ГЛАВА 2

— Не сюда! — заорал Макрон. — Здесь только командиры!

— Прошу прощения, центурион, — отозвался втаскивающий в палату носилки дежурный. — Таков приказ главного хирурга.

Макрон одарил его сердитым взглядом и осторожно, чтобы не потревожить поврежденную часть головы, лег обратно на койку. Прошло почти два месяца с тех пор, как один весьма ловкий друид чуть не скальпировал его ударом меча, и хотя рана уже зажила, она все еще словно бы саднила, да и ослепляющие головные боли стали стихать лишь недавно. Санитары втиснулись в маленькое помещение и, кряхтя от усилий, бережно опустили свою ношу на пол.

— Кто он такой, что говорит?

— Кавалерист, командир, — ответил санитар, распрямляясь. — Их патруль угодил в засаду сегодняшним утром. Уцелевшие начали поступать лишь недавно.

Макрон, несколько ранее слышавший сигнал общей тревоги, снова сел.

— А почему нам не сказали?

Дежурный пожал плечами.

— А с какой стати? Вы здесь просто раненые, командир. Нам незачем вас беспокоить.

— Эй, Катон! — Макрон повернулся к соседней койке: — Катон! Ты слышал? Этот малый считает, что каких-то центурионишек вроде нас нет нужды держать в курсе событий. Катон?.. Эй, Катон!

Макрон тихо выругался, быстро огляделся по сторонам, потом схватил свой командирский жезл и потыкал его концом закутанную в одеяло фигуру.

— Ну давай, парень! Просыпайся!

Послышался длинный мучительный стон, потом грубые шерстяные складки раздвинулись, и из глубины образованной ими пещерки появились темные кудри. Их столь бесцеремонно разбуженный обладатель был произведен в центурионы совсем недавно, а до того служил оптионом у своего беспокойного товарища по палате. Будучи всего восемнадцати лет от роду, юный Катон сумел выделиться в глазах командования неоднократно проявленной в боях отвагой, а новый пост получил за находчивость, обеспечившую успешное выполнение одного деликатного и опасного поручения, с каким он и Макрон были посланы во вражеский тыл. Именно там самые ярые и непримиримые враги римлян друиды едва не лишили их жизни. Макрона достали мечом, а Катона главный жрец касты полоснул тяжелым церемониальным серпом, вспоров ему бок. Рана лишь чудом не оказалась смертельной, и не одну неделю провалявшийся в госпитале Катон теперь уверенно шел на поправку, а на еще красный, заживающий шрам посматривал даже с некой толикой гордости, хотя тот адски болел при любом напряжении только что сросшихся мышц.

Веки Катона вздрогнули и поднялись. Он открыл глаза и, воззрившись на Макрона, сонно спросил:

— Что случилось?

Макрон ткнул большим пальцем в сторону раненого, лежащего на носилках.

— Похоже, ребята Каратака снова занялись делом.

— Они охотятся на обозы, — вздохнул Катон. — Должно быть, наши нарвались на их крупный отряд.

— По-моему, это третье нападение за месяц.

Макрон глянул на старшего санитара:

— Верно?

— Да, командир. Третье. Госпиталь переполняется, нам не продохнуть от работы.

Последние слова были произнесены со значением, и оба санитара подвинулись к выходу.

— Мы можем вернуться к своим обязанностям, командир?

— Не так быстро. Сначала скажите, что там вышло с обозом.

— Почем нам знать, командир? Мы занимаемся только ранеными. Слышали, правда, будто бойцы из конвоя до последнего бились за каждую колымагу. На мой взгляд, так это дурость, и ничего больше. Надо было оставить повозки бриттам, а самим драпать со всех ног, целее бы были. Ну а теперь, командир, если ты, конечно, не против…

— Что? О да. Давайте, валите отсюда.

— Благодарим, командир.

Санитар выдавил из себя кривую усмешку и, подтолкнув напарника, вышел вместе с ним.

Как только дверь захлопнулась, Макрон свесил ноги с койки и потянулся за сапогами.

— Куда это ты собрался, командир? — лениво поинтересовался Катон.

— К воротам, посмотреть, что происходит. Вставай. Ты тоже пойдешь со мной.

— Я?

— Конечно пойдешь. Неужели тебе не охота взглянуть, что там да как? Или ты за без малого пару месяцев еще не належался в этой дерьмовой палате? Кроме того, — добавил Макрон, обуваясь, — ты и так дрыхнешь все дни напролет. Тебе нужно на воздух.

