Как ни странно, единственным, кого не слишком интересовали ночные события, был сам воевода. Все восемь дней пути он, стиснув зубы, противостоял скрытому мнению двух с половиной сотен взрослых мужчин, сомневавшихся в успехе похода, и вдруг нашелся человек, который подошел к нему и неожиданно сказал:

– Я знаю, ты победишь, и все будет так, как ты хочешь.

Этим человеком оказалась одна из освобожденных пленниц. Звали ее Шуша, она была даже не из Корояка, а из восточного Остёра и обратила на себя внимание Дарника еще во время налета на раздельщиков мяса, когда, в отличие от мечущихся товарок, осталась на месте, отстраненно глядя на схватку вокруг себя. После разбивки стана, когда десятские начали шумно делить между собой арсовых некороякских пленниц, Шуша бесстрашно остановила торг и заявила, что это обязанность воеводы награждать женщинами своих лучших воинов, или пускай даст пленницам сутки, чтобы они это сделали сами, иначе между воинами будет раздор. Рыбья Кровь согласился с ней и счел за лучшее отложить «награждение» на следующий день.

Когда совсем стемнело и все распоряжения были отданы, Дарник возле своего сундука вновь столкнулся с Шушей, тогда-то она и сказала ему пророческие слова о его предстоящей победе.

– Арсов еще никто не побеждал, – возразил он ей.

– Так как хочешь победить ты, не хочет никто, поэтому ты и победишь.

Покоренный таким выводом, Дарник остановился возле нее и стал задавать вопросы. Старше его на двенадцать – четырнадцать лет, Шуша была уже сложившейся женщиной с пышными формами, умела читать и писать, говорила так, что хотелось слушать и слушать, и Дарник не заметил, как очутился с ней внутри сундука, и когда она приняла от Селезня миску с едой и сама подала ее ему, в том, что будет дальше, сомневаться не приходилось. Умом он понимал, что так Шуша всего лишь спасается от худшей участи, но это ничуть не мешало ему с каким-то новым удовольствием поддаваться ее чарам.

Топчан в сундуке был рассчитан на одного человека, но места с лихвой хватило на двоих. Засыпая, Дарник думал, как именно ему придется реагировать на те или иные замечания воинов по поводу своего постельного счастья. Но эти заготовки ему так и не понадобились, все, от рядовых бойцов до полусотских, отнеслись к водворению Шуши в воеводском сундуке как к самому обычному делу. Более того, Дарник с удивлением понял, что если бы он не сделал так, то много бы потерял в глазах всего войска. Его смущение насчет возраста и излишнего веса наложницы тоже оказалось напрасным. Кругом были взрослые мужчины, которые этого просто не замечали. А ее умение всегда говорить удивительно уместные и приятные слова превращали для них Шушу в поистине восхитительную женщину. Получалось, что, сам того не ведая, воевода сделал правильный выбор. Заодно выходило, что и впредь во всех будущих битвах ему непременно придется отбирать себе лучшую из всех пленниц, которые им достанутся. Ну что ж, это не самая тяжелая из воеводских обязанностей, решил он.

– Теперь ты должен про меня забыть до вечера, – сказала ему Шуша наутро.

Дарник так и собирался сделать, и ее совет только приятно удивил его.

Выйдя из сундука, воевода сразу почувствовал, что прежнее чувство неуверенности вновь овладело его войском. То, что арсы спокойно сидят в своей крепости и не высылают переговорщиков, ясно указывало, насколько мало считаются они с угрозой, исходящей от неожиданных пришельцев. Напротив, уже сами короякцы ощущали себя в окружении многочисленных арсовых отрядов, которые вот-вот с разных сторон нападут на их стан. Любое бездействие срабатывало только на руку противнику. Поэтому Дарник первым делом распорядился всем хорошо поесть и вооружиться.

– Не думаешь ли ты брать крепость? – забеспокоился Куньша.

– Нет. Будем биться в поле, – уверенно сказал Дарник.

– Они не выйдут, пока не получат подкрепление.

– Еще как выйдут, – «успокоил» окружающих вожаков воевода.

В дополнение к сильно уменьшенному завалу у ворот Рыбья Кровь велел вынести и выставить по краям завала десяток больших повозочных боковин, за которыми могли бы укрыться короякские лучники, оставив свободной главную прореху в завале напротив ворот. Чуть дальше, на недосягаемом для крепостных луков расстоянии, он выстроил в пять рядов полусотни Кривоноса, Куньши и Лисича; полусотня Бортя и спешенные конники Быстряна и Жураня пока остались в стане на случай появления арсовой охоты или еще кого. Себе Дарник накрепко приказал ни во что со своим мечом не вмешиваться – пора было привыкать к настоящему воеводству. Занял место на крыше сундука, у переднего входа в повозочный круг, и приготовился внимательно наблюдать за всем происходящим.

