Вечером того же дня известный уже нам коммивояжер с мышастой шевелюрой подкатил в своей темно-малиновой машине к невзрачному кирпичному доходному дому на одной из окраинных улиц Фарабона. У входной двери среди многих других табличек он увидел и ту, в которой сообщалось, что именно в этом доме, на втором этаже, у зубного врача Дугласа Раста могут получить срочное, полное и общедоступное исцеление от зубных недугов все, кто в этом нуждается. Табличка слишком изобиловала золотом, серебром и виньетками из эмали, чтобы свидетельствовать о солидной клиентуре. Нашему коммивояжеру такие вещи были понятней, чем многим другим: по характеру его службы он обязан был разбираться в вывесках.

Тем более поразило его, что в приемной доктора Раста, вопреки его предположениям, было полным-полно посетителей, терпеливо ожидавших своей очереди, несмотря на отчаянную духотищу. Не менее достойно было удивления и то, что среди всех, кто торчал в этой маленькой и весьма неприглядной приемной, не было ни одного человека с флюсом, с повязанной щекой или с тем особенным, неповторимо мученическим выражением лица, какое бывает только у людей, страдающих зубной болью. И, наконец, совсем уж непонятно было: нашего коммивояжера, человека изысканных манер и безукоризненно одетого, поначалу даже не пустили в приемную. Это так оскорбило господина Науна (так звали коммивояжера), что он, безусловно, ушел бы, не передав доктору Расту привета от его родителей, если бы не любопытство.

«Интересно, чем этот дантистишка привлек такую массу публики?» подумал он. И так как привлечение интереса публики составляло самую суть профессии господина Науна, то он позвонил еще и еще, пока снова не приоткрылась обшарпанная дверь. Экономка доктора Раста, обшарпанная не менее этой двери, высунула в просвет такой нос, что у самого неискушенного человека немедленно исчезали малейшие сомнения в ее пожизненном целомудрии, и спросила у господина Науна, сколько раз нужно ему повторять, что доктор сегодня больше никого принять не успеет.

– Да я не лечиться! – разозлился Наун. – Понимаете ли, милая моя барышня, я совершенно здоров!

– Там все здоровые! – отпарировала экономка и, наслаждаясь изумлением посетителя, хихикнула. Но дверь закрыть ей уже не удалось. Наун был опытным коммивояжером. Он попросту взял да и просунул в щель между дверью и косяком левую ногу и левую руку по самое плечо.

– Милая моя барышня, – произнес он в этой не совсем элегантной позе, но зато самым обольстительным голосом. – Со мною так не поступают. Доложите своему шефу, что его хочет видеть господин Наун проездом из города Кремп.

– Из города Кремп? – всплеснула сухими ладошками «милая барышня».

– Из города Кремп, – церемонно, насколько это позволяла занятая им позиция, поклонился господин Наун. – И что он, то есть я, привез ему письмо и устный привет от его родителей. Вам известно, надеюсь, что у доктора имеются престарелые родители в городе Кремп?

– Боже мой! – с чувством воскликнула экономка. – Кому же знать, как не мне, посвятившей жизнь их внукам и сыну! Вы их давно видели?

– И еще передайте доктору, что через несколько дней я поеду обратно и опять-таки через Кремп, – продолжал Наун, не удостоив ее ответом. – Чего же вы стоите? Идите и передайте. Я жду. – Он не спеша отвернул краешек новехоньких перчаток и с небрежным видом посмотрел на свои золотые (во всяком случае, никто бы их не отличил от золотых, кроме разве ювелира) наручные часы. – Я жду ровно одну минуту и ни секундой дольше.

– Ради бога, извините! – распахнула экономка дверь. – Я бегу и сейчас же доложу доктору. Какая радость, боже, какая радость! Он так переволновался за сегодняшний день! Присядьте, пожалуйста! Такая радость!..

Присесть было не на что. Но не прошло и полминуты, как из кабинета в развевающемся белом халате выбежал худенький, невысокий, весь в мать, доктор Дуглас Раст.

Они прошли вдвоем в столовую (в кабинете остался ждать пациент) и тут, присев на краешек стула, ибо он очень-очень спешил, господин Наун передал любящему сыну привет от его любящих родителей.

Доктор Раст был неподдельно счастлив.

– Значит, они живы? – в двадцатый раз переспросил он. – Самое главное, что они живы. Меня беспокоило землетрясение. Чума меня уже не так страшит: сделают предохранительные прививки, и все обойдется… Главное, что они живы. Ведь я вас правильно понял, они живы?

– Живы, – подтвердил растроганный коммивояжер. – Я с ними разговаривал вот так, как сейчас разговариваю с вами. Что же им передать? Я могу подождать, пока вы им черкнете несколько строк.

Доктор Раст еще больше расчувствовался и снова бросился пожимать Науну руку и заявил, что он уже послал родителям телеграмму (у него с сегодняшнего дня огромные связи), что на завтра ему обещали его новые влиятельные друзья телефонный разговор с Кремпом по военному телефону и что он очень-очень благодарен милому господину Науну. С его посещением он стал вдвойне счастлив, так как уже с утра сегодняшнего дня он, наконец, после долгих лет прозябания и неудач уверенно пошел по пути к богатству и славе.