Юноша призадумался. Причина, по которой он приноровился спать днем, заключалась в том, что его старший товарищ по мере выздоровления принялся так храпеть по ночам, что заснуть рядом с ним было практически невозможно. По правде сказать, Катону тоже обрыдла больничная скука, и он с нетерпением ждал возвращения в строй, но понимал, что до того должно пройти время. Силы вернулись к нему лишь в той степени, чтобы позволить вставать. Его же весьма крепко сбитый сосед, несмотря на ужасную рану, поправлялся гораздо быстрее и уже был бы совсем молодцом, если бы не внезапные головные боли, время от времени донимавшие бравого центуриона.

Когда Макрон наклонился к своим сапогам, Катон невольно взглянул на синевато-багровую борозду, обегавшую его макушку. Рана зарубцевалась, но волосы там не росли. Узловато бугрящаяся проплешина была совсем голой. Правда, лекари заверяли, что часть волос в конце концов отрастет. Их будет достаточно, чтобы скрыть шрамы.

— С моим везением, — пошутил тогда Макрон кисло, — это случится как раз к той поре, когда я облысею.

Катон улыбнулся, вспомнив об этом, но покидать постель ему не хотелось. Тут в его голове сам собой всплыл резон, вроде способный заставить Макрона отказаться от малоприятного замысла, и юноша за него ухватился.

— А ты уверен, что тебе стоит куда-нибудь выходить? — вкрадчиво спросил он. — Помнишь, как ты грохнулся в обморок прямо в больничном дворе на нашей прошлой прогулке? Разумен ли такой риск, командир?

Макрон, машинально завязывая ремешки, как делал это из года в год почти каждое утро, бросил на него раздраженный взгляд и покачал головой:

— Сколько можно тебе твердить, чтобы ты не называл меня командиром? Какой я, на хрен, тебе командир, когда ты мне не подчиняешься и мы теперь в одном ранге? Отныне я для тебя просто Макрон. Понял?

— Так точно, командир! — ответил Катон и тут же хлопнул себя по лбу ладонью. — Прости, но мне трудновато освоиться с этим. Свыкнуться с мыслью, что я тоже центурион. Должно быть, самый молодой во всей армии.

— Во всей хреновой империи, я думаю.

На какой-то момент Макрон пожалел о своем высказывании, в котором звучал невольный упрек. С одной стороны, как старший товарищ, он искренне радовался за юнца и считал, что новое звание тот получил по заслугам, но с другой никак не мог отделаться от привычки постоянно поучать дуралея, бурча, что «центуриону надобен опыт», хотя сам был произведен в этот чин всего полтора года назад, оттрубив к тому времени под Орлами полновесных четырнадцать лет. Разумеется, на своем солдатском веку Макрон повидал всякое, о чем недвусмысленно говорили его боевые награды, но командиром он, по сути, являлся столь же «зеленым», что и юный Катон.

Глядя на сноровисто шнуровавшего сапоги ветерана, Катон, в свою очередь, испытывал чувство неловкости. Втайне юношу самого грызла мысль, что повышение досталось ему слишком быстро. Чересчур скоро, в отличие от того же Макрона, бывалого воина, солдата, каких поискать. Сравниться с ним он не мог и мечтать, а уж момента, когда ему вверят собственную центурию, и вовсе ждал с внутренней дрожью. Не требовалось особого воображения, чтобы представить, как отреагируют закаленные в боях вояки на то, что старшим над ними поставят восемнадцатилетнего сопляка. Правда, по наградам на командирских доспехах они, может, поймут, что этот сопляк хоть и юн, но все-таки побывал в переделках и сумел там себя проявить. Возможно, они заметят и шрамы на его левой руке: еще одно доказательство воинской доблести, но все это не изменит того непреложного факта, что их новый командир даже и возмужать-то как следует не успел и явно моложе сыновей некоторых из своих подчиненных. Это будет раздражать, вызывать зависть, и Катон понимал, что люди начнут приглядываться к нему, следить за каждым его поступком и шагом, а углядев промахи, вряд ли сочтут их простительными. Не в первый раз он задумался, не лучше ли ему потихоньку попросить легата отменить свой приказ и восстановить его в прежней должности? Ну разве плохо служилось ему под крылом у Макрона?

Но тут Макрон затянул последний узел, встал и взялся за свой алый плащ.

