Глава 30

Они пробирались по притихшим темным улицам, где сейчас бродили только кошки, свободные от необходимости оглядываться на собак: как бы не сцапали. Ничего, дойдет дело и до кошек, если осада затянется и начнется жестко урезаться пищевой рацион. На подходе к каналу, отделяющему Биргу от форта, земля пошла под уклоном вверх. Это был беднейший квартал города, где в двухэтажных лачугах обитали рыбаки: наверху жилье, внизу помещение для сушки и хранения сетей; здесь же солилась на зиму рыба. Проулок впереди выводил на выровненный, посыпанный гравием плац для строевых упражнений гарнизона. Дальше подъемный мост вел в форт. На входе в ворота виднелся лишь один часовой с копьем; от усталости голова его никла вперед. На башнях караульных тоже было всего ничего; все они смотрели через бухту на три стороны света.

— Пора приготовиться, — тихо сказал Ричард, когда они, сгорбясь, присели возле последнего из рыбацких домиков. Оба сняли башмаки и подняли капюшоны плащей. Ричард полез в надетую под плащом сумку и извлек из нее два куска отбеленной веревки, которые они повязали себе вокруг пояса на манер странствующих монахов. Затем со дна сумы достал кожаную, налитую свинцом дубинку, которую тайно вез у себя в багаже от самой Англии. Продев в ее петлю руку, сделал несколько пробных взмахов, чтобы ощутить вес и вспомнить, как лежит оружие в руке. — Готовы? — Он поглядел на Томаса.

— Готов настолько, насколько вообще можно быть готовым к подобным делам.

Ричард в сумраке сверкнул улыбкой.

— А вот я на такие дела как раз и натаскивался. Доверьтесь мне, следуйте моим указаниям, и все будет прекрасно.

Они встали и с Ричардом во главе двинулись через площадку. Эта смена ролей несколько выбивала из колеи, но чувствовалось, что юноше в самом деле лучше довериться. Он больше не разыгрывал из себя эсквайра, опять став тем, кем был на самом деле: одним из лазутчиков Уолсингема, сведущих в темном искусстве интриг и подвохов. Здесь канонада гремела куда слышнее, чем в городе: видно было, как на гребне выше Святого Эльма рвется из жерл огонь пушек, ярко взблескивая при каждом очередном выстреле.

Ступая на щербатые бревна подъемного моста, Томас ощущал по обе его стороны темную пустоту. Вон внизу палуба османского галеона — того самого, что был захвачен в прошлом году и во многом предрешил то, что чаша султанова терпения оказалась переполнена и он решил-таки стереть иоаннитов с лица земли.

Мост они почти уже перешли, когда от стены возле ворот отлепился караульный.

— Стой, кто идет? — с сонной ленцой спросил он, чуть наклоняя острие копья, древко которого держал обеими руками.

— Фриар Губерт и фриар Генри, брат, — пропел Томас елейным голосом. — Из собора.

— По какому делу? Вам место на церковной службе.

— А мы оттуда и идем, — продолжал, приближаясь, Томас. — У нас распоряжение от Великого магистра. Он после проповеди принимает у себя Роберта Эболийского и вот послал нас сказать своему дворецкому, чтобы тот позаботился об угощении.

— Дворецкий сам на проповеди, — ответил караульный. — Я своими глазами видел, как он уходит.

— Ты уверен, сын мой? — спросил Томас, подступая, и внезапно железной хваткой схватил караульщика за запястья.

Тот от изумления потерял дар речи. Секунду спустя стражника ловко обогнул Ричард и наотмашь саданул его дубинкой по затылку. Тот, не успев выкрикнуть, обмяк, и Томас, приняв на себя его вес, опустил беднягу на землю непосредственно в воротах, где его труднее всего было заметить.

— Нет, не туда, — сказал Ричард, ухватывая караульщика под мышки и волоча к подъемному мосту.

— Что ты делаешь? — спросил шепотом Томас.

— Он может нас опознать.

