Очнулся он от легкого покачивания. Четыре вооруженных воина несли его на жерди, пропущенной сквозь связанные руки и ноги. Голова болталась, словно какой-нибудь инородный придаток тела, и мозги в ней тоже плескались из стороны в сторону, как вода в ведре.

– Смотри, ожил, – сказал рядом хриплый голос. Что-то в этих словах было не то. Через минуту Дарник понял, что сказаны они были по-ромейски.

Еще никогда он не испытывал такой головной боли, казалось, тысячи иголок и крючков раздирают не только сам мозг, но и кости черепа. Мысленно он даже послал самому себе приказ умереть, чтобы прекратить эту пытку-испытание. Мысль о смерти немного приободрила его. Значит, все это рано или поздно прекратится.

Послышались еще какие-то ромейские слова. И Рыбья Кровь полетел куда-то вниз – это носильщики просто бросили его вместе с жердью на землю. Из короткого забытья его вывел ковш холодной воды на голову.

Дарник с трудом разлепил глаза. Вокруг стояло полдюжины молодых ромеев в довольно странных одеяниях. Что в них странного, Дарник, правда, сообразить не мог.

– Может, он по-ромейски понимает? – произнес командирский голос.

– Понимаешь по-нашему?! – Другой дребезжащий голос, сопровождаемый пинком, был обращен явно к князю.

– Ты из дружины гребенского князя? – по-словенски проговорил кто-то третий.

Из горла Дарника вырвался утвердительный хрип.

– Кажется, вы отшибли ему последние мозги, – снова зазвучал ромейский командирский голос. – Пускай лежит отмокает.

На какое-то время Дарника оставили одного. Он сидел связанный по рукам и ногам на голой земле и видел вокруг себя три-четыре десятка ромеев, снующих туда-сюда, что-то перенося, что-то строгая или копая. Невдалеке виднелись свежесрубленные вполне словенские избы. Хотя женщин не было видно и у многих ромеев висели на поясе мечи, на военный лагерь это все же походило мало.

Рыбья Кровь пошевелил кистями затекших рук. Согласно его собственной давнишней придумке, любой узел, если продолжительно дергать, можно было сильно ослабить и даже развязать. Сейчас ему на собственном опыте пришлось убедиться, что это не совсем так – веревки были как каменные. Вся его верхняя одежда исчезла, на нем оставили лишь нижние порты. Хорошо, что светило солнце и было совсем не морозно. Необходимо было обдумать положение, в котором он очутился. Мысленно он похвалил себя за то, что никогда не носил на себе никаких особых княжеских украшений или других отличий. Единственное, что могло его выдать, так это нижняя рубашка из шелка-сырца, что мог вминаться в раны вместе с наконечниками вражеских стрел, а потом с наконечниками извлекаться из ран. Впрочем, такая рубашка могла принадлежать и знатному хорунжему или сотскому. То, что не стоит пока выдавать своего настоящего имени, Дарник решил сразу. Возникло, правда, опасение, что ромеи могут потребовать за него выкуп, как и за сотского. Но сперва надо было понять, кто они и что тут делают. От этого зависело все остальное.

Перерыв на «отмокание» пленника окончился, и к нему снова приблизилась группа ромеев. Дарник разглядел предводителя. Высокий русоволосый бритый мужчина со значком иларха-сотского на нагрудной бляхе.

Слуги поставили два чурбачка-сиденья. Иларх с каким-то толстяком сели, другие остались стоять. Дарник по корабельному значку на груди толстяка понял, что это кормчий-навклир военного корабля. Сразу прояснилось главное – перед ним команда военного корабля, волею случая или кораблекрушения оказавшаяся здесь, в этой части Сурожского моря.

– Как тебя звать? – через толмача-переводчика спросил иларх.

– Клыч, – назвал Дарник имя своего детского друга.

– Ты кто?

– Полусотский князя Дарника.

– Князь тоже с вами?

Дарник закряхтел, якобы от холода, не зная, стоит ли говорить о присутствии князя.

– Сколько у вас женщин? – вдруг спросил кормщик, именно ему принадлежал дребезжащий голос.

– Десять, – осторожно произнес Рыбья Кровь.

