Книга: Воскресное утро
Назад: 21 июня 1941 года. Минск
Дальше: 22 июня 1941 года. Западный фронт. Война в воздухе

21 июня 1941 года. Москва

Утром Сталин вместе с Берией и Шапошниковым смотрел очередной фильм потомков. Выбрал для просмотра фильм «Они сражались за Родину!». Да, научились потомки снимать фильмы о войне и простых солдатах на ней. В эпизоде построения полка старый маршал что-то подозрительно стал сморкаться. А после просмотра задумчиво заметил: — У меня создалось такое впечатление, что многие из артистов реально прошли войну. Настолько они естественно выглядели в картине, — и ушел от Сталина задумчивый. Последние часы были самыми мучительными. Все, что они могли сделать за эти пять сумасшедших суток – они сделали. Теперь оставалось самое трудное – ждать. Примерно в 10 часов позвонил Молотов и сообщил, что Маннергейм от личной встречи отказался, но письмо в посольстве приняли.
Сталин стоял у окна и размышлял. Потом произнес: «Кто не спрятался – я не виноват!». Пошел к столу, на котором лежала папка, принесенная сегодня утром Берией и в которой, как он пояснил ему, лежит интересное письмо, переданное через сотрудника госбезопасности от одного жителя Вязьмы-Брянской. Открыв папку, он начал читать написанное от руки письмо.
Здравствуйте, товарищ Сталин! Раз судьба дала мне и всем моим товарищам по этим событиям второй шанс прожить еще раз часть своей жизни, я, как коммунист, не имею права не описать принципиальные моменты жизни нашего общества после вашей смерти. Я думаю, товарищи военные расскажут вам все, что знают они. Я же опишу отдельные моменты нашей гражданской и партийной жизни. Пишу это я потому, что эти моменты создают тенденцию, которая может нас привести к потере завоеваний социализма.
Я родился и вырос в смоленской деревне. На моих глазах происходил переход деревни от частно-собственнического образа жизни к колхозному. Да, было непросто! Первые председатели колхозов зачастую пытались использовать общественный труд себе в прибыль, записывая лишние трудодни своим родственникам. Но в деревне ничего скрыть нельзя – такие председатели руководили колхозом не более года и с позором выгонялись с должности. Постепенно люди разобрались с тем, кто может быть председателем, а кого и близко к власти подпускать нельзя. И деревня начала оживать. И тут война. Подростком я вместе с односельчанами пережил то, как 4 раза фронт прокатывался через нашу деревню. Мы жили в землянке, ели лебеду, но верили, что победим. Нам повезло – так как в деревне к моменту ухода немцев домов не осталось – нас не сожгли вместе с домами как соседнюю деревню. После ухода немцев наши матери и мы, пацаны, на своих плечах за 50–70 км носили в мешках семенное зерно со станции, пахали землю на себе и на уцелевших коровах. Но каждый свято верил, что закончится война, и мы все станем жить еще лучше, чем до войны.
И вот война закончилась. Стали возвращаться домой фронтовики. Мало их было. Сейчас мне известно, что из 2,2 миллиона жителей области в боях погибло около 400 000 и 360 000 уничтожили немцы мирного населения нашей области. То есть погиб каждый третий житель. Но, тем не менее, деревни оживали, и жизнь помаленьку налаживалась. Я сумел поступить в институт, там же вступил в партию и, так получилось, что партийная работа стала моей основной. На сегодня я – секретарь парторганизации колхоза-миллионера. И как бы все и у меня и нашего хозяйства неплохо. Однако, как я уже писал выше, стали заметны тенденции, которые меня настораживают и которые я, как коммунист, не могу обойти молчанием.
