Учеба в классической гимназии в последнем, восьмом классе, закончилась для нашего героя очень быстро. Владимиру хватило ровно одного дня на то, чтобы понять — это пустая трата времени и сил… заодно и план действий сложился в единую «картину маслом». Основан он был на том приятном факте, что знания прежнего владельца тела начали постепенно всплывать в его сознании. И особенно быстро и ярко — в те моменты, когда становились критически важны. Начало положил случай перед уроком Древнегреческого языка. Кто-то из одноклассников тихо зубрил одно место из «Илиады» и Владимир, совершенно автоматически, вспомнил и эту цитату, и дальнейший текст, и главу откуда это было взято. Нечто похожее повторилось на уроках латыни и закона божьего — тех предметов, незнание которых превращало в прах его амбициозные начинания. Но теперь… Как говорится, «спасибо мальчику Вове, что так усердно грыз гранит наук». Единственно, «картину маслом» слегка портило полное отсутствие памяти о чувствах и эмоциях, которые испытывал прежний владелец тела к тем или иным людям или событиям. Но и этот факт требовал скорейшей кардинальной смены обстановки, чтобы начать новую жизнь с чистого листа. В общем, Владимир решил ни много ни мало — как можно быстрее получить аттестат зрелости, досрочно сдав экзамены по всем предметам, и ехать «покорять столицу».

Мама, конечно, была против. Какой Санкт-Петербург? У него же еще коньки не сношены. Да и мал. Но Вова настоял, проявил совершенно не детское упорство и разумность в подборке доводов. Чем и выбил ее из колеи. Ведь пару дней назад был вполне обычным подростком шестнадцати лет… а тут раз — твердый, уверенный взгляд, уверенность тона, плавность движений… словно не ребенок, а взрослый, привыкший повелевать. Пришлось ей давать телеграмму брату в Санкт-Петербург и собирать Вову в дорогу.

Все произошло так быстро, что Владимир даже не понял, как оказался на вокзале в Москве, вдыхая теплый, чуть влажный майский воздух. А в его, жутком на вид чемодане, лежал аттестат об успешном окончании этого крайне важного для дореволюционной России учреждения. Причем за восемь полных классов, так как он смог убедить руководство гимназии принять у него экзамены досрочно. Можно было бы, и бросить все, да так уйти. Но Владимир решил реализовывать свои планы аккуратно и бюрократически верно. Чтобы докопаться, если что, не могли. Поэтому, кроме аттестата у него имелась и золотая медаль, на которую в свое время вышел его предшественник в этом теле.

Дорога давалась ему тяжело. Ужасное купе совершенно вымотало его молодое тело. Даже жуткие советские вагоны, казавшиеся ему кошмаром, выходили эталоном удобства. Сидеть всю дорогу из Сызрани в Москву на жесткой деревянной лавке оказалось сущей пыткой. Особенно в вагоне практически лишенном рессор. Да и компания ему попалась неудачная. Столько вздорных, ненужных разговоров он не слышал уже давненько. Но грубить не хотелось. Кто его знает, как жизнь повернется? Начинать свою жизнь в этой древности с хамства незнакомым людям — дурная примета. На его взгляд, разумеется.

И вот перед ним Москва… которая была другой. Совсем другой.

Ради чистого любопытства он взял извозчика и прокатился по наиболее памятным ему местам. Приземистый, неказистый городок. Хоть и изрядного размера. Этакая гигантская деревня, точнее село, ибо церквей было в избытке. До тошноты. А душа его чуть ли не в голос стонала, видя весь этот кошмар после небоскребов… при том, что глаза лихорадочно пытались найти знакомые ориентиры… и не находили.

Пестро, конечно. Просто раздолье для любителей восточнославянского кантри. Но Владимир в своей прошлой жизни был большим любителем стекла, стали и бетона, уважал небоскребы, мечтал о космических кораблях и вообще воспринимал старину как старину, не особенно трясясь над ней. Считая, что жить нужно будущим, а не молиться не руины прошлого.