И только тогда господина Науна осенило:

– Позвольте, позвольте, доктор! – вскочил он. – Так это вы и есть тот самый доктор Раст, который угадывает судьбы?.. Доктор Раст, о котором сегодня трубят во всех газетах?..

– Ну да… – Маленький дантист почему-то насупился. – Садитесь, пожалуйста, прошу вас.

– Очень, очень рад с вами познакомиться, доктор!

На сей раз инициатива по части сердечных рукопожатий перешла к господину Науну.

– Заходите, – несколько раз повторил на прощание доктор Раст. – Я вас от всей души приглашаю к себе запросто и в любое время.

«Запросто и в любое время! – все еще не мог прийти в себя господин Наун уже за рулем своей темно-малиновой машины. – Запросто и в любое время к самому доктору Расту!»

Мы не имеем возможности описывать все деловые удачи, которые в те дни имели место в Атавии благодаря неудачному залпу генерала Зова. Об удачах братьев Патоген и Андреаса Раста мы уже рассказали. Теперь поведаем о том, как неожиданно повезло фарабонскому дантисту Дугласу Расту и его бесплатному пациенту Симу Наудусу. Оба они происходили из города Кремпа и были близкими родственниками уже известных нам жителей этого города. Сим Наудус приходился старшим братом тому самому Онли Наудусу, с которым столь неожиданно судьба свела супругов Гросс.

Итак, о докторе Расте и большом бизнесе Сима Наудуса.

Истоки неожиданного, стремительного и быстротечного взлета карьеры маленького дантиста и его пациента восходили к 16 часам 30 минутам двадцать первого февраля. В этот тусклый и ненастный зимний вечер долговязый мрачный человек с рыжими, плохо подстриженными космами нерешительно постучался в дверь доктора Раста. В нем сравнительно легко можно было при желании узнать Сима Наудуса. Для того чтобы его желали узнавать все знакомые, ему не хватало сущей безделицы – работы. Те, кто все же помнил его по Кремпу, знали, что ему лет тридцать пять. Незнакомые давали ему пятьдесят. Можно поручиться, что если бы у него было поменьше детей и побольше денег, то он выглядел бы не старше своих лет, а возможно, и моложе. Но это уже из области предположений, а мы хотим писать лишь о том, что нам доподлинно известно. Он был одет… Впрочем, как может быть одет человек, который робко стучится к малознакомому дантисту с просьбой бесплатно утихомирить терзающую его зубную боль? Он так волновался, что даже забыл отряхнуться от снега, обильно покрывавшего его плечи и шляпу.

В приемной доктора Раста, как и всегда, не было ни души. Поэтому знакомая уже нам длинноносая экономка имела достаточно свободного времени, чтобы не только обратить внимание Сима Наудуса на его небрежность, но и сделать кое-какие обобщения насчет той значительной и отнюдь не худшей части человечества, которую она объединяла под жестким термином «шантрапа».

Но так как маленький дантист обладал куда более добрым и отзывчивым сердцем и еще большим количеством свободного времени, он без труда признал в пациенте земляка и только вздохнул, убедившись, что тот пришел в надежде на бесплатную медицинскую помощь.

– Ну что ж, – вздохнул он, – идемте, Наудус, посмотрим, что там такое творится в вашей полости рта…

Нет, мы ни в коем случае не беремся утверждать, что доктор Раст нетвердо держался на ногах, направляясь в кабинет со своим обтрепанным пациентом, но изо рта у него определенно попахивало спиртным.

– У меня ужасно болит зуб, – пожаловался Наудус, не смея как следует усесться в зубоврачебном кресле. – Поверьте мне, доктор, если бы он у меня так не разболелся…

– Понимаю, понимаю! – перебил его доктор, не переставая досадовать на свою доброту. – Усядьтесь как следует и раскройте рот… Вот так… Давно он у вас болит?

– Шестой день. Нет, прошу прощения, седьмой.

– Так вот болит? – Раст легонько постучал по зубу.

Наудус вместо ответа застонал – не слишком громко и не слишком тихо, как раз так, как может себе позволить стонать бесплатный пациент.

– Почему же вы раньше не обратились к врачу? – набросился на него маленький дантист. – Разве можно так запускать?

Наудус попытался улыбнуться, насколько это было возможно для больного с распухшей щекой и широко раскрытым ртом.

В связи с этим обстоятельством доктор Раст испытал живейшую потребность подбодрить себя новой порцией разбавленного спирта. Он вернулся минутой позже, старательно вымыл костлявые, несуразно большие руки.

– Сейчас мы проверим, что у вас там такое творится, в зубе… Вы хоть знаете, что это за аппарат я сейчас включаю?

Чтобы доставить удовольствие доброму дантисту, Наудус отрицательно покачал головой.

– Это рентгеновский аппарат. Специальный зубоврачебный рентгеновский аппарат новейшей конструкции, – разъяснил с неожиданным ожесточением доктор Раст. – Дернула меня нелегкая приобрести его в рассрочку. Вы себе и представить не можете, в какую кучу денег он мне уже обошелся!

Наудус сочувственно вздохнул.

Раст выключил электрическое освещение и включил аппарат. Послышалось характерное гудение. Доктор Раст слегка качнулся, хотя очень может быть, что он только случайно оступился, и придвинул аппаратик, – он был очень невелик, не больше сигарной коробки, – к верхней челюсти Наудуса.

