61
Доктор Сидни Фольстом закрыла последнюю емкость, всего их было девять, и они стояли на кафеле возле прозекторского стола; в каждой из них находилось погруженное в десятипроцентный раствор формалина ужасное содержимое. От 30 до 80 миллиграммов печени, сердца, образцы крови, мочи и всего остального, что было необходимо для токсикологического и патолого-анатомического исследования post mortem.
Один из ассистентов пришел сообщить доктору и инспектору Бролену о том, что копии рентгеновских снимков готовы для использования полицейскими. Большая часть тела Камелии была обожжена, поэтому трудно было изучать его невооруженным глазом. В этом случае более эффективным оказался рентгенограф: необходимо было найти следы, скрытые под ожогами; с целью выиграть время был применен глянцевый увеличитель, подключенный к принтеру. С его помощью можно было быстро осмотреть все тело целиком и получить снимки наиболее интересующих участков. Этот метод не позволил сильно продвинуться вперед, однако помог установить, что женщина была убита не из огнестрельного оружия. Шея Камелии настолько обуглилась, что вместо рентгеновского аппарата пришлось использовать сверхчувствительный факситрон, чья пленка позволила получить изображения лучшего качества: это касалось гортани, костей ключицы, зубов… Он показал, что следы удушения — повреждения щитовидной железы — отсутствуют. Иначе говоря, смерть наступила по иной причине.
Заключение судмедэксперта было следующим: объект скончался в результате большой потери крови, наступившей вследствие восьми — двенадцати ножевых ранений, глубокие ожоги мешали установить точное число ран, нанесенных холодным оружием, кроме того, женщина умерла прежде, чем ее тело попытались сжечь.
Получив эти мрачные сведения, Бролен покинул портлендский морг и направился к себе в кабинет. Оттуда он позвонил Джульет; как и раньше, утром, они обменялись лишь несколькими фразами, однако Бролену показалось, что его звонок пошел ей на пользу. Им обоим стало немного легче.
По телефону, электронной почте, проникнув в холл здания Главного полицейского управления и к выходу на автостоянку, на него целый день охотились журналисты в слабой надежде вырвать у инспектора хотя бы незначительный комментарий, но Бролену удалось избежать встречи с ними. Полиция не сделала никаких официальных заявлений о связи между убийством Камелии и двумя предыдущими преступлениями, совершенными Призраком Лиланда, однако пресса очень быстро разнюхала, что на место преступления выезжал инспектор Бролен, и обрадовалась. Вокруг уже начали поговаривать о третьей жертве Призрака, теперь вся история тянула на «серию», поскольку сам этот термин предполагает наличие минимум трех жертв. Правда большинство агентов ФБР, работающих в отделе по изучению поведения в Куантико, уже после первой жертвы способны сказать, имеют ли они дело с serial killer, и Бролен, учитывая его образование, тоже сделал подобные выводы. Еще анализируя убийство Аниты Пасиека, он понял, что речь идет о ритуальном убийстве, и манера совершения преступления указывает на то, что действовал здесь «серийник». Тогда, впрочем, инспектор не рискнул сделать подобное предположение вслух, однако в глубине души опасался, что Анита не первая жертва Убийца выказал стремление действовать, реализуя сложный сценарий; с особым тщанием он готовил сцену будущего преступления, что свидетельствовало о его криминальных наклонностях. Чем больше длилось расследование, тем больше Бролен проникался уверенностью, что убийца был всего лишь орудием в чьих-то руках. Тот, кто управлял им, Ворон, был гораздо опаснее — хитрый социопат, для которого преступления, по-видимому, стали чем-то привычным.
А потом убийства стали множиться.
Чем больше «серийник» находится на свободе, тем сильнее в нем становится желание убивать. Сначала он сомневается, пытается понять, что значит для него «убить человека», и зачастую проходят целые месяцы, прежде чем он повторяет свою попытку. Но со временем он начинает убивать чаще, стремясь при этом полностью реализовать свои бредовые фантазии, проникается все большей уверенностью в собственной безнаказанности. Промежуток между убийствами сокращается от нескольких месяцев до нескольких недель и даже дней. В данном случае за две недели было совершено три убийства, что позволяло сделать следующий вывод: убийца вошел во вкус и принялся сеять смерть с головокружительной быстротой. Впрочем, было не исключено, что он убивал и раньше, но об этом никто до сих пор ничего не знал; в любом случае промежутки между теми, неизвестными, преступлениями наверняка были намного больше, чем сейчас.
