Павел Дмитриевич вошел по приглашению симпатичной девушки в одну из комнат отдыха Его Императорского Величества. Он не разделял взгляды Императора на такого рода отдых, но в плотном графике Александра не имелось особых «окон», поэтому Киселев решил не ждать, а совместить беседу с не самыми высокоморальными, на его взгляд, процедурами. Так уж сложилось, что Павел Дмитриевич имел довольно пуританские взгляды на жизнь и относился ко всем этим новшествам: массажу, атлетике и прочему — с нескрываемым неодобрением. Впрочем, ограничивающимся лишь нежеланием участвовать во всем этом, а не в попытках противодействовать. Особенно если подобные дела касались лично Александра, который на удивление трепетно относился к собственному телу. Регулярные ванны, в том числе и с морской солью, сочетались у него с разнообразными формами массажа, баней, бассейном, верховой ездой на его любимых фризах, упражнениями в атлетических залах и многим другим. А питание? Ладно, что он кушал пять раз в сутки, довольно аккуратными порциями, так ведь еще и тщательно выбирал себе меню, не раз устраивая разнос за некоторые изыски. В общем, по мнению Павла Дмитриевича, Саша слишком сильно погряз в любви к собственному телу, дойдя до греховности и прогрессируя в ней. Но, несмотря на подобное восприятие, относился к этому вопросу довольно спокойно, почитая за обычную человеческую слабость.

Павел Дмитриевич прошел по небольшому коридору, сформированному легкой бамбуковой ширмой, и вынырнул в зал, наполненный легкими ароматами хвои и приглушенным светом. Зашел и встал, не веря своим глазам. Александр лежал голым на специальном столике, а миловидная тайская девушка в одном прозрачном шелковом халатике массировала его тело, обильно втирая в него какое-то масло. Так Киселев и стоял, наблюдая за тем, как миниатюрные ручки ловко справляются со своей работой, стараясь не смотреть туда, где у девушки отчетливо просматривались ее интимные места. Но долго это продолжаться не могло, поэтому уже спустя полминуты канцлер вышел из транса, услышав знакомый голос:

— Павел Дмитриевич, добрый день. — Александр поздоровался с канцлером, даже не поворачивая головы и не открывая глаз. — Мне сказали, что у вас ко мне неотложное дело. Присаживайтесь. Возле стены есть столик с чаем и два кресла.

— Да, Ваше Императорское Величество. — Киселев слегка поморщился от слишком фривольной, на его взгляд, картины и прошел к указанному креслу. — А нам можно наедине? Это государственное дело, поэтому… — Канцлер взял паузу.

— Девушка, кроме своего родного, ничего не знает. Кое-как изъясняется на русском, но пока еще плохо понимает нашу речь. Поэтому, если мы перейдем на французский или немецкий, эффект приватности будет полностью достигнут, — сказал Александр по-французски. Выбор языка был сделан не случайно. Саша понимал, что Павел Дмитриевич очень тяжело воспринимает происходящее в комнате, а потому хотел это несколько компенсировать, перейдя на его любимый язык.

— Хорошо, — кивнул канцлер, также перейдя на французский язык, который он знал практически как свой родной, особенно после того, как пожил несколько лет в Париже. — Я хотел бы обсудить ситуацию, сложившуюся с утечкой информации. Вы же в курсе, что спустя уже несколько дней всплыли некоторые слова, прозвучавшие на последнем Государственном совете.

— Я благодарен вам, Павел Дмитриевич, что вы бдительно следите за обстановкой, но в данном случае нет никакого повода для переживания. Я специально организовал эту утечку, причем лично, передав через разведку кое-какие обрывочные фразы.

— Но зачем?! — искренне удивился Киселев. — Мы ведь даем возможность туркам подготовиться!

— Зачем? — Александр слегка пожевал это слово. — Видите ли, эта игра ведь не с турками ведется.

— Я вас не понимаю.

— Смотрите. Моя контрразведка проявила себя блистательно настолько, что смогла полностью раздавить большую часть разведчиков англичан, французов и прочих любопытствующих. И тут такой прокол на ровном месте. Почему он мог возникнуть? Как вы думаете, о чем могут подумать в Париже, Берлине и Лондоне?

— Люди расслабились и работают уже не так качественно.