По его приказу пришли в действие большие пращницы. Тяжелые камни и дубовые чурки полетели в крепость и после первой пристрелки стали методично крушить тесовые крыши ее строений. Как Рыбья Кровь и предполагал, долго без ответа нести такой урон арсы не смогли, и вот уже зазвучали их трубы, и по входному колодцу стали спускаться вниз конники. Причем первые пятнадцать – двадцать коней были прикрыты толстыми кожаными доспехами.

Пробил звездный час Меченого – его колесницы дружной шестеркой вынеслись из ворот стана, мгновенно развернулись на оставленной для них прорехе в завале и принялись в упор расстреливать верховых арсов железными орехами. Навстречу противнику устремились и пешие полусотни Кривоноса и Лисича. Укрывшись за завалом и сомкнутыми прямоугольными щитами, ополченцы обрушили на арсов настоящий шквал стрел, сулиц, топоров, камней. В минуты весь передовой конный отряд противника превратился в груду поверженных и изувеченных тел. Следом за ним показался из ворот другой конный отряд, уже без конных доспехов. Однако и ему не удалось приблизиться к короякцам.

Но арсы есть арсы. Поняв, что через гору трупов лошадей и людей не перебраться, десятки пеших арсов по веревкам стали спускаться с внешних стен входного колодца, намереваясь обойти завал с боков. Навстречу им Дарник послал конников Быстряна и полусотню Куньши. Если вооруженные пиками быстрянцы легко смяли и обратили в бегство разрозненный левый отряд арсовых пешцев, то их правому отряду удалось сблизиться и опасно врубиться в неуклюжую полусотню куньшевцев. На помощь им тут же по сигналу воеводы поскакали конники Жураня. Пятикратное превосходство в силах сделало свое дело, и правый отряд арсов тоже почти весь был изрублен на месте.

Наступательный порыв у осажденных иссяк, отступали они более организованно, чем наступали, подбирая раненых товарищей и умело прикрываясь щитами. Разгоряченные ополченцы хотели было за ними последовать, но это значило оказаться в ловушке во входном колодце, и Дарник яростным криком остановил их.

На ратном поле осталось около пятидесяти убитых арсов. Потери короякцев составили шесть убитых и с десяток раненых.

Дарник отвел свои ватаги и колесницы подальше от завала, а колесничим приказал зарядить в камнеметы большие камни. Первый залп каменных «реп» по воротам крепости превратил их в решето, второй – оставил висящие на петлях голые рамы. Теперь можно было передохнуть – и все короякцы вернулись в стан. Ополченцы с восхищением рассматривали и щупали колесницы, будучи поражены их смертоносным действием. Те, кто участвовал в рукопашной рубке, выглядели настоящими женихами. Конца не было рассказам, кто как метнул или рубанул, и насмешкам над противником, который совсем недавно казался столь непобедимым.

Со стороны крепости раздался сигнал трубы, и немного погодя из воротного колодца показались двое арсов с белым полотном в руках, впереди шел коренастый мужчина с огромной головой, которая казалась еще больше из-за пышных полуседых волос и бороды. Без сомнения, это был знаменитый сотский арсов Голован, на полшага отставал от него стройный молодой воин, опоясанный двойными мечами, по всей видимости, дружинник-телохранитель.

Дарник с Куньшей выступили им навстречу.

– Кто вы и зачем здесь? – угрюмо спросил Голован.

– Мы из Корояка, пришли получить виру за ваш разбой. – Дарника, напротив, переполняло веселое добродушие.

– Какую виру вы хотите?

– Вы должны выдать всех женщин, сто мечей, сто коней, сто кольчуг и пять тысяч дирхемов, – невозмутимо перечислил Рыбья Кровь.

– Это вы возьмете, когда победите нас, – надменно ответил сотский и, чуть помолчав, продолжил более мягко: – Вы захватили одну женщину. Она не из Корояка. Зовут Шуша. Мы готовы заплатить за нее сто дирхемов.

– Зачем нам ее отдавать, если вы потом все равно ее нам вернете с остальными женщинами? – Дарник откровенно недоумевал.

Лицо Голована исказила гримаса злости, но он сдержал себя.

