LIV . Омар Юсуф показывает свои коготки
— Одно мне непонятно,- задумчиво произнёс через несколько мгновений Омар Юсуф, поёживаясь от холода,- я ведь явственно слышал, как Сулеймановы джинны сказали: «Давайте сбросим его (то есть меня) в волны Западно-Эфиопского моря». Вот я и думал, что если мне когда-нибудь посчастливится снова увидеть землю и солнечный свет, то это будет у знойных берегов Африки. Но это,- он показал на видневшийся в иллюминаторе быстро удалявшийся остров,- это ведь совсем не похоже на Африку. Не правда ли, о братик мой Гассан?
— Ты прав, любезный моему сердцу Омар Юсуф: мы находимся совсем у иных и очень отдалённых от Африки берегов,- отвечал ему Хоттабыч.- Мы сейчас…
— Понял! Честное пионерское, понял! — прервал беседу обоих братьев Волька и торжествующе заплясал по каюте.- Вот это здорово! Понял! Понял!
— Что ты понял? — брюзгливо осведомился Омар Юсуф.
— Я понял, как это вы очутились в Арктике.
— О дерзкий и хвастливый отрок, сколь неприятна мне твоя непонятная гордыня! — произнёс с отвращением Омар Юсуф.- Как ты можешь понять то, что остаётся тайной даже для меня — мудрейшего и могущественнейшего из джиннов? Ну что ж, говори своё мнение, дабы мы с моим дорогим братом могли вдоволь над тобою посмеяться.
— Это как вам угодно. Хотите — смейтесь, хотите — нет, но только всё дело здесь в Гольфстриме.
— В чём, ты говоришь, дело? — иронически переспросил Омар Юсуф.
— В Гольфстриме, в тёплом течении, которое и принесло вас от берегов Африки сюда, в Арктику.
— Какая чепуха! — хмыкнул презрительно Омар Юсуф, обращаясь за поддержкой к своему брату. Но тот дипломатично промолчал.
— И совсем не ерунда… — начал Волька, но Омар Юсуф поправил его:
— Я сказал не «ерунда», а «чепуха».
— И совсем это не ерунда и не чепуха! — раздражённо продолжал Волька.- Я как раз за Гольфстрим получил «отлично» по географии.
— Я что-то не помню такого вопроса на испытаниях,- озабоченно сказал Хоттабыч.
И Волька, во избежание обид со стороны Хоттабыча, соврал, будто бы про Гольфстрим он сдавал ещё в прошлом году. Этот ответ вполне удовлетворил нашего старого друга, который искренне огорчился бы, узнав, что Волька скрыл от него свою переэкзаменовку.
Так как Женя и Серёжа поддержали Волькину научную гипотезу, к ней присоединился и Хоттабыч. Омар Юсуф, оставшись в единственном числе, сделал вид, что согласился насчёт Гольфстрима, но затаил против Вольки и его приятелей злобу.
— Я устал от спора с тобою, о учёный отрок,- произнёс он, деланно зевая.- Я устал и хочу спать. Достань же поскорее опахало и обмахивай меня от мух, покуда я буду предаваться сну.
— Во-первых, тут нет мух, а во-вторых, какое право вы имеете отдавать мне приказания? — не на шутку возмутился Волька.
— Сейчас будут мухи,- надменно процедил сквозь зубы Омар Юсуф.
И действительно, в ту же минуту в каюте загудело великое множество мух.
— Здесь можно прекрасно обойтись без опахала,- примирительно заявил Волька, делая вид, что не понимает издевательского характера требований Омара Юсуфа. С этими словами он раскрыл сначала дверь, а потом иллюминатор, и сильный сквозняк моментально вынес жужжащие рои мух из каюты в открытое море.
— Всё равно ты будешь обмахивать меня опахалом,- капризно проговорил Омар Юсуф, не обращая внимания на все попытки Хоттабыча успокоить его.
— Нет, не буду! — запальчиво ответил Волька.- Ещё не было человека, который заставил бы меня выполнять издевательские требования.
— Значит, я буду первым.
— Нет, не будете!
— Омарчик… — попытался вмешаться в разгоравшийся скандал Хоттабыч, но Омар Юсуф, позеленевший от злобы, только свирепо отмахивался от него.
— Я лучше погибну, но ни за что не буду выполнять ваши прихоти! — мрачно выкрикнул Волька.
— Значит, ты очень скоро погибнешь. Не позже заката солнца,- с удовлетворением констатировал, отвратительно улыбаясь, Омар Юсуф.