— Да. Несомненно. Но это обыватели. А что подумают те, кто меня хорошо знает? — Александр слегка промолчал, но, не дождавшись ответа Киселева, продолжил: — Они подумают о том, что я специально скормил им эту новость. Ведь теперь во всех европейских столицах только и говорят об Османской империи. А вот те же Джеймс Ротшильд и Дизраэли, я просто убежден, ломают голову над тем, зачем я так поступил. Как вы думаете, к каким выводам они смогут прийти? — Киселев задумался и около пяти минут сосредоточено смотрел на то место, где у тайской девушки чисто теоретически должна быть грудь, но в силу комплекции наличествовали только ребра с прыщиками.

— Даже не знаю. Специально сообщать о своих намерениях за практически год до начала вам должно быть невыгодно. Какой-то совершенно нелогичный поступок.

— Правильно. А теперь наложите этот вывод на расхожее мнение обо мне, согласно которому я всегда поступаю только так, как мне выгодно. Видите всю прелесть ситуации? Дебет с кредитом не сходится, — улыбнулся Александр, впрочем, не открывая глаз.

— Напоминает задачу с неизвестным.

— Совершенно верно, Павел Дмитриевич. Именно к этому мнению в европейских столицах и должны прийти. И, как несложно догадаться, они начнут искать это неизвестное.

— А чем это выгодно нам?

— Тем, что если поразмыслить в этом ключе еще немного, то вы придете к выводу о том, что я, обнародовав информацию о своем намерении, пытаюсь привлечь к этому событию как можно больше заинтересованных лиц. А зачем?

— Действительно, зачем? — все еще пустым взглядом смотрел на Императора Киселев. Он не был человеком быстрого, острого ума, все схватывающего на лету. Поэтому штатные технологические решения информационных войн для него были пока непонятны и не очевидны.

— Павел Дмитриевич, — слегка расстроенным голосом сказал Император. — Мне иногда кажется, что вы меня слушаете, но не слышите. Все же очевидно. Я привлекаю внимание к одному событию, идя вразрез с собственными интересами, для того, чтобы отвлечь внимание Европы от какого-то другого события. Судя по вам, я убежден, что к такому выводу придут не сразу, но придут. В конце концов, мы подскажем, если ума не хватит нашим европейским партнерам, — снова улыбнулся Александр.

— Хм… действительно. А у нас есть, от чего отводить глаза?

— Нет.

— Тогда зачем все это? — спросил Киселев, с совершенно отчаявшимся лицом.

— Есть одна замечательная поговорка, которая дает ответ на ваш вопрос. Звучит она так «Сложно искать черную кошку в черной комнате, особенно если ее там нет». Все дело в том, что туркам и французы, и пруссаки, и англичане, и итальянцы, и многие другие будут в любом случае помогать. Однако если все ясно, то они смогут весьма серьезно вложиться в вооружение Стамбула. Особенно французы, победа в войне которых прямо зависит от того, насколько измотанной русская армия в нее вступит. И вступит ли вообще. Если бы я не сделал этот пасс, то Париж был бы совершенно уверен в том, что отлично себе представляет весь сценарий предстоящих действий. Если бы. Но так случилось, что я их дезинформировал и создал миф о том, что на самом деле планирую что-то другое. Теперь вы понимаете, зачем все это? Банально для того, чтобы у турок внезапно не образовалось большого количества новейшего вооружения. Не знаю как вам, а мне жизни моих солдат важны. И я стремлюсь к тому, чтобы максимально сократить потери.

— Как-то все мудрено… — задумчиво почесал подбородок Киселев.

— Причем одним выстрелом это бьет сразу нескольких зайцев. С одной стороны, существенно снизим объем и качество поставок вооружения туркам. По крайней мере, современное оружие им если и пойдет, то в серьезно ограниченных количествах. С другой стороны, мы озадачим головы руководителей ведущих европейских стран вопросом, на который никто из них никогда не сможет дать ответа. Что отвлечет их от работ по подготовке к войне. А это значит, что в грядущих сражениях погибнет больше наших врагов. С третьей стороны, подобная недосказанность не даст консолидироваться политическим силам Османской империи для борьбы против нас.

— А на первый взгляд кажется… — Павел Дмитриевич задумался. — А что, если не выйдет так, как вы задумали?

— В таком случае я тоже получу выгоду. Ведь чем ниже в Европе будут оценивать мои умственные способности и возможности моей контрразведки, считая меня просто удачливым дурачком, тем менее бдительным и основательным станет их противодействие. На всем можно сыграть, главное — не ограничивать себя стандартными ходами. Думайте, как пират. Они, Павел Дмитриевич, часто вытворяли такое, что обычным флотским экипажам и не снилось, просто потому, что не были скованы уставами или какими-либо еще шаблонами.