Чуть больше двух лет назад у Романа был день рождения. Ему тогда исполнилось девятнадцать. С друзьями на старой шестерке, которая досталась Роме от деда, компания поехала отмечать это дело в соседний райцентр. Зарядка аккумулятора по пути пропала, но не возвращаться же. Не доехали совсем немного – мчавшийся с погасшими фарами автомобиль сбил подгулявшего мужика, возвращавшегося домой из соседней деревни. Мужик был под градусом и шел посередине дороги.

Повезло, что он выжил. Не повезло Роману в том, что сбитый мужик оказался свояком начальнику местного ГАИ, поэтому условным сроком отделаться не получилось. И алкоголь у парня в крови был, так что сел он почти по максимуму.

Первые несколько дней в заключении были очень тяжелыми. Роме казалось, будто вечность прошла, а всего второй день идет. Или третий. Потом стало совсем невыносимо. Время будто остановилось, и каждый день тянулся непередаваемо долго. В первый месяц он постоянно зарекался вести отсчет времени и тут же начинал считать каждый час.

Отбывать наказание ему предстояло чуть меньше трех лет, за вычетом времени, проведенного за решеткой в ходе следствия. На второй день после приговора Рома подсчитал, что сидеть осталось девятьсот двадцать один день. Сколько это часов, вычислить так и не получилось. Калькулятора не было, а при попытке умножения в столбик все время получались разные цифры.

Но человек ко всему привыкает. После нескольких месяцев он уже не каждые пару минут задумывался над тем, сколько ему осталось здесь находиться. Только справился с этим, как появилась еще одна проблема. В самом начале срока засыпалось легко, с мыслями, что часы во сне пролетят незаметно, но с каждым днем по вечерам становилось все тяжелее. Изнутри глодало осознание, как время утекает будто песок. «Юные годы чудесны!» – висел плакат на фасаде его школы. Раньше он на эту надпись внимания не обращал совершенно, а здесь после отбоя эта фраза постоянно всплывала в мыслях. Три года. «Юные годы чудесны!» Были. Целых три года его юности можно вычеркнуть из жизни. Все, юность кончилась.

Шел семьсот семнадцатый день, когда Рому прямо с обеда отвели в здание администрации. Подписывая документы, парень не мог поверить, что его заключение кончилось, – амнистия для него грянула совершенно неожиданно. Последнюю ночь в колонии Рома так и не заснул, с его губ не сходила счастливая улыбка. Он вспоминал, как брякнул «На волю!», когда ручка вертухая зависла над графой «следует к месту жительства». Хорошо, тот прямо так не записал, потом в жилконторе восстанавливать прописку было бы очень сложно.

«Свобода!» – выдохнул Роман, с самого раннего утра оказавшись за воротами, и, поправив мешок за спиной, глубоко вздохнул, наслаждаясь вкусным воздухом воли.

Позади него были ворота тюрьмы, чуть левее крашенные в серый цвет ворота военной части с красными звездами. Сквозь редкий ельник справа виднелись серые трехэтажные дома, в которых жили семьи военнослужащих и работники исправительного учреждения. Рома подошел к остановке на автобусном кольце и глянул на расписание. В ближайший час автобуса не предвиделось. Ну и ладно, можно прогуляться.

Парень летящей походкой зашагал по лесной дороге. До Великополья тут километров двадцать, и, даже если никто не подкинет, к девяти утра он в любом случае будет там.

Как только Рома вышел на основную дорогу, сразу же увидел людей. Левее перекрестка на обочине стояла небесно-голубая «газель» с желтой полосой по борту. «ВысоцкТрансГаз» – гласила надпись черными буквами по борту машины, а рядом логотип, по типу газовой вышки. У «газели» был поднят капот, и два человека в серой униформе со светоотражающими полосками туда сосредоточенно вглядывались, тихо переговариваясь.

– Ладно, давай толкнем, – громко сказал один из них, постарше, и с громким стуком закрыл капот машины. – Э, вылазьте! – побарабанил он ладонью по стеклу.

Из боковой двери «газели» на воздух с матерками вышли еще два мужика, с заспанными лицами и тоже в униформе.

– Стартер не крутит, давайте толкнем, – сказал им пожилой, собираясь за руль садиться.

Развернувшись, он увидел Рому и даже вздрогнул от неожиданности.

– Ох ты! Парень, ну напугал! Фу, – взялся пожилой за сердце. – И тихо как подошел-то. От хозяина? – переведя дух, спросил он, показывая в сторону колонии.