– Сейчас, – пробормотал доктор Раст. – Всего одна минута, и мы все уви…

Но он так и не договорил начатого слова, застонал, схватился за голову и стремительно выбежал из кабинета. Вскоре Наудус услышал, как в расположенной рядом ванной зашумела вода из крана.

«Плохи мои дела! – подумал Наудус. – Этот Раст здорово пьян. Как бы он с пьяных глаз не покалечил мне всю челюсть!»

Ему представлялось, что доктору от излишне выпитого сделалось дурно.

Раст вернулся с мокрой головой. Нетрудно было догадаться, что он держал ее под краном.

– Ну вот и хорошо, вот и отлично! – подбодрил он не то себя, не то Наудуса и испуганным взором снова прильнул к экрану аппарата. Взглянул и снова испустил стон.

– Знаете что, – проговорил он, торопливо включая свет и выключая рентген. – Лучше я вам сейчас положу на зуб успокоительного, а вы приходите ко мне завтра утром, часиков этак в двенадцать. Ладно?

– С удовольствием, – обрадовался Наудус. Он рассчитывал, что завтра доктор будет в более трезвом состоянии.

– Значит, завтра, часов в двенадцать, – проводил его доктор до дверей. – Вы по-прежнему живете где-то поблизости?

– Я уже десятый год живу во дворе этого дома, – отвечал Наудус, и не помышляя обижаться на такую невнимательность земляка.

– Ну вот и отлично. До свидания, Наудус!

Он сам закрыл за пациентом дверь и обернулся к экономке, которая не настроена была провожать бесплатного пациента. Экономка всплеснула руками:

– Что с вами, доктор? На вас лица нет!

– Вы себе не можете представить, Грэйс! Мне кажется, я схожу с ума! В зубе этого бедного Наудуса…

– Вы, доктор, всегда принимаете ближе к сердцу чужие беды, нежели счастье собственных детей. – Грэйс намекала на доброе сердце Дугласа Раста. Она находила это дурным.

– У него гангренозное воспаление!

– Не у него первого и не у него последнего, – возразила с философским спокойствием экономка. – Если бы люди, не дай бог, всегда были здоровы, кое-кто давно бы умер с голоду. – Она имела в виду врачей в первую очередь зубных и не считала нужным скрывать, что она целиком и всегда на страже их интересов, даже когда сами зубные врачи ими пренебрегают.

– Ах, Грэйс, Грэйс! – воскликнул доктор. – Если бы вы сами видели, как у него проглядывается на экране это воспаление, вы бы, уверяю вас, не говорили об этом так спокойно!

Грэйс насмешливо промолчала.

– Понимаете, Грэйс, это темное пятно… Ему полагается вести себя спокойно, а оно полыхает, как пламя!

– Полыхает?! – всплеснула руками экономка. Чуть что, она всегда всплескивала руками. Она считала, что у нее выразительные, красивые руки, и она никогда не упускала случая всплеснуть ими. Она полагала, что это у нее получается очень женственно.

– То-то и оно, что полыхает! Как пожар… И это так страшно, так страшно! Знаете, я не очень суеверный человек, но в данном случае…

– Боже! – опять всплеснула сухими ладошками Грэйс. – Неужели вы хотите сказать, что видите в этом плохую примету?

– Боюсь, что именно так, – промычал доктор Раст и бегом кинулся в ванную комнату. Его стало тошнить.

Не более как через час весть о том, что некий дантист по фамилии Раст увидел страшную примету в дупле зуба больного пациента, стала достоянием нескольких десятков ближайших родственников и знакомых общительной Грэйс. А через несколько часов об этом удивительном событии знали уже сотни фарабонских обывателей. Далеко не все приняли это сообщение с должной серьезностью. Многие посмеивались, особенно те, кто знал о пристрастии доктора Раста к спиртным напиткам или кто привык пользоваться услугами более зарекомендовавших себя астрологов и хиромантов.

Но прошло еще несколько часов, и Атавию постигло небывалое и трудно объяснимое землетрясение с несколькими тысячами эпицентров, а утром следующего дня по стране стали расползаться грозные слухи о крысах и майских жуках, вырвавшихся из заточения в Киниме. Черным кошмаром нависла над Атавией опасность эпидемии чумы. И тогда весть о маленьком фарабонском дантисте, который еще вчера все это предугадал, с непостижимой быстротой разнеслась по городу, в котором он столько лет прозябал без практики и перспектив.

Когда Наудус прибыл в назначенный час к дверям квартиры доктора Раста, в прихожей уже скопилось не менее двух десятков фарабонцев. Они рассчитывали на помощь Раста – не зубного врача, а прорицателя первой величины.

Наудус никогда не решился бы пробиваться через эту солидную гудевшую толпу платных пациентов, если бы минут в пять первого сквозь плотный заслон упитанных, хорошо одетых и обеспеченных леди и джентльменов не просунулась всклокоченная голова доктора Раста.

– Наудус, – сказал маленький дантист, – проходите поскорей. Вы мне очень нужны…

Все с уважением посторонились, пропуская человека, который был так нужен самому доктору Дугласу Расту.

К чести маленького дантиста, мы должны отметить, что он далеко не сразу принял необычное предложение Гомера Юзлесса. Поначалу он даже не понял, о чем идет речь. Потом он не на шутку рассердился и, очевидно, являл собою при этом достаточно забавную фигуру, потому что Юзлесс, человек в высшей степени деловой и сдержанный, следя за его возмущенной беготней по кабинету, не смог удержаться от улыбки. Так бывалый рыболов усмехается, наблюдая за попытками какой-то лядащей рыбешки сорваться с патентованного, неоднократно проверенного на практике, усовершенствованного крючка.

