Глава 35
К полудню появился полковник Мас; перебираясь от позиции к позиции, он составлял для Миранды рапорт об утреннем приступе и общем числе потерь. Несмотря на более высокое воинское звание, Мас решил состоять у капитана в подчинении. Гарнизон признавал в Миранде начальника; капитан же, в свою очередь, вдохновлял людей своей храбростью и хладнокровием под вражеским огнем, и полковнику хватило рассудительности не нарушать устоявшийся порядок. Выслушав отчет Томаса, сведения о потерях Мас занес на измятый бумажный листок, который сунул себе под обшлаг.
— Как у нас в других местах? — поинтересовался Баррет.
— Неважнецки, — признался Мас. — С севера они послали в обход отряд янычаров, как раз под прикрытием приступа, и ворвались в тыловую башню. Теперь она под ними. Форт обложен со всех сторон, кроме тропинки, что ведет вниз к лодочному причалу.
— Если за ними башня, то спуск туда теперь тоже небезопасен.
— Почему. Вполне. Мы используем дренаж. Ширины лаза там хватает; убрали решетку, вход замаскировали. Так что какая-никакая, а связь с Биргу есть.
Ричард через заваленные каменными обломками стены прищурился на тыловую башню, надменно торчащую между фортом и морем. Надменности в ней не убавилось, только теперь там трепетало зеленое знамя, а из-за парапета время от времени высовывалась голова в чалме, поглядывая вниз на форт.
— Они теперь могут просматривать весь внутренний двор.
— Могут, — согласился Мас. — Так что скажи своим соблюдать осторожность, особенно при спуске со стены за боезапасом, водой и провиантом. Миранда говорит, чтобы люди не покидали своих постов: там, где они сейчас, им безопаснее. Офицерам собираться в часовне, когда стемнеет. Так что смотри в оба: как бы, сберегая башку, не поломать ноги.
Кивнув на прощание, он, пригнувшись, заспешил к следующему сектору стены.
* * *
Томас со своими людьми томились на полуденном солнцепеке, вяло пожевывая кто галеты, кто пласт вяленого мяса, не столько чтобы унять голод (на таком зное и аппетита нет), сколько чтобы как-то разнообразить тягучий ход времени. Солнце в вышине жарило с безжалостной силой; тек по лицам жгучий пот, в громоздких доспехах жара будто удваивалась. Несколько раз выстрелы на сарацинских позициях учащались, и тогда между участками стен следовала перекличка; люди брались за оружие на случай начала очередной атаки. Но частота выстрелов довольно скоро замедлялась, снова переходя в неспешное постреливание.
Наконец солнце, подустав, снизилось к горизонту настолько, что вдоль стен форта протянулись длинные сине-фиолетовые тени, давая некоторое облегчение от зноя, немилосердно палившего защитников несколько часов кряду. Когда свет дня пошел на убыль, над османскими позициями уныло полетели звуки труб, и тогда, выбираясь из каменных щелей и угнездий на подступах к форту, назад к своим ложементам поползли засевшие там сарацины. Когда в окопах укрылись последние, кто мог до них добраться, снова загрохотали пушки на вершине гребня, возобновляя обстрел Сент-Эльмо. Люди за баррикадами инстинктивно сгорбились и сжались кто как мог.
Томас тронул за руку Ричарда.
— Я с докладом к Миранде. Будешь здесь за старшего, пока не сменят. Вернусь сразу, как только смогу.
— Слушаю, сэр, — чопорно ответил Ричард и, улыбнувшись, уже другим голосом добавил: — Хорошо, отец.
— Пригибайся, без нужды не высовывайся. Договорились?
Ричард кивнул, а Томас посмотрел на него так, словно делал это в последний раз, чувствуя при этом знакомый укол вины и нежной привязанности. Ну всё, пора.
Он двинулся присядкой, пока угол стены не перестал скрывать его от башни и равелина. На обеих высотах маячили макушки: враги следили за фортом. Вот с тыловой башни бахнуло несколько выстрелов: сарацины углядели движение на соседнем участке стены. Томас воспользовался этим и рывком промахнул открытое пространство к ведущей во двор лестнице. Со стороны равелина донесся слабый крик, а за ним последовала целая гроздь выстрелов. Вокруг летела каменная крошка, но рыцарь, не снижая темпа, несся по ступеням вниз — через две, через три, — рискуя потерять равновесие. Внизу лестницы он, чтобы погасить скорость, налетел на слепой отрезок стены. Сюда выстрелы попасть уже не могли, и можно было отдышаться. Вокруг здесь громоздились обломки камней, а пылища стояла такая, что першило в горле. Людей было немного: враг теперь мог простреливать почти все обозримое пространство.
