Глава девятая, в которой речь идет о нашем папе, который строит дорогу
После посещения городской управы, уже дома, за вечерней трапезой, все были необычно молчаливы. Ужин прошел в тишине. Одна тетушка была безмятежно спокойна и ни на что не обращала внимания. А после ужина, когда тетушка поднялась к себе наверх (в этом случае слово «поднялась» надо понимать вне ее летучести), папа вместо привычной газеты взял с книжной полки справочник по аэронавтике и стал его листать. Мы тоже не торопились к себе, хотя невыполненных уроков, как всегда, была уйма. Но я надеялся на покладистость учителей. Тем более что по телевизору как раз давали фильм про Бэтмена, который тоже здорово летал. Правда, он летал в кино, где все потом хорошо кончалось. А наша тетушка летала наяву, и что с этим делать, никто в доме не знал.
Папа отложил справочник по аэронавтике и сказал:
— Тетушка, конечно, неплохой человек. Но она нарушает спокойствие. То есть получается, что она, как бы обозначить… разрушительница. Вот она кто.
— Но она разрушает дурное, — возразила мама.
— Я противник перемен, какие бы они ни были, — заметил, нахмурясь, папа. Он помолчал и добавил: — Все-таки все было бы лучше, если бы она не летала.
— Но она же летает, — сказала мама.
— Да, к сожалению, — согласился папа. — Но я и говорю, что лучше бы она не летала. Интересно, это у них надолго? Или навсегда?
Надо отметить, что в нашей семье только один папа не захотел признавать тетушкин авторитет. Он заявил, что его личный начальник, мистер Адамс, никогда бы, например, не одобрил, если бы кто-то из сотрудников, да и папа тоже, вдруг по тетушкиному примеру решился полетать. Дело бы закончилось скандалом, а то и выговором.
Утром он снова вернулся к разговору о полетах.
— Наша фирма, — сказал за завтраком папа, — строит дороги, а по этим дорогам будут ездить машины. Ездить, — добавил он, — а не летать! Что же касается полетов, то все это — и самолеты, и вертолеты, и дирижабли, и всякие воздушные шары — давно изобретено человечеством. Здесь все детально прописано, — он указал на справочник. — Кто захочет, может купить билет, скажем, на аэробус и полететь. Но где, в каком законе сказано, что мы обязаны летать, как летает наша тетушка?
— А птицы? — спросила мама. — Они же не летают на самолете? И никаких законов для них тоже нет.
— Птицам не надо ходить на работу.
— И строить дорогу? — говорит мама, скрывая улыбку.
— Да. И строить дорогу, — подтверждает папа, не желая поддерживать шутливый тон.
Но мама лишь задумчиво улыбается, когда речь заходит о тетушке Доре и ее полетах.
— А я бы полетала чуть-чуть, — говорит она с вздохом, обращаясь ко мне и брату Димку. — Но я не умею снимать с себя груз забот. Кухня, магазины, да еще вы, два суслика, у меня. С вами не то что летать, а ползать скоро будешь.
Но папа молчит. Он съедает свой завтрак и бежит на работу. Папу понять можно, у него тяжелый портфель и торопливая походка человека, у которого нелегкие земные дела, которые не ждут отсрочки. Сейчас они строят, судя по его рассказам, дорогу прямо через тот лес, где должен был, судя по всему, отдыхать мистер Х. И поскольку речь идет не о каком-то случайном, никому не известном лесе, а очень даже всем нам знакомом, который при желании можно увидеть даже с нашей крыши, мы обозначим здесь так, как его называют горожане, — Веселый Бор. Хотя при некоторой фантазии ему можно было найти имя и покрасивей, скажем, Зеленая Пуща или как-то еще.
Так вот, папа строит свою дорогу прямо через Веселый Бор, куда будут, как он говорит, приезжать горожане и некоторые чиновники, такие, как мистер Х, которые общаются с природой, только сидя в своей автомашине. И тогда становится понятным, что распоряжение о прокладке дороги через наш Веселый Бор мог сделать господин Х, когда еще был мэром. И не случайно тетушке предложили выдвинуть себя городским главой (интересно, а как бы прозвучало: «городская глава», что ли?), потому что она уж точно запретила бы портить Веселый Бор и проводить там дорогу.
И хотя тетушка по этому поводу дома не произнесла ни словечка, папа очень опасался, что ему придется выяснять отношения с тетушкой Дорой и вести разговоры на эту тему. Особенно после того, как она стала летать.
И однажды тетушка Дора за завтраком как бы мимоходом, пригубляя медленно кофе, спросила:
— Ну и как ваша дорога к Веселому Бору? Все строите?
— Строим, — ответил папа, глядя на часы.
— И много построили? — спросила негромко тетушка.
— Пока немного. А что?
Папе не надо было, наверное, задавать такой вопрос, а просто встать и уйти, как всегда делал, на работу. Но он спросил чуть нервно: «А что?» И стало понятно, что он ждал вопроса. И готов на него ответить.
— Да, в общем, ничего, — произнесла тетушка, поджимая губы. — Вы же хотите лес погубить?
— Нет, — сказал торопливо папа. И опять посмотрел на часы. — Мы только сделаем просеку, а весь остальной лес останется.
— А что такое просека? — спросила тетушка. — Просека разве не лес? Сколько на этой просеке деревьев? Вы считали?