Рома просто кивнул в ответ.

– Помоги толкнуть, а? – Очередной кивок в ответ, пожилой запрыгнул на водительское место.

Роман подошел в машине и вместе с тремя пассажирами уперся ладонями в задние двери. Грязные – чуть поменяв положение руки, он увидел след от ладони. Стало тесновато, все толкались боками, зато машина легко выкатилась на дорогу, набирая скорость. «Газель» чуть дернулась, когда водитель включил передачу, и тут же ровно затарахтела глушителем. «Или пробит, или уже старый, прогоревший», – подумал Роман. Машина остановилась на обочине, а пожилой высунулся из приоткрытого бокового стекла, глядя на парня.

– Спасибо, земеля! Подкинуть тебя? Мы в Великополье едем.

– Да, давайте, – благодарно кивнул Рома.

В машине с расспросами к нему никто не приставал, пассажиры потрепались немного о Людке какой-то и затихли. Роман сел на сиденье у окна, всматриваясь в придорожный пейзаж. Но, кроме обочины и кустов, видно ничего не было, и через минут десять он уже задремал.

Проснулся Рома от того, что голову, свесившуюся на грудь, мотало и пару раз чувствительно стукнуло об стекло. Открыв глаза, парень сначала не понял, где находится. Несколько секунд ему потребовалось, чтобы вспомнить, как он оказался в машине. Почувствовав, что, пока спал, слюней напускал, Рома поспешно вытер лицо и, протерев глаза, уставился в окно. Газель ехала по лесной дороге, валко преодолевая пологие неровности.

– Евген, смотри, проснулся, – сказал один из пассажиров другому.

Пассажир, названный Евгеном, коротко глянул на Рому и кивнул, отвернувшись. Роману стало не по себе – голос, произнесший фразу, был совершенно лишен эмоциональной окраски. Разительно отличаясь от того голоса, которым этот пассажир совершенно недавно обсуждал Людку. Чувствуя неладное, Роман открыл рот, чтобы спросить, куда его везут.

– Дорога закрыта, в объезд едем. Мост через Сурь-Змеиную ремонтируют, – заговорил водитель, глянув на него в зеркало заднего вида.

Роман успокоился, и охватившая его тревога показалась сущей ерундой. С чего он так разволновался? Голос, видите ли, ему бесцветным почудился… Злясь на самого себя, Рома даже отогнал мысли о том, что водитель назвал речку Сурь-Змеиной, хотя в округе ее никто кроме как Змейкой не называл. Из Высоцка люди все же.

Роман вновь прислонился к стеклу, попытавшись заснуть, но уже не получалось. Машину здорово раскачивало, и стоило усилий держать голову прямо, чтобы не биться лбом в стекло. Но вскоре, когда в окне мелькнуло заграждение из колючей проволоки, парень опять забеспокоился. Привстав, он увидел, что дорога уперлась в высокие ворота со звездами. Машина притормозила рядом, а створки уже плавно открывались.

– Мы куда приехали? – вставая, громко спросил Роман, опять почувствовав неладное.

– Тихо, тихо, – сидящий рядом Евген похлопал его по плечу и потянул вниз за рукав.

Сказано это было с некоторой ленцой и чувством бесспорного превосходства. Так рыбак удовлетворенно трепещущую рыбу успокаивает, которую только что на землю рядом с собой кинул. Романа будто ледяной водой окатило, и внутри появилось очень нехорошее предчувствие.

Надо что-то делать, подумал он. Может, стекло разбить? Поздно – машина уже на территорию заехала. Роман в панике замотал головой, но, заметив, что двое пассажиров за ним наблюдают, сел спокойно. Наблюдали мужики хоть и без особого напряжения, но цепко.

– Давай выходи, – сказал ему Евген.

Роман медленно встал с места, собираясь выходить на улицу. Только дверь откроется, надо сразу стартовать вправо и через забор перепрыгивать, решил парень.

– Стой! – тронул за рукав его сосед. – Спокойно, не бегаем, ясно?

Лицо у него было как маска. Роман промедлил с ответом лишь мгновение, и тут же бок взорвала дикая боль. Парень вскрикнул от неожиданности и упал на колени, постанывая от боли.

– Э, э! Накидаешь тут, я тебе ноги вырву! – раздался разительно изменившийся голос водителя.

– Тебе ясно? – вновь спросил сосед Рому.