Восстановив дыхание, Томас бочком пробрался через двор к часовне — к счастью, расположенной вне линии огня. Внутри у дверей отвлеченно поигрывала в кости небольшая группа людей, даже не подняв на входящего глаз. Строение часовни не походило на обыкновенную церковь: оно было встроено непосредственно в канву форта, и узкие, похожие на бойницы окна в вышине придавали храму сумрачности — словом, не самое веселое место для гарнизонных молитв. Обычно часовня вмещала до четырех сотен человек единовременно, но нынче вечером людей здесь была буквально горстка, у кафедры близ огороженного алтаря. Большинство офицеров, а также отец Роберт Эболийский, уже собрались; Томас приблизился по проходу меж скамьями, на ходу отстегивая от латного воротника шлем, освободиться от которого было истинным блаженством.
Капитан Миранда сидел на принесенном стуле — левая рука на перевязи, правая лодыжка в шине из кусков обломанного копейного древка. Колено перетягивала окровавленная повязка. Как и остальные, капитан был до волдырей обожжен солнцем, губы запеклись коркой. Полковник Мас успел за день получить ранение, и лицо его едва угадывалось под повязкой, закрывающей глаз и добрую половину головы. Ранены были и большинство офицеров — не офицерское собрание, а настоящий лазарет. Все как один измотаны, запущенны; бороды, некогда ухоженные, теперь косматы и взлохмачены, с запекшейся кровью и крошками от наспех перехваченного куска съестного.
— Рад по-прежнему видеть вас с нами, сэр Томас, — выдавил улыбку Миранда. — Я вижу, вы у нас один из немногих, кто еще способен передвигаться.
Томас с напускной бодростью кивнул и сел на одну из скамей, стараясь не обращать внимания на тупую боль в конечностях и неприятно липнущую к телу одежду, которую он не менял вот уж больше недели. Разговор не складывался: все ждали прибытия последнего из офицеров, и когда тот, наконец, сел, Миранда обратился к своим подчиненным:
— Господа. Нас на стенах осталось меньше сотни, да и те в основном раненые. За турками теперь тыловая башня, и с нее они могут обеспечивать прикрытие наступающим через ров. К тому же через остатки парапета им удалось перекинуть мосты на рамных опорах. Так что конец близок. Запас пороха у нас почти иссяк. Сомневаюсь, что мы сдержим утренний натиск. — Миранда сделал паузу. — Находясь в несравнимом меньшинстве, мы, тем не менее, хорошо сражались. Будем надеяться, что этим мы выиграли достаточно времени для того, чтобы Великий магистр успел подготовить для противостояния вражескому натиску Биргу и Сенглеа, когда мы сами сопротивляться уже не сможем. Я отдал приказ спрятать или же уничтожить от вражеского поругания гобелены, святые дары и реликвии. Как только отец Роберт Эболийский и прочие братья управятся с этой задачей, они обойдут наши позиции, исповедуют, причастят и соборуют всех, кто изъявит желание. Полковник Мас присмотрит за тем, чтобы напоследок были наполнены чаны с водой, после чего емкости будут осквернены вражеской падалью. Остальным из вас надо будет уничтожить все, что хоть как-то может быть использовано неприятелем. — Приостановившись, он оглядел собравшихся. — На цитадели приготовлен сигнальный огонь, откуда его видно через бухту. Если цитадель падет, то пусть последний из вас зажжет его. После этого каждому останется стоять за себя. Хочет ли кто-то что-нибудь сказать?
Руку поднял один из рыцарей помоложе:
— Сир, быть может, еще не поздно эвакуироваться? Мы могли бы попросить добровольцев встать в арьергарде, а сами тем временем подать сигнал в Биргу подогнать лодки.
Миранда покачал головой:
— Слишком поздно. Теперь, когда враг оценил обстановку, он не замедлит смести тех немногих из наших, что останутся в прикрытии, а остальных сарацины забьют при попытке оставить форт. Кроме того, у нас чересчур много раненых, и нам их не вывезти. Надо смириться с участью и преисполниться решимости сражаться до конца так, чтобы не посрамить чести великого Ордена Святого Иоанна.