– Мы хотим забрать своих убитых.

– Забирайте, но без оружия и доспехов.

– Они славные воины и должны быть погребены с почетом, – возразил арс.

– Будет так, как я сказал.

Голован мрачно посмотрел Дарнику в глаза:

– Хорошо, будь по-твоему. Но отныне ты кровный враг каждого арса.

Не дожидаясь ответа, сотский с дружинником направились назад в крепость.

Полусотские с нетерпением ждали результата переговоров. Присмиревший Куньша коротко рассказал о них.

– Может, надо было требовать поменьше? – осторожно высказался Быстрян.

Дарник весело на него посмотрел, личная встреча с вожаком арсов внушила ему чувство своего полного превосходства.

– Тебе уже надоело сражаться, а я и во вкус еще не вошел.

Главный полусотский досадливо закусил свой левый ус.

– Они просто еще не поняли, с кем имеют дело. Пускай думают, – счел нужным объяснить воевода.

Подбор убитых и раненых и их раздевание заняло немало времени. Десяток безоружных арсов под присмотром полусотни Бортя неторопливо занимались этим, внимательно зыркая на укрепления стана.

Из предосторожности Рыбья Кровь выставил дальние ночные дозоры, а также дозоры вокруг всей крепости, чтобы не пропустить ни одного лазутчика. А ватаге Кривоноса велел отсыпаться, дабы быть готовыми управлять пращницами всю ночь.

Остаток дня в короякском стане прошел в распределении трофейного оружия, что оказалось еще более трудным делом, чем дележка пленниц. Для ратников это было как утверждение собственной значимости, даже те, кто имел полное вооружение, жаждали получить второй меч, второй шлем, вторую бронь и спорили, когда полусотские указывали, что есть те, кто и одного меча не имеет.

Дарник с отвращением смотрел на все это, но не мог придумать никакого более справедливого порядка. К счастью, было место, где хорошее настроение к нему легко возвращалось.

– Я уже могу вспомнить про тебя или еще рано? – спросил он, неслышно подходя к Шуше, готовящей на костре кашу с оленьими колбасками.

– Еще рано, – широко улыбнулась она, теплым взглядом окидывая его. – Когда поешь, тогда и вспомнишь.

– А за тебя, оказывается, сто дирхемов хотят заплатить, – сообщил он, когда она принесла ему в сундук миску с едой. – И чего в тебе такого хорошего?

– Глупые мужчины, разве женщина может стоить дороже десяти дирхемов? – столь же весело отвечала она ему.

Такое у него бывало только с Тимолаем, когда сказанные слова выражали прямо противоположный смысл. Но у Шуши это звучало совсем иначе, как постоянный тайный призыв: спроси еще, сделай еще, и тебе самому будет несказанно приятно.

С наступлением ночи начался новый обстрел крепости. Дарник указал Кривоносу целить прежде всего во входной колодец до полного его разрушения, дабы ни конный, ни пеший не могли выбраться из ворот. Кто-то из ополченцев придумал снабдить все «гостинцы» пучками горящей соломы, тревожа арсов угрозой пожара. Несколько раз за ночь осажденные спускались к подножию горы со своих стен и тоже пытались обстреливать стан своими зажженными стрелами, но их успешно отгоняла сторожевая полусотня.

Утром глазам короякцев предстала картина основательного разгрома. Кривонос добросовестно выполнил наказ воеводы, и входной колодец превратился в большую груду из ломаных бревен и досок. Полусотня Кривоноса завалилась отсыпаться, ее сменил у пращниц отряд Лисича, и размеренный, неспешный обстрел возобновился, теперь целью была высокая сторожевая башня в центре крепости. Подвоз камней и толстых чурок происходил непрерывно.

Несмотря на все принятые меры, дозорные возвращение арсовой охоты прозевали. Двадцать всадников неожиданно выскочили из-за берегового обрыва и попытались въехать в крепость, как следует не разведав, что входа в нее уже не существует. Обнаружив это, они оставили коней и просто полезли вверх по склону. Со стен им тут же сбросили веревки. Конники Быстряна запоздало помчались к ним, но поживились лишь брошенными лошадьми арсов. Позже дозорные захватили в лесу еще одного арса, он рассказал, что всего их было тридцать человек, но один десяток поехал перехватить и предупредить главный отряд арсов, который вот-вот должен вернуться из набега. По словам пленного, в этом отряде было две сотни бойников.

