Книга: Орел и Волки
Назад: ГЛАВА 20
Дальше: ГЛАВА 22

ГЛАВА 21

— Как это вышло?
— Пойдем, командир! — беспрестанно повторял Тинкоммий.
— Да скажи же, в чем дело? — сердился Макрон.
— Сам не знаю: я нашел его в штабном корпусе, на полу в коридоре. Всюду кровь!
— Он еще жив?
— Да, командир. Но он умирает.
— Кто с ним остался?
— Артакс. Он появился, когда я наткнулся на Бедриака.
Катон схватил Тинкоммия за руку.
— Артакс с ним один?
— Так точно, командир, — кивнул Тинкоммий. — Я послал за лекарем, а сам со всех ног помчался сюда.
— С чего бы такая спешка?
Тинкоммий огляделся и придвинулся к римлянам:
— Он бредил. Звал центуриона Катона и твердил, что царю угрожает опасность.
— Верике? — изумился Макрон. — А что это за опасность?
— Тише! — шикнул на друга Катон, бросив взгляд на привлеченных громким восклицанием атребатов. — Хочешь, чтобы все нас услышали?
Макрон примолк, пораженный властностью тона юноши. Катон между тем повернулся к Тинкоммию и тихо спросил:
— Что именно сказал Бедриак?
— Он звал тебя. Хотел сообщить что-то важное. О царе… об убийстве царя. Он где-то что-то подслушал. Какой-то разговор, но тут нас нашел Артакс