— В таком случае, трепещи, о презренный джинн! — вскричал Волька самым страшным голосом, каким только мог.- Ты меня вывел из себя, и я вынужден остановить солнце. Оно не закатится ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Трепещи и пеняй на себя!
Это был очень рискованный шаг со стороны Вольки. Если Хоттабыч успел уже рассказать своему брату, что в Арктике солнце в это время года светит круглые сутки, то всё пропало. Но Омар Юсуф в ответ на Волькины слова только глумливо возразил:
— Бахвал из бахвалов, хвастун из хвастунов! Я сам люблю иногда похвастать, но даже в минуты самой большой запальчивости я не обещался остановить ход великого светила. Этого не мог сделать даже Сулейман ибн Дауд — мир с ними обоими!
Волька понял, что он спасён. И не только спасён, но и может прибрать к рукам неприятного братца старика Хоттабыча. Кстати, Хоттабыч одобрительно подмигнул Вольке, а о Серёже и Жене и говорить не приходилось: они догадались о Волькином замысле и сейчас буквально стонали от восторга, предвкушая близкое посрамление Омара Юсуфа.
— Не беспокойтесь, Омар Юсуф. Раз я сказал, что остановлю солнце, то можете быть уверены: оно сегодня не закатится.
— Мальчишка! — презрительно бросил Омар Юсуф.
— Сами вы мальчишка! — столь же презрительно возразил ему Волька.- За солнце я отвечаю.
— А если оно всё же закатится? — давясь от смеха, спросил Омар Юсуф.
— Если закатится, то я буду всегда выполнять самые нелепые ваши приказания.
— Не-ет! — торжествующе протянул Омар Юсуф.- Нет! Если солнце, вопреки твоему самоуверенному обещанию, всё же закатится — а это, конечно, будет так,- то я тебя попросту съем. Съем вместе с костями и волосами.
— Хоть вместе с тапочками,- мужественно отвечал Волька.- Зато, если солнце сегодня не уйдёт за горизонт, будете ли вы тогда во всём меня слушаться?
— Если солнце не закатится? Пожалуйста, с превеликим удовольствием, о самый завистливый и самый ничтожный из магов. Только этому не суждено осуществиться.
— Это ещё очень большой вопрос, — сурово ответил Волька.
— Смотри же! — предостерегающе помахал пальцем Омар Юсуф.- Судя по положению солнца, оно должно закатиться часов через восемь-девять. Мне даже чуть-чуть жаль тебя, о бесстыжий молокосос, ибо тебе осталось жить меньше полусуток.
— Пожалуйста, оставьте вашу жалость при себе. Вы лучше себя пожалейте.
Омар Юсуф пренебрежительно хихикнул, открыв при этом два ряда мелких жёлтых зубов.
— Какие у тебя некрасивые зубы,- сочувственно промолвил Хоттабыч.- Почему бы тебе, Омар, не завести золотые, как у меня?
Омар Юсуф только сейчас заметил необычные зубы Хоттабыча, и его душу наполнила самая чёрная зависть.
— По совести говоря, братец, я не вижу особенного богатства в золотых зубах,- сказал он как можно пренебрежительней.- Уж лучше я заведу себе бриллиантовые.
И точно, в ту же секунду тридцать два прозрачных алмаза чистейшей воды засверкали в его ехидно улыбающемся рту. Посмотревшись в маленькое бронзовое зеркальце, которое этот франтоватый старик, оказывается, хранил у себя за поясом, Омар Юсуф остался очень доволен. Он определённо обогнал своего добродушного брата.
Только три обстоятельства несколько омрачали его торжество. Во-первых, Хоттабыч не выказал никаких признаков зависти к нему. Во-вторых, его бриллиантовые зубы сверкали, только если на них падал свет. Если же свет на них не падал, то рот производил впечатление беззубого. В-третьих, бриллиантовые зубы в первую же минуту до крови расцарапали ему язык и губы. В глубине души он даже пожалел о том, что так пожадничал, но не подал и виду, чтобы не подорвать своего авторитета.
— Нет, нет! — хитро подмигнул он, заметив, что Волька собирается покинуть каюту.- Тебе не удастся покинуть помещение до самого заката. Я тебя прекрасно понимаю: ты хочешь скрыться от меня, чтобы избежать своей заслуженной гибели. Я не намерен рыскать потом по всему судну в поисках тебя.