— Идем, Катон! Хватит валяться.

За пределами тесной каморки, в лабиринтах больничного блока царила суматоха. Раненые продолжали поступать, и лекари, проталкиваясь к новоприбывшим, проводили быстрый первичный осмотр. Безнадежных по их знаку направляли в отдельное заднее помещение, дабы они могли там спокойно отойти в мир иной, остальных распихивали повсюду, где еще имелось хоть немного свободного места. Осада укреплений бриттов в холмах, развернутая Веспасианом по велению Плавта, привела очень быстро к тому, что госпиталь переполнился до отказа, а расширить его пока еще даже и не пытались. Постоянные вражеские налеты на снабженческие обозы лишь увеличивали число раненых, которых затаскивали куда только можно, и вскоре никого уже не удивляли ряды тюфяков, расстеленных прямо под стенами коридоров. К счастью, стояло лето и никто там ночами особо не мерз.

Макрон с Катоном пробирались к выходу из больницы. Оба они были одеты в обычные форменные туники, но командирские жезлы в их руках указывали на ранг, заставляя всех встречных давать им дорогу. Макрон также нахлобучил на голову войлочную подкладку под шлем, отчасти, чтобы прикрыть ею уродливый шрам, ибо ему надоело ловить на себе любопытные взгляды всяких бездельников и детишек, но главной причиной тому была чрезмерная чувствительность раны. Чуть ветерок, и она начинала болеть. Катон держал жезл перед собой, выставив углом левый локоть и прикрывая им от толчков свой подживающий бок.

Подъезд к госпиталю осуществлялся по главной улице складской базы — весьма солидного укрепления, пристроенного с внешней стороны к городским стенам Каллевы и обнесенного собственным валом. Несколько легких повозок стояло внизу, во дворе. С последней из них сгружали только что прибывших раненых. Днища пустых подвод были перепачканы кровью, там валялось брошенное снаряжение.

— Неприятель совсем распоясался, — заметил Макрон. — Навряд ли в округе орудует одна мелкая шайка. Похоже, их много, они действуют сообща и с каждым разом все больше наглеют. Если не дать им окорот, кампания кончится крахом. Все наши усилия пойдут псу под хвост.

Катон кивнул. Ситуация накалялась. Генерал Плавт был даже вынужден возвести вдоль дорог, по которым медленно тащились тяжелые обозные фуры, цепочку фортов, однако чем больше их становилось, тем меньше людей он мог в них оставить, а слабо защищенная опорная точка в конечном счете — уже не помеха для Каратака, а дар.

Оба приятеля быстро шагали по хорошо утоптанной улице военного городка к главным воротам базы, где торопливо строился ее маленький гарнизон. Солдаты подтягивали ремни и застегивали пряжки, в то время как комендант укрепления, центурион Вераний, пинками и бранью подгонял самых нерасторопных из своих подчиненных. Те все еще вываливались из казарм с охапками спешно собранного по углам снаряжения. Макрон с Катоном обменялись короткими взглядами. Гарнизон состоял из охвостья Второго легиона, забракованного легатом при отборе легионеров в длительный боевой рейд. Бойцы здесь были оставлены совсем никудышные, что сразу бросалось в глаза, и это сердило Макрона.

— Этот долбаный бардак может обернуться большой бедой, мрачно ворчал он. — Языки ведь не укоротишь, а стоит Каратаку прознать, что за вояки сидят сиднем в Каллеве, он мигом сообразит, что может зайти сюда, когда захочет, и вышвырнуть Верику пинком под зад заодно с этими дундуками.

Верика, престарелый царь атребатов, заключил с римлянами союз чуть ли не в день их высадки на британское побережье. Другое дело, что руководила им отнюдь не тяга к цивилизованной жизни, а личная выгода. Пришельцы вернули Верике трон, с которого тот был ранее согнан, и после захвата Камулодунума, с расширением кампании на юго-запад, царь сам и с великой охотой предложил генералу Плавту располагать Каллевой в своих стратегических целях. Тогда-то к этому городку и была пристроена внушительная опорная база, а Верика в связи с тем не только заручился расположением Рима, но и обеспечил себя прибежищем на тот случай, если вдруг атребаты прислушаются к призывам племен, вовсе не склонных покоряться захватчикам, и ополчатся на чужаков, равно как и на своего государя.