Дав Дугласу Расту вволю погорячиться, он как ни в чем не бывало повторил свое предложение и особо подчеркнул то обстоятельство, что уважаемый доктор получит таким образом могучий шанс стать не только преуспевающим прорицателем-ясновидцем, но и широко известной личностью, что имеет немалое значение для зубных врачей, не избалованных обильной практикой.

Как наш дантист ни был прекраснодушен и непрактичен, но подобная мысль, видимо, и ему приходила в голову, потому что на этот раз его возражения свелись главным образом к тому, что он никогда и ни за что не согласится построить свое благополучие на опаснейшем заболевании ближнего, тем более земляка.

Юзлессу осталось после этого только заметить, что лишние пять-шесть сотен кентавров никогда не помешают земляку уважаемого доктора, и Дуглас Раст согласился.

За двадцать процентов с валового сбора господин Гомер Юзлесс – не последний человек в мире рекламы – брал на себя организационные, эксплуатационные и рекламные тяготы предприятия, которое должно было обогатить и доктора Раста, и господина Юзлесса, и даже некоего Сима Наудуса.

Доктору Расту оставалось только принимать клиентов, узнавать, на какие вопросы им хотелось бы получить прогнозы, и каждый раз получать эти прогнозы в итоге специального повторного рентгенировання больного зуба Сима Наудуса. Особенности поведения темного пятна в дупле упомянутого зуба будут давать материал для положительного или отрицательного прогноза. А так как вследствие отсутствия у доктора Дугласа Раста надлежащего опыта в деле предсказания судеб, у него в ходе этой работы не могут не возникнуть известные затруднения, господин Гомер Юзлесс обязуется по мере своих скромных знаний человеческой природы и хозяйственной и политической обстановки оказывать доктору посильную помощь. Для этого он, регистрируя клиентов и заполняя на каждого из них предварительные опросные листки, будет в зависимости от результатов этого предварительного опроса прикреплять к листкам зеленый талон в случае возможности, на его взгляд, приятного ответа или желтый, если, к сожалению, придется огорчить клиента малоутешительными предсказаниями.

Что до Сима Наудуса, то его роль ограничилась всего лишь тем, что он продолжал страдать гангренозным воспалением шестого верхнего правого зуба и предоставлял вышеупомянутый в распоряжение доктора для многократного рентгенирования.

– Сказать по совести, доктор, – заключил Юзлесс, – после всего того, что вы мне поведали об этом бедняге, меня прежде всего волнует и радует возможность выполнить христианский долг и помочь ему кое-что подзаработать.

Вот почему доктор Раст так ждал прибытия Наудуса. Без Наудуса нельзя было начинать прием.

Как и ожидал Юзлесс, Сим Наудус принял предложение стать медиумом доктора Раста как особый дар небес. Он только попросил (конечно, если это не повредит их общему предприятию) хоть немножко обезболить ему зуб.

– Само собой разумеется! – воскликнул маленький дантист. – Как вы могли на этот счет сомневаться! Конечно, я вам обезболю зуб.

– Да благословит вас бог за вашу доброту, доктор! – пробормотал Наудус и посмотрел на Раста обожающими глазами. – Если бы вы знали, доктор, как я вам благодарен!

– Ну, ладно, ладно! – смущенно замахал руками Раст. – Я не так уж добр, как вам кажется.

Он был совершенно трезв, в белоснежном халате. Старенький, обветшалый паркет в его кабинете был натерт до блеска. Слабая, растерянная улыбка человека, все еще не верящего, что ему, наконец, привалила настоящая удача, скользила по лицу доктора.

– Приступаем к обезболиванию, Наудус!

Укол обезболивающего средства «Офелия» привел больного в блаженное состояние давно позабытого покоя. Боль отпустила его, и у него появилась потребность поговорить.

– Великолепная, доложу я вам, штука, эта – как ее?..

– «Офелия»?

– Угу! «Офелия»! Если я когда-нибудь разбогатею (теперь он был почти уверен, что и такое чудо может с ним произойти), я буду рвать себе зубы только под наркозом. Пусть это и стоит дороже…

– Наудус! – промурлыкал доктор Раст. – Мы еще успеем с вами наговориться на эту тему в свободное время. А теперь изготовим аппарат и пригласим первого нашего клиента…

Нужно ли говорить, что слово «нашего» доставило Наудусу никогда до сего не испытанное горделивое чувство собственника. И подумать только, что еще минут двадцать тому назад он не знал, где ему заработать на корку хлеба для своих ребятишек!

– Так-с, – снова промурлыкал доктор Раст, – теперь проверим, как он действует, наш дорогой, наш милый кормилец рентген…

Он выключил свет, включил аппарат, посмотрел на экран и вдруг, совсем как накануне, застонал и пулей выскочил из кабинета. Растрепанный, с отчаянно колотящимся сердцем он пригласил к себе в спальню на экстренное совещание Гомера Юзлесса.

– Катастрофа! – прошептал ему на ухо доктор Раст. – Полнейшая катастрофа!..

– Он запросил большую долю доходов?

– Хуже!..