— Пожалуйста,- спокойно согласился Волька,- я могу остаться в каюте, сколько вам угодно. Это даже будет лучше. А то разыскивай вас по всему пароходу, если солнце не закатится. Сколько мне, по-вашему, придётся ждать?
— Не больше девяти часов, о юный бахвал,- ответил, отвесив издевательский поклон, Омар Юсуф, как-то по-особому щёлкнул большим и указательным пальцами левой руки, и на столике, стоявшем под самым иллюминатором, немедленно появились громоздкие водяные часы.- Не успеет вода дойти до этого вот деления,- добавил он, щёлкнув ногтем по стенке часов,- как солнце зайдёт, и это будет одновременно часом твоей смерти.
— Хорошо,- сказал Волька,- я подожду.
— И мы подождём,- решили также Серёжа, Женя и Хоттабыч.
Восемь часов прошли почти незаметно, так как Серёжа не смог отказать себе в удовольствии и предложил самоуверенному Омару Юсуфу научить его играть в подкидного дурачка.
— Только я тебя всё равно обыграю,- обещал ему Омар Юсуф и согласился.
За эти восемь часов Серёжа оставил сварливого старика в дураках несметное число раз. Омар Юсуф страшно злился, пробовал мошенничать, но его каждый раз хором изобличали, и он начинал новую партию с тем же печальным для него исходом.
— Ну, вот и прошло уже назначенное время, Омар Хоттабович,- сказал наконец Волька и победоносно глянул на увлёкшегося игрой Омара Юсуфа.
— Не может быть! — откликнулся Омар Юсуф, бросил взгляд на водяные часы и побледнел.
Он взволнованно вскочил с койки, на которой играл в карты с Серёжей, подбежал к иллюминатору, высунул из него голову наружу и застонал от бессильной злобы: солнце, как и восемь часов назад, высоко стояло над горизонтом.
Он повернулся затем к торжествующему Вольке и скучным голосом произнёс:
— Я, наверно, ошибся немного в своих расчётах. Подождём ещё часочка два.
— Хоть три! — великодушно отвечал Волька, еле сдерживая улыбку.- Только это тебе всё равно не поможет. Как я сказал, так и будет: солнце не закатится ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра.
Через четыре с половиной часа Омар Юсуф в двадцатый раз выглянул в иллюминатор и, к ужасу своему, убедившись, что солнце и не думает уходить за горизонт, страшно побледнел, задрожал мелкой трусливой дрожью и тяжело бухнулся на колени.
— Пощади меня, о могучий отрок! — воскликнул он жалким голосом.- Не гневайся на меня, недостойного твоего слугу, ибо, крича на тебя, я не знал, что ты сильнее меня!
— А если я слабее, тогда можно на меня кричать? — спросил Волька.
— Конечно, можно,- убеждённо ответил Омар Юсуф.
— Ну и братец же у тебя! — шепнул Женя на ухо Хоттабычу.- Ты меня, пожалуйста, извини, но он пренеприятный, завистливый и злобный старикашка.
— Да,- печально отозвался, потупив глаза, Хоттабыч,- братец у меня не сахар.
— Да встаньте вы, наконец! — сказал Волька Омару Юсуфу, продолжавшему стоять на коленях.
— Каковы будут твои приказания? — угодливо спросил Омар Юсуф, потирая свои сухонькие ладошки и поднимаясь на ноги.
— Пока что только одно: не смей без моего разрешения покидать ни на секунду эту каюту.
— С огромным наслаждением, о мудрейший и могущественнейший из отроков! — льстиво ответил Омар Юсуф, со страхом и благоговением глядя на Вольку.
Как Волька сказал, так и было. Ни в тот день, ни на другой, ни на третий солнце не скрывалось за горизонтом. Придравшись к какому-то мелкому факту непослушания Омара Юсуфа, Волька продлил круглосуточное пребывание дневного светила на небе вплоть до особого распоряжения. Только узнав от Степана Тимофеевича, что «Ладога» наконец вступила в широты, где день на короткое, правда, время уступит место ночи, Волька сообщил об этом Омару Юсуфу как об особой своей милости к недостойному и сварливому джинну.
Омар Юсуф вёл себя тише воды, ниже травы, ни разу, ни на минуту не покинул каюту и покорно влез в медный сосуд, когда «Ладога» под звуки оркестра и крики «ура» пришвартовалась наконец к той самой пристани Архангельского порта, от которой она отчалила сорок два дня назад.
Конечно, Омару Юсуфу страшно не хотелось возвращаться даже на время в медную посудину, где он провёл в одиночестве столько безрадостных веков. Но Волька торжественно обещал выпустить его оттуда, как только они вернутся домой.