В соответствии с существующими правилами, Бролен отправил запрос в VICAP. Он заполнил пятнадцатистраничную форму, позволявшую детально описать преступления; далее установленный в одном из офисов ФБР мощный компьютер должен был обработать полученную информацию. Если где-либо на территории Соединенных Штатов было совершено похожее убийство, зафиксирован похожий почерк, оба дела, прошлое и нынешнее, автоматически сопоставлялись. Тщательный анализ позволял избежать случайных совпадений; даже если оба преступления были совершены в разных уголках страны и не попадали под юрисдикцию одного управления, компьютеру это не мешало сравнивать их и делать точные выводы. Бролен старательно ответил на все 189 вопросов и сразу же отправил заполненную форму по назначению. Время на обработку запроса могло растянуться на несколько недель, учитывая, что компьютеру необходимо было обработать 5849 случаев насильственных смертей.
Ответ пришел вечером в среду, 13 октября. Бролен порадовался, что ему удалось получить результат так быстро, учитывая всю сложность функционирования административной системы в США.
Однако радость быстро сменилась разочарованием. Способ совершения преступных действий позволял вспомнить некоторые другие случаи, однако почерк оказался оригинальным: был еще только один преступник, действовавший аналогичным образом. Агент, обрабатывавший запрос Бролена, обратил внимание инспектора на поразительное сходство между нынешними преступлениями и жестокими убийствами, совершенными год назад Лиландом Бомонтом.
По крайней мере, у Бролена появилось доказательство, что убийца не совершал других преступлений на территории Соединенных Штатов, конечно, если он не изменял при этом почерк. Чисто теоретически это было возможно. Человеческое существо не создано для убийств, причинения страданий и насилия; когда оно переходит границы, то начинает по-своему агонизировать, и так день за днем. Чтобы человек превратился в монстра, он должен пройти через несколько этапов; но начинает он убивать только в тот момент, когда импульсы смерти у него внутри становятся слишком сильными, почти невыносимыми. Тогда он реализует схему, которую оттачивает до совершенства, очень долго вынашивает в голове и столько раз мысленно повторяет ее, что она становится его наваждением, толкающим на самое первое убийство. И возникает порочный круг. Отныне убийца не может отступить от своей схемы, превозмочь желание убивать: лишь воплощая свои фантазии, он может справиться с собственным страхом и в полной мере испытать наслаждение. Изменить своим фантазиям, сменить почерк означает изменить свое «я», разом зачеркнуть все, что заставляло убивать, а это попросту невозможно.
Поэтому убийца, как правило, не может сменить почерк. По крайней мере, если только все они были корректно описаны и правильно занесены в базу данных.
Ошибки все же случаются. Не все полицейские управления страны сотрудничают с ФБР и прибегают к помощи VICAP.
Но была и другая вероятность.
В нее Бролен отказывался верить, потому что она выглядела слишком нереальной. Почерк принадлежал одному и тому же человеку, и этот почерк был слишком узнаваемым.
Лиланд Бомонт.
Если сам Ворон являлся убийцей или был им когда-то, более идеальной кандидатуры подозреваемого, чем Лиланд Бомонт, не найти.
Ни одна другая версия не выглядела такой стройной. Расчетливый садист и умеющий манипулировать другими человек, Ворон великолепно знал почерк Палача потому, что он сам был им! Нет! Это невозможно. Мертвые не убивают.
Бролен повторил эту фразу несколько раз, словно заклиная свой собственный ужас.
Однако, когда в семь вечера Салиндро зашел к нему в кабинет, инспектор все еще дрожал.
* * *
Ларри Салиндро открыл было дверь автомобиля, но снова захлопнул ее, спрятавшись в салоне.
— Улыбнись, нас снимают, — прокомментировал он, указывая на фотографа, нацелившего на них объектив из соседней машины.
Бролен не обратил на это внимания и сделал Салиндро знак опять открыть дверь.
Он хотел вернуться в дом Камелии именно сейчас, потому что ровно сорок восемь часов назад туда пришел убийца.
Все произошло недавно, и в воздухе почти ощущались флюиды ужаса.
Бролен вошел первым и сразу же стал подниматься на второй этаж, Салиндро шел за ним по пятам. Инспектор пересек спальню и, щелкнув выключателем, замер на пороге ванной комнаты. На полу мелом был нарисован силуэт, плитки частично покрывал черный слой копоти, в воздухе висел устойчивый запах горелой плоти.