— Постой. — Баррет встал между Ричардом и мостом. — Сейчас темно, а на нас капюшоны.

— Ну и что? Он слышал ваш голос.

— В таком случае это мой добровольный риск. Оставь его, — твердо сказал Томас.

Ричард секунду безмолвствовал.

— Что, если он очнется? Или его обнаружат?

Если рассуждать цинично, то осторожность Ричарда была вполне оправданна, но убивать солдата своего Ордена, тем более когда все люди наперечет…

— Оставь его, и пойдем скорее: время не ждет.

— Не делайте глупостей, — прорычал Ричард. — Вы нас погубите.

— Нет, если будем шевелиться быстро. А теперь оставь его.

— Черт вас возьми! — вполголоса вспылил Ричард, бросая неподвижное тело. Прежде чем Томас успел вмешаться, он еще раз огрел лежачего дубинкой. — Вот так вернее будет.

Не дожидаясь реакции рыцаря, он повернулся и зашагал под арку воротной башни. Томас, для спокойствия глубоко вдохнув, двинулся следом. По ту сторону арки они попали в узкий проход, стены которого пронизывали отверстия для пулевой стрельбы. Пройдя под грозными остриями опускающейся решетки, за поворотом направо миновали еще одну решетку и наконец попали в небольшой внутренний двор форта.

Все было тихо и спокойно. Вражеские пушки за бухтой били приглушенно: сказывалась масса стен, устремленных ввысь к отрешенным звездам. Здесь лазутчики на минуту задержались, с неистовым биением сердец вслушиваясь в звуки любого шевеления. Вроде ничего. Довольные, что их не заметили, они бочком обогнули внутренний двор, направляясь ко входу в подземные хранилища, выдолбленные в камне под твердыней Сент-Анджело. На пороге опять же приостановились, высматривая под лестницей караульную, смутно освещенную несколькими свечами. Внизу вроде как тихо. Ричард с Томасом осторожно спустились и, стоя на плитняке, огляделись. Застойный запах подземелья был прохладен (Томас ощутил липковатый холодок пота на лбу). Два больших стола со скамьями по обеим сторонам. Несколько пустых деревянных тарелок и медных кружек с арабской вязью (часть орденского добра, нажитого за десятилетия лихого промысла на море). От караульной ответвлялись три коридора.

— Куда сейчас? — шепнул Томас.

Ему припомнилось, как он сам когда-то — лет двадцать назад — стоял именно на этом месте, наблюдая, как солдаты стаскивают в подземное хранилище сундук с серебряными монетами, не без труда выгруженный из трюма галеры ла Валетта. Тогда коридор из караульни вел всего лишь один.

— За мной, — махнул рукой Ричард, беря налево.

Они пересекли комнату и вошли в подземный коридор. Наполовину сгоревшая свеча мутно освещала двери, равномерно расположенные по обе стороны. Длинные тени скользили по стенам. Следуя за Ричардом, Томас чувствовал сквозящий по спине холодок. Если их обнаружат здесь, выкрутиться уже не удастся. Впереди коридор пересекался с другими ходами, ответвляющимися в обе стороны. Ноздри явственно улавливали запах псины.

— Уже близко, — прошептал Ричард. — Сейчас идем туда, а оттуда примерно двадцать ярдов до помещения, где часовые охраняют вход.

— И что дальше?

— Дальше делаем то же, что с тем привратником.

— Если он там один.

— Ну да.

— Хорош план, — повел головой Томас. — А если их там четверо, как ты видел накануне?

— Значит, управляемся с четверыми. Вы ж сами учили: чем гибельней расклад, тем весомей куш.