– Это рабыни или жены? – Почему-то для толстяка это было очень важно.

Дарник покосился на остальных ромеев, никто из них не усмехался, тоже серьезно ждали его ответа.

– У нас женщина рабыней бывает только один месяц, потом она всегда становится чьей-то женой или наложницей.

– Скольких за тебя нам могут обменять женщин? – нетерпеливо продолжал допытываться навклир.

Ах, вот в чем дело! У ромеев, оказывается, те же трудности, что и у варваров-словен.

– Нисколько. У нас этого даже слушать не станут.

– Это почему?

– Потому что я нарушитель. Ушел из стана без разрешения. А жизнь нарушителя не стоит и медного фолиса.

– Выходит, за тебя не будет никакого выкупа? – Иларх снова взял переговоры в свои руки.

– Придется, видно, его просто повесить, – пробормотал кто-то из приближенных по-ромейски.

– Мой выкуп в моем теле и в моей голове, – Дарник старался говорить отчетливо и не спеша, с радостью отмечая, что толмач перевел его ответ верно.

– Что ты имеешь в виду? – заинтересовался ромейский предводитель.

– Я многое знаю и умею. На рынке в Херсонесе я бы стоил пятьдесят золотых солидов, а в Константинополе – все сто.

– Вот же врет! – Возмущенный навклир вскочил с места и ткнул пленника кулаком в лицо. – Ваши князья и те столько не стоят!

Рыбья Кровь остолбенел не столько даже от возмущения, сколько от изумления. С детских лет не получал он подобного тычка в лицо.

– Сколько воинов в вашем лагере? – Иларх словно не заметил этой вспышки своего соратника.

Было досадно, что ромейские лазутчики оказались гораздо лучше словенских.

– Первая княжеская сотня лучших гридей.

Иларх проглотил «сотню» без возражений, стало быть, лазутчики были не совсем надежны.

– И что она здесь делает?

– Спасается от мора.

– Много ли у вас продовольствия и зимних припасов?

– До весны должно хватить.

– Могут они часть этого продать?

Дарник испугался, что его заставят быть в этом посредником. Еще не хватало, чтобы на Утесе его увидали в качестве жалкого пленника.

– Нет, продавать ничего не будут.

– Почему ты так думаешь?

– Кто же сейчас это продавать будет? Самим нужно все будет. Никто не знает, когда все это закончится.

Ромеи молчали, обдумывая услышанное.

– Дайте ему какую-нибудь одежду, – приказал иларх, поднимаясь.

Немного погодя к князю приблизился плешивый сутулый старичок-слуга и бросил к его ногам большую войлочную кошму и два куска плотной шерстяной материи, при этом не удосужившись развязать пленника.

Если на лицах воинов-стратиотов преобладала простая угрюмость, то лицо старичка-слуги выражало какую-то крайнюю подавленность. И князь догадался, что перед ним такие же отступники, как и он, – команда ромейского корабля, которая, вместо того чтобы идти на зимовку в Херсонес, самовольно ушла в эту малопосещаемую часть Сурожского моря, видимо тоже спасаясь от чумы.

Да и вообще к зимовке ромеи, судя по напяленным на них одеялам и оленьим шкурам, оказались готовы не больше, чем его собственная дружина до прибытия смольцев. Сначала уплыли в безлюдное место, а потом стали думать, как им тут зимовать дальше.

Размышления князя прервал приход кузнеца с тремя воинами. Кузнец надел на левую лодыжку Дарника две железных дужки и намертво соединил их друг с другом, получилось кольцо, к которому была прикована полуторааршинная цепь с пудовым чугунным цилиндром. Затем Дарнику развязали руки и ноги и позволили ему завернуть в материю босые ступни ног, а в кошму, как в кокон, упрятаться самому.

– Пошли, – сказал по-ромейски стратиот со значком пентарха на нагрудной бляхе.

Всей группой они прошли к строящимся избам. Стройкой занимались гребцы-варвары, явно к этому делу не пригодные. Выделялись лишь два улича, выбирающие в бревнах паз. Остальные стесывали с бревен кору и сучки, стараясь придать им ровную круглую форму.