— Ты действительно думаешь, что это сделал наш парень? — не смог удержаться от вопроса Салиндро. — Я хочу сказать, это совсем не похоже на него, обычно он не играет с огнем. Ему нравится, когда все видят то, что он сделал, ему надо шокировать публику; почему же теперь он решил с помощью огня убрать все следы учиненной им резни? Нельзя полностью отметать предположение, что это мог сделать какой-то другой чокнутый, как ты считаешь?
— Нет. Это он. Джульет рассказала, что Ворон звонил ей.
— Знаю, но он ведь не сказал ничего конкретного. Это вообще мог быть любой псих! Само собой, здесь ты — специалист по поведению преступников, но не кажется ли тебе, что тут слишком много несовпадений с его обычной манерой? Он не стал готовить сцену и, закончив, сжег тело. Ладно, на лбу действительно опять оказалась кислота, но на этом сходство заканчивается. Знаешь, о чем я думаю?
Бролен шагнул вперед.
— Меня просто ужас охватывает! Мне кажется, это какая-то секта. А почему бы и нет? Может, их несколько — группа сумасшедших во главе с гуру, у каждого свой способ действия… и каждый убивает… на свой манер.
Бролен обошел нарисованный мелом на полу силуэт и встал возле раковины. Большое зеркало, висевшее над ней, разбилось на несколько фрагментов, и то, что еще оставалось на стене, было настолько сильно замазано слоем средств по уходу за телом, что невозможно было ничего разглядеть.
— Ему не нравится видеть свое отражение. Если он разбил зеркало, прежде чем совершил убийство, могу поспорить, у него есть какой-то физический изъян, возможно, что-то с лицом. Если же он совершил это post mortem, значит, он испытывает угрызения совести, хотя бы минимальную вину, следовательно, моя теория, касающаяся манипулирования им, справедлива.
— Почему?
Бролен облокотился о край раковины и приблизил лицо к замазанной поверхности.
— Потому что он — слабое и впечатлительное существо. Он страдал и продолжает страдать, но кто-то другой, его хозяин, давит на него, каким-то образом управляет им, знает о фантазиях своей «марионетки» и умеет их использовать для достижения собственных целей и воплощения в жизнь своих желаний. Убийцу же раздирают противоречия: он должен выполнять приказы и убивать, чтобы наконец-то испытать наслаждение, но в глубине души он знает, что поступает плохо. Тем не менее он все равно продолжает действовать, и Ворон умело разжигает в нем пламя похоти.
Салиндро проворчал что-то невнятное.
— Это всего лишь предположение, — закончил Бролен, опускаясь на пол в том месте, где накануне вечером еще лежало тело.
Небо очистилось от туч, и на светлых плитках блестел лунный свет. Бролен выглянул в окно. У него была своя версия о том, насколько время совершения очередного убийства зависит от фаз луны, порой ему казалось, что в этом есть элемент мистики; правда, сейчас короткие промежутки между каждым следующим убийством делали его теорию безосновательной. К тому же в вечер убийства Камелии небо было затянуто тучами, полностью скрывавшими луну.
Бролен коснулся пальцем следов, оставленных пламенем на полу.
Что тебя заставило изменить способ действия? Наверняка в этом есть своя логика. Зачем в этот раз ты ее сжег?
Инспектор тщательно изучил два предыдущих убийства, проанализировал каждую деталь, выстроил хронологию смены эмоций у преступника, попытавшись представить себя на его месте. В случае с третьей жертвой появилось много дополнительных данных, и Бролен теперь мог снова ощутить себя преступником, прочувствовать то же самое.
Инспектор сосредоточился. Две недели подряд он собирал информацию, приводил ее в порядок в своей голове, анализировал. И вот теперь настой готов, самое время тщательно взболтать его.
— Ларри, пожалуйста, подожди меня в машине.
Салиндро ничем не выдал своего удивления: он знал коллегу и друга и не стал ничего говорить вслух. Бролен взял его с собой, не сомневаясь, что Ларри всегда поддержит его в трудную минуту. Салиндро был настоящим партнером, умевшим разделять чужие чувства и мысли, Менее чем через час они снова встретятся. А сейчас Бролену, потрясенному случившимся, необходимо было, оставшись наедине с собой, разложить «по полочкам» свои мысли, проверить некоторые предположения.
Когда Салиндро пошел вниз, Бролен начал вспоминать все детали, связанные с убийством Камелии Маккой. Он вновь представил себе сцену преступления такой, какой она была в момент обнаружения тела; прокрутил в голове комментарии парней из лаборатории, мысленно пробежал глазами результаты вскрытия. Сейчас он уже в общих чертах представлял, что именно произошло в тот вечер.