Выскользнув из-за угла, они на полусогнутых подобрались к двери в конце прохода, где Великий магистр держал своих собак. Дверцы будок там были открыты; в свете еще одной свечи виднелись колышки, на которых сиротливо висели ошейники и поводки Аполлона и Ахиллеса, умерщвленных по приказанию ла Валетта. Впереди под арочным сводом загадочно молчала приоткрытая дверь, откуда пробивался свет поярче, чем в коридоре, — видимо, от факелов. И тишина. Ричард с Томасом бесшумно, шаг за шагом, приближались. Оруженосец в правой руке приготовил дубинку, а левой с тихой плавностью вынул кинжал. Дубинка оказалась и у Томаса: он вытащил ее из-за пояса и продел запястье в петлю.

От двери их отделяло футов десять, когда оба вздрогнули от раскатистого бряка, донесшегося оттуда, а вслед за ним победного вскрика и хрипло брошенного ругательства. Томас с Ричардом застыли. Ричард поднял руку — дескать, жди тут, — а сам, неслышно ступая, подобрался к двери и вгляделся в щель между петлями и притолокой. Отстранившись, он прошептал Томасу на ухо:

— Двое, играют в кости. Всего в двух шагах от двери. Берем внезапностью. Готовы?

— Да. Но учти: без надобности не убивать.

Ричард строптиво нахмурился, но чуть подумав, пожал плечами:

— Ладно, поглядим. По счету три.

Оба напряженно застыли у двери. Ричард в полутьме взглянул на Томаса, который кивнул, и под костяное побрякивание кубиков тихо просчитал:

— Раз… два… три.

Метнувшись, эсквайр распахнул дверь и влетел в небольшое помещение; Томас следом. Над столом горбились двое часовых. Оба с круглыми от изумления глазами обернулись на шум.

Ричард, замахиваясь дубинкой, скакнул к ближнему из них. Часовой машинально вскинул для защиты руку, но поздно: увесистая кожаная колбаска саданула по черепу так, что он опрокинулся с табурета на пол. Томас, теряя драгоценные мгновения, кинулся к другому концу стола, метя в голову второго игрока в кости. Но у того уже было время соскочить с табурета, и удар пришелся по краю стола, с тупым грохотом опрокинув тарелки и кружки, содержимое которых расплескалось по разбросанным монетам и костям. Из небольших ножен у пояса часовой выхватил кинжал и махнул острием; Томас едва успел отпрыгнуть, чтобы не попасть под смертоносное лезвие. Часовой сноровистыми взмахами стал его теснить: вот уже спина уперлась в стену. Томас пружинисто толкнулся от нее вперед, перехватывая руку с кинжалом, а кулаком, по-прежнему сжимающим дубинку, двинул солдату в челюсть. Получилось увесисто, в полный приклад, так что дернулась голова. Баррет ударил снова, еще жестче, отчего часовой, крякнув, покачнулся и, запнувшись об опрокинутый табурет, грохнулся на пол. Отупело моргнув, он, не выпуская кинжала, лишился чувств. Ричард, обогнув тело, устремился ко входу в подземелье — толстенную деревянную дверь, клепаную и с решеткой.

— Нужны ключи, — пробормотал Томас.

— Да откуда они у них, — уверенно, будто зная, бросил оруженосец, извлекая из своей сумки небольшой набор инструментов на медном кольце. — Орудия ремесла, — видя озадаченность Томаса, пояснил он с ухмылкой.

Подавшись чуть вбок, чтобы на замок как следует падал свет, Ричард с прищуром вгляделся и выбрал два инструмента, которыми, вставив их в скважину, нежно опробовал механизм замка. Томас следил за этим с зачарованным восторгом, как зритель за священнодействием фокусника. С замка взгляд непроизвольно перешел на сосредоточенное, можно даже сказать одухотворенное, лицо юноши. Вот что-то негромко щелкнуло, затем еще, и Ричард, убрав инструменты, поднял засов. Дверь приоткрылась, беззвучная на хорошо смазанных петлях, и из темных недр пахнуло застойной прохладой.

— Огня, — кивком указал Ричард.

Томас подхватил две толстых свечи в подсвечниках и, возвратившись, протянул одну.

