Часть первая. ЮНГА

Старик был чужаком, хоть и жил в доме на холме уже много лет. Он ни с кем не общался, гостей не зазывал и сам не хаживал.

Скорее всего, я был его единственным другом. Не то, чтобы жил он, совсем с людьми не общаясь. Нет, он ходил на рынок, часто брал работу в посёлке, отёсывал брёвна и помогал возводить дома. Просто делал он это как то отстранённо, молча, не вступая в пустые разговоры. Поэтому его считали немного… Странным, что ли…

То, что мы сошлись, казалось окружающим противоестественным. Старик и мальчик. Молчаливый отшельник, и такой же неразговорчивый парнишка, избегавший компании своих ровесников. О чём могут говорить два молчуна?

А нам было о чём. Даже без разговоров, в молчании, мы могли сказать друг другу больше, чем другие за день болтовни.

Лишь со мной он мог говорить открыто, слушать и рассказывать, учить и давать советы. Именно он пробудил во мне страсть к странствиям, жажду приключений. Долгими зимними вечерами мы сидели у очага, я помогал ему собирать модель парусника, а он рассказывал о морях, кораблях, о дальних островах и неведомых землях. Мое живое воображение переносило меня далеко за океан, на теплый морской песок, под тень раскидистых пальм. В мир, куда мне никогда не попасть, и оттого ещё более манящий и желанный…

Мы познакомились случайно. Я сбежал от пустых поучений отца на речку, на моё любимое место у каменного моста в тени старого вяза. Там я сидел в тишине и покое, смотрел на резвящихся между камней рыбок, и мечтал обо всём на свете.

И вдруг увидел старика, ковылявшего с тяжёлой ношей. Он нёс продукты с рынка, два тяжелых кошеля, и поминутно останавливался передохнуть, утирая пот. Не знаю, что на меня нашло. Может, я пожалел старого человека, прошедшего такое большое расстояние по солнцепёку. Может, просто хотел сделать доброе дело. Не произнеся ни слова, я подошёл и взялся за один из кошелей. Старик посмотрел на меня и так же молча позволил взять ношу.

Мы поднялись на холм, где в тени могучего дуба стоял дом, построенный руками старика лет десять назад, когда он прибыл в наши края. Небольшое строение из дерева и камня, зато в два этажа, оно отличалось от наших хижин, как галеон от баржи. У нас строили просто и одинаково. Четыре стены, два окна, дверь. Крыши стелили соломой, а не дощечками, как у старика. И пол трамбовали, не стелили из досок.

А здесь всё было сделано с любовью, украшено резьбой и побелено, где надо. Большие окна выходили на запад и на восток, позволяя любоваться рассветами и закатами прямо из одной большой комнаты с камином на первом этаже, или двух комнатушек под кровлей.

Дом старика казался мне волшебным местом из старой сказки. Здесь всё пропахло романтикой далёких стран. Карта мира на стене, расчерчённая линиями, стрелочками и непонятными мне пометками; старый матросский сундук в углу, вечно запертый и манящий меня тайной своего содержимого; коллекции диковинных трубок и витых раковин. Страшная маска из потрескавшегося дерева. Иззубренный палаш, подвешенный над камином. Несомненно, испивший людской крови, и оттого пугающий……

И самое интересное… Модели кораблей с поднятыми парусами! От них я не мог отвести взгляда, боялся дышать рядом, чтоб не потревожить застывшего покоя, не всколыхнуть остановившегося в моменте времени…

С тех пор я стал постоянным гостем в доме на холме.

Старик кормился ремеслом. Он слыл замечательным плотником, одинаково хорошо мог выстрогать рукоять топора и вырезать деревянное распятие.

А лучше всего он делал модели парусников. Он был мастером, и модели кораблей, созданные им, просто завораживали. С надутыми ветром парусами, с красивой фигурой на носу и резной кормой, они выглядели настоящими, и иногда казалось, что вот-вот на палубе появятся матросы и примутся суетиться среди мачт и такелажа, меняя галс либо убирая перед бурей паруса.