В ожидании походных арсов Дарник приступил к серьезному укреплению стана. Никто не остался без дела. Со стороны, где лес подступал ближе всего, сделали большую засеку, так что через нее нельзя было пробраться ни конному, ни пешему. На широком лугу со стороны реки копали узкие аршинные ямы, выкладывали горки из камней и лесных коряг, вкапывали малые заостренные колья. Кроме главных ворот, направленных на крепость, приготовили двое тайных боковых ворот, чтобы можно было быстро раздвинуть две повозки и конно выскочить на вылазку. По всей окружности устроили шесть основных и четыре запасных выступов-карманов, куда легко вкатывались и убирались колесницы с камнеметами. Три сундука полусотских, служившие сторожевыми башнями, превратились в башни боевые для трех-четырех лучников.

Дабы проверить готовность стана к обороне, Рыбья Кровь провел учебный приступ. Конники Быстряна должны были подскакать почти к самым повозкам и с палками вместо мечей прорваться сквозь линию обороны, представленную полусотней Бортя, вооруженную такими же палками. Быстрян постарался на славу. Его отряду удалось прорваться в стан, не утруждая себя перелезанием через повозки, они просто дружным усилием перевернули их вместе с защитниками, не помогли даже веревки, связывавшие повозки между собой.

Вышел очень наглядный урок с весьма ясным предупреждением. Дарник немедленно приказал каждую из повозок нагрузить двумя-тремя толстыми бревнами и еще подпереть их врытыми кольями изнутри стана. Особое недовольство воеводы вызвали действия обороняющихся бортичей. Впрочем, его замечания касались и всех остальных. Казалось, что перед ними говорил речь не молодой выборный бойник, а убеленный сединами ратник-ветеран.

– Ни в коем случае не пытайтесь сходиться с арсами один на один. Любой арс справится в поединке с любым из вас, поэтому, если они прорвутся в стан, нападайте на каждого из них вдвоем или втроем, на то у вас есть ваши напарники. На повозках не нужны две линии щитников, хватит и одной. Вторые щитники держат щиты только при обстреле из луков. Как только арсы пошли на приступ, вторые щитники бросают щиты и берутся за большие секиры, лепестки и боевые цепы. Первые щитники пиками не дают арсам влезть на повозки, вторые из-за их спин бьют по арсам цепами и секирами сверху. Лучники при сближении убирают луки и мечут сулицы и топоры в задние ряды арсов.

Каждую из полусотен Рыбья Кровь весь день прогонял через новое занятие. Двадцать бойников подносили к линии повозок большие щиты, изображавшие арсов, а выстроившиеся в три ряда защитники нещадно лупили по ним, как указывал воевода.

Ночью дозорные сообщили о сигнальных огнях из крепости. В самом деле, отъехав с дозорными подальше от крепости, Дарник увидел мигающий свет, исходящий со сторожевой башни, которую так и не удалось до конца разрушить. Без сомнения, арсы подавали сигналы своему походному отряду.

Ничего хорошего это не сулило. Одно дело, когда войско противника не может действовать согласованно, а другое – когда оно ударит с двух сторон по общему сигналу. Уже под самое утро Дарник проснулся, вдруг вспомнив, что походный отряд отправился на восток, следовательно, он явится с левого берега реки, вот на переправе его лучше всего и встретить. Тут же разбудил Быстряна и Жураня и велел им со своими конниками разъехаться вниз и вверх по течению реки хоть на десять верст, только бы вовремя засечь переправу арсов.

Едва взошло солнце, прискакал гонец Жураня и сообщил, что походный отряд арсов со всеми своими повозками и пленницами уже переправился через реку и движется к крепости. Это был серьезный промах воеводы, на который никто в войске, к счастью, не обратил внимания.

Лучшим выходом было немедленно двинуться навстречу арсам, но, глядя, как медленно поднимаются и вооружаются его люди, Рыбья Кровь не решился подгонять их, дабы излишней нервозностью не напугать. Наоборот, спокойно разминался и потягивался, всем своим видом показывая, что ничуть не сомневается в исходе столкновения.

Заметное оживление появилось и на стенах крепости: толпились вооруженные воины, сброшены были веревки для спуска, развевались сигнальные флажки. Там тоже готовились к решительной битве.

Пращницы, укрепленные не намертво, а на деревянных рамах, Дарник приказал повернуть в сторону луга. Но перед тем как развернуть их, Меченый самолично дал из них по крепости последний залп. И то, что не удавалось два дня, свершилось: один из двухпудовых камней попал в угол сторожевой башни, и, до этого уже сильно изрешеченная, она вдруг накренилась и рухнула, подняв целое облако пыли. Радостный вопль вырвался из сотен глоток короякцев – лучшего предвестия победы нельзя было и ожидать.