Едва углубившись под арку, он буквально кожей ощутил огромность пространства уже до того, как неровный свет свеч скудно обозначил его примерные габариты. Вверх покато уходили своды, а стены укрепляли могучие контрфорсы, берущие на себя исполинский вес давящего сверху форта. Потолок был не очень высоким, но само помещение привольно простиралось и вдоль, и вширь, а посередине его делили надвое кряжистые колонны. В неверных отсветах нескончаемо тянулись ряды деревянных настилов, уходя во мглу. А на них — корзины со свитками, всевозможные гроссбухи, скрепленные стопы реестров и ведомостей… и сундуки, сундуки, сундуки, из которых некоторые запаяны воском, чтобы не проникала сырость. В воздухе ощущалось невесомое движение с запахом легкой затхлости — судя по всему, подземелье естественным образом проветривалось во избежание плесени.

— Ух ты, — растерянно ахнул Ричард. — А сундуков-то здесь, должно быть, сотни… Тысячи. Искать надо быстро, пока не закончилась служба и не возвратился гарнизон.

— Тогда ты начинай с этой половины помещения, — определился Томас, — а я — с той.

Они разделились и пошли вдоль узких проходов между полками, периодически сгибаясь, чтобы разглядеть самые нижние. Сундуков здесь, в хранилище, было хоть отбавляй, и Томас внимательно оглядывал каждый, который был черным или из темного дерева с медной оковкой и застежками; главное, чтобы на крышке был заветный герб. Подгоняло неуклонное ощущение, что время истекает. В зависимости от страсти и выносливости Роберта Эболийского, проповедь может занять пару часов, может, чуть больше. Однако учитывая общую усталость защитников, ее можно было и свернуть, причем существенно.

В конце первого ряда полок обнаружилось пространство, забранное толстой, вделанной в пол и потолок решеткой. Дверь, тоже решетчатая, держалась на двух мощных засовах с крепкой ответной частью, поверх которой висели еще и внушительного вида замки. Внутри громоздились десятки все тех же сундуков и ларцов, а у стены сквозь пыль матово сияли рулоны шелка и штуки драгоценной парчи. Чуть в стороне на прибитой доске рыбинами висели ятаганы, гарды и рукояти которых уснащали драгоценные каменья, а также золотая и серебряная резьба. Вот она, сокровищница Ордена, награбленная с кораблей и прибрежных городов и поселений мусульманского мира. Богатства, способные затмить казну иного европейского монарха. Оплаченные кровью сотен рыцарей, тысяч солдат и множества безвестных простолюдинов, все во имя святой веры. При виде этих богатств тошнотворной изжогой разливалась мысль о десятилетиях — да что там, веках — страдания, которое олицетворяли собой эти сокровища; из трясины минувшего и вплоть до сегодняшнего момента осады, которой еще тянуться и тянуться невесть сколько недель и месяцев, пока ее снимут (и снимут ли?). Впрочем, и тогда противостояние передастся из поколения в поколение и будет снова длиться и длиться, уходя в ненастную даль времен. И ныне, и присно, и во веки веков. Пока человечество когда-нибудь не исцелится от религии.

Если устройство мира действительно божественно, то на все деяния, творимые именем Божьим, сам Всевышний сейчас, безусловно, взирает с неприкрытым ужасом. Что же до Томаса, то он этого божественного присутствия никак не замечал, не чувствовал даже дуновения, а вглядываясь, сознавал лишь безучастные элементы осязаемого мира, равно облекающего растения, животных, а также людей и их верования с неизменным, слегка высокомерным безразличием. За такие мысли, понятно, по головке не погладят. Опасные мыслишки-то. Более того, губительные. А потому Томас старался их удерживать и даже молитвенно стоял на коленях вместе с прочими верующими, словно в попытке скрыть свои подлинные чувства от себя с таким же успехом, как и от остальных.

Невдалеке что-то довольно громко звякнуло об пол, так что Томас, обернувшись, невольно сжал плечи. Местонахождение Ричарда угадывалось по мутному пятну света среди полок.