— Как быть с ранеными? — задал вопрос Мас. — Мы не можем допустить, чтобы они попали в руки к врагу. Мне приходилось видеть, как турки поступают со своими пленными.
Томас пристально следил за реакцией Миранды.
— Раненых снесут сюда. Каждому будет выдано по кинжалу, чтобы бороться даже в лежачем положении или использовать оружие по своему усмотрению, — обходительно выразился капитан, зная не хуже других, что самоубийство — тяжкий грех. — Когда турки перелезут через стены, каждый, кто может, должен отступать сюда. Часовня будет нашим последним оплотом. Если кто-нибудь попытается выпросить себе пощаду, это его дело, хотя от врагов ее ждать не стоит. Они заплатили высокую цену кровью и теперь горят жаждой мести… — Миранда помолчал. — Но есть и кое-какие хорошие новости, которыми я хочу с вами поделиться. Сегодня мы захватили пленного, который выдал, что метким выстрелом одного из наших храбрецов сражен Драгут. Пуля настигла его при осмотре осадных орудий.
Офицеры рокотом выказали удовольствие от услышанного.
— Это знак свыше, — отец Роберт встал и торжественно воздел палец к потолку. — Господь взирает на нас и простер свою длань, чтобы пришлепнуть нехристя.
— Вообще-то Драгута убила пуля, — мягко заметил Томас, — а не мухобойка.
Кое-кто из офицеров разулыбался, однако отец Роберт повернулся довольно гневливо:
— Не богохульствуй, англичанин. Мы молились за избавление, и Господь внял нашим просьбам.
— Что радует, — откликнулся Томас непосредственно перед тем, как в купол часовни угодило османское ядро, вызвав град пыли и штукатурки, осыпавший скамьи возле входа. Офицеры поморщились, а Томас невзначай проронил: — Хотя молились, похоже, без должного пыла.
— Да как смеешь ты насмехаться! — направил на богохульника перст отец Роберт. — Или сомневаешься ты в силе и милости Господа нашего? Да это ересью пахнет! — У монаха сузились глаза. — Капитан Миранда, этот человек должен быть арестован, а вера его подвергнута испытанию!
— Не чудите, святой отец, — скривился Миранда. — Я бы сейчас отсыпал кошель — да что там кошель, целый куль золота, чтобы на нашей стороне сражался отряд хотя бы еретиков. — Он со вздохом отер лоб. — Просто ум сэру Томасу затмила усталость. Он ничего такого не имел в виду. Вы бы лучше помянули его в своих молитвах о дальнейшей божественной помощи.
Священник какое-то время строптивился, но затем расслабился и, склонив голову, присел на скамью.
— Все мы устали. И сэра Томаса я прощаю.
— А я принимаю ваше прощение, святой отец, — в слегка ироничном поклоне согнулся Томас.
В эту секунду дверь часовни распахнулась, и внутрь вбежал сержант.
— Мессиры, лодки! — выкрикнул он. — К нам, из Биргу!
— Лодки? — нахмурился Миранда. — Что за блажь? Ла Валетт, видимо, не знает, что враг покрывает своими орудиями всю бухту… Сэр Томас, скорее на стену! Предупредите их, пока еще не поздно! Бегите!
Баррет, подхватив шлем, побежал по проходу к сержанту.
— Пойдем, покажешь.
К счастью, уже спустились сумерки, и стрелкам было уже не так легко выбирать себе цели внутри форта. Томас с сержантом поспешили вверх по лестнице на участок стены, выходящий на бухту. Он пострадал меньше других, и двое воинов, встав на парапете, вгляделись через темную бухту в сторону непроглядного в этот час Сент-Анджело. Какое-то время ничего видно не было, но вот они прорезались — шесть черных пятен, берущих курс на полуостров. Спустя минуту их заприметили и османские пушкари; откуда-то справа грохотнуло орудие, посылая в маленькую флотилию заряд картечи. На пути у лодок встал водяной, плавно оседающий сноп взрыва. Томас, приложив ко рту ладони, заорал что было сил, так что засаднило легкие:
— Назад! Поворачивайте назад!