Не скроем, у Вольки, покидавшего с медным сосудом под мышкой гостеприимную палубу «Ладоги», было очень большое желание швырнуть его в воду. Но не дав слово — крепись, а дав — держись. И, тяжело вздохнув, Волька сошёл на пристань, подавив в себе искушение.
В поезде наши друзья читали газеты, пели песни, без конца закусывали и, конечно, играли в подкидного дурака. Словом, проводили время так, как его обычно проводят во время длительных поездок по железной дороге.
Только одно событие и приключилось в поезде. На одной из маленьких станций, не доезжая Вологды, какой-то жулик польстился на сосуд, в котором томился Омар Юсуф, схватил его, выскочил из вагона и что есть силы помчался по дощатой платформе, где и был задержан подоспевшим милиционером.
Сосуд возвратили Вольке по принадлежности, а жулика, даже не подозревавшего, от какой грозной опасности избавил его милиционер, отвели в отделение милиции.
После этого случая Волька решил принять меры предосторожности и спрятал сосуд вместе с томившимся в нём неприятным братом Хоттабыча на самое дно своего чемодана.
Если никто на «Ладоге» ни разу не заинтересовался, по какому, собственно говоря, праву Хоттабыч и его друзья участвуют в экспедиции, то ясно, что Хоттабычу не стоило никакого труда проделать примерно такую же комбинацию и с родителями и знакомыми наших героев.
Во всяком случае, и родители и знакомые восприняли как должное факт отъезда ребят в Арктику, совершенно не задаваясь вопросом, какими таинственными путями они устроились на «Ладогу». Родители торжественно встретили наших героев. Отлично пообедав, ребята часа два рассказывали своим близким, почти не привирая, о различных своих приключениях в Арктике, благоразумно не упоминая, впрочем, обо всех событиях, связанных с проделками Хоттабыча. Только Серёжа, увлёкшись, чуть не проболтался. Описывая вечера самодеятельности, происходившие в кают-компании во время туманов, он проговорился:
— А тут, понимаешь, вылезает вперёд Хоттабыч и говорит…
— Что за странное такое имя — «Хоттабыч»? — удивилась Татьяна Ивановна.
— Это тебе, мама, показалось. Я не говорил «Хоттабыч», я сказал «Потапыч». Это нашего боцмана так звали,- не растерялся Серёжа, хотя и очень покраснел.
Впрочем, на последнее обстоятельство никто не обратил никакого внимания. Все с завистью смотрели на Серёжу, который ежедневно и запросто встречался с настоящим, живым боцманом.
Зато у Вольки едва не произошло несчастье с медным сосудом. Он сидел в столовой на диване, с большим знанием дела объяснял родителям разницу между ледоколом и ледокольным пароходом и не заметил, как из комнаты исчезла бабушка. Она пропадала минут пять и затем вернулась, держа в руках… сосуд с Омаром Юсуфом.
— Это что такое? — с любопытством осведомился Алексей Алексеевич.- Откуда ты это, мама, достала?
— Представь себе, Алёша, у Воленьки в чемодане. Я стала разбирать вещи — вижу, лежит вполне приличный кувшин. Пригодится для наливок. Его только почистить надо. Уж больно он позеленел.
— Это совсем не для наливок! — вскрикнул побледневший Волька и выхватил сосуд из бабушкиных рук.- Это меня просил помощник капитана передать его знакомому. Я обещал сегодня же отнести.
— Очень занятный кувшин! — одобрительно отозвался Алексей Алексеевич, большой любитель старинных предметов.- Дай-ка, Воля, посмотреть… Эге, да он, оказывается, со свинцовой крышкой! Интересно, очень интересно.
С этими словами он попытался открыть сосуд, но Волька, не помня себя от ужаса, ухватился за кувшин обеими руками и залепетал:
— Его нельзя открывать… Он даже вовсе не открывается… Он совсем-совсем пустой… Я обещал помощнику капитана не открывать… чтобы крышка не испортилась…
— Скажите, пожалуйста, как он разволновался. Ладно, бери свою посудину,- сказал Алексей Алексеевич, не без сожаления возвращая сыну сосуд.
Волька в изнеможении уселся на диван, крепко прижимая к себе страшный сосуд. Но разговор уже больше не клеился, и вскоре Костыльков-младший встал со своего места и, сказав как можно непринуждённее, что он пойдёт отдавать кувшин, почти бегом покинул комнату.