Из леса прискакала последняя пара дозорных сказать, что арсы совсем близко. Собрав полусотских, Дарник отдал последние распоряжения: четыре колесницы выставить в сторону луга, а две в сторону крепости, полусотням Кривоноса, Лисича и Куньши рассредоточиться по всей окружности, отряду Бортя и всем конникам оставаться в центре, а если кто из арсов прорвется, ближайший к нему десяток, не дожидаясь команды, бросается на помощь, потом тут же возвращается назад к воеводскому сундуку. Лучники пусть тоже станут парами: одни будут стрелять в ближних арсов, вторые накрывать стрелами дальних. Колесничие не покидают свои камнеметы. Даже если перед ними никого не будет, пусть стоят и ждут. Конникам спешиться и укрыть лошадей попонами, чтобы стрелы арсов не поранили их.

Поднявшись на крышу воеводского сундука вместе с Быстряном, Бортем и Журанем, Рыбья Кровь наблюдал, как войско изготавливается к обороне.

– А что будет, если они остановятся и начнут обстреливать нас стрелами издалека? – спросил Борть. – У них двести луков против наших восьмидесяти.

– Они считают себя самыми смелыми и непобедимыми, поэтому стоять не будут, – ответил Дарник, далеко не уверенный в собственных словах.

И вот на противоположном конце луга стали выезжать из леса колонны конных арсов, сразу разворачиваясь в широкие шеренги. Воевода махнул клевцом Меченому, и четыре пращницы, с гулом развернувшись, послали полсотни увесистых камней-реп в гущу конников. Конники, лишь разозленные этим, с устрашающим ревом помчались на повозки короякцев.

Достигнув линии завалов, арсы моментально спешились и, оставив коней на коноводов, потрясая сулицами и мечами, ринулась на стан. Три камнемета и полсотни короякских лучников стреляли беспрерывно, но остановить их наступление не могли. Арсы проваливались в ямы, натыкались на колья, перепрыгивали через убитых и раненых и неслись дальше.

Рев раздался и со стороны крепости. Десятки осажденных скользили по веревкам и склону вниз и точно с таким же боевым кличем устремлялись на стан с другой стороны. Сердце Дарника на секунду похолодело. Казалось, ничто не может остановить этот неистовый порыв. Навстречу арсам летели тучи стрел, сулиц, топоров, а они все бежали и бежали.

И вдруг крики стихли – нападавшие и оборонцы сошлись в ближнем бою. Вернее, первые ряды арсов, приблизившись, попытались с ходу взобраться на повозки. Однако их подвел элементарный глазомер, издали повозки короякцев казались вполне обычными, и только вблизи обнаружилось, что их борты возвышаются над землей на добрую сажень. Тут впору было штурмовые лестницы подносить, чтобы взобраться на них. Пока же приходилось цепляться за борт руками и пытаться перекинуть себя в полном вооружении через преграду. А сверху кололи пики, рубили секиры, вышибали дух цепы и кистени. В ярости арсы принялись рубить повозки топорами. Их усилия уравнивались дружными ответными ударами оборонцев. Арсы, пораженные непривычной стойкостью «смердов», навалились на повозки с удвоенной силой. Даже коноводы, связав уздечками лошадей по трое-четверо, пошли на помощь своим товарищам. В двух местах нападавшим удалось подрубить колеса повозок и опрокинуть их в свою сторону вместе с защитниками. Вмиг с десяток короякцев были искрошены в капусту. Борть с двумя десятками бойников тут же закрыл образовавшиеся бреши.

Быстрян вопросительно взглянул на Дарника. Было очевидно, что долгую рукопашную ополченцы не выдержат. Настало время выпускать конников Жураня для удара в спину арсам. Дарник вдруг с оторопью сообразил, что они могут попасть в те же ямы и споткнуться на завалы, предназначенные нападавшим. Решение пришло совершенно неожиданное, и, велев Быстряну самому держать оборону, Рыбья Кровь вместе с Журанем бросились к лошадям.

По сигналу две повозки со стороны леса оттащили в стороны, и двадцать липовцев с дарниковскими телохранителями вырвались наружу. Здесь арсов не было, и никто дерзкой вылазке помешать не мог. Однако воевода повел свой отряд не в спину арсам, а, миновав ближайший завал, устремился к оставленным лошадям арсов. Скакавшие за ним липовцы и телохранители слегка опешили, когда воевода стал мечом разить конские головы и шеи.