Но они шли, невзирая на еще один орудийный выстрел (тоже мимо). Третий угодил по переднему суденышку, расхлестав деревянную обшивку; до стены явственно донеслись испуганные крики.
— Бог ты мой, — выговорил сержант, — их разнесет в клочья.
— Назад! — еще раз прокричал Томас. — Пощадите себя, поворачивайте обратно! Спасайтесь!
Лодки находились уже на середине бухты, но при этом в сравнительной близости от турецкой батареи, к тому же заметно выделялись на темно-сером море. Воду снова вспахали выстрелы, при этом одной из лодок множеством железных осколков разнесло нос. Она начала тонуть, и некоторые стали с нее прыгать за борт, принимаясь грести обратно на Биргу. Но не у всех это получалось: многие были в доспехах, с оружием и пытались избавиться от его веса, в то время как сверху над ними смыкалась вода. Вскоре в пучине исчезли и лодка, и люди. Зрелище было удручающим.
— Они поворачивают обратно! — указал, выбросив вперед руку, сержант.
Последняя из лодок повернулась боком и на глазах начала грести обратно к Биргу. К ней присоединилась та, что впереди, но две другие упорно держали прежний курс.
— Гребите, гребите быстрее, черт вас возьми, — сквозь стиснутые зубы понукал сержант.
Подгонял и Томас. Еще немного, и лодки выйдут из-под обстрела пушек: на защиту встанет утес. Вот еще один выстрел взрыл поверхность бухты как раз за кормой задней лодки. Всё, дальше из орудий палить бесполезно. Но впереди еще вражеские стрелки на окружающих форт камнях и скалах.
Томас повернулся к сержанту:
— Найди пятерых, и встречаемся у сливного колодца позади часовни. Знаешь это место?
— Так точно.
— Тогда действуй.
Они разделились; рыцарь направился к часовне, а сержант поспешил вдоль стены к углу форта, что выходит на бухту. На подходе к Томасу высыпали офицеры.
— Ну что? — выпалил Мас. — Они прорвались?
— Всего две, сейчас гребут к причалу. Я возьму людей и спущусь через дренаж, проводить их сюда.
— Дело, — кивнул полковник. — А я до вашего возвращения выставлю у слива караул.
Спустя минуту в сопровождении мальтийских ополченцев возвратился сержант, и Томас повел их на зады часовни. В одном из углов там обнаружился люк лаза. Поднатужившись, Томас снял и оттащил решетку. В воздухе запахло нечистотами, но Томас, не обращая на это внимания, полез под низкий свод туннеля. Там, где из стока вытекали сточные воды, влажно мерцала дорожка, а выход наружу прикрывала ширма, раскрашенная под прибрежный камень. Томас зашлепал по сточной жиже, остальные направились следом. У ширмы он остановился и осторожно приоткрыл ход. На скалах под стеной движения не замечалось. Сток по узкому каналу утекал в море, неподалеку от ведущей к причалу тропы.
— За мной, — шепнул Томас, и отряд вышел под прохладный и отрадно свежий ночной воздух. Ступая по каменистой земле как можно тише, постепенно выбрались к тропе. Впереди уже слышался плеск весел, оставалось лишь поспешить. Они уже почти дошли до ведущих к причалу ступеней, когда впереди из-за камней появилась фигура и что-то произнесла на незнакомом языке. Томас в ответ приветственно поднял руку и продолжал идти вперед к лопочущему что-то человеку. Лишь в последний момент в говоре незнакомца послышались тревожные нотки. Удар по голове боевой перчаткой не оставил сарацину времени позвать на помощь. Один из мальтийских солдат проворно перерезал врагу горло, и мелкий отряд поспешил вниз по ступеням. Внизу у причала виднелись две лодки, из которых уже высаживались люди. Один из них, завидев приближение отряда, напряженно застыл.
— Кто идет? — окликнул он.
— Мы из Сент-Эльмо, — ответил Томас, стараясь не говорить излишне громко. — Пришли проводить вас в форт. Сколько вас?
— Шестнадцать. Последние добровольцы из Биргу.
— А кто за старшего?
— Я, — совладав с собой, направился навстречу рослый силуэт. Представляться было и не надо. Томас узнал его по голосу и сдержанно кивнул:
— Добро пожаловать в Сент-Эльмо, сэр Оливер.