— Ричард? — окликнул Томас, насколько того допускала осторожность.

— Кажется, есть. Да… Да, я нашел! Вот он, здесь.

Томас поторопился, лавируя между настилов, и застал своего компаньона над небольшим сундуком, выдвинутым из-под нижней полки. В самом деле, в тусклом свете подсвечника виднелся герб злосчастного Питера де Лонси, искусно прорисованный по выпуклому рельефу. Там, где прошлась рука Ричарда, стирая наросшую за десятилетия паутину пыли, поблескивал лак. Добротность изделия подчеркивали аккуратные полосы медной ковки. Спереди на сундуке красовался изящный замочек. Ричард снова выудил свои приспособления.

— Держите свечу над замком. Ближе, вот так… С этим, боюсь, придется повозиться. — Он выбрал отмычку потоньше и вставил в скважину. Лицо его застыло в строгой сосредоточенности; пальцы вкрадчиво выщупывали, искали наугад тонкие нюансы механизма. — Не могу до конца прочувствовать зубчики… Тонкая работа, такие механизмы редко встречаются… Ч-черт.

Эту отмычку он вынул и выбрал другую, самую мелкую из всех, что были на кольце. Снова приступил, прикрыв глаза. Пальцы напряженно работали, казалось, независимо от тела. Напряжение передавалось и Томасу; не выдержав, он отвел взгляд и стал взволнованно смотреть в сторону выхода из хранилища.

— Долго еще?

Ричард сердито открыл глаза.

— Не дольше, чем надо. Умоляю, дайте сосредоточиться.

— Да-да, конечно. Но все равно поторопись.

Юноша снова весь ушел в работу, стиснув зубы в мучительном усилии уловить, прочувствовать, разгадать норов упрямого устройства. Наконец, вынув отмычку, он устало отер лоб.

— Не получается. Работа этого замочника, похоже, мне не по зубам. Прямо-таки гений мастерил.

— А ну-ка посмотрим, сдюжит ли твой гений против моего архимедова рычага. — Томас на корточках примостился возле Ричарда, вынув при этом кинжал. Тонкое, но прочное лезвие протиснулось в малозаметную щель между крышкой сундука и корпусом, как раз рядом с замком.

— Что вы делаете? — насторожился Ричард.

— А вот что, — крякнув в усилии, Томас обеими руками что было силы даванул на перекрестье рукоятки — сначала раз, потом другой. Лезвие, звякнув, подлетело, наддав снизу по внезапно подпрыгнувшей крышке. — Понял?

— Вот уж точно, сила есть — ума не надо, — кольнул взглядом Ричард. — Теперь каждый, кто посмотрит, увидит, что замок взломан.

— Да кому она нужна, эта коробчонка? Ты на пыль-то погляди: к сундуку все эти годы никто не притрагивался. Всё: доставай, за чем пришли, ставь сундук на место, и уносим отсюда ноги, да побыстрее.

Ричард проглотил свой гнев и поднял крышку. В свете свечей на дне предстал средних размеров кошелек, туго набитый монетами. Неплотно затянутый ремешок открывал зазор, в котором угадывался теплый блеск золота. Рядом лежал серебряный крест с цепочкой; центр распятия украшал рубин. Были еще Библия, стопка писем и кожаный, трубкой, чехольчик. Ричард бережно поднял его и оглядел. Крышечка на нем была запаяна воском с каким-то орнаментом.

— Оно, — помолчав, односложно бросил Ричард. — Вот за этим мы и пришли. Да-да, — повторил он, видя прикованный к кожаной трубке взгляд Томаса. — Можете не смотреть: это королевская печать. Большая печать Англии. — Словно опомнившись, эсквайр встрепенулся и уложил драгоценную вещь в свою сумку. — А теперь пора.

Он закрыл крышку и задвинул сундук обратно, позаботившись, чтобы наружу торчал тот его бок, на котором не потревожена пыль.