Макрон и Катон миновали ворота, ведущие сквозь крепостной вал в городок. Хотя Веспасиан выделил для защиты своего тылового хозяйства всего две центурии под началом единственного командира, на территории базы при надобности легко могли расквартироваться несколько полноценных когорт. Там помимо учебного плаца, штабной резиденции и легионного госпиталя размещались добротные бревенчатые казармы и, разумеется, просторные складские строения для провианта и прочих припасов, так необходимых Второму легиону, неуклонно продвигавшемуся на запад. Хитроумный вождь дуротригов Каратак, отступая под натиском Плавта, опустошал оставляемые им земли, и наступавшие римляне тоже теперь впрямую зависели от длинной цепи обозов, тянувшихся в глубь огромного острова от Рутупия — римского перевалочного порта, выросшего на том самом месте, где легионы впервые сошли с кораблей.

Катона вновь поразил контраст между строгостью римского лагеря и хаосом Каллевы, являвшей собой невообразимое скопище хижин, заборов, сарайчиков и загончиков для скота. В мирное время здесь проживало около шести тысяч человек, но когда приспешники Каратака принялись грабить обозы римлян и разорять окрестные деревеньки, население городка выросло почти вдвое. Люди теснились в наспех сколоченных лачугах, с каждым днем все больше страдая от голода и предаваясь безрадостным думам.

Несмотря на идеальное расположение Каллевы, занимавшей верхнюю часть полого спускавшегося к долинам плато, никому и в голову не пришло создать там хотя бы подобие какой-то дренажной системы. Изрытые колдобинами узкие улочки, если они вообще заслуживали такого названия, были завалены нечистотами. При отсутствии стока вся эта дрянь мешалась с водой и растекалась, застаиваясь на почве, образуя вонючие лужи. Катона едва не стошнило при виде двух малышей, лепивших «пирожки» из скопившейся в колее мутной жижи.

К тому времени, когда приятели добрались до оборудованного большими воротами и сейчас наглухо перекрытого выезда из городка, на земляные валы уже высыпала толпа местного люда, снедаемого желанием поглазеть на разыгрывающуюся за пределами Каллевы драму, причем в этой толчее находилось немало и римлян. Помимо несущих службу гарнизонных солдат, все это были купцы, работорговцы и земельные спекулянты из первого эшелона авантюристов, спешивших как следует погреть руки, прежде чем новая провинция обустроится и заживет по нормальным законам, а местные жители наберутся ума и раскусят все способы их облапошить.

Протолкнуться к удобному месту, откуда можно было бы разглядеть, что творится на подступах к валу, казалось делом практически невозможным, однако Катон поймал взгляд дежурящего у ворот оптиона и махнул ему своим жезлом. Оптион тут же приказал горстке своих людей расчистить путь паре невесть откуда взявшихся командиров, и те принялись исполнять поручение с обычной солдатской бесцеремонностью, то есть просто распихивая атребатов щитами, невзирая ни на пол, ни на возраст. Последовали удивленные и испуганные возгласы, затем по толпе пошел ропот.

— Эй, полегче! — рыкнул Катон, треснув своим жезлом по щиту ближайшего к нему солдата. — Полегче, кому говорят! Ты не скотину тут разгоняешь. Эти люди — наши союзники! Ясно?!

Легионер вытянулся в струну, хмуро глядя на кончик жезла, опять легшего на плечо больничного доходяги, слишком уж юного для своего командирского звания.

— Так точно, центурион.

— Смотри, больше никого тут не задевай, а то вмиг у меня пойдешь нужники чистить до конца этого года.

Катон наклонился поближе к легионеру и тихонько шепнул:

— И уж тогда ты, приятель, точно окажешься в полном дерьме, а тебе это зачем?

Легионер отсалютовал, подавляя улыбку, и Катон кивнул.

— Продолжай.

— Есть, командир.

Солдаты двинулись сквозь толпу дальше, но уже без рукоприкладства, и протесты горожан стихли.

Макрон, однако, ткнул Катона локтем:

— Из-за чего это ты поднял шум? Парень делал, что ему велено, и не больше.

— Если он сдуру и обиделся на меня, обида пройдет очень быстро, а вот на то, чтобы расположить к себе атребатов, ушла уйма времени. Добавлю: их доверие к нам очень зыбкое и подорвать его можно в момент.

— Пожалуй, — нехотя признал Макрон, потом вспомнил ухмылку легионера, и взгляд его помягчал. — А вообще, ты молодчина. И страху нагнал, и вовремя пошутил, чтобы снять напряжение.