После вашей смерти вас оклеветали ваши же бывшие подчиненные и соратники. Вынос вашего тела из Мавзолея, снос памятников – все это происходило на моих глазах. В Высшей партийной школе я ознакомился с материалами 20-го партсъезда, на котором вас обвинили в культе личности. Но на этом они не остановились – Хрущев и его окружение начали постепенно, исподволь, уничтожать завоевания социализма и социалистической демократии. В селе заменили выборы председателей колхозов назначением партийных руководителей, не справившихся с задачами в других отраслях. Вы понимаете, к чему это ведет. Эти люди всеми правдами и неправдами старались побыстрее выбраться из деревни. Жизнь колхозников, их чаяния и надежды, их будущее – не волновало этих «управленцев».
Далее, под маской улучшения жизненных условий колхозников, провели укрупнение колхозов – объединили один прибыльный с несколькими убыточными колхозами и для уменьшения издержек переселили колхозников из деревень на центральную усадьбу. Вы помните, как проходила коллективизация. Так вот, укрупнение, а по сути, лишение крестьянина родового места, привело к массовому оттоку рабочей силы из деревни в города. У меня кровью обливается сердце, когда я проезжаю мимо брошенных и разгромленных деревень или мест где они когда-то стояли и в них жили люди, рождались дети и на погостах, ныне заброшенных, хоронили стариков. Особенно это заметно у нас, в областях, примыкающих к Москве. Москва – как пылесос втягивает в себя трудовые ресурсы с окрестных областей, делая их безлюдными. Вот пример нашего колхоза-миллионера – ежегодно на уборочную мы вынуждены на 1–2 месяца привлекать школьников, студентов, военнослужащих, рабочих и служащих городских предприятий. Иначе нам не собрать урожай. Сейчас это называется «битва за урожай». Мы хотя бы платим деньги за эту работу, включая и школьников, но многие хозяйства не могут и платить. И тем удивительнее, что собранное с таким трудом нами не доходит до покупателя, сгнивая на базах. Более того! Наша область – как никакая другая богата выпасами, травами и сеном. Тем не менее, зачастую коровы зимой едят заготовленные рабочими из города еловые веники. К весне они уже не могут стоять самостоятельно и их подвешивают на веревках к потолку фермы. Это позор!
Далее, на сегодняшний день мы проигрываем миру капитала в уровне жизни. Я понимаю, нам нужно иметь современное оружие и его должно быть столько, чтобы никто не посмел на нас напасть. Но в наше время налицо перекос в производстве оружия, вместо товаров потребления. Нарастает дефицит и этим активно пользуются преступные элементы и просто люди нечистые на руку. Ленин учил нас, что в борьбе социализма и капитализма выиграет тот, у кого выше производительность труда. И, похоже, наши руководители забыли эту мысль классика. Мы начинаем проигрывать эту гонку.
К тому же, после вашей смерти партийные руководители всех уровней были выведены из-под надзора органов безопасности. Налицо создание неподсудной касты управленцев, под маской партийных органов. Карьеризм расцвел в полную силу. И мне кажется, если наступит время испытаний, эти люди предадут дело социализма, не задумываясь, в угоду своим потребительским интересам.
Я занимаю небольшой пост, находясь на земле в глубинке России, но то, что я вам описал – видно даже здесь. Что происходит выше – я могу только догадываться. На моей родной земле только последние 10 лет как начали строить дороги, вместо разрушенных войной. Зато та же Прибалтика выглядит как витрина. Только вряд ли этим мы сможем купить их преданность, и вряд ли они заменят в окопах Ваcилия Теркина и других смоленских мужичков, если снова на нашу землю придет война.
Очень надеюсь, что смог донести до вас боль моего сердца. Верю, что второй раз у нас получится лучше.
С уважением секретарь партийной организации колхоза «….» член партии с 1953 года…
Сталин встал из-за стола, раскурил трубку и, подойдя к окну, подумал: «А может и правы были те, кто на 17-м съезде отстаивал позицию о продолжении классовой борьбы. Просто в этой борьбе поменялись противники».
Назад: 21 июня 1941 года. Минск
Дальше: 22 июня 1941 года. Западный фронт. Война в воздухе