Когда ветер завывал за окнами, а случалось это постоянно, я словно чувствовал себя в кормовой каюте корабля; видел пенный след за кормой, пролетающих низко над волнами чаек, белые облака над далёкой землей. Фантазия переносила меня к таинственным островам, куда несли нас надуваемые ветром паруса. Островам, полным тайн и загадок, опасностей и неожиданных открытий. Лучшие дни своей жизни я провёл не в родительском доме, а в домике на холме, в обществе старого моряка, в окружении моделей кораблей и диковинок из дальних стран.

Время не стоит на месте. Зрение старого плотника ослабело настолько, что он не мог самостоятельно протянуть нить в отверстия маленьких блоков и юферсов, а руки дрожали, и он постоянно ронял мелкие детали. Моя помощь оказалась как нельзя кстати. Долгими вечерами мы вместе корпели над установкой такелажа, парусов, выливали в формы стволы орудий и якоря…

Меж тем, как модель приобретала всё более завершённый вид, я много узнавал о кораблях и плаваниях, звёздах и течениях. Узнавал замысловатые названия и термины, учился вязать узлы и распутывать петли. Старик научил меня читать и писать, мало кто в посёлке мог похвастать этим. И уж точно никто из моих ровесников не мог знать больше о навигации и мореходстве… Старик был хорошим учителем, рассказывал о ходовых качествах корабля, зависящих от обводов его корпуса и глубины посадки; о ветрах и течениях; о лагах, лотах и квадрантах… Обо всём на свете, что связано с морем. И я, в жизни не бывавший у большой воды, видел себя великим мореплавателем. Мой ум будоражили рассказы бывалого моряка, истории о странствиях и походах, битвах и подвигах. Эти рассказы были настолько невероятны, что я зачастую сомневался — правда это, или вымысел.

Я рассматривал кораблики так близко, что представлял себя на палубе. В мечтах переносился далеко-далеко за океан, на теплые побережья дальних стран населенных дикарями и невиданными животными, о которых столько слышал. Я был отважным капитаном, покорителем этих земель, подобным великому Колумбу или Магеллану. Ветер ласкал моё лицо, бросая солёные брызги, и солнце согревало спину, догоняя корабль в открытом море. А я стоял на баке, высматривая по курсу противника, еретика-испанца, врага всех честных англичан, дабы наказать его за все прегрешения перед Богом и Англией, захватить галеон и вернуть золото короне, как некогда поступал адмирал Дрейк! И тем самым прославиться на века, чтоб имя моё сохранено было в книгах и рассказах.

Всё это время я отдавался волшебным мечтам. Видел блеск золотого песка на теплом берегу, сверканье изумрудов в морской лазури, янтарные закаты за склонами горных вершин, сверкающих алмазами…

Как и все мальчишки, я грезил поиском сокровищ. Мечтал, что отправлюсь путешествовать, разбогатею; и самая красивая девчонка бросится в мои объятия, а все знакомые будут смотреть с завистью на сильного, загоревшего странника, вернувшегося с большой викторией…

Жизнь моя состояла из скучной работы дома днём, но вечерами она преображалась, и я уже не был сельским пареньком, выпасавшим скот и копавшемся в огороде. Я превращался в бывалого моряка, проводившего длинные часы в компании такого же повидавшего свет морского волка. Старый Хэтч был удивительным человеком.

— Я благодарен судьбе, Билли, что свела нас, мальчишку и старика, таких разных внешне и таких близких по духу. Ты скрашиваешь моё одиночество, и пусть Господь благословит тебя за это!

И я был очень рад и признателен за его доброту и науку. В благодарность я помогал ему по дому, бегал за продуктами в лавку, приносил чистую воду из родника.

Однажды вечером он подозвал меня, и протянул что-то в сжатой ладони.

— Посмотри, Уилл…

Он раскрыл ладонь и протянул мне тяжелый кругляш. Это была старая монета из желтого металла. Я сразу понял что это, хотя никогда раньше не держал в руках золота. Истёртая, с изломанными краями, она сверкала в свете свечи, словно в ней глубоко внутри тоже горел огонь. Я смотрел, как завороженный.

— Это испанское эскудо. Веришь, мой мальчик, я своими глазами видел россыпь таких монет, столько, что и за всю жизнь не истратить! Всего в нескольких ярдах. А достать не мог! Но я знаю, денежки эти всё ещё там, дожидаются старика Хэтча… Да, Уилл, дожидаются. Да уже не дождутся… А ведь я один знаю то место. Да видать, заберу это знание с собой. В могилу. А вот скинул бы мне Господь десяток годков, видишь… И стало бы сил на дальнюю дорогу…

Старик иногда говорил с трудом, от волнения его мучила одышка.