Юзлесс облегченно засмеялся:

– Надеюсь, он не умер у вас в кресле? – Он не представлял себе, что еще может быть хуже того, когда пайщик неожиданно потребует большей доли в общих доходах.

– Юзлесс! – прошептал ему на ухо доктор Раст. – Оно больше не полыхает.

– Что больше не полыхает?

– Пятно… Пятно в зубе.

– Ну и что?

– Как же я буду гадать, если оно не полыхает?

– Надеюсь, вы никому еще об этом не рассказывали?

Впервые за время их недолгого знакомства Юзлесс проявил некоторые признаки беспокойства.

– Нет еще. Но какое это имеет значение?

– Решающее. Огромное. Гигантское! Куда вы?

– Зачем людям зря ждать? Я им скажу, чтобы они зря не ждали. Пускай уходят…

– Сядьте! Вы слышите – немедленно сядьте и не делайте глупостей!

– Прежде всего я честный человек, Юзлесс!

– Я просто сам не возьму в толк, что меня удерживает от того, чтобы немедленно распрощаться с вами, любезнейший доктор, немедленно и навсегда. Очевидно, только мое искреннее сочувствие этому несчастному Наудусу…

– Честность! – всхлипнул доктор Раст. – Честность – это единственное мое достояние, и я с ним никогда не расстанусь.

– Не будь вы честным человеком, я бы с вами и дела не имел, внушительно перебил его Юзлесс. – Мой принцип – иметь дело только с честными людьми.

– Что же теперь делать?

– Прежде всего успокоиться и раньше времени не впадать в панику. Это раз. Уточнить обстановку, это два… Успокоились? Разрешите предложить вам воды… Ну вот, теперь давайте уточнять обстановку. Вы готовились к сегодняшнему приему?

И тут вдруг оказалось, что доктор Раст (образованный человек!) и понятия не имел, что к подобным сеансам провидения надлежит готовиться, дабы привести себя в то состояние, которое наиболее благоприятствует деловому контакту с потусторонними силами.

– То, что недоступно рядовому индивидууму, становится достоянием проникновенного взора прорицателя судеб именно потому, что он надлежащим образом себя к этому подготавливает, – пояснил всеведущий Юзлесс. Вспомните, не подготовили ли вы себя вчера, пусть и нечаянно, к приходу Наудуса.

– Ничем я себя не подготавливал, – тоскливо отвечал доктор Раст. Вчера я, если уж хотите знать правду, был здорово… О-о-о! Одну минуточку!..

Он выбежал из спальни, на несколько мгновений уединился на кухне, потом на глазах у изумленных клиентов промчался в кабинет, где его ждал томимый самыми мрачными предчувствиями Сим Наудус, выключил свет, включил рентген, взглянул на экран и, счастливый, полный самых светлых надежд, вернулся в спальню, к Юзлессу.

– Все в порядке! – успокоил он коммерческого директора нового предприятия. – Вы оказались правы. Все дело в предварительной подготовке. Теперь я снова увидел, как оно полыхает. Можно начинать прием. Моя совесть чиста.

Юзлесс схватил доктора за полу халата.

– Дорогой мой, неужели у вас нет про запас какого-нибудь средства, которое отшибало бы запах спиртного?

– Целых два! – воскликнул доктор Раст. – Мятные лепешки и одеколон.

– Используйте оба. И не скупитесь.

Раст набил себе рот мятными лепешками и, чтобы окончательно сбить посетителей с толку, вылил себе на голову и руки добрых сто граммов дешевого одеколона.

Через минуту в кабинет почтительно постучался Гомер Юзлесс:

– Дорогой доктор! Разрешите представить вашему вниманию господина Амброза. Он хотел бы узнать, благоприятствует ли пятно в зубе досточтимого Сима Наудуса вложению средств в акции «Перхотт и сыновья. Оружие». Вот его опросный листок.

К листку был прикреплен зеленый талончик.

Доктор Раст выключил свет, включил рентгеновский аппарат.

– Сим Наудус, сосредоточьтесь!

Минута прошла в благоговейном молчании.

– Вы сосредоточились, Сим Наудус?

– Я вполне сосредоточился, доктор.

– Господин Амброз хочет узнать, благоприятствует ли пятно в вашем зубе вложению средств в акции «Перхотт и сыновья. Оружие». Думайте об этом, Сим Наудус, думайте только об этом.

– Слушаюсь, доктор. Я только об этом и думаю.

Снова в кабинете воцарилась трепетная и многозначительная тишина.

– Так… Так… – бормотал маленький дантист, одинаково довольный и тем, что он видел на экране рентгена, и тем, что знал нужный ответ, и тем, что имел возможность крепко держаться за аппарат.

– Пятно вам вполне благоприятствует, сударь. Желаю вам удачи… Быть может, вам угодно самому удостовериться?

Он отодвинулся от аппарата ровно настолько, чтобы не выпускать из рук эту спасительную опору, и предоставил господину Амброзу насладиться видом челюсти с больным зубом, внутри которого действительно темнело какое-то зловещее пятно. Для человека, впервые видящего, как выглядит оголенная рентгеновскими лучами часть черепа, картина была достаточно убедительной.

– Спасибо, – поклонился Амброз. – Я вполне удовлетворен. До свидания, доктор! До свидания, господин Наудус.

Снова приоткрылась дверь, и снова в ней показалась голова Юзлесса.

