Глава 5
Дальнейшие диалоги с туфлями
– Сегодня тяжелый день, – сказал мистер Матекони, вытирая руки тряпкой. – Мне столько всего нужно сделать, а времени не хватает. Очень трудно. – Он поднял глаза к небу, но сначала бросил взгляд на мма Рамотсве.
Она понимала, что это просьба. Мистер Матекони был не из тех, кто просит об одолжении впрямую. Он всегда готов помочь другим людям, таким как мма Потокване, хозяйка сиротского приюта, и это хорошо известно, но, когда нужно было просить других сделать что-то для него самого, его обычно останавливала застенчивость. Иногда, однако, раздавался зов о помощи, скрытый за замечанием относительно напряженной работы, что всегда угрожало каждому владельцу гаража, и сейчас это как раз был призыв, на который мма Рамотсве, конечно, откликнулась.
Она взглянула на свой стол, на котором почти не было бумаг. Там лежали счет, еще в конверте, но, несомненно, это был счет, и наброски письма клиенту. И то и другое спокойно могло подождать, и она ободряюще улыбнулась мистеру Матекони.
– Я могу чем-нибудь тебе помочь? – спросила она. – Чинить машины я не умею, но, может быть, есть что-нибудь другое?
Мистер Матекони метнул грязную тряпку в корзину для бумаг.
– Да, кое-что есть, мма, – сказал он, – раз ты спрашиваешь. И хотя это имеет отношение к машинам, чинить ничего не придется. Я знаю, что ты детектив, а не механик.
– Мне хотелось бы уметь чинить машины, – заметила мма Рамотсве. – Возможно, я когда-нибудь выучусь. Сейчас много женщин умеет чинить машины. Множество девушек идут учиться на механика.
– Видел я их, – отозвался мистер Матекони. – Я вот думаю, сильно ли они отличаются от… – Он не закончил фразу, а повернул голову в сторону мастерской, где двое его учеников, Чарли и младший – его никогда не называли по имени, – меняли масло в двигателе грузовика.
– Сильно, – сказала мма Рамотсве. – Эти парни все свое время думают о девушках. Ты знаешь, какие они.
– А разве девушки не все время думают о парнях? – спросил мистер Матекони.
Мма Рамотсве несколько минут подумала. Она не знала точно, что ответить. Когда она была девочкой, то иногда думала о мальчиках, но только для того, чтобы прийти к выводу, какая удача, что она девочка, а не мальчик. Когда она стала немного постарше и почувствовала мужское обаяние, она иногда представляла себе, что было бы неплохо провести время в компании с каким-то определенным мальчиком, но мальчики как вид не занимали ее мыслей. И она не разговаривала о парнях в том духе, в каком ученики мистера Матекони говорили о девушках, хотя, возможно, современные девушки не такие, как она. Она как-то услышала разговор нескольких подростков – девушек лет семнадцати, – когда искала книгу в новом книжном магазине мистера Керрисона, и была шокирована тем, что услышала. Ее потрясение было заметно – выражение лица, отвисшая челюсть, – и девушки увидели это. «В чем дело, мма? – спросила одна из них. – Вы ничего не знаете о парнях?» Она долго подыскивала слова для ответа, чтобы сказать этим бессовестным девицам, что она знает все о парнях, и уже давно, и при этом дать им понять, что не одобряет таких разговоров. Но слов не нашлось, и девицы, хихикая, удалились.
Мма Рамотсве не была ханжой. Она знала, что происходит между людьми, но считала, что эта часть жизни должна оставаться скрытой от посторонних глаз. Она считала, что чувства одного человека к другому, по большей части, его личное дело и не стоит говорить о тайнах души. Просто не нужно этого делать, потому что так предписывает древняя ботсванская этика. Существует такая вещь, как стыд, думала она, хотя многие, кажется, забыли о нем. И где бы мы оказались в мире без древней ботсванской этики? По мнению мма Рамотсве, это означало бы, что люди могут поступать так, как им хочется, невзирая на то что думают другие. Это был бы готовый рецепт эгоизма, рецепт такой понятный, словно он записан в поваренной книге: взять страну вместе со всем, что она означает, с ее добрыми людьми и их улыбками, с их обычаями помогать друг другу, пренебречь всем этим, встряхнуть, добавить современных идей и печь, пока не разрушится.
Вопрос мистера Матекони о том, думают ли девушки о парнях, остался без ответа, повис в воздухе. Он выжидательно посмотрел на нее:
– Ну, мма? Думают ли девушки о парнях?
– Иногда, – небрежно ответила мма Рамотсве. – То есть когда нет ничего лучше, о чем можно подумать. – Она улыбнулась мужу. – Но ведь мы не это обсуждаем, – продолжила она. – Что ты хочешь, чтобы я сделала?
