Глава 17

Для Эммы это субботнее утро началось гораздо позже обычного, после почти бессонной ночи, проведённой в мыслях о Штефане Фейербахе и о том, что он рассказал. Ей самой все эти события казались преданиями глубокой старины, хоть и происходили всего лишь двадцать с лишним лет назад. Прошлой весной учительница истории, злобная фрау «Пых», прозванная так из-за звука, который она произносила, поднимаясь по лестнице, рассказывала о падении Берлинской стены, но голова Эммы в то время была занята совсем другими вещами. Впрочем, так же как и сейчас. Несмотря на невероятную разницу в возрасте (до чего же он стар!), Эмма всё больше осознавала, что не просто находит Штефана интересным мужчиной, он на самом деле ей нравился!

С этой мыслью Эмма проснулась и какое-то время лежала в кровати, наблюдая как солнечные зайчики, отбрасываемые стеклянной люстрой, скачут по потолку. В квартире стояла привычная тишина для этого времени суток, когда Маргарет обычно спала после ночной смены или визита очередного ухажёра. Только вот Маргарет так до сих пор и не вернулась, и Эмму это беспокоило.

Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, да и просто потому, что она занималась этим каждую субботу, Эмма навела дома порядок, и собралась уже идти в магазин за продуктами, как обнаружила в сумке конверт. У неё совсем вылетело из головы, что Штефан просил ознакомиться с ним перед следующей встречей.

В конверте оказалась стопка листов, распечатанных на принтере, но уже немного пожелтевших. Они были никак не соединены между собой и даже не пронумерованы. На первом значилась дата: двадцать третье октября две тысячи первого года, а после неё без каких-либо вступлений или предисловий начинался текст:

«Он знал Лили ещё со школы, и в то время, как остальные их ровесники целовались по углам и испытывали все прелести пубертатного периода, они решали математические задачи на скорость и играли в шахматы. Другой такой парочки ботаников, наверное, было не сыскать во всём Берлине. Поэтому когда они поженились после первого курса, друзья шутили над ними – «а детей вы тоже будете делать с помощью уравнений?». Но они и не думали о детях. Штефан мечтал о карьере, а Лили всегда и во всём поддерживала его…»

После этого шло несколько абзацев с подробным перечислением всех академических достижений Фейербаха и проектов, над которыми он работал. Особенно не вчитываясь в них, Эмма сразу перешла к строке о том, что «Известие о беременности Лили не обрадовало Штефана, он настаивал на том, чтобы отказаться от ребёнка, но Лили не захотела, и после того как ребёнок родился, ей пришлось оставить работу…»

На этом страница заканчивалась, а следующая начиналась с того, что «Штефан не признавал сына и вёл себя так, словно его вообще не было в их жизни, но в соревновании за внимание Лили он явно проигрывал пухлощёкому и вечно орущему младенцу. И его совсем не трогало, что малыш унаследовал его черты лица, глаза и изгиб губ».

Эмма почувствовала, как её ладони вспотели. Разложив перед собой листы, а всего их было около двадцати штук, она быстро пробежалась взглядом по ним, пытаясь найти ещё какую-нибудь информацию о Лили и ребёнке, но они больше нигде не упоминались.

С некоторым разочарованием, Эмма взяла новую страницу, но там опять рассказывалось про какие-то разработки. То же самое было и на других страницах и лишь на последнем обнаружилось кое-что интересное:

«…Он уехал из Берлина в Гамбург, а там устроился разнорабочим на грузовое судно, уходившее в Южную Америку. Тогда никто не задавал особых вопросов. Люди бежали, бросая всё – квартиры, работу, семью, в надежде обрести новую жизнь.

Из Бразилии в Майами, а оттуда в Нью-Йорк. К тем порам у Штефана уже были кое-какие деньги, чтобы не только не умереть с голоду, но и ночевать не на вокзале. К весне он получил статус беженца, но без знания языка и документов об образовании никому не было дела до его учёной степени и опыта конструкторских разработок, поэтому приходилось разгружать грузы в порту и постепенно учить язык.

Английский давался легко и уже через пару месяцев он мог вполне сносно понимать и даже говорить какие-то совсем элементарные фразы. Теперь он работал в газетном киоске и мог читать все газеты и журналы, которые только поступали в продажу. Так Штефан искал Ангела Краилова. Его имени не оказалось в телефонных справочниках, а названий компаний, которыми он владел, Штефан не знал. Что ему ещё оставалось делать в те времена, когда не было интернета?

Только осенью ему попалась рекламная заметка, где говорилось об электронном заводе, генеральным директором которого был Ангел Краилов. Завод находился в Теннеси, и Штефан рванул туда.

Но и здесь всё прошло не так гладко. В первый раз охрана на пропускном пункте просто развернула его, сообщив, что мистер Краилов не может принять его, поскольку находится в другом месте. Во второй раз ему удалось поговорить с его секретаршей, которая сладко улыбаясь, обещала непременно передать мистеру Краилову, что его кто-то искал. Штефан поселился в мотеле в нескольких километрах от завода и почти неделю не отходил от телефона, но никто ему так и не перезвонил.

Тогда он снова поехал на завод и попросил дать ему номер Ангела и получил его, но когда он пытался позвонить по нему, автоматический оператор сообщил, что такой номер не существует.

Время шло, деньги подходили к концу, а Штефан и на шаг не приблизился к человеку, ради которого он бросил жену, пересёк океан и уже почти год горбатился на проклятой низкосортной работе. Это не просто злило, это просто безумно злило его.

Он ошивался у завода днями и ночами, охрана гоняла его и несколько раз вызывали патрульных, но ему удавалось сбежать от них. Тогда он просто стал осторожней, но не оставил надежды, что однажды Краилов приедет.

И он приехал.

Был уже почти конец октября и темнело рано. Штефан дремал на автобусной остановке, когда кто-то тронул его за плечо. Он не сразу узнал это загорелое улыбающееся лицо, освещённое лишь светом фар припаркованной рядом машины.

«Идём», – сказал он и помог Штефану встать. Он провёл его через проходную, а потом они долго шли коридорами и лестницами, пока не пришли в кабинет, за стеклянными стенами которого виднелся производственный цех.

Мужчина усадил Штефана на диван и распорядился принести ему горячего чая и какой-нибудь еды, которая осталась от обеда в столовой. Сам сел рядом и долго рассматривал его обветренное и заросшее щетиной лицо.

«Ну что же, здравствуй, Штефан Фейербах», – сказал он. – «Ты готов творить историю?»

Творить историю… Эмма перечитала последнее предложение ещё раз, а потом ещё и поняла, что знает о Штефане Фейербахе не так уж и много, а о том, чем занимается его компания тем более.

Тогда она уселась за свой старенький компьютер, чтобы поискать ещё какую-нибудь информацию, а за одним и найти «дедуле» достойную замену. Первый гонорар, как и было обещано, упал на банковский счёт ещё в четыре утра.

Вставив наушники в уши, Эмма слушала новый альбом любимой американской певицы и, постукивая пальчиками по столу, ждала, когда прогрузится страница. Музыка в плеере была включена почти на полную громкость, поэтому девушка совсем не услышала, как в замке зашуршал ключ, и входная дверь с грохотом распахнулась.