– Госпожа Кирпатрик хотела бы узнать, благоприятствует ли пятно в зубе досточтимого господина Наудуса видам на замужество ее старшей дочери Катарины.

– Прошу вас, госпожа Кирпатрик!

– Сим Наудус, госпожа Кирпатрик хотела бы узнать, благоприятствует ли пятно в вашем зубе видам на замужество ее старшей дочери.

– Ее зовут Катарина, доктор, – уточнила свой вопрос почтенная матрона. – Это очень важно: ее зовут именно Катарина.

– Ее зовут Катарина, господин Наудус. Думайте о ее видах на замужество, прошу вас. Думайте только об этом, и как можно напряженней.

– Хорошо, доктор. Я только об этом и думаю. Я очень напряженно думаю об этом, – с готовностью отвечал Сим Наудус.

Уже к вечеру того же дня акции «Перхотт и сыновья. Оружие» поднялись на четыре пункта. Слухи о «таинственном советском бомбардировщике» (им интересовались девять клиентов доктора Раста) оказались необоснованными, как и предсказывал доктор Раст на основании движения пятна в зубе Сима Наудуса и трезвого политического опыта Гомера Юзлесса. На том же серьезном основании было предсказано двадцати трем клиентам, что ни им, ни их родным не грозит смерть от чумы, если они только своевременно сделают себе надлежащие прививки. Семнадцати пациентам было дано заверение, что их престарелые родители и родичи, на наследство которых они рассчитывают, сравнительно скоро умрут.

Так как многие предсказания нового провидца оправдались буквально через несколько часов, а остальные за этот срок никак не были опорочены, то приемная доктора Раста до глубокой ночи была набита состоятельными клиентами, жаждущими хорошо оплаченных предсказаний. Четыре раза пришлось объявлять пятиминутные перерывы, чтобы дать Симу Наудусу возможность совершить небольшую разминку. И каждый раз Юзлесс врывался в кабинет, потрясая книгой записей клиентов; и требовал поторапливаться.

В половине второго ночи Наудус был, наконец, отпущен домой. В кармане у него лежали восемнадцать пятикентавровых бумажек – первый его заработок за последние четыре месяца и самый крупный дневной заработок за всю его жизнь.

Что до заработка доктора Раста, то он уже к десяти часам вечера перевалил за тысячу кентавров.

Гомер Юзлесс тоже не остался в убытке.

На следующий день прием начался в восемь утра. Наудус явился за полчаса до приема. На улице еще было совсем темно. В квартире горело электричество. Доктор Раст только что позавтракал и, весело мурлыча какую-то песенку, брился. Оба его мальчика сидели еще за столом и капризничали. Грэйс, непричесанная, уговаривала их скорее кончать с завтраком, прибирала квартиру и обменивалась с доктором мнениями насчет Юзлесса. Она полагала, что Юзлесс – «не какая-нибудь шантрапа». Доктор полностью с нею соглашался и торопил с приборкой.

– А, Наудус! – приветствовал он своего медиума. – Я вижу, не в ваших правилах опаздывать на работу. Завтракали?

– Доктор, – глухо отозвался Наудус, – нельзя ли мне побольше обезболивающего? Я чувствую, у меня сейчас лопнет голова.

Лицо его было желтее обычного, под глазами нависли большие лиловые мешки.

– Не следовало вам напиваться, – заметила ему Грэйс. Всем своим поведением она подчеркивала, что продолжает считать его шантрапой, несмотря на все значение, которое он неожиданно стал играть в материальном благосостоянии доктора Раста.

– Я очень нервничал всю ночь, – сказал Наудус. – Я ни на минуту не сомкнул глаз, но не брал в рот ни капли.

Он боялся сказать, что никогда в жизни у него еще так не болели зубы.

Тем временем доктор покончил с бритьем и наспех, но в высшей степени основательно «подготовился» к предстоящим сеансам. Из ванной он вышел в безоблачно жизнерадостном настроении, со ртом, наполненным мятными лепешками. От головы его, как и вчера, так разило одеколоном, что надо было быть незаурядным знатоком спирто-водочных изделий, чтобы за этой густой парфюмерной завесой разгадать сильные токи алкогольного происхождения.

– Сейчас мы вам закатим новокаинчику! Сейчас вам вдоволь, сколько влезет, закатим новокаинчику! – весело пропел маленький дантист. – Ого-го! Да вас раздуло, как кокосовый орех! А ну, посмотрим, что у вас там творится, в нашем зубчике… В нашем славном, в нашем дорогом, в нашем драго… Боже мой! Наудус!..

Весь хмель сразу выскочил из головы Раста.

– Наудус! – произнес он так неожиданно серьезно, что его медиум на мгновение даже перестал ощущать боль. – Наудус, кажется, мы с вами слишком далеко зашли… Мда-а-а, нечего сказать, пейзажик! Полощите вот этим рот. Я немедленно принимаюсь за лечение.

– А как же клиенты? – побелел Наудус. – Клиентам придется так долго ждать? Это может нам слишком дорого стоить!

Он спрашивал совсем не то, что хотел спросить. Он боялся собственных подозрений и хитрил – и с собою и с доктором.

– Клиентам придется уйти домой без моих прогнозов.

– А пятно?

– Мы его начисто уничтожим, не беспокойтесь.

– Я беспокоюсь, как бы вы его не уничтожили.