Катон пожал плечами.

Они вошли в полутемную караулку и поднялись по лестнице на деревянный настил, опорой которому служили проброшенные над воротами балки. Вылезая из тесного люка, юноша увидел Верику, окруженного кучкой телохранителей. Он отсалютовал царю атребатов, пересек настил и, подойдя к ограждению, взглянул вниз, на уходящую к реке Тамесис дорогу. Примерно в полумиле от города по ней вереницей тащились шесть тяжелых подвод, влекомых быками — по четыре в упряжке. Спереди и с боков обоз охраняли бойцы вспомогательного состава, но этот заслон был очень тонок, а тыловое прикрытие осуществлял маленький отряд конных легионеров. Солнечные лучи ярко вспыхнули на полированном нагруднике всадника, скакавшего вдоль телег. Катон прищурился.

— Кто это? Уж не наш ли легат?

— Почем мне знать? — отозвался Макрон. — У тебя глаза помоложе. Ты и гляди.

Катон присмотрелся внимательнее и кивнул:

— Да! Точно он.

— Какого рожна его туда занесло? — искренне удивился Макрон. — Он же должен возглавлять легион и выкуривать бриттов из их горных нор.

— Возможно, — принялся размышлять вслух Катон, — он направлялся сюда, чтобы выяснить, почему нет поставок. А когда увидел, что бритты хотят заграбастать обоз, не смог не вмешаться.

— Да уж, — рассмеялся Макрон. — Это вполне в духе нашего хренова Веспасиана. Где драка, там и он, да еще лезет в гущу.

Между тем на окруженные редким конвоем подводы наседали со всех сторон бритты, как пешие, так и на боевых колесницах, давно устаревших на континенте, но еще не утративших ценности в глазах многих островитян. Даже в движении они продолжали вести непрерывный обстрел, засыпая римлян стрелами, копьями и камнями. На глазах у Катона вражеское копье угодило в ногу одного из бойцов бокового заслона. Тот, выронив щит, упал на дорогу, а шагавший сзади солдат обошел раненого и двинулся дальше, ни разу не оглянувшись.

— Достается им, — буркнул Макрон.

— Достается.

Обоих друзей внутренне мучила собственная абсолютная неспособность что-либо предпринять, чтобы хоть как-то помочь попавшим в беду парням. Будучи под присмотром лекарских служб, они не входили в состав гарнизона, не говоря уж о том, что его комендант, безусловно, не потерпел бы чьего-либо вмешательства в свои дела.

Подводы двигались мимо раненого, тщетно пытавшегося вырвать копье из раны, пока один из обозных погонщиков, бросив свою пару быков, не поспешил ему на подмогу. Подскочив к раненому, он избавил его от копья, потом поднял и поддержал, и они на виду у всей Каллевы заковыляли к последней телеге.

— Ничего у них не выйдет, — сказал Катон.

Подводы, не замедляя хода, катили вперед, к спасению, что сулила им городская стена, возницы отчаянно нахлестывали быков кнутами, а охромевший боец оступался все чаще. Скоро оба неудачника пропали из виду, заслоненные обогнавшими их всадниками тылового прикрытия.

— Дурак этот малый, — кисло заметил Макрон. — Товарища все равно не спасет, а свою жизнь загубит.

— Смотри, вон они.

Макрон взглянул поверх голов всадников и увидел, что пара все еще тащится по дороге. Но тут добычу узрели бритты и устремились к отставшим. Погонщик оглянулся через плечо, резко остановился, потом оттолкнул раненого и со всех ног понесся к своим. Оставшийся без опоры боец, тяжело опустившись на землю, простер было к убегавшему руку, однако в следующее мгновение его захлестнула лавина раскрашенных тел. Но и погонщик спастись не успел. Несколько дуротригов, молодых и проворных, помчались за ним, один, метнув на бегу копье, угодил несчастному в поясницу, и он пал под яростными ударами их мечей.

— Плохо дело, — покачал головой Макрон.

— Судя по всему, сейчас в игру вступят и остальные, — пробормотал Катон, не сводивший глаз с колесниц, сгрудившихся вокруг самой яркой из них, в которой стоял рослый, размахивавший копьем воин, видимо вождь.

Вождь указал оружием на обоз, и бритты, взревев, устремились в атаку. Конвой, сопровождавший повозки, сомкнул ряды, но те были плачевно тонки. Веспасиан что-то прокричал своим всадникам, которые, развернувшись, приготовились к бою.