Во многом из-за неприглядности города для столь техногенного человека экскурсия для Владимира закончилась довольно быстро. Раз, два, три и… он уже сидит в небольшом, но уютном ресторанчике. Еще несколько приседаний и вуаля — Вова уже снял девочку с номером в отеле. Ну и что, что ему всего шестнадцать лет? Просто так сидеть на попе ровно и ждать поезд было скучно. Смотреть и делать нечего. А деньги были — не из бедноты, маменька в дорогу изрядно наличности отсыпала, по местным меркам, разумеется. Кроме того, ему было просто любопытно, что из всего это получится. Как-никак чужое тело, чужой век. Вдруг — что-то новое и необычное выйдет? Хотя, понимая местные проблемы, он озаботился приобретением «резиновых друзей», которые уже не первое десятилетие стояли на службе человечества…

Садясь, спустя семь часов, в вагон поезда, Владимир был несколько обескуражен положением дел в сексуальной сфере. Грустно. Уныло. Ему определенно требовалось найти для себя даму сердце и в должной мере ее развратить. Ну и облагородить. «А еще говорили, что при царе стоял разврат…» Ладно, что девица не ухоженная, хотя он выбирал тщательно, так еще и несуразная какая-то, неловкая, неумелая. А ведь еще шутила, поначалу, что он о ней станет вспоминать всю жизнь. «Наверное, — думал он, — в высших сферах все намного лучше. Но общий уровень — беда. Ох, как не хватает им сексуальной революции и… гигиены».

Опять дорога. Опять пасторальные пейзажи и скука. Ни лоточных торговцев всякой мишурой, ни рекламы, которая раньше так раздражала… ничего. Скучно. Мертвый век.

Владимир откинулся на спинку «дубовой» лавки и попробовал заснуть. Хотя получалось плохо. Тем более что вагон был снова забит до отказа болтливыми путешественниками, которые не давали покоя, делясь впечатлениями и воспоминаниями.

— А вы куда едите, молодой человек? — Наконец поинтересовался один из попутчиков, прервав увлекательный монолог о своем семействе. Владимир уже знал их не только поименно, но и даже кто чем болел и в какие пеленки производил дефекацию в крайней юности. Что, само собой, не добавляло ему расположения духа.

— В Санкт-Петербург, — ответил Вова, попытавшись изобразить Капитана очевидность.

— О! Так я тоже! А у вас там кто-то есть?

— Брат.

— Вы погостить к нему?

— Нет.

— А что же? В Питере сейчас замечательная погода. А скоро начнутся белые ночи. Удивительная вещь, я вам скажу. Неужели вам это не интересно?

— Нет.

— Значит по делу? — Не унимался попутчик, всем своим видом демонстрируя расположения.

— Да.

— Вот как? Очень интересно. И какое же дело вас занимает? Вы такой молодой…

— Хочу стать офицером и убивать врагов Отечества, — предельно холодно и жестко произнес Владимир, у которого уже от этого бесконечного трепа голова шла кругом. Но не помогло.

— О! Похвально! Похвально! В Павловское училище желаете поступить? Так у меня там брат учился. Так его нахваливал.

— Нет.

— А куда же? — Не унывал попутчик.

Так и ехали. Особенно тяжело становилось, когда к уже немолодому, но крайне болтливому мужчине присоединялись остальные. Их, как будто интриговала манера Владимира. А потому «товарищи» старались не за жизнь, а за совесть, вытягивая из него по крохам биографию. Поэтому, когда они, наконец, уснули, он понял — счастье есть. На самом деле. И для него человеку нужно не так уж и много…. А вокзал Санкт-Петербурга стал для него настоящим счастьем. Глотком свежего воздуха. А шум и гам толпы, в которой ничего толком не разобрать, оказался музыкой для ушей, куда он с радостью окунулся, спасаясь от назойливых попутчиков. Ну и спине с попой получалось, наконец, отдохнуть. Как-никак, почти сутки длилась эта пытка.

«Хотя, наверное, я просто еще не привык…»

— Вовка! Вовка! — Раздался смутно знакомый мужской голос и навстречу к нему ломанулся какой-то парень лет двадцати. Студент.

«Брат что ли? Точно, он — в памяти всплыли знакомые черты — повзрослел только. Ну, вот и свиделись…»