Это был замечательный корабль. Трёхмачтовый, с марсовым гнездом и мачтой на бушприте, с высокой резной кормой, балконом и большими окнами капитанской каюты. Высокий, с изящными обводами, украшенный богатой резьбой, раскрашенный яркими красками и позолотой, он носил достойное имя, истинно сверкая королевским великолепием. Этот парусник мог стать украшением королевского флота. Вероятно, раньше так и было.

Капитан Эдвард Ингленд оставил «Кадоган» Хоуэллу Дэвису, взяв с него клятвенное обещание доставить рабов обратно на побережье и освободить. Мистер Бёрк остался на корабле, к которому привык, как к родному дому.

Я, Джон, Гарри, Хэнки Манки и еще пара матросов, присоединились к команде «Короля Джеймса», поставив свои имена на круговой грамоте. До сих пор не понимаю, почему я так поступил. Вероятно, просто, как верный товарищ, не хотел расставаться с Джоном. Меня пугала одна только мысль остаться без поддержки надёжного человека. Мистер Дэвис, по некоторым причинам, мне более таковым не казался…

Я захватил с собой не только свой рундук, подаренный мне плотником, но также изловил и извлёк на свет божий Проглота. Отныне ему предстояло ловить грызунов в трюме «Короля Джеймса».

Мне же предстояло ходить под командованием самого удивительного капитана из тех, что бродили по морям.

Ингленд был замечательным человеком во всех отношениях, кроме своей мягкотелости. Он даже на матросов не повышал голоса, и общался с ними, как с равными; но меж тем держал дистанцию, не позволяя вольностей. Он был полной противоположностью прошлому нашему капитану. В то время, как Скиннер мнил себя джентльменом, Ингленд таковым являлся. Удивительно было, как он мог так долго удержаться у власти. Быть может, благодаря своей удачливости, а может оттого, что был джентльменом до мозга костей, и тем вызывал всеобщее уважение. Хорошее воспитание не исчезает с годами, не поддаётся влиянию грубого общества.

— Любой из джентльменов удачи отдал бы ногу, дабы стать истинным джентльменом, жить в Лондоне и слыть великим человеком. — Сказал однажды Джон, запихивая в клюв Каторжнику кусочки фруктов. — Вот ты, Билли, о чём больше всего мечтаешь?

Я задумался. Конечно, я мечтал о тихой жизни в личном имении, в окружении слуг и роскоши. Вкусно есть, пить, охотиться, гулять и не заботиться о завтрашнем дне.

Долговязый принял молчаливый ответ.

— Задумался Билли? Много о чем мечтаешь? Так это и верно, истинному джентльмену нужно немало! И всё можно купить за звонкую монету — хоть титул, хоть место в парламенте. Ты же не думаешь, что там заседают честные работяги?

И он расхохотался, словно удачной шутке.

— А знал ли ты, Билли, что отец нашего капитана был лордом парламента? Вот-вот, ты удивлен и ошарашен, как и я в своё время. Так чего же не хватало нашему капитану? Пей, гуляй, трать отцовские денежки в своё удовольствие. А вот таки чего-то не хватало. И я знаю, чего.

Я не мог взять в толк, к чему клонит Сильвер.

— Чего же может не хватать богатею?

Сильвер отвернулся. Посмотрел на небо, повёл рукой вокруг себя, словно гладя волны, белыми барашками обгонявшие корабль.

— Воздуха, Билли, воздуха, бриза, ветра… — Он молча поковылял в каюту.

Ингленд слыл хлыщом. Корабль он содержал в чистоте, в отличие от «Кадогана», пропахшего гнилью и дёгтем от киля до клотика. Воду с трюма откачивали по мере поступления, палубу драили и с крысами боролись, как могли. Проглот принимал активное участие в этой борьбе, чем завоевал расположение капитана. В отличие от крикливого Каторжника. Последнего, кстати, один из матросов предложил зажарить и добавить в постную похлёбку. Джон не долго думал перед тем, как сломать бедолаге длинный нос, навсегда отбив охоту к курятине.

Каюта капитана содержалась в образцовом порядке, сверкая чистотой и блеском. У стен располагались книжные шкафы, но вместо книг на них в основном хранились трофеи капитана. Статуэтки, витые подсвечники, резные шкатулки, диковинныё фигурки и амулеты, витые раковины и разные вещицы, красивые и по виду ценные, но непонятного назначения. Вроде поделок дикарей, предназначенных для колдовства и обрядов, если судить по их странному виду.