Пентарх отобрал у гребца-хазарина топор, протянул его Дарнику и жестом указал на ошкуренное бревно, мол, выбирай давай паз. Все горе-плотники, приостановившись, наблюдали за князем.

Прежде чем взяться за работу, Рыбья Кровь разобрался со своим одеянием. Еще сидя связанным, он продумал, как это сделать, поэтому сейчас все проделал быстро и ловко. Скинув с себя войлочный прямоугольник, он в четыре удара топором прорубил в его середине квадратное отверстие, затем просунул в него голову, а свисающие с плеч полости обмотал вокруг поясницы подобранным тут же, на стройке, куском веревки. Получилась настоящая теплая одежда со многими отверстиями для выхода во время работы телесного жара.

Все присутствующие весело рассмеялись, улыбнулись даже строгие воины. Теперь можно было приступать и к плотничеству. Последний раз Дарник занимался чем-то подобным, когда в двенадцать лет помогал дяде Ухвату рубить новый хлев для скотины. Хоть ты проси привычный меч и руби бревно мечом. Однако оказалось, руки ничего не забыли. Несколько первых ударов вышли не очень уверенными, но вот лезвие точно трижды вонзилось в одно и то же место, и дело наладилось.

– Работать! – рявкнул подошедший декарх-десятский, и все вернулись к своим занятиям.

Энергичные движения быстро согрели Дарника, и от того, что у него все хорошо получалось, он мало-помалу начал получать удовольствие. Не мешал даже чугунный цилиндр, который легко перемещался следом за своим хозяином.

– Ну кто так делает? – Рядом стоял пожилой улич, критически глядя на расковырянное бревно. Рыбья Кровь присмотрелся – и точно – паз в бревне шел чуть кривовато.

– Так не плотник я – воин, – безобидчиво согласился князь.

– Будешь делать черновую работу, – пожилой указал на новое, свежее бревно и стал ловко исправлять дарникские огрехи. Топор в его руках тюкал совсем легко, зато дерево вело себя как кусок масла и все прежние зазубрины превращались в гладкую ровную округлость.

Дарник отошел к новому бревну.

– Ну что, Малыга устроил тебе выволочку? – К Дарнику с ковшом воды подошел молодой улич, сам отпил и новичку протянул. – Ты откуда?

– Из Липова.

– А это где?

– В верховьях Танаиса.

– А-а, – протянул малый, хотя ясно было, что ему Танаис да и само Гребенско-Липовское княжество ни о чем не говорило.

Декарх застучал в било – дневная работа закончилась. Дарник вместе с другими гребцами потянулся к трапезной – длинному столу и лавкам, сбитым из тонких жердей под открытым продуваемым навесом. На очаге из камней стоял большой котел, из которого веселый готовник наливал в деревянные миски похлебку и передавал подходящим по одному гребцам. Если подходили сразу двое, он одному из них бил черпаком по лбу, заливаясь при этом громким смехом.

Рыбья Кровь внимательно осмотрелся по сторонам. На него, казалось, уже никто не обращал ни малейшего внимания. Стало быть, его судьба пока что определилась: плотничать и делать что прикажут. Взгляд уже различал среди общей массы гребцов несколько отдельных групп хазар, сербов, уличей. С десяток было и самих ромеев, они держались совершенно обособленно, и к ним было такое же более уважительное отношение со стороны стратиотов. Дарник припомнил, что обычно в гребцы направляли на год-два чем-то провинившихся воинов. А гребцам-варварам, набиравшимся по найму, этот год-два давал шанс для дальнейшего свободного поселения в любой части Романии.

Когда князь подошел к котлу, веселый готовник попытался врезать и ему черпаком по голове. Рыбья Кровь резко отпрянул, и черпак прошелся мимо. Налив и передав пленнику-колоднику миску, готовник подождал, пока тот отвернется, и повторил свой удар. И опять не попал – Дарник спиной все «услышал» и вовремя увернулся.

– Вот, дьявол! – по-ромейски выругался весельчак.

Рыбья Кровь не смотрел по сторонам, но и так чувствовал на себе десятки взглядов, прежде всего стратиотов, и уже жалел, что прежде времени показал свой боевой навык. Лучше бы стерпел глупую шутку готовника.