— Вы не так слабы, как вам кажется, сэр.

— Нет, Билли, я уже стар… Кости мои ломит в сырую погоду. Болят старые раны, мигрень не даёт уснуть. Я уже не тот моряк, который мог простоять три вахты к ряду. А затем ещё погулять на берегу, не думая об отдыхе.

И он умолк, задумчиво уставившись в пустоту, словно видел перед собой потерянную молодость. В такие моменты я никогда не отвлекал старика, а он мог часами предаваться воспоминаниям или размышлениям.

Я же смотрел на монету, думая о власти, что золото имеет над людьми. Владение одним таким кругляшом может обеспечить скромной едой на целый месяц. А ведь это всего лишь металл, пусть и редкий. Как так случилось, что жизненно важные вещи люди научились менять на то, что не согреет и не накормит? Как вышло, что владение куском металла может сделать человека богатым, сытым и одетым?

В этом была магия. Магия золота, и я принимал её, не понимая. Как принимают любое волшебство.

Иногда после ужина Генри Хетч становился разговорчивым. Тогда он много рассказывал про Панамский поход — самое большое деяние в его никчемной, как он иногда выражался, жизни.

— Морган великий был человек. Хоть и подлец изрядный. Испанцы дрожали от одного упоминания его имени. Англия доказала, что сыны её — славные воины, сильные и беспощадные к врагам, и впервые после Дрейка именно Генри Морган заставил испанцев пожалеть о том, что они вступили в войну против такой великой державы, как наша родина, Билли. И я был с ним рядом, когда мы захватили Пуэрто— Бельо. Девять кораблей и полтысячи смельчаков выступили в поход против всех сил Испании в Новом свете. И мы вернулись с победой. Сто тысяч золотых реалов — вот цена, что заплатили еретики за свои жизни. И ещё на полмиллиона пиастров мы взяли в самом городе. Таковы были трофеи этого похода, невиданные со времён Дрейка.

Никто — ни португальцы с голландцами, ни французы не смели бросать вызов Испании, тогдашней владычице морей. Но Англия! Англия, и её гордые сыны покорили все моря, подвинув испанцев в сторону, потеснили их на всех берегах, и теперь над морями развевается крест Святого Георга!

— А другие страны? Есть ещё морские державы?

— Есть страны, имеющие выход к морю, но и только. У них не хватило ума понять, что лишь тот, кто владеет океанами — владеет миром.

— А как Англия стала Владычицей океанов?

— Благодаря таким людям, как Дрейк, Кавендиш, Морган, Фробишер. И благодаря правителям, строившим корабли. Они то и устанавливали наше знамя на диких берегах, тем самым закрепляя эти земли за Английской короной.

— Но ведь Испания не уступала?

— Конечно же, мой мальчик! Ты ведь знаешь о войне 1587 года? Но Бог тогда был на нашей стороне, и флот герцога Медина потерпел сокрушительное поражение, и большую роль в этом сыграл сэр Френсис Дрейк! Великая и Славнейшая армада сожжена была нашими брандерами и разметана в щепки бурей.

— А что теперь?

— Теперь времена не те. Всё, что могли открыть — открыли, что могли завоевать — завоевали. Может, где в океане и остались ещё неизвестные острова, да только их открытие не сравнить с открытием Нового Света или Южной Земли. Остается только удерживать ранее освоенные территории, а для этого нужен могучий флот.

— И храбрые моряки!

— И храбрые мореплаватели, мой мальчик! — улыбнулся старик.

— Когда-нибудь я стану великим мореплавателем!

— Обязательно станешь, и имя Уильям Томас прогремит над всеми морями и океанами!

За такими разговорами мы коротали длинные вечера. Больше всего меня захватывали истории о сокровищах затонувших кораблей. При этом глаза Гарри словно оживали, он делался бодрее и разговорчивее, но при всём том словно что-то не договаривал. Он много рассказывал историй, которые слышал от других, но вдруг становился молчаливым, когда я спрашивал о том, что он видел своими глазами.