Подобно птице, любящей всё блестящее, капитан окружал себя побрякушками, редкостями, красивыми вещами. Гардеробу капитана мог позавидовать и лондонский модник, а тряпками было забито два вместительных сундука в трюме. На окнах в кормовой каюте висели тяжёлые портьеры с золотой бахромой. Однажды нам пришлось ломать дверь и переделывать каюту, чтоб перетянуть с захваченного галеона на «Кассандру» кровать с балдахином, украшенную искусной резьбой.

Капитан любил лишь роскошь и удобства Что же касается денег, то казалось, он вообще не гонится за богатством. Если приз был невелик, капитан оставлял свою долю команде. И матросы отвечали капитану уважением, позволяя ему жить по королевски. Ингленд был из тех людей, кто любит не деньги, а то, что на них можно приобрести.

Капитан обожал всякие редкости и диковинки. Огромная коллекция монет всех стран и времён, попадавших в его руки, хранилась в большом ларце, скреплённом медными полосками и украшенном резьбой. Ларец сам по себе был ценностью. Старое дерево ещё хранило следы лака, но медь позеленела от времени, а витиеватый вензель на крышке истёрся, оставляя лишь гадать, кому он принадлежал. Монеты внутри были не только золотые или из серебра, но и обычные медные; даже в виде гладких пластинок или костяшек — на некоторых островах они ходили, как деньги.

Ингленд часами мог перебирать своё сокровище, раскладывать и так, и эдак. Натирал до блеска, любовался, складывал и сортировал то по размеру, то по стоимости. Он не запирал каюту, но никто и не посмел бы войти без разрешения.

Ингленд был справедлив и честен, команда очень уважала в нём эти качества. Может, по той же причине он был удачливым капитаном? Из-за своего благородства и сострадания? Противники наши знали, что могут надеяться на пощаду, оттого часто не оказывали сопротивления. Капитан держал слово и отпускал всю команду с кораблём восвояси.

Что примечательно, очень часто корабли под английским флагом вообще отделывались лишь небольшим выкупом, частью которого являлся ужин с нашим капитаном. В таких случаях команда иногда роптала, но капитан успокаивал всех, раздавая свою долю добычи. Для него более ценным были новости с родины и общество истинных джентльменов, как он выражался.

Больших кораблей и караванов мы избегали, маленькие же не рисковали сопротивляться. Чёрный флаг с черепом и костями делал своё дело. Корабли, оказавшие сопротивление, сжигались в наказание, а команда высаживали на шлюпки, на милость волн.

Список добычи вёлся в отдельной тетради. Узнав, что я владею письмом, капитан Ингленд поручил мне заботы о ведении записей. В одну толстую тетрадь мне предстояло вносить все наши прибыли и убытки, доходы и расходы, маршруты и названия захваченных судов, количество добычи, а так же места, где мы оные корабли встречали. Меня поражали законы братства, выделявшие каждому практически одинаковую долю. Вот что значит равенство! Это был как бы корабельный журнал, но предназначался он лишь для внутреннего пользования, для чего был разработан специальный шифр, которым мне предстояло овладеть.

Из этой тетради я узнал много нового и интересного о прежних деяниях капитана Ингленда, в том числе и о том, что «Король Джеймс» ранее назывался «Жемчужиной» и принадлежал коммандору Тизарда. Базировался он в Нассау, на Нью-Провиденсе, пока король не назначил губернатором Виржинии знаменитого Вудса Роджерса, бывшего пирата, а теперь верного пса короны. Год назад «Король Джеймс» покинул берега Нового Света, спасаясь от охоты на пиратов, затеянной губернатором. Захватив несколько кораблей и судов различных стран у Азорских островов и островов Зеленого Мыса, «Король Джеймс» покинул насыщенные морские пути и отправился на юг.

Несколько месяцев корабль бродил вдоль западного побережья чёрного континента. Любимым занятием капитана Ингленда стало освобождение невольников. Не то ли была истинная причина, по которой Ингленд бросил своё богатство, положение в обществе, спокойную жизнь? Капитан был бунтарём в душе, возможно именно поэтому он пошёл наперекор воле отца и отправился в Новый свет, где по прихоти судьбы, или по собственному стремлению, стал пиратом.