За столом свободное место имелось только рядом с хазарами. Туда Дарник и сел. Едва запустил ложку в похлебку, как сидевший напротив звероподобный хазарин быстро придвинул его миску к себе. Дарник оглянулся. Наблюдавший за их трапезой стратиот демонстративно отвернулся в сторону. Ну раз так, то так. Князь быстро выбросил вперед правый кулак и столь же неуловимо вернул его обратно, словно и не делал никакого выпада. А звероподобный хазарин медленно повалился с лавки на землю. Удар пришелся ему в переносицу, лишив сознания. Никто за столом не вскочил и не засуетился. Даже охранник, глянув на упавшего, снова увел взгляд в сторону. Дарник придвинул к себе миску и приступил к еде, боками ощущая, как свободного пространства рядом с ним стало немного больше – соседи с почтением чуть отодвинулись. Похлебка состояла из разведенной в теплой воде муки, князь с трудом проглотил ее.

Потом их всех повели в сопровождении воинов в землянки, которые представляли собой вырытые в земле ямы, крытые жердями с толстым слоем сена, прижатого сверху другим слоем жердей. Входное отверстие закрывала овечья шкура.

– Сюда, – стратиот слегка толкнул Дарника к одной из землянок.

До чего же они любят, оказывается, толкаться, удивился про себя Дарник. У словен толчки позволительны были лишь среди близких друзей, любое грубое касание чужака могло привести к ответному удару ножом, за что потом даже особо никто не наказывал.

В землянке обитали восемь или девять гребцов-ромеев. В тусклом полумраке видны были вырезанные в земле широкие лежанки, устланные сеном, одеялами и войлочными подстилками. Рыбья Кровь огляделся. Все лежанки были заняты.

– Туда ложись, – указал ему на пол один из ромеев. Кругом засмеялись.

Дарник сделал вид, что не понимает, и, воспользовавшись моментом, когда между двух еще не улегшихся гребцов появилось свободное место, уверенно уселся туда. Кулаки были на изготовку, чтобы немедленно отбить возможное нападение. Но драться никто не полез. Все обитатели землянки, встав, стали молиться по ромейскому обряду. Потом, поворчав и повозившись, оба соседа подвинулись и позволили новичку втиснуться между ними.

Вскоре в землянке раздавалось уже дружное ровное похрапывание. Дарник не спал, обдумывая всего одну мысль: бежать или не бежать. Коней и собак у ромеев, как и женщин, тоже не было. Охрана вряд ли могла слишком тщательно охранять гребцов – ведь деваться им все равно некуда. Бег с пудовым грузом тоже не представлял особой трудности – Дарник не сомневался, что сумеет если не убежать, то спрятаться от преследователей в какой-нибудь ямине или кустарнике.

Другое дело, что ему почему-то совсем не хотелось убегать. Явиться в Утес в голом ободранном виде значило навсегда потерять уважение собственных гридей и ополченцев. Для сотского или хорунжего подобный героический побег был в самый раз, но только не для князя. Сохранилась бы княжеская казна, повел бы речь с илархом о своем выкупе. Выходит, остается только одно: найти иной достойный выход из сложившегося положения.

Размышления князя прервал осторожный шорох многих шагов. Возле их землянки остановилось несколько человек. Чуть помедлив, они один за другим скользнули вовнутрь. У одного из вошедших имелся с собой маленький масляный светильник. Всего вошедших Дарник насчитал пятеро. Они пошли вдоль лежанок, освещая светильником спящих. Князь затаил дыхание и в своей и без того скрюченной позе еще сильнее подтянул к животу ноги. Подойдя к новичку, тот, кто был со светильником, тихо произнес по-хазарски:

– Здесь он!

В следующий момент на Дарника набросили большое покрывало и вверх взметнулось пять палок. Однако первый их удар удался лишь наполовину. Выбросив с силой ноги, Рыбья Кровь сбил двоих из нападавших с ног, после чего змеей перекатился через своего соседа справа. Не учел только своего положения колодника, железный цилиндр мешал двигаться слишком быстро. Нападавшие уловили его движения, и удары палок забарабанили по спине и бокам Дарника, а также по его соседу слева с отменной частотой. То, что мешало, могло и помочь – и князь, схватив двумя руками свою цепь, приложился цилиндром по ноге стоявшему возле лежанки хазарину. Послушался вскрик: то ли сильный ушиб, то ли перелом. Но и сам тотчас получил чувствительные удары палками по рукам и голове. Дарник пришел в бешенство – за всю свою жизнь он не получал столько ударов, сколько сейчас. Увы, накинутое покрывало не давало как следует воспользоваться кулаками и ногами.

