25 июня 1941 года. Ставка Гитлера
В 9.00 по Берлинскому времени началось экстренное совещание у Фюрера. Накануне Фюрер был поставлен в известность командующим Группой армий «Центр» генерал-фельдмаршалом Федором фон Боком об угрозе выполнения плана «Барбаросса». Его мнению, о том, что русских не удалось застать врасплох и предпринимаемые ими меры в дальнейшем лишат Вермахт имеющихся преимуществ, Фюрер не придал значения – ну, упорны русские в обороне, ну, недостаточны темпы наступления танковых групп – рано или поздно закончатся у красных резервы, причем это произойдет раньше, чем из глубины прибудут другие, в любом случае танковые группы выйдут на оперативный простор и тогда все изменится. По-другому и быть не может, еще никто не смог сдержать удар немецких панцеров, а уж большевики с их отсталой экономикой и такой же примитивной армией, имеющей во главе военачальников времен их Гражданской войны или просто неизвестных никому, в любом случае обречены на поражение. И не важно, случится это завтра или послезавтра – результат предопределен теорией расового превосходства и вытекающим из нее немецким военным гением, доказательством которому служит вся подчиненная Германии Европа.
Но вот то, что его танки, пехота и артиллерия остались без воздушного прикрытия – его возмутило. Поэтому сейчас перед ним навытяжку стояли рейхсминистр Люфтваффе Рейха Геринг и его подчиненный командующий Вторым воздушным флотом генерал-фельдмаршал Альберт Кессельринг. Пока докладывал Геринг, потом жаловался Кессельринг, Гитлер, молча ходил по ковровой дорожке. Однако когда была озвучена цифра оставшихся во Втором флоте самолетов – он взорвался. В его голове не помещалось, как это за ДВА ДНЯ можно было потерять около полутора тысяч лучших самолетов в мире, пилотируемых лучшими летчиками Европы. Пока он извергал на головы представителей Люфтваффе проклятия и задавался вопросом, КАК это можно было сделать? — его никто не прерывал.
— Мой Фюрер! — решился ответить, стоявший молча до сих Геринг, — прошу вас посмотреть вот это, — и положил на стол снимки, принесенные им. Снимки были сделаны в воздухе в процессе воздушного боя. На них кроме обычных силуэтов «мессершмиттов», «юнкерсов» и знакомых Гитлеру советских «крыс» и «чаек» присутствовали самолеты странного вида со стреловидными крыльями и большими тоже стреловидными хвостами.
— Что это? — спросил Гитлер, указывая именно на эти странные самолеты.
— Мой Фюрер! Это и есть те самые «быстрые дьяволы», о которых докладывал Командующий Вторым воздушным флотом. Именно эти самолеты стали проблемой и головной его болью, — ответил Геринг.
— Они странно выглядят.
— Они реактивные, мой Фюрер! Большевики, каким-то образом сумели создать их, хотя ничего подобного нет ни у нас, ни, насколько я знаю, ни в Англии, ни в США. И вот эти самолеты – дали красным преимущество, которому не смогло противостоять немецкое мужество и мастерство пилотов Люфтваффе.
Перебирая фотографии, Гитлер обратил внимание на снимки, на которых был запечатлен вообще непонятный аппарат с блестящим диском сверху.
— А это что такое?
Тут слово взял Кессельринг.
— Эти аппараты в количестве четырех штук пришли на помощь советским «крысам», когда наши пилоты собирались их уже добить. Крайне эффективны! Вот, — Кессельринг указал на пулеметную установку впереди-снизу аппарата, — эта пулеметная установка поворачивается в бою на 180 градусов. Одной очереди из нее хватает, чтобы разрезать «мессершмитт». Кроме этого, они обладают потрясающей маневренностью, вплоть до возможности зависать в воздухе. Бронированы, по крайней мере, ни одна очередь из бортового оружия наших истребителей не привела не только к сбитию, а даже повреждению и выходу из боя, хотя бы одного из них. Из недостатков замечен один – уступает в скорости, похоже, даже русским «чайкам».
— А как вы смогли сделать такие снимки?
— Мой Фюрер! Когда я понял, что мы встретились с неизвестными и крайне эффективными самолетами русских, я распорядился снимать бои с их участием экипажам Ме-110, запретив им вступать в бой. Таким образом, удалось сделать эти фотографии.
— Похвально! Вы Кессельринг не безнадежны! Что еще можете сказать?
— Мой Фюрер! Я обещал своим пилотам Рыцарский Крест за сбитого «дьявола» и имел смелость обещать такой же, но из ваших рук за сбитого над нашей территорией. Что касается информации по «быстрым дьяволам» – вот тут мной собран материал, и я обобщил его в докладе, — и Кессельринг протянул Гитлеру папку.
— И еще, мой Фюрер! У русских работают эффективные радары с радиусом обзора по нашим расчетам, основанным на опыте, не менее чем в 200 км. Вот отсюда высокая эффективность и их обычных истребителей. Еще один факт – при атаке Минска все наши бомбардировщики были сбиты с земли ракетами. Фотографий нет, но свидетельства приложены мной к докладу. У меня все, мой Фюрер.