— Идемте, — сказал Ричард, решительно выпрямляясь и подхватывая свечу.

Осмотрительно заперев за собой замок подземелья, он первым прошел через караульню, где двое часовых так и валялись у стола. Один из них слабо простонал и снова умолк. Нарушители поставили свечи и покинули помещение, торопливо прошлепав по коридору, а затем через главное караульное помещение взошли наверх, во внутренний двор. Здесь они приостановились удостовериться, что двор по-прежнему пуст, и вышли через главные ворота, где в омуте тени все так же лежал караульщик, мелко и прерывисто дыша. Желание как можно скорее убраться из форта словно вторило эхом, усиливая перестук шагов по подъемному мосту.

— Кто там? — окликнул голос со стены. — Мишель, ты, что ли?

Ричард застыл, но Томас дернул его за рукав:

— Теперь уж поздно. Идем, не останавливаемся.

Мост они пересекли и быстрым шагом двинулись по плацу.

— Мишель, ты? — снова позвал голос. А затем уже встревоженно: — Эй! А ну стой!

Команду они проигнорировали и сорвались на бег — вначале трусцой, затем и во все тяжкие, — пока не добежали до угловой рыбацкой лачуги, возле которой оставили свои башмаки. Со стороны собора над крышами Биргу разносился многоголосый хор песнопения. Невдалеке послышались шаги; кто-то шел, невнятно меж собой переговариваясь. Томас с силой дернул к себе Ричарда и набросил на него и на себя угол кстати подвернувшейся сети, развешанной для просушки. В проулке пролегло вначале несколько теней, а затем показались несколько силуэтов. Они приближались.

— Да мало ли что он говорит, — бубнил один. — Помощи-то нет и не предвидится. Одни мы в этом, как есть одни. Покуда сил хватит.

— Ах ты, Жюль, — подтрунивал со смехом второй. — Брюзгой был, брюзгой и остался. Неужто и проповедь Роберта из Эболи на тебя не подействовала?

— Толку-то. Ты, что ли, думаешь, сам Господь Бог и небесное воинство спустятся на облаке и поджарят своими молниями зад и лжепророку, и его приспешникам, да так, что Сулейман со своими ордами смажут пятки? Так, что ли?

— А что, может, и так. Надо только поусерднее молиться и выполнять свой христианский долг, — запальчиво вклинился кто-то третий. — С нами крестная сила.

— Ну вот и целуйся с ней, с силой той, — проворчал первый. — А я так больше верю в силу острой пики да сухого пороху.

В шорохе шагов они прошли мимо в сторону плаца и подъемного моста. Ясно было, что на своего бесчувственного товарища они наткнутся тотчас же, как только приблизятся к воротам. Томас вылез из-под сети, за ним Ричард; надев башмаки, оба скользнули в проулок и поспешили прочь от форта. Не прошли и двадцати шагов, как где-то сзади послышался крик тревоги, моментально заглушенный громом вражеской пушки, в очередной раз пальнувшей по Сент-Эльмо. Томас с Ричардом убыстрили шаг, и когда навстречу показалась еще одна компания гарнизонных солдат, они, проходя мимо, обменялись с ней кивками. Так постепенно добрались до главной улицы, ведущей к собору. Песнопение к той поре прекратилось, и улицу мало-помалу заполнили стайки горожан и солдат, расходящихся обратно по домам и местам постоя. Понимая, что идут против общего течения — во всяком случае, до окольной улочки, где располагалась их обитель, — Ричард с Томасом держались обочины и шли, стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания. По пути слышались обрывки разговоров, в основном похвала Роберту Эболийскому; были и такие, кто с бойкой уверенностью разглагольствовал о несметной армии, которую сейчас собирает на Сицилии дон Гарсия, готовый вот-вот нагрянуть и сокрушить османского султана.