– Не дурите, Наудус. Такими вещами не шутят. Надо тотчас же приниматься за лечение.

– Значит, все пропало?

– Наоборот, пока еще, кажется, ничего не пропало. Даю вам слово. И если даже, паче чаяния, придется произвести трепанацию челюсти, я вам ее сделаю бесплатно. Вы слышите – бесплатно. А теперь сидите смирно.

Но вместо того чтобы сидеть смирно, Сим Наудус схватил правую руку доктора Раста, с силой прижал ее к своей груди и прошептал:

– Доктор! Дорогой доктор! Значит, все пропало?! – Две горячие слезы обожгли руку маленького дантиста. – Неужели вы хотите меня погубить, доктор?..

– Опомнитесь! Кто вас хочет губить?

– Неужели вы меня погубите сейчас, когда я, наконец, снова стал зарабатывать? Я вчера заработал девяносто кентавров, целых девяносто кентавров!..

– Ну, вот и отлично. Заработали ведь. И я еще дам вам своих девяносто… Нет, я вам дам сто кентавров…

– Что же тогда такое ваша медицина, если вы не можете продлить человеку его гангрену, которая дает ему такой верный, такой большой и верный заработок? Ну куда я пойду, скажите, со своим здоровым зубом? Кто мне даст под него, под все мои здоровые зубы хоть одну десятую, сотую долю того, что я, благодарение нашему всемилостивейшему господу, получил вчера под один больной?

– Вы спятили! Вы совсем спятили! – пробормотал доктор Раст, отступая от Наудуса, который встал с кресла, пошел прямо на него, подняв вверх свои гладкие, истосковавшиеся по работе ладони и, загнав его в самый угол, под большой поясной портрет господина Андреаса Раста, рухнул перед доктором на колени.

– Хотя бы еще на пять дней! Ну, на четыре, на три… Ведь у вас у самого дети… Во имя наших детей, доктор! Только чуточку подлечите, и пускай болит… Если обезболивание ускоряет процесс, я лучше потерплю без «Офелии»… Ну чего же вы молчите? Скажите мне, что вы согласны!

– Вы требуете, чтобы я стал вашим убийцей, Наудус! Разве я похож на убийцу?

– Конечно, нет, дорогой мой доктор… То есть да, да, да! Да, доктор, сейчас, вот именно в эту минуту, вы очень похожи на убийцу!.. Боже мой, что я говорю!.. Простите меня, доктор… Одну минуточку, я сейчас…

– Куда вы, Наудус? – крикнул ему вслед Раст, выбежав на лестничную площадку.

– Я сейчас, доктор! Я забыл, что оставил ребят одних у горящей газовой плиты…

– В чем дело? – строго спросил Юзлесс маленького дантиста, затащив его в кабинет. – Куда он побежал в рабочее время? Клиенты ждут. Каждые десять минут промедления – это полсотни кентавров.

– Кончились кентавры, Юзлесс… Его нужно срочно лечить.

– Ну и лечите его на здоровье. Какое отношение это имеет к нашим кентаврам? Лечите его и принимайте клиентов.

– А пятно? Где я достану пятно, если я буду его лечить?

– Пятно надо ликвидировать в последнюю очередь.

– Пятно надо ликвидировать в первую очередь. Ведь это гангрена. Вы понимаете – ган-гре-на!

– Знаю, что не корь. И знаю, что вы не имеете никакого нравственного права ликвидировать это пятно. Это вам станет в десять тысяч, а то и во все пятнадцать…

– Пятнадцать тысяч?!.

– Даже больше. Если вы будете умницей и растянете это милое пятнышко еще хотя бы на десять дней, я вам головой ручаюсь за пятнадцать тысяч кентавров и всеатавскую, прочную, долголетнюю, нестаптываемую никакими конкурентами славу. Подумайте, как это сделать…

– Он погибнет!

– …конечно, так, чтобы он не погиб. Меньше всего я заинтересован в его гибели. Не в моих принципах строить свое благосостояние на чьей-либо смерти.

– Поймите, если ему немедленно не…

– Пятнадцать тысяч! Я хотел бы, чтобы вы как следует запомнили эту цифру – пятнадцать тысяч. Быть может, даже больше.

– Боже мой, но ведь…

– Будьте мужчиной, человеком дела! Вы не так богаты, чтобы быть благотворителем. Вы понимаете меня?

– Я понимаю, но…

– Сюда, сюда, дети! – из-за двери послышался голос Наудуса, топот ног, дверь стремительно раскрылась и в кабинет вбежал Наудус, волоча за собой трех перепуганных ребятишек – двух мальчиков и девочку. Самому старшему из них было на вид лет девять, а может быть, и больше. Трудно было определить истинный возраст этих запуганных заморышей в аккуратно заплатанных и чисто выстиранных лохмотьях.

– Дети! – тихо сказал им отец, указывая дрожащим пальцем на доктора Раста. – Не бойтесь этого дяди. Это добрый дядя. Просите его. От этого дяди зависит ваша жизнь и счастье.

Дети не решились раскрыть рот. Они оробели перед чужими, сытыми, хорошо одетыми дядями и этой чужой, сказочной, непостижимо роскошной обстановкой.

– Ну, дети, ну! – подталкивал их Наудус. – Разве вы не запомнили, что надо сказать этому доброму дяде в белом халате? Не бойтесь, он добрый, он очень добрый доктор!