— Что это он там затеял? — спросил пораженный Катон. — Их же изрубят в куски.

— Может, они хотят задержать варваров, чтобы дать уйти остальным? — с сомнением пробормотал Макрон и оглянулся в сторону базы. — Интересно, куда подевался наш доблестный гарнизон?

Отдаленный топот копыт и едва слышный клич «Август» возвестили о начале кавалерийской атаки. Катон и Макрон с замиранием сердца следили, как совсем небольшой отряд всадников несется по залитой солнцем травянистой равнине навстречу пронзительно орущей орде. Еще миг, и все смешалось: конные римляне сшиблись с варварскими упряжками, в этот водоворот были втянуты также и многие пешие воины. К небу вместе с победными криками взлетели истошные вопли первых жертв схватки. Потом, к неописуемой радости тех, кто беспомощно наблюдал за происходящим с валов, горстка конных бойцов вдруг выпросталась из свалки и устремилась обратно к подводам.

— А легат с ними? — спросил Макрон.

— Да.

Самопожертвование разведчиков задержало бриттов лишь на короткое время, но теперь и телеги, и сопровождавшее их охранение находились всего в паре сотен шагов от ворот. Со стен оглушительно кричали и махали руками, однако и в такой близости к городу у беглецов не было больших шансов спастись. Бурлящая масса дуротригов вовсе не собиралась упускать ускользающую добычу. Уже в который раз обозная стража приготовилась отбить натиск врагов. Темные полоски метательных копий пронеслись в воздухе и разом врезались в толпу нападавших. Катон видел, как вздыбилась пораженная в голову лошадь, а потом рухнула, повалив колесницу, придавив и возницу, и воина, стоявшего в ней. Однако на том метательный боезапас у обозников исчерпался, да и брошенных во врагов дротиков было слишком мало, чтобы остановить бриттов, которые даже не замедлили шага и ринулись на щиты и мечи, тесня бойцов конвоя к подводам. И тут Катон услышал позади мерный топот, а повернувшись, увидел шагавшего по главной улице Каллевы начальника гарнизона, ведшего за собой строй солдат. Колонна вступила под арку, внизу заскрипели, распахиваясь, тяжелые бревенчатые ворота.

— Ох, ну сейчас будет жарко, — проворчал Макрон.

— Ты думаешь, это что-то изменит?

Макрон, наблюдавший за отчаянной схваткой в тылу обоза, пожал плечами. Само появление легионеров могло поубавить у дуротригов прыти, ибо в последние года два они не без основания стали побаиваться обладателей темно-красных щитов. Однако гарнизон в основном состоял из дослуживавших свой срок ветеранов, часто увечных и неспособных к полноценной строевой службе. Трудно было надеяться, что эта инвалидная команда сможет выстоять в ожесточенном бою. А как только противник поймет, с кем имеет дело, все будет кончено.

Из-под арки выступили первые ряды бойцов. Центурион выкрикнул приказ, и колонна перестроилась, развернувшись поперек дороги в фалангу глубиной в четыре шеренги. Произведя этот маневр, римляне уже в боевом порядке двинулись на соединение с передовым заслоном обоза. Бриттам, подпиравшим своих наступающих соплеменников, пришлось повернуться навстречу новой угрозе. Пращники с лучниками принялись осыпать приближавшихся римлян стрелами и камнями, но эти снаряды лишь стучали по щитам, не причиняя вреда. Потом стук прекратился: путь легионерам заступили пешие воины. Отчаянной атаки не было ни с той ни с другой стороны: два фронта просто сошлись грудь в грудь, ознаменовав это событие нарастающим лязгом клинков и глухим звоном щитов, отражавших удары. Легионеры, безжалостно разя дуротригов, пробивались к первой подводе. Остановить римлян им не удавалось, однако наблюдателям со стены было видно, что наступление замедляется. Впрочем, пусть и с трудом, но бойцам гарнизона все-таки удалось проделать в рядах бриттов брешь, позволившую первой телеге докатиться до открытых ворот. Остальные повозки поспешали за ней. Бритты теперь наседали на хвост обоза, и, чтобы отбросить их, легионеры из подкрепления объединились с охраной подвод. Веспасиан и его конники спешились и тоже ринулись в схватку. На какой-то момент Катон ощутил укол беспокойства, потеряв легата из виду, но скоро приметный красный гребень опять замелькал в мешанине сверкающих шлемов и обагренных кровью клинков.

