:

– Но без грибов.

Пауза.

– Грибов не надо.

Пауза.

– Пожалуй.

Но Микки-партизан уже отвернулся, советуется с товарищами.

– Он тебя услышал? – шепчет Нил. – Мне пиццу нельзя. Если нам в итоге правда всучат пиццу, то миссия по ее употреблению ляжет на твои плечи. Не давай мне ни кусочка. Даже если я буду просить.

Он замолкает.

– А я, наверное, буду.

– Привяжи себя к мачте, – говорю я. – Как Одиссей. – Или капитан Кровавые Ботфорты, – добавляет Нил.

В «Хронике поющих драконов» ученый гном Кочедыга убеждает экипаж «Звездной лилии» привязать капитана Кровавые Ботфорты к мачте, когда тот попытался перерезать горло поющему дракону. Так что да. Капитан Кровавые Ботфорты.

Микки-партизан возвращается с коробкой. Что-то быстро.

– С вас шестнадцать пятьдесят, – объявляет он.

Погодите-ка, я что-то сделал не так? Или это розыгрыш? И Бурчала отправил нас искать ветра в поле? Нил подымает брови, но вынимает хрустящую двадцатку и подает малому. Взамен мы получаем коробку для пиццы размера супермакси, с расплывшимся синим штампом «Пирожки на ходу».

Коробка не горячая.

За порогом на улице я вскрываю ее. Внутри аккуратные стопки толстого картона, все длинные плоские выкройки с прорезями и язычками, где они должны соединяться. Это Бурческоп, в разобранном виде. Края дочерна обожжены. Эти листы кроили лазерным резаком.

На внутренней стороне крышки толстым маркером начертано послание от Бурчалы, его ли собственной рукой или кем-то из его бруклинских вассалов, я никогда не узнаю:

На обратном пути мы заглядываем в полупиратскую лавку электроники и прикупаем две дешевые цифровые мыльницы. Оттуда бредем пешком в «Нортбридж» по улицам Нижнего Манхэттена. Нил несет коробку, а я – пакет с двумя фотоаппаратами. У нас есть все, что нужно. Мануций будет нашим.

Город соткан из световых пятен машин и рекламы. Под светофорами, переключающимися на желтый, сигналят такси; очереди покупателей, позвякивая, двигаются вверх и вниз по Пятой. На каждом углу небольшое столпотворение, смех, сигареты, прилавок с кебабами. Сан-Франциско хороший город, и он прекрасен, но в нем никогда не бывает столько жизни. Я вдыхаю поглубже – воздух прохладный и терпкий, с запахом табака и мяса неизвестного происхождения – и вспоминаю, как Корвина говорил Пенумбре: можешь тратить оставшееся время где-нибудь еще. Боже мой. Бессмертие в выложенных книгами катакомбах под землей или смерть здесь, среди всего этого? Я выбираю смерть и кебаб. А что Пенумбра? Он тоже, как ни странно, кажется скорее человеком мира. Я вспоминаю магазин, его широкие витрины. Вспоминаю первую фразу, с которой Пенумбра обратился ко мне: «Что вы ищете на этих полках?» – произнесенную с широкой приветливой улыбкой.

Корвина и Пенумбра когда-то были друзьями: я видел фотографию-свидетельство. Корвина, видимо, был тогда совсем другим… на самом деле, буквально другим человеком. В какой момент ты осознаешь этот рубеж? Когда именно приходится давать человеку другое имя? Прости, нет, ты больше не можешь оставаться Корвиной. Ты теперь Корвина 2.0 – сомнительный апгрейд. Я вспоминаю молодого человека на старом фото, подымающего большой палец. Неужели он исчез насовсем?

– Серьезно, лучше бы режиссер был женщиной, – говорит Нил. – В самом деле. Нужно больше вливать в этот фонд. Я выдал только один грант, и то своей двоюродной сестре Сабрине.

Он умолкает, потом продолжает.

– А это, думаю, незаконно.

Пытаюсь вообразить Нила через сорок лет: лысого, в костюме, совсем иного. Пытаюсь увидеть Нила 2.0 или Нила Ша бизнес-наставника – Нила, с которым я больше не смогу дружить, – но просто не могу такого представить.

Вернувшись в «Нортбридж» я с удивлением обнаруживаю Кэт и Пенумбру, сидящих на низких диванчиках и увлеченно беседующих. Кэт вдохновенно жестикулирует, а Пенумбра, улыбаясь, кивает, его синие глаза горят.

Подняв на нас взгляд, Кэт улыбается.

– Пришло новое письмо, – объявляет она.

И замолкает, но по ее лицу пробегают судороги, будто она не в состоянии держать все в себе:

– ПМ расширяют до ста двадцати восьми человек, и я среди них!

Ее микромускулы вибрируют, и она почти выкрикивает:

– Меня выбрали!

Мой рот слегка приоткрывается. Кэт вскакивает и обнимает меня, я отвечаю на ее объятие, и мы танцуем, описывая небольшой круг по ультрамодному лобби отеля.