– Ясно, – с трудом выговорил он и не удержался от стона.

Вроде ткнул его этот урод и не очень сильно, но не вздохнуть даже. С усилием Рома поднялся и вышел из машины, кривясь от боли. Прямо стоять он не мог, держался за бок, согнувшись. Было очень больно, и дышать тяжело. Надо быстрее в себя прийти и бежать, бежать отсюда.

– Пошел, – толкнули парня в спину, и Рома заковылял в указанном направлении. Старался идти не очень быстро, пытался восстановить дыхание. Что тут происходит, он не понимал, но очень хотелось скорее подальше оказаться. Тут же вспомнил, что мешок с вещами в машине остался. Да и черт с ним, с мешком, самому бы отсюда ноги сделать.

К широкому крыльцу главного здания они подошли как раз тогда, когда из высоких стеклянных дверей вышла приметная делегация. Двое серьезных мужчин в костюмах при галстуках, статная женщина и несколько бойцов во всем черном, в больших шлемах со стеклянными забралами, бронежилетах и с оружием в руках.

– Это еще что за покемоны? – на ходу прокомментировал появление компании на крыльце пожилой водитель.

– Саныч, смотри какие парни серьезные, у них «спецназ» на спине написано.

– О, Евген, глянь, у того, слева, забрало с тонировкой! С югов к нам сюда, – бросил еще один из пассажиров «газели».

В обсуждении «газовиками» находившихся на крыльце людей слышалась явная издевка – Рома обратил на это внимание даже полностью погруженный в мысли о побеге. Вся компания на крыльце между тем пристально наблюдала за приближением «газовой» бригады. Подойдя к самым ступеням, конвоиры Романа остановились, встал и он. И тут же встрепенулся, так как разговор о нем зашел.

– Это кто, Давид Яковлевич? – показав пальцем на Рому, спросил высокий мужчина в костюме, с зачесанными назад волосами.

«Колхоз какой, пальцем неприлично показывать», – раздался рядом тихий комментарий от пожилого Саныча.

Не совсем тихий все же для того, чтобы тип с набриолиненными волосами не услышал. У него после фразы водителя дернулась щека и лицо пошло красными пятнами, но другой реакции не последовало. Сделав вид, будто не слышал, тип вопросительно повернулся к стоящему рядом чернявому мужчине.

– Это, Михаил Юрьевич, наша работа, – вкрадчиво ответил ему на взгляд тот, с каменным лицом смотря вдаль.

– Давид Яковлевич, попрошу вас, изъясняйтесь проще. Мне ваши идиоматические изыски не всегда понятны, – смотря свысока, с выражением превосходства спросил высокий.

Мужчина, названный Давидом Яковлевичем, на миг бросил полный неприязни взгляд на собеседника, глубоко вдохнул и спокойным голосом заговорил, отвернувшись. Хотя заметно было, что спокойствие деланое:

– Михаил Юрьевич, не сочтите за труд, проведите логическую цепочку между появлением стороннего человека под охраной на территории нашего Центра с теми задачами, над которыми мы работаем, – Давид Яковлевич на собеседника даже не глянул, все так же смотрел вдаль поверх голов. Было впечатление, что он смертельно устал от общества высокого типа, что и старался показать.

«Мало того что колхоз, еще и тупой», – опять прокомментировал пожилой водитель. Несколько его спутников за спиной Романа хмыкнули.

– Имейте в виду, Давид… Яковлевич, – ледяным голосом сказал высокий, лицо которого стало уже полностью красным, – я приложу все усилия и использую все средства, чтобы после начала работы проекта в новом месте вы оказались за его бортом. А сейчас объясните мне, почему вы продолжаете работу, если еще вчера должны были начать приготовления к свертыванию проекта?

– Михаил… Юрьевич, я занимаюсь по плану, утвержденному кураторами, и никаких иных распоряжений вплоть до сегодняшнего утра не получал. Телефон у вас есть, и, почему у нас продолжается работа, можете попробовать спросить у своего непосредственного руководителя.

– Нет, давайте без воды… – повышенным тоном начал было вопрошать высокий, но его неожиданно перебила женщина.

– Миша, прекрати, а? Достало уже, – резким голосом произнесла она и повернулась ко второму: – Давид, что с материалом делать планируете?