Юноша перегнулся через ограждение, глядя, как измученные долгой гонкой быки втаскивают под арку еще две телеги, сплошь нагруженные большими амфорами, переложенными соломой. Значит, какое-то количество зерна и масла уже не достанется бриттам. А что с остальным? Подняв взгляд, он увидел, что пару последних подвод тем удалось захватить, а в страхе лезущих под колеса возчиков и погонщиков рубят. Вокруг третьей фуры шла схватка, но на глазах у Катона бритты начали оттеснять от нее римский строй.

— Глянь туда! — крикнул Макрон, указав в сторону от людской толчеи.

Вождь бриттов собрал вокруг себя большую часть своих колесниц и теперь вел их в обход пятачка, над которым вились клубы пыли, явно намереваясь отсечь от города увлеченных сражением римлян.

— Если эта компания с ходу ударит, нашим придется несладко.

— Несладко? — хмыкнул Катон. — Да если они вовремя не спохватятся, их всех в один миг перебьют.

Под напором дуротригов римляне постепенно сдавали позиции. Первая ломаная шеренга их пока что, правда, держалась. Легионеры, ее составлявшие, были полностью поглощены ритмом боя, слаженно нанося и отбивая удары, однако товарищи за их спинами уже нервно озирались по сторонам и потихоньку отступали к воротам. До спасительных валов Каллевы было не так уж и далеко, но тут в просвет с диким торжествующим ревом, топотом и громыханием ворвались колесницы.

Комендант гарнизона Вераний заметил их первым и издал громкий предупреждающий крик. Легионеры и обозники мигом отпрянули от неприятеля и устремились к воротам. Веспасиан был среди них. Царь Верика, находившийся наверху, приложил руки ко рту и приказал своим людям развернуться у парапета: местные лучники и метатели копий, заняв позиции на стене, приготовились прикрыть отход римлян. Некоторые из отступающих уже вбегали под арку, но не всем было дано спастись. Старики-ветераны, изнывавшие под тяжестью доспехов и снаряжения, отставали. Избавляясь от лишнего бремени, они бросали свои щиты и мечи, но это лишь делало их более легкой добычей. Грохотали колеса, развевались конские гривы, возничие колесниц и копейщики вопили, предвкушая расправу.

Центурион Вераний, верный уставу и долгу, не бросил ни меча, ни щита, а, уже подбежав к воротам, задержался, чтобы поторопить отстающих. Увидев в кошмарной близости от себя лавиной накатывавшиеся колесницы, он понял, что пришел его час, вскинул клинок и изготовился к бою. На глазах у Катона и бесившегося от сознания собственной беспомощности Макрона Вераний обернулся к воротам и мрачно кивнул на прощание облепившим вал людям.

Раздался пронзительный крик, резко оборвавшийся, когда колесницы нагнали бегущих: копыта с колесами перемалывали в единое кровавое месиво тела и кольчуги солдат. Вераний прыгнул вперед, вонзил меч в грудь ведущего скакуна, но был сбит с ног и растоптан.

Заскрежетали закрывающиеся створы ворот, со стуком упал на место тяжелый засов. Колесницы замедлили бег, остановились перед преградой, а спустя миг воздух наполнился новыми криками и пронзительным ржанием: дротики и стрелы воинов Верики полетели со стены в самую гущу врагов. Бритты повели ответную стрельбу, и увесистый, пущенный из пращи камень расщепил бревно в непосредственной близости от лица Катона. Юноша ухватил своего старшего товарища за плечо и потащил его к лестнице, ведущей вниз, в караульное помещение.

— Тут мы ничего не можем поделать. Только стрелкам мешаем, а толку от нас никакого.

Макрон кивнул и полез за ним в люк.

На площадке близ накрепко запертых главных ворот городка было не протолкнуться от подвод, быков, коней и людей, только что спасшихся от казавшейся неминуемой гибели. Бойцы, тяжело дыша, оседали или просто валились на землю. Те, кого ноги еще держали, тяжело опирались на копья или, сложившись пополам, ловили ртами воздух. На раны пока что не обращали внимания, хотя почва изрытого сапогами, копытами и колесами пятачка постепенно пропитывалась кровью. Веспасиан стоял внаклонку, уперев руки в колени, и пытался отдышаться. Макрон медленно покачал головой:

— Что за долбаная война…