— Хорошо. Награды, обещанные вами, я подтверждаю. Вопрос по вам пока остается открытым. Распорядитесь, чтобы наши пилоты постарались пока в бой с этими «дьяволами» не вступать. И сегодня в 16 часов вы, Вилли Мессершмитт, Эрнст Хейнкель, Поль-Ганс-Йоахим Пабст фон Охайн – все у меня, — произнес Гитлер, глядя на Геринга.
Сразу после ухода Геринга и Кессельринга Гитлер вызвал к себе Канариса и Гейдриха. Ответив на приветствие руководителей разведок Рейха, он выложил перед ними фотографии. И пока они внимательно рассматривали их, молча, прохаживался по кабинету.
— Эти фотографии мне представил Геринг и Кессельринг. Вам, — обратился к ним Гитлер, — задание – добыть нечто более существенное, нежели фотографии. От этого зависит, вполне возможно, судьба всей компании в России.
— Яволь! Мой Фюрер!
— Сейчас эта цель – для вас приоритетная. Кстати, а почему я ничего не слышал об этих русских самолетах до войны?
В 16 часов в кабинет Гитлера вошли в сопровождении Геринга Вилли Мессершмитт, Эрнст Хейнкель и Поль-Ганс-Йоахим Пабст фон Охайн. Гитлер предложил им присесть за стол. То, что разрабатывали эти люди, производили на заводах и то, что носило их имена – составляло славу немецкого оружия. Их изделия были самыми лучшими или одними из лучших в мире в области поршневой авиации, и они же были впереди планеты всей в направлении перспективной реактивной. Так считалось, и так думали они до этой минуты.
Гитлер начал разговор с ними издалека – поспрашивал, как идут у них дела именно в разработке реактивных самолетов и двигателей к ним, в каком обозримом будущем они предполагают получить достаточно боеспособный истребитель, как вообще они себе его представляют, и как на их взгляд обстоят дела с реактивной техникой у союзников и врагов. Из разговора выяснилось, что конструкторы в курсе, что на данный момент немецкая наука является лидером в исследовании реактивной авиации, и они заверили Гитлера, что кроме Германии ни у кого нет действующих прототипов реактивных самолетов с удовлетворительными техническими данными. Что касается сроков, то тут они посетовали на недостаточное финансирование проектов реактивной авиации. Если же положение с этим вопросом изменится в лучшую сторону, то они могут заверить Фюрера, что через полтора-два года сумеют предъявить Люфтваффе реактивный истребитель с передовыми на тот момент характеристиками.
— Полтора-два года? — переспросил Гитлер и выложил перед ними фотографии, привезенные Кессельрингом. — Вот эти самолеты практически за 2 дня уничтожили Второй Воздушный Флот на Восточном фронте.
Вот еще доклад Командующего Флотом генерал-фельдмаршала Кессельринга. Там же – рапорта летчиков его Флота о боях с «быстрыми дьяволами» – так они прозвали эти самолеты красных. Можете ознакомиться.
Просмотр фотографий и материалов вызвал шок среди конструкторов.
— Это невероятно! — воскликнул Эрнст Хейнкель, — еще в конце 20-х – начале 30-х годов у русских не было авиационной промышленности, инженеров, конструкторов. Не было ничего! Мы! Мы обучали их кадры! Они никак не могли догнать нас, тем более превзойти!
— Ну, мне, при отсутствии технических данных, эти фотографии мало что дают. Я не знаю мощности их двигателей и их характеристик. Единственное – это вариант компоновки двигателя в фюзеляже, — задумчиво произнес, рассматривая снимки Поль-Ганс-Йоахим Пабст фон Охайн.
— Кто конструктор этих самолетов? Чье имя они носят? — поинтересовался Вилли Мессершмитт.
— Этим вопросом занимаются Гейдрих и Канарис. И не только этим. Что вы можете сказать вот об этом? — и Гитлер выложил на стол три фотографии вертолетов.
— Это, несомненно, автожир, — произнес Вилли Мессершмитт – это понятно из винта сверху машины. В остальном – это та же история, как и с реактивными самолетами – такого нет, и не может быть ни у кого.
— Сейчас нам нужно осознать факт, — продолжил Гитлер, — на вооружении большевиков есть два типа действующих серийных реактивных самолетов, которые имеют подавляющие преимущества над нашими самолетами. Плюс этот автожир. Я не верю, что эти варвары могли их создать самостоятельно. Но таких аппаратов нет и в Англии, иначе бы они ими воспользовались бы в период «Битвы за Британию». Остаются только США. Наверняка они созданы там. И стоят они недешево, что вполне логично. Поэтому у большевиков их немного. Они отмечены только в Белоруссии. Поэтому и речи быть не может о сроках в полтора-два года. Полгода, от силы год в вашем распоряжении. Финансирование по этим программам будет максимально возможным. И еще – после того как мы разгромим красных – все, что связано с этими самолетами будет предоставлено вам. Также все, что смогут узнать наши разведчики и если удастся захватить, хотя бы один из них – все немедленно будет передаваться вам.
Это вопрос жизни и смерти Рейха. Потому что тот, кто обладает такими аппаратами – уже угрожает и потенциально является врагом Германии.