Лицо Михаила Юрьевича покраснело еще сильнее, хотя, казалось бы, уже некуда. Он, не находя слов в ответ, всмотрелся в спутницу, раздувая ноздри. Посмотрел на нее и Рома. Выше среднего роста, в строгом деловом костюме. Длинные обесцвеченные волосы стянуты в тугой хвост, что совсем не идет к ее широкому лицу, да еще и с лоснящейся кожей. Видно, внешняя привлекательность далеко не первый ее приоритет.

– Мое мнение, готовый надо ликвидировать, слишком велики риски при транспортировке. Но окончательные решения ведь не я принимаю, – показалось, что с женщиной Давид Яковлевич разговаривает с большей охотой и без того небрежения, как с высоким.

– А с этим что? – показала женщина на Романа.

У парня даже дыхание перехватило, когда он понял, что, говоря про материал, подразумевали и его. Сердце забилось с невиданной частотой, прыгая у горла.

– За ворота и пня дать, – вдруг негромко произнес один из бойцов в черной форме, – пусть идет.

Губы у Ромы предательски задрожали, когда его окатило волной надежды.

– Тимофеев, беседы вел какие с ним? – спросил чернявый у пожилого водителя.

– Никак нет, – ответил тот, пожав плечами.

– Не вижу препятствий, – посмотрел Давид Яковлевич поочередно на женщину и на бойца в черном, – видеть он ничего не видел, через несколько дней тут ровное место будет. А Тимофеев его сейчас зарядит, он и вспоминать бояться будет о сегодняшнем дне.

При этих словах Рома заликовал. «Отпустят! Отпустят!» – крутилось одно слово в мыслях. Опять пришлось кусать губы, чтобы непроизвольную улыбку сдержать.

– Здесь есть еще кто, из готовых… пациентов? – вновь спросила женщина.

– Да, трое. В Ягодное сегодня должны были перевозить, вместе с этим, – указал кивком Давид Яковлевич на дрожащего от переживаний парня.

– О’кей. Давайте его в работу, я давно хотела на сам процесс посмотреть. Перевезете четверых по плану сегодня.

При этих словах Роман почувствовал себя рыбой, которую с силой швырнули на землю. Издав нечто похожее на всхлип, он попытался закричать, но еще один резкий удар под ребра заставил его согнуться. Было настолько больно, что он даже застонать не смог, беззвучно хватая ртом воздух.

– Резка баба-то, а? – тихо прокомментировал Евген.

– Тихо, тихо, это тебе не этот хмырь, – так же негромко осадил его Тимофеев.

Рома пришел в себя уже в здании, в помещении с обшитыми блестящим металлом стенами и потолком. Позади парня находился белый аппарат, похожий на рентгеновский, только значительно больше. По одной из стен тянулось панорамное окно, через которое было видно пустое помещение с множеством моргающих разноцветными лампочками датчиков и развешанными по стене информационными досками. Осматриваясь, Роман понял, что сейчас последний шанс, и дернулся, пытаясь ударить своего конвоира. Но опять последовал сильный тычок в бок, и парня вновь скрутило от боли.

– Какой, а? – покачал головой осуждающе Евген. – Давай раздевайся. Да не бойся, насиловать я тебя не буду, – проговорил он, глядя на скрючившегося на полу парня.

Раздеваться Рома поначалу не желал, и Евгену пришлось его поуговаривать. Впрочем, уговаривал недолго – через несколько минут полностью голый Роман, поставленный в центре комнаты, был практически распят на хитрой системе креплений. С придвинутого к нему аппарата свисала куча проводов с клеммами, прозрачные капельницы с иглами, отдельно висели белые зажимы для рук и ног, к которым шланги и провода крепились.

– Давай, земеля, жди, – похлопал его по плечу Евген, – только не обоссысь пока со страху. Сейчас к тебе придут, подключат, тогда и помочиться сможешь, все предусмотрено, – хмыкнул он, приподняв один из шлангов с характерного вида насадкой.

– А, да! – Уже направившись к выходу, хлопнул он себя по лбу, будто вспомнив что-то очень важное. – Особо не бойся. От процедур еще почти никто не умирал, – еще раз потрепал он парня по плечу.

– Меня… меня же искать будут, – выдохнул Роман.

– Тебя? Да никто тебя искать не будет. Справку о смерти в загс как раз мне везти надо.

– Чь… чьей смерти? – с трудом из-за мгновенно пересохшего горла спросил Рома.

– Твоей, чьей же еще? По документам ты умер уже полчаса как, – даже бросил взгляд на часы Евген.