Правда, лишь на уровне фактов.
Теперь ему нужно было применить метод эмпатии, дабы понять, что произошло здесь на уровне эмоций.
В течение нескольких секунд инспектор стоял возле задней двери, ощущая ночной холод.
Он не оставил ни одного отпечатка, значит, он, как обычно, был в перчатках.
Бролен вытащил из кармана пару перчаток, которые взял взаймы у Терри Пеннондера, своего коллеги, всегда надевавшего их, собираясь сесть за руль.
«Я стою перед дверью кухни. Я только что надел перчатки, и от их прикосновения к своей коже я чувствую себя увереннее. Этот жест для меня становится знаком обретения могущества, я проделываю его в третий раз. Мне приятно чувствовать, как мои пальцы погружаются в ткань подкладки, волоски на руках дрожат.
Дверь быстро открывается, войти внутрь не проблема. На первом этаже темно, свет проникает сюда сверху, поэтому я знаю, что никакой опасности тут быть не может. Знаю, где она, чувствую ее, а она даже не подозревает, что мой взгляд устремлен на нее через стены, что я уже здесь. У нее».
Бролен пересек гостиную и направился к лестнице. Дом был погружен в темноту. Свет горел лишь в ванной комнате, но снизу его почти не было видно. Ночные тени просачивались через окна гостиной, огромными чернильными пятнами ложились на стены и пол. Было сложно двигаться вперед, не рискуя задеть ногой что-нибудь из мебели, поэтому Бролен вытащил карманный фонарик и зажег его, направив луч света прямо на пол перед собой.
«Фонарь — продолжение моих глаз. Я вижу то, что его свет выхватывает из темноты».
Он поставил ногу на первую ступеньку и закрыл глаза.
«Напряжение растет, я уже совсем близко от нее, почти могу коснуться ее рукой. Как только я поднимусь наверх, все ускорится, а я хочу, чтобы это мгновение растянулось, чтобы оно длилось как можно дольше».
Бролен посветил вокруг себя в поисках каких-либо следов — возможно, убийца стоял здесь в течение нескольких минут, прислушиваясь к жизни наверху. Ничего. Зная, что последовало за этим, Бролен попросил коллег быть в доме как можно более аккуратными и постараться не оставлять лишних следов в тот вечер, когда обнаружили тело. И не допускать к месту преступления людей, которые невольно могли бы уничтожить здесь все улики. Но, несмотря на предосторожности, было маловероятно, что какой-нибудь след остался на лестнице — ею все равно пришлось пользоваться достаточно часто. Бролен продолжил подниматься.
«С каждой ступенькой мое сердце бьется все сильнее. Член приятно покалывает, я чувствую возбуждение, ненависть и страх одновременно. Член твердеет, это было бы почти невозможно в нормальной ситуации, и я испытываю одновременно удовольствие и раздражение. Последняя ступенька.
В тонком луче фонаря коридор кажется бесконечным. Дверь спальни приоткрыта, я уже вижу слабый отблеск света, пробивающийся из ванной комнаты и падающий на ковер. Я выключаю фонарь. Она совсем близко. Мое сбивчивое дыхание наполняет воздух, это — единственный знак моего присутствия. До моих ушей долетает плеск воды, и я вижу ее, голую, в ванне. Удары сердца отдаются в моем напряженном члене. Перчатки едва поскрипывают, когда я осторожно открываю дверь. Обожаю этот звук скрипящей кожи.
И вот она уже передо мной. Влажное тело лежит в горячей воде, груди плавают на поверхности, как шары, бедра блестят, аккуратно подстриженные волосы лобка слегка колышутся в воде. И тут она сразу же, слишком быстро, намного быстрее, чем мне бы хотелось, замечает меня, и я в порыве бешенства перестаю различать ее лицо. Я мог бы стоять здесь, глядя на нее бесконечно долго, но она не оставляет мне выбора. И вот я уже над ней, изо всех сил бью ее по лицу, на ее челюсти появляется след от удара, но от этого она не умирает. Она всего лишь не может пошевелиться, сползает вниз по стенке ванны и на белой поверхности остаются капельки воды. Ей не хватило времени закричать: острым лезвием ножа я протыкаю ее левое легкое. Ее грудь, на которую я хотел бы смотреть так долго, нежно прикасаясь к ней, проткнута насквозь, и, когда я вытаскиваю стальное лезвие, жир растекается по воде. Раз. Два. Три. Мой член так напряжен, что упирается в ткань брюк; сердце стучит изо всех сил, я вздрагиваю от слишком мощной порции адреналина, у меня сбивается дыхание. Еще. Еще. Еще. Капельки воды на стенах смешиваются с капельками крови. Кровь течет намного быстрее, оставляя длинные розовые следы».