Мистер Матекони объяснил, какую задачу хочет ей поручить. Ей предстояло совершить поездку в Моколоди, находившийся в получасе езды к югу.
– Мой друг, который справился с коброй, – сказал он, – Нил. Речь идет о нем. У него там старый пикап, «бакки», он пользуется им уже много лет. А теперь… – Мистер Матекони помолчал. Гибель любой машины как-то ослабляла его – он был так увлечен ими. – Я больше ничего не мог сделать. Нужно было полностью перебрать двигатель, мма Рамотсве. Новые поршни. Новые поршневые кольца. – Он печально покачал головой, словно доктор, столкнувшийся с безнадежной болезнью.
Мма Рамотсве подняла глаза к потолку.
– Да, – согласилась она. – Это должно быть очень печально.
– Но, к счастью, Нил не избавился от него, – продолжал он. – Некоторые выбрасывают свои машины, мма Рамотсве. Выбрасывают.
Мма Рамотсве потянулась за лежащим на столе листком бумаги и принялась складывать его. Мистеру Матекони зачастую нужно было время, чтобы добраться до сути дела, и она привыкла ждать.
– У меня есть клиент со сломанной полуосью, – продолжал мистер Матекони. – Это часть задней оси. Ты понимаешь, правда? Есть вал, который доходит до зубчатого механизма в середине задней оси. От этого механизма в обе стороны отходит то, что называется полуосью, которая идет к колесу.
Лист бумаги в правой руке мма Рамотсве был сложен вдвое и затем еще раз под углом. Когда она подняла его и посмотрела, ей показалось, что получилась птица, толстенькая птица с большим клювом. Она прищурилась, так что птица стала расплываться на фоне стен офиса. Она подумала о клиенте со сломанной полуосью – она прекрасно понимала, что имеет в виду мистер Матекони, но улыбалась тому, как он выражал свои мысли. Мистер Матекони рассматривал машины и их владельцев как нечто взаимосвязанное, фактически как одно целое, и получалось, что он говорил о людях, которые теряют топливо или нуждаются в кузове. Это всегда забавляло мма Рамотсве, и она представляла себе человека, за которым тянется ручеек топлива или каких-то людей с вмятинами на теле или руках и ногах. Или она воображала клиента со сломанной полуосью – бедняга, должно быть, хромает, может быть, он хоть чуть-чуть подлечился.
– Ну, – сказал мистер Матекони. – Ну, могла бы ты поехать и привезти это для меня, мма Рамотсве? Тебе не придется ничего поднимать – мой клиент пришлет одного из своих людей. Все, что нужно, это съездить туда и вернуться. Вот и все.
Мма Рамотсве нравилась мысль о том, чтобы съездить в Моколоди. Хотя она жила в Габороне, в глубине души она не была городским жителем – как большинство ботсванцев, – и она никогда не была так счастлива, как когда уезжала в буш и дышала сухим, пахнущим акацией воздухом. Она может поехать в Моколоди с открытыми окнами, солнце и воздух будут проникать в кабину ее крошечного белого фургончика, и она увидит открывающуюся перед ней перспективу – холмы вокруг и позади Оце, зеленые внизу и синие вверху. Она повернет направо и через несколько минут окажется перед каменными воротами заповедника и объяснит дежурному цель своего приезда. Возможно, она выпьет чашку чая на веранде округлого главного здания с тростниковой крышей и в окружении деревьев и с видом на холмы. Она попыталась вспомнить, подают ли там ройбуш, ей казалось, что да, но на всякий случай надо будет взять с собой пакетик, тогда она попросит просто залить его кипятком.
Мистер Матекони встревоженно посмотрел на нее:
– Это все. Все, что я прошу тебя сделать.
Мма Рамотсве тряхнула головой.
– Да, – сказала она. – Это замечательно. Я просто задумалась.
– О чем ты думала? – спросил мистер Матекони.
– О холмах, мимо которых буду проезжать, и о чае. О всяких таких вещах.
Мистер Матекони рассмеялся:
– Ты часто думаешь о чае, правда? А я нет. Я думаю об автомобилях и о двигателях и всяких таких вещах. О смазке. О топливе. О подвеске. Вот о чем.
Мма Рамотсве отложила лист бумаги, который складывала.
– Разве это не странно, мистер Матекони? – спросила она. – Разве не странно, что мужчины и женщины думают о таких разных вещах? Вот ты думаешь о всяких механизмах, а я сижу и думаю о чае.
– Да, – подтвердил мистер Матекони. – Это странно. – Он помолчал. Снаружи ждала машина, которую надо было посмотреть. Владелец хотел, чтобы ее вернули к вечеру, иначе ему придется идти домой пешком. – Мне нужно идти, мма Рамотсве, – сказал он и, кивнув мма Макутси, покинул офис и направился в гараж.