И тогда он скользнул с лежанки на пол. Ударов палками сразу стало меньше. Светильник давно погас, а в тесном пространстве с длинными палками не очень-то развернешься. Правда, была опасность получить колющие тычки палками, но гребцы не воины, они просто не догадывались о такой возможности. Наоборот, собственные размахивания и спотыкание об упавшего князя двоих-троих заставили потерять равновесие, и получилась куча-мала из полусидящих-полулежащих тел. Князь времени не терял, наполовину освободившись от съехавшего покрывала, он потянул к себе одного из нападавших и ухватил его за горло. Противник дико забился в смертельном ужасе. На Дарника снова посыпались удары, теперь уже кулаков. Но опять же общая скученность превращала их в простые короткие толчки. Покрывало полностью съехало в сторону. Рыбья Кровь почувствовал, как под ним обмякло тело задушенного хазарина, и занялся другими противниками. Подтянув к себе прикованную ногу, он с силой сделал ею круговое движение. Железное кольцо острой болью ожгло щиколотку, зато пудовый груз сработал как гирька кистеня: пролетел по воздуху и врезался в очередную жертву. Раздался новый болезненный вопль. А Дарник, подобрав чью-то палку, вовсю принялся наносить ею колющие удары. Если до сих пор в землянке слышались лишь хазарские ругательства и угрозы, то теперь их сменили непрекращающиеся вскрики и стоны. Кто-то первым бросился к выходу, за ним второй, третий, пополз и четвертый. Лишь пятый остался лежать на земляном полу.

– Он что, мертвый? – спрашивали в темноте по-ромейски дарникские соседи.

– Да нет, просто без сознания.

– А ты проверь.

– Сам проверь.

– Ну наш словенин и дал жару хазарам.

– Ага, тебе хорошо, ты далеко лежал, а мне пару ребер точно сломали…

Рыбья Кровь молча лежал на прежнем месте. К нему напрямую никто не обращался, так чего и говорить. Тем более что было ясно кто и почему хотел его проучить. Под утро он ненадолго забылся в сне-полудреме, из которого его вывел грубый удар по ноге.

– Давай быстро наверх! – В землянке стояли два стратиота с обнаженными мечами.

Обитатели землянки сидели на своих лежанках и настороженно смотрели на труп хазарина, воинов и Дарника.

– Давайте выносите, – приказал им второй стратиот.

Князь вместе с охранниками выбрался наружу. Вокруг землянки столпилось не меньше тридцати воинов и гребцов. Тут же находились и иларх с навклиром. Из землянки вынесли тело мертвого хазарина и положили на землю. Характерная чернота на шее не оставляла сомнений, какой именно смертью он умер. Тут же на чурбачке сидел хазарин, сломанную ногу которого уже взяли в лубки.

– Твоих рук дело? – спросил у Дарника через толмача иларх, кивая головой и на убитого, и на раненого.

– На меня напали – я защищался, – просто ответил князь.

– Повесить! – коротко приказал иларх и развернулся, чтобы уходить.

– А вот нарушать «Стратегикон Маврикия» не надо! – на хорошем ромейском в спину ему громко и внятно произнес Рыбья Кровь.

По рядам ромеев прошло легкое движение. Иларх изумленно развернулся к пленнику:

– Что ты сказал?

– «Стратегикон Маврикия» предписывает выносить наказание не сразу, а на следующий день.

– Так сегодня и есть следующий день. Убийство ты совершил ночью, а сейчас уже утро, – усмехнулся главный ромей.

– Не выкручивайся, ты понимаешь, о чем я говорю.

Неожиданная грубость и бесцеремонность Дарника возымели свое действие – иларх призадумался.

– В яму его! – приказал он воинам.