— Не знаю, — торопливо отвечал папа и, отставив чашку, встал из-за стола.
— А вот люди в письмах ко мне пишут, — настойчиво повторила тетушка вслед папе, было понятно, что он хоть торопится, но все слышит. — Люди пишут, что остальной лес, который зовется Веселый Бор, погибнет, если вы построите через него свою дорогу. Деревья не перенесут запаха гари и бензина.
— Люди! Люди! — вскричал, повернувшись, папа. Он никогда не позволял себе крика. А тут он разнервничался. Но потом опомнился, добавил тише: — Люди пишут, наверное, им больше делать нечего… А мы работаем!
Папа ушел, а мы остались сидеть за столом. И мама, помешивая ложечкой в стакане с чаем, вдруг сказала, обращаясь к тетушке:
— Ну, а правда, что будет делать наш папа, если он не станет строить эту дорогу?
— Будет строить другую, — предположила тетушка. — Но не через Веселый Бор.
Мама только покачала головой. Не надо было никому объяснять, тетушке тоже, что папина фирма тогда просто закроется, если они перестанут строить эту дорогу. И папа не станет ходить на работу, но будет от этого глубоко несчастный. А значит, и вся семья с тетушкой вместе. Что пользы от ее полетов? И от леса, который уцелеет?
Тетушка не стала отвечать, а молча ушла к себе наверх. Может, она обиделась, что ее упрекнули полетами. А мы с Димком вдруг решили доехать на велосипедах до Веселого Бора, чтобы посмотреть, что там на самом деле происходит. И права ли мама, когда переживает за папу больше, чем за Веселый Бор?
А там ничего не происходило. Шумели под ветром золотые сосны, куковала кукушка, цвели вдоль тропинки, по которой мы пешком зашли в лес, ромашка, зверобой, мышиный горошек и много других цветов. Этот зверобой, да и другие цветы и травы, как утверждала тетушка Дора, люди раньше рвали тут охапками, для всяких домашних лекарств, и их почти не стало. Но следом пропали бабочки, кузнечики и пчелы. Веселый Бор стал совсем невеселым. А скорей, как сказал кто-то, унылым. И, как определила тетушка, опустился на землю. И тетушка обратилась через газету ко всем горожанам с просьбой, такой маленькой-маленькой, скромненькой-прескромненькой, не рвать в лесу цветов. А если нужны лекарства, то они продаются недорого в аптеке. И так всем стало стыдно, что все перестали рвать цветы. А прогуливаясь через лес, говорили детям: «Летающая тетушка просила ничего не трогать. А она зря просить не станет, она самого мэра сняла».
Теперь, зайдя в лес, но без велосипедов, их мы оставили на опушке, увидели сразу, что все цветы снова выросли. Да и Веселый Бор воспрял и стал снова красивым и веселым.
Я так и сказал:
— Мистер Х не понимает, что здесь красиво.
— А папа понимает? — спросил Димок.
— Не знаю. Наверное, понимает.
— Тогда зачем же он взялся строить тут дорогу?
И так как я молчал, он спросил еще:
— И на эти цветы нальют асфальта? Да?
— Ну, знаю, — отвечал я. Но не очень уверенно.
— А мне жалко, — протянул Димок. — Но ты представь, представь, что вот по этим цветам проедет бульдозер, который мы видели на опушке леса!
Я не смог все это представить и предложил Димку вернуться домой.
На опушке, возле бульдозера, мы задержались. Мы осмотрели его сверху донизу. Он был как танк и грозно сверкал на солнце стальным лезвием, которое было направлено прямо в сторону ближайшей опушки. А на опушке росла белая-пребелая березка. С нее-то, наверное, и начнут. Людей пока не было. Но можно представить, что им завтра скажут: заводите свою махину, и они, лязгая гусеницами, пойдут крушить деревья и цветы.
Тетушку Дору мы застали в саду на скамеечке возле своих белых роз. Она подняла голову, заслышав нас, но ничего не говорила. Но по нашему виду просекла, что мы расстроены. Когда мы присели рядом, она спросила:
— Вы побывали в лесу?
Мы не удивились ее вопросу. Наверное, сверху ей было видно, где мы находились. Ведь она летает, и иногда очень высоко.
— Но Веселый Бор еще цел? — поинтересовалась она, заглядывая нам в лица.
— Цел. Еще цел, — торопливо отвечал Димок. — Но там, на опушке, стоит такой страшный бульдозер!
— Знаю, — сказала тетушка, поджимая губы. — Его сверху видно.
— Это все папа, да?
Тетушка не ответила. Но когда собралась к себе в мансарду, сказала на прощание, что мы должны идти спать, а огорчать родителей разговором на эту тему не стоит. А вот завтра, если получится, мы сходим вместе в лес и поглядим. Тогда и решим, что делать.
Нам с братом понравилось, что тетушка так сказала, что мы будем вместе думать и решать, как нам спасти лес.
А Димок еще спросил, не может ли тетушка перебороть бульдозер, ведь она переборола самого мэра!
— Утро вечера мудренее, — произнесла тетушка и вздохнула. Но когда она направилась к себе наверх, мы сразу увидели, что в ее походке почти нет летучести. Судьба Веселого Бора была для нее тоже нелегкой.