Мма Рамотсве отодвинула стул и встала.
– Хотите поехать со мной, мма Макутси? – спросила она. – Прекрасный день для прогулки.
Мма Макутси подняла взгляд от стола.
– А кто присмотрит за делами? – спросила она. – Кто будет отвечать на звонки?
Мма Рамотсве смотрелась в зеркало на стене позади шкафчика для хранения документов. Зеркало предназначалось для мма Макутси и для нее самой, но чаще всего им пользовались ученики, которые любили прихорашиваться перед ним.
– Как вы думаете, мма Макутси, – спросила она, – может быть, мне стоит заплетать косы?
– У вас сейчас очень хорошая прическа, мма, – ответила помощница. И добавила: – Конечно, она может быть еще красивее, если вы будете заплетать волосы.
Мма Рамотсве обернулась.
– А вы? – спросила она. – Вы бы стали заплетать волосы, если бы я заплетала косы?
– Не уверена, – ответила мма Макутси. – Пхути Радипхути старомодный человек. Я не знаю, как он воспримет заплетенные волосы.
– Старомодный? – переспросила мма Рамотсве. – Интересно. А он знает, что вы современная женщина?
Мма Макутси на минуту задумалась.
– Думаю, что знает, – ответила она. – На днях он спросил, не феминистка ли я.
Мма Рамотсве застыла:
– Он спросил вас об этом? И что вы ответили, мма?
– Я сказала, что в наши дни большинство женщин феминистки, – улыбнулась мма Макутси. – Поэтому я сказала ему, что да, феминистка.
Мма Рамотсве вздохнула:
– Боже, не думаю, что это лучший ответ, какой можно было дать в таких обстоятельствах. Мужчины боятся феминисток.
– Но я не могу врать, – возразила мма Макутси. – Разве мужчины ждут, что мы станем лгать? И в конце концов, Пхути добрый человек. Он не из тех, кто враждебно относится к феминисткам, считая, что они таят в себе опасность.
Она права, подумала мма Рамотсве. Мужчины, которые принижают женщин, обычно делают это, потому что боятся женщин или хотят сами возвыситься. Но нужно быть очень осторожным с такими вещами. Термин «феминистка» может встревожить любого мужчину, потому что некоторые феминистки ведут себя очень неприятно для мужчин. Ни она, ни мма Макутси не относятся к такого рода женщинам. Им нравятся мужчины, даже если они знают, что бывают мужчины, которые грубо обращаются с женщинами. Они никогда не потерпят этого, разумеется, но в то же время они бы не хотели, чтобы на них смотрели как на врагов таких мужчин, как мистер Матекони, или Пхути Радипхути, или, скажем, мистер Полопетси, такой кроткий и внимательный, на чью долю выпало столько несправедливости.
– Я не говорю, что вы должны были солгать, – тихо произнесла мма Рамотсве. – Все, что я сказала, это то, что не самое мудрое говорить с мужчинами о феминизме. Это отпугивает их. Мне не раз приходилось это видеть.
Она надеялась, что это не угрожает помолвке ее помощницы. Мма Макутси заслуживала того, чтобы найти хорошего мужа, в особенности потому, что ей не сильно везло в жизни. Хотя мма Макутси никогда не рассказывала, мма Рамотсве знала, что какое-то недолгое время у нее был муж. Но он неожиданно умер, и она опять осталась одна.
Мма Макутси проглотила стоявший в горле комок. Пхути Радипхути был противоестественно тих в тот вечер после их разговора. Если то, что сказала мма Рамотсве, правда, значит, ее необдуманная реплика могла подтолкнуть его к тому, чтобы разорвать их помолвку. От этой мысли грудь мма Макутси сжалась, словно стиснутая холодной рукой. Ей никогда не завоевать другого мужчину, никогда не найти такого жениха, как Пхути Радипхути. Она будет обречена провести остаток дней как помощник детектива, борясь за выживание, в то время как другие женщины находят подходящих мужчин и выходят замуж. У нее был прекрасный шанс, и она упустила его из-за собственной глупости и недомыслия.
Она посмотрела на свои туфли – зеленые туфли с голубой подкладкой. А туфли посмотрели на нее. «Да, ты это сделала, босс, – сказали туфли. – И не жди, что мы будем носить тебя по всему городу, высматривая другого мужчину. У тебя уже был один, а теперь его нет. Не везет, босс. Не везет».
Мма Макутси уставилась на туфли. Для них была характерна такая бессердечность. Они никогда не предлагали ничего конструктивного. Только осуждали, кричали, что-то вдалбливали – возможно, мстили за все унижения, которым подвергались сами. Пыль. Запущенность. Потрескавшаяся кожа. Забвение.