Бролен живо представил себе сцену преступления, информация, изложенная в отчетах, превратилась в реальность, он явственно слышал крики, стоны, удары. Он почти не замечал, что, представляя происходившее здесь, с трудом сдерживал рыдания и сжал зубы с такой силой, что едва не стер эмаль.
Он видел, как его нож более десяти раз погрузился под кожу Камелии. Ощутил, как ее тело подает на пол с ясно различимым стуком — это ее голова ударилась о кафель. На сей раз ему не удалось выплеснуть наружу свое желание. Когда он раздвинул жертве ноги, она уже агонизировала.
Да, в этот раз он не стал уродовать ее влагалище, не дал волю своему раздражению и бешенству. Он начал не спеша тереться о жертву и через какое-то время достиг наслаждения.
Он кончил на нее!
Потому-то он ее и сжег! Кончил, оставив слишком заметный след, и ему пришлось стереть его с помощью огня!
Мозг Бролена почти закипел, он больше не замечал остатки мела на полу, он видел лишь обнаженное, истекающее кровью тело Камелии. Вспомнил про две бутылки виски, которые нашел в мусорной корзине на кухне один из сотрудников лаборатории. Сначала убийца не собирался сжигать тело, и поэтому ему пришлось использовать то, что он нашел в доме. Да, именно так все и случилось: он выпустил ситуацию из-под контроля, и его охватила паника. И тут в нем опять стало расти невероятное возбуждение; само собой, он не собирался останавливаться после первого раза, Желание было просто невыносимым. И он понял, что снова может это сделать!
Но и про пентакль забывать не следовало, нужно было обезопасить себя от души своей жертвы. Он вырезал символ при помощи ножа и затем удалил его, воспользовавшись кислотой. Жаль, ему не хватило кислоты, чтобы облить тело целиком — это значительно облегчило бы задачу. Надо было найти что-то, что помогло бы скрыть следы, и в поисках горючего он вышел из ванной.
Желание внутри по-прежнему оставалось очень сильным, все произошло слишком быстро, и тогда он не владел собой — что-то новенькое для него. Теперь он хотел повторить это вновь, прямо сейчас. Почувствовал легкое бешенство, оттого что все произошло так быстро и он не успел насладиться.
Бролен бесшумно вышел в спальню. Он почти достиг коридора, когда вдруг остановился.
Справа от двери у стены стоял черный шкаф. Но главное, на его дверце висело большое зеркало, в котором отражалась кровать.
С того места, где он находился, Бролен видел кровать и ноги Камелии крупным планом; взгляни убийца в зеркало, он наверняка увидел бы то же самое.
Кровать и обнаженное тело Камелии. Все, как у людей.
На постели не было крови; ее внимательно исследовали при помощи «полилайта» на наличие следов и ничего не нашли. Значит, тело на нее он не клал.
Бролен подошел к шкафу и медленно отодвинул створку. Представил себе, как тело Камелии тоже скользнуло вбок в зеркале, и сразу же уперся взглядом в полки с одеждой.
Футболки, бюстгальтеры, свитера и маленькая полочка с самыми интимными вещами. Там царил абсолютный беспорядок. Все остальное было тщательно отутюжено, заботливо разложено стопками, и только трусики лежали как попало. В принципе, в этом не было ничего необычного, такое можно часто увидеть в шкафу у многих женщин, однако что-то в этом беспорядке привлекло внимание Бролена. Не снимая перчаток, он начал неторопливо раскладывать белье, освещая лучом фонаря каждый сантиметр ткани. Ему в голову пришла одна мысль. Убийцу переполняло желание, и ему хотелось испытать еще большее наслаждение. И он получил его, обнаружив нижнее белье в шкафу. В свете фонаря появилось крошечное пятнышко, потом — на тех же трусиках — еще одно. И наконец, Бролен обнаружил волосок, зацепившийся за застежку бюстгальтера.
Убийца терся о белье. Он разложил его на кровати или на полу и не спеша мастурбировал, прижимая его к себе.
И гордясь собой или чувствуя себя слишком самоуверенным, он упустил из виду эту деталь.