– Бей! – крикнул Дарник.

И они тоже принялись рубить мечами и топорами лошадей, которые, связанные уздечками, не могли ни увернуться, ни убежать.

Расчет бежецкого вожака оказался верен: едва задние ряды арсов увидели, как их боевых коней безжалостно истребляют, они, забыв о приступе, бросились их спасать. Не менее полусотни пеших арсов помчались со всех ног на конный отряд Дарника. Но что конному бегающий вокруг человек с мечом. Липовцы, поняв замысел воеводы, носились вместе с ним по полю, избегая стычек с арсами и продолжая ранить и убивать их лошадей. Два десятка арсов, кое-как поймав себе коней, попытались напасть на дарнинцев.

– Туда, – указал Рыбья Кровь, и его отряд поскакал к лесу, увлекая за собой конных арсов.

У первых деревьев воевода резко осадил аргамака и спрыгнул на землю. Липовцы и телохранители последовали его примеру. Все тридцать человек достали луки и натянули их.

– По лошадям! – приказал Дарник и первым спустил тетиву.

Мчащиеся на них арсы полетели вместе с лошадьми на землю. Добить их было делом нескольких минут.

И снова в седла, и снова рубка беззащитных животных, благо их на поле оставалось еще предостаточно. Новая ватага арсов попыталась схватиться в пешем строю с бесчинствующими молодчиками. Ее ждал тот же удел, что и первую.

В третий раз повторить свой прием Дарнику не удалось. Главные силы арсов отхлынули от повозок и под началом своих десятских ловили коней с явным намерением не упустить хотя бы отряд дарникцев. Отъехал в сторону один десяток всадников, другой, третий, как стая волков, вширь обкладывая доступную для себя добычу.

Дарник, не принимая открытого боя, повел своих всадников назад в стан, от которого отступали уже последние осаждающие. Отряд конных арсов попытался их перехватить, но догадливый Быстрян вывел за ворота четыре десятка пешцев с пиками и сулицами, да еще Меченый дал из двух камнеметов залп орехами, и арсы повернули обратно.

Воеводу и липовцев в стане приветствовали как спасителей – все понимали, что именно эта вылазка склонила на их сторону чашу весов. Впрочем, героями чувствовали себя все короякцы, даже те, кто в схватке участия не принимал – ведь они просто не дождались своей очереди, но бились бы не хуже других. Куньша, остро завидуя, попытался принизить успех Дарника, говоря, что вполне можно было не убегать, а сразиться с преследующими конниками арсов.

– Кто хочет, может выйти и сразиться! – провозгласил Рыбья Кровь, указывая на арсов на другом конце луга. – Кто жалеет, что остался жив?

В ответ раздался дружный смех ополченцев.

Лишь когда все чуть пришли в себя, видны стали истинные размеры победы. Орехи, стрелы и сулицы сделали свое дело – вокруг кольца повозок лежало не менее семидесяти убитых и до сорока тежелораненых, тех, кто не мог передвигаться самостоятельно. Собственные потери были раза в четыре меньше, а вылазка конников вообще обошлась в три легкораненых липовца.

Отряды арсов малыми группками разбрелись по всему лугу, стараясь не переходить условную границу в одно стрелище, где выстрел из степного лука еще сохранял свою убойную силу. Вместе с крепостными арсами их оставалось не более полутора сотен, немало среди них имелось и легкораненых. Теперь не только численный перевес, но и боевой дух были полностью на стороне короякцев: они знали, как именно можно этих разбойников побеждать.

Едва из стана вышли возничие собирать трофейное оружие, арсы тут же выслали переговорщиков договориться насчет своих убитых и раненых.

– По пять дирхемов за убитого и по двадцать за раненого, – ответил им Дарник.

Изумленные его кощунственным требованием переговорщики удалились, ничего не сказав. В сомнении были и полусотские осаждающих, но никто не решился перечить воеводе – слишком безупречно до сих пор было все, что он делал. Чтобы лучше убедить арсов, Дарник велел принести с поля конские головы и, зарядив ими одну из пращниц, забросить в неприятельские ряды. Это подействовало, и через какое-то время переговорщики вернулись со шкатулкой, полной дирхемами и номисмами.

К вечеру пошел затяжной холодный дождь, и пешие арсы полезли по веревкам укрываться в крепость, а отряд в шестьдесят конников убрался в лес.