* * *
Женщины молчали, выезжая из Габороне, справа оставался нависающий Кгале-Хилл, а перед ними вилась дорога. Мма Рамотсве молчала, потому что смотрела на холмы и вспоминала, как много лет назад ехала по этой дороге, чтобы остаться у своей родственницы, которая была так добра к ней. Но были у нее и невеселые путешествия, а также те, что были счастливыми, а позднее, в воспоминаниях, становились несчастливыми. Те самые, что она совершала по этой самой дороге со своим бывшим мужем, Ноте Мокоти. Ноте обычно играл на трубе в отелях в Лобаце. И мма Рамотсве сопровождала его в этих поездках, ее сердце было преисполнено гордости от того, что она жена такого известного и талантливого человека. Она сопровождала Ноте, пока не поняла, что он не хочет, чтобы она ездила с ним. Причиной было то, что ему нравилось после концертов знакомиться с женщинами, а это было невозможно, пока с ним рядом была молодая жена. Мма Рамотсве вспомнила об этом с грустью и попыталась изгнать это воспоминание из своих мыслей; но несчастливое прошлое умеет заявить о себе, и иногда лучше предоставить таким мыслям идти своим чередом. Они пройдут, сказала она себе, пройдут.
Рядом с ней мма Макутси, погруженная в свои мысли, обдумывала свой краткий разговор с мма Рамотсве по поводу феминизма. Мма Рамотсве была права – в этом не было сомнений, – а сама она неумышленно напугала Пхути Радипхути. Какая глупость! Разумеется, она свято верила в ценность того, что защищали феминистки: право женщины иметь хорошую работу и получать те же деньги, что мужчина, за ту же самую работу; право женщины не подвергаться грубому обращению со стороны мужа. Но все это было на уровне просто здравого смысла, и факт, что ты поддерживаешь эти идеи, не делает тебя одной из тех феминисток, которые считают, что с мужчинами надо покончить. Как они могут говорить такие вещи? Мы все люди – и мужчины, и женщины, – и нельзя говорить, что одна группа людей менее важна, чем другая. Она бы никогда не могла сказать этого, и все же Пхути Радипхути теперь, скорее всего, считает, что могла бы.
Женщины миновали человека, который хотел, чтобы его подвезли, – он махнул рукой, надеясь остановить попутный автомобиль. Машины проезжали мимо, не обращая на него внимания, но мма Рамотсве считала, что это расходится с древними обычаями Ботсваны, и жестами показала человеку, что скоро сворачивает с дороги. Крошечный белый фургончик завилял по дороге, в то время как она жестикулировала, и на какой-то момент мужчине показалось, что они хотят подобрать его, но он понял и поблагодарил их, дружески помахав рукой.
– Говорят, сейчас не надо подбирать людей, которые голосуют, – сказала мма Рамотсве. – Но как можно быть такими бессердечными? Помните, как мой фургончик сломался и мне пришлось возвращаться в город по темноте? Ведь люди остановились ради меня. Иначе я все стояла бы там на обочине до сих пор и худела бы и худела.
Мма Макутси обрадовалась, что можно отвлечься от ужасных мыслей о помолвке, расторгнутой на почве проявившегося феминизма. Она засмеялась, услышав реплику мма Рамотсве.
– Это единственный способ выдержать диету, – заметила она.
Мма Рамотсве искоса взглянула на нее.
– Вы думаете, мне нужно сесть на диету, мма? – спросила она.
– Нет, – ответила мма Макутси. – Я не думаю, что вам нужна диета. – Она помолчала и добавила: – Но другие могут так думать.
– Ха! – сказала мма Рамотсве. – Должно быть, вы имеете в виду тех, кто утверждает, что нехорошо быть женщиной с традиционной фигурой. Такие люди бывают, вы знаете.
– Пусть лучше займутся собственными делами, – отозвалась мма Макутси. – Вы ведь знаете, что у меня тоже традиционная фигура. Не такая, как у вас, разумеется, далеко не такая. Но меня никак нельзя назвать тоненькой.
Мма Рамотсве ничего не сказала. Этот разговор тяготил ее, и она была рада, когда стал виден поворот на Моколоди. Сбросив скорость, она направила фургончик с шоссе на второстепенную дорогу, которая вскоре сворачивала в буш. Когда фургончик поворачивал, какой-нибудь наблюдатель мог бы заметить, что он заметно кренится на ту сторону, где сидела мма Рамотсве, а сторона мма Макутси поднимается выше, и это подтверждало только что сказанное мма Макутси. Но никто не видел этого, кроме серого попугая лори на ветке акации, который навидался всякого, но никогда об этом не рассказывал.