– Дядя доктор, – через силу выкрикнул старший мальчик, тощий, большеголовый, на тонких рахитичных ногах, огненно-рыжий, как и его отец. – Многоуважаемый дяденька доктор! Мы вас очень просим, пожалуйста, не лечите нашего папу, а то мы все умрем с голоду…

Он боязливо оглянулся на отца. Отец одобрительно кивнул.

– Еще проси, сынок, проси получше! И вы тоже. Просите же!

– Дяденька доктор, – начали в один голос все трое, – многоуважаемый дяденька доктор…

– Не надо! – поморщился Юзлесс. – Успокойтесь, Наудус, вас не будут лечить. Это я беру на себя.

– Я не могу быть убийцей! – взвизгнул вдруг доктор Раст и стал рвать на себе волосы. Ребята испуганно вскрикнули и спрятались за спину Наудуса, который стал гладить их, призывая к спокойствию. – Я не могу и не буду убийцей!

– Истерика! – презрительно усмехнулся Гомер Юзлесс, хотя и ему стало несколько не по себе.

– Ведь у вас тоже имеются дети! – робко проговорил Наудус, заглядывая Расту в глаза, и умоляюще прижал руку к сердцу.

– Я врач, вы слышите, врач! Пусть неважный, без практики, без будущего, пьяница, да-да-да-да, пьяница! Но я не могу, вы слышите, не могу!..

– Подумайте о своих детях, доктор, – тихо повторил Наудус. – Впервые за многие годы вы имеете возможность прилично их обеспечить. За эти несколько дней вы можете разбогатеть…

Раст затих.

– И вы, верно, хотели бы их обучить всем наукам и музыке, чтобы они играли на рояле и пели? Я бы тоже хотел, чтобы моя Рози училась петь… Рози!

Девочка беспокойно оглянулась по сторонам и, подталкиваемая в спину отцом, вышла на середину кабинета.

– Спой им, Рози! Пусть все услышат, как хорошо ты умеешь петь.

– Что спеть, папа?

– Про ураган.

Девочка запела:

Пускай грохочет ураган.

Я сыт и пьян, я сыт и пьян…

Юзлесс болезненно поморщился, Раст заткнул себе уши. Рози недоуменно остановилась, готовая разреветься.

– Не надо больше, дочка, – отец погладил ее по головке, и она юркнула за его спину. – Хорошо! – совсем тихо и совсем не угрожающе продолжал он и рассмеялся, тоже совсем тихо и ничуть не угрожающе, обращаясь к своим компаньонам: – Знаете, все это получилось на редкость забавно… Идемте, дети. Зачем лечить этот проклятый зуб, если мне все равно прямая дорога в петлю… До свидания, доктор, до свидания, господин Юзлесс.

– Черт с вами! – закричал доктор Раст на весь кабинет, не считаясь с тем, что его могут услышать в приемной. – Бог свидетель, я боролся, как мог, с этим адовым искушением, хотя у меня тоже дети и я их тоже должен поить и кормить… Черт с вами, Наудус, вы уже не маленький, и сами знаете, на что идете. И с вами Юзлесс, – ведь это вы втянули меня в эту дьявольскую игру! И нет больше честного человека Дугласа Раста!.. Садитесь в кресло, Наудус. Только пусть уйдут ваши ребята, потому что мне делается страшно, когда я вижу их лица.

– Благодарите доктора, дети! – еще тише и спокойнее прежнего проговорил Наудус. – Благодарите и навсегда запомните его доброе, хорошее лицо…

Юзлессу некогда было заниматься сантиментами. Он вышел в приемную и поставил клиентов в известность, что гонорар за предсказания повышается до ста кентавров, потому что медиум очень плох и стоило огромных трудов уговорить его выполнить свой долг перед обществом.

– Я просил бы вас учесть, – добавил он, – что сегодняшняя работа может ему обойтись значительно дороже того, что он заработает.

А тем временем Наудус упросил доктора Раста разрешить оставить ребят в кабинете, где-нибудь в уголке, за портьерой. Ему, Наудусу, будет легче на душе, если он будет знать, что они здесь, поблизости. Сегодня ему как-то особенно не хотелось бы с ними расставаться.

Раст только рукой махнул, хлебнул на кухне лошадиную дозу почти неразбавленного спирта, с трудом откашлялся и вернулся к исполнению своих прорицательных обязанностей.

Он только старался не смотреть в уголок кабинета, где из-за потертой плюшевой портьеры удивленно взирали на многократно повторявшееся таинство прорицания трое заморышей, которые были еще слишком юны, чтобы гордиться своим коренным атавским происхождением.

И каждый раз, когда после очередного рентгена и предсказания снова включался свет, Сим Наудус, преуспевающий гражданин могучей республики Атавия, улыбался своим детям, и его дети, в свою очередь, отвечали ему испуганными улыбками.

Прием клиентов закончился в половине второго ночи. На долю Сима Наудуса пришлось на этот раз около семисот кентавров, не считая тех трехсот, которые из собственной доли вручил ему доктор Дуглас Раст, и шестидесяти (двадцать процентов от трехсот!), которые ему торжественно преподнес от собственных щедрот Гомер Юзлесс, видный человек в мире рекламы, коммерческий директор и душа этого удивительного предприятия…

В шесть часов двадцать три минуты утра Сим Наудус скончался.