Они уже почти дошли до своего переулка, когда невдалеке, немного впереди, Томас неожиданно завидел Стокли. Тот шел навстречу и был занят разговором, кажется, с Ромегасом. А позади, в шаге от них, ступала со своей служанкой Мария. Томас на секунду застыл, а затем спешно свернул в ближний проулок и остановился за углом.

— В чем дело? — спросил Ричард.

— Мне надо кое-что выяснить. Ты возвращайся в обитель, а я подойду чуть позже.

— А что такое? — Ричард настороженно огляделся, но ничего подозрительного не заметил.

— Иди, иди! — негромко прикрикнул Томас, подталкивая его в сторону улицы.

Ричард проковылял несколько шагов и озабоченно обернулся на рыцаря. Однако поняв, что из него сейчас слова не вытянешь, лишь проверил сохранность своей драгоценной ноши и пошагал прочь.

Томас стоял, пытливо глядя на дрейфующие в сквозном проеме переулка людские фигуры. Вот послышался голос Стокли, и спустя секунду он прошел вдвоем с Ромегасом, а за ними, потупив взор в мыслях о чем-то своем, проплыл силуэт Марии, высокий и стройный. Рядом с ней семенила служанка. Томасу так и хотелось пристроиться следом, окликнуть Марию по имени, поманить ее за собой (куда — в соседний проулок?), но было опасение, что она откажется, а то и от неожиданности поднимет крик — или она, или ее служанка, — на который обернется Стокли. Так что Томас не произнес ни звука; вместо этого он скользнул в толпу и пошел следом, держась неподалеку, причем намеренно со склоненной головой, чтобы нельзя было разобрать лица, если Мария, кто знает, вдруг возьмет и зачем-то обернется.

Стокли с Ромегасом прошли по широкой улице еще сотню ярдов, после чего Ромегас остановился и, откланявшись, двинулся улицей, ведущей к форту. Стокли тем временем взял Марию под руку и свернул в боковую улочку. На перекрестке Томас притормозил и немного погодя рискнул выглянуть за угол; там он увидел, как Стокли подходит к воротам неброского городского особняка с погашенными окнами. Здесь он приостановился и оглянулся: не идет ли кто следом. Никого не заметив, Стокли степенно повернулся и постучал в створку ворот. Спустя минуту там открылась дверь, в которую он препроводил свое маленькое женское общество, зашел сам, и дверь за ними закрылась.

Немного подождав, Томас зашел в ту узкую улочку и продефилировал мимо ворот. Стены вокруг дома были изрядно выше человеческого роста, к тому же такие, что особо не ухватишься. Ворота крепкие, с поперечными дубовыми балками. Пройдя мимо, Томас развернулся и стал ждать. Достаточно скоро в улочку начали втекать те, кто здесь жил. Томас как бы невзначай приблизился к одному почтенного вида господину в строгом, в тон прошедшему мероприятию, плаще.

— Прошу прощения, сир, — обратился Томас на французском. — Я тут с поручением передать письмо в дом английского рыцаря. Мне сказали, что он живет на этой улице. Но вот в каком доме, увы, не знаю.

— А, сэр Оливер Стокли? — догадался господин. — Вот он, их дом, рядом с моим.

— Благодарю вас, сир. Однако письмо адресовано не ему, а даме — кажется, ее звать Мария?

— Да-да, — кивнул сосед Стокли. — По всей видимости, его жена.

— Его… Жена…

— Ох уж эти мне рыцари, — усмешливо произнес дородный господин, постучав себя сбоку по кончику носа. — На словах блюдут каноны благочестия, а на деле соответствие между рыцарями и их канонами не больше, чем между «сиром» и «сыром». Разве я не прав? — Не услышав от оторопевшего вдруг Томаса ответа, он вначале поскучнел, а затем и помрачнел. — У вас ко мне всё?

— Д-да, — выдавил Томас с натянутой улыбкой. — Благодарю. Желаю здравствовать… То есть спокойной ночи. Час, я вижу, поздний: письмо занесу в другой раз.

Он развернулся и побрел к обители, с сердцем тяжелым как камень.