– Ну и что это вообще означает? – спрашивает Нил, кладя коробку для пиццы.

– Наверное, то, что наш побочный проект получит теперь кое-какой административный ресурс, – говорю я, и Кэт вскидывает руки вверх.

Отпраздновать победу Кэт вся наша четверка усаживается у барной стойки, облицованной квадратиками матово-черных микросхем. Мы седлаем высокие табуретки, и Нил заказывает всем по стаканчику. Я потягиваю какой-то коктейль под названием «Синий экран смерти», который и в самом деле ярко-синего цвета, с ярким светодиодом, моргающим внутри одного из ледяных кубиков.

– Так, значит, теперь ты, собственно говоря – одна сто двадцать восьмая Президента Гугла? – спрашивает Нил.

– Не совсем так, – отвечает Кэт. – Президент у нас тоже есть, но Гугл слишком сложная машина, чтобы управлять ею в одиночку, так что выручает Проектный Менеджмент. Ну, знаешь… нужно ли выходить на тот рынок, нужно ли покупать вот эту фирму…

– Чувак! – обращается к ней Нил, соскакивая с табурета. – Купи меня!

Кэт смеется.

– Не уверена, что трехмерные сиськи…

– Да не только сиськи! – восклицает Нил. – Мы делаем все тело. Руки, ноги, дельтовидные, все что хочешь!

Кэт молча улыбается и прихлебывает свой напиток. Пенумбра крутит в руках широкий стакан с тяжелым дном, на палец наполненный золотистым скотчем. Оборачивается к Кэт.

– Дитя мое, – спрашивает он, – как вы думаете, через сто лет Гугл еще будет существовать?

Кэт секунду молчит, затем уверенно кивает.

– Думаю, будет.

– Знаете, – продолжает Пенумбра, – один довольно знаменитый член нашего братства близко дружил с молодым человеком, основавшим компанию с подобным уровнем притязаний. И он говорил точно так же.

– Какую компанию? – любопытствую я. – Майкрософт? Эппл?

А вдруг Стив Джобс путался с неразрывниками? Не потому ли шрифт Gerritszoon установлен на каждом маке… – Нет, нет.

Пенумбра качает головой.

– Это была компания Стандарт Ойл.

Он улыбается: поймал нас. Болтает виски в стакане и говорит:

– Вы сумели пробраться в сюжет, который развивается уже очень долго. Иные из нашего братства сказали бы, что ваша компания, дитя мое, ничем не отличается от остальных, создававшихся прежде. А некоторые сказали бы, что за пределами Каптала никто и никогда не был нам нужен.

– Некоторые типа Корвины, – замечаю я.

– Да, Корвина, – Пенумбра кивает. – И другие тоже.

Он окидывает взглядом нашу троицу – Кэт, Нила, меня – и тихо продолжает:

– Но я рад, что на моей стороне вы. Не знаю, понимаете ли вы, насколько это будет историческое дело. Методы, разработанные нами за столетия, в союзе с новейшими инструментами… Я верю, у нас получится. Я это чувствую.

Втроем – Нил читает инструкции с моего ноута, а Пенумбра подает детали – мы в первый раз собираем Бурческоп-3000. Части вырезаны из гофрированного картона, и когда щелкаешь по нему пальцем, получается довольно громкий хлопок. Сцепленные, как предусмотрено, они образуют необъяснимо прочную конструкцию. Она состоит из наклонной подставки для книги и двух стрел над ним, в каждой – хитрое гнездо для фотика – по одному на каждую страницу книжного разворота. Аппараты присоединены к моему ноуту, на котором сейчас запущена программа «Бурческан». Программа, в свою очередь, сбрасывает изображения на винчестер, матово-черный терабайтник, встроенный в тонкую коробочку для игральных карт. Коробочка – элегантная озорная деталь от Нила.

– А кто, напомни, придумал эту штуку? – спрашивает он, прокручивая инструкцию.

– Чувак по прозвищу Бурчала. Он гений.

– Я бы его взял на работу, – замечает Нил. – Хороший программист. Выдающееся чувство пространственных соотношений.

Я открывают свой «Перечень птиц Центрального парка» и укладываю в сканер. Конструкция Бурчалы не очень похожа на гугловскую – тут нет паучьих манипуляторов для листания, и эту часть работы приходится выполнять вручную, как и нажимать фотоспуск – однако она работает. Ширк, пых, чпок. Миграционный маршрут странствующего дрозда улетает на замаскированный винчестер. Потом я разбираю сканер обратно на плоские картонки, а Кэт засекает время. Сорок одна секунда.

С этой приблудой за плечом я сегодня чуть за полночь вернусь в Читальный Зал. Он будет целиком в моем распоряжении. Со всей возможной поспешностью и скрытностью я отсканирую не одну, а две книги, и покину место действия. Декл предупредил, чтобы я управился и смылся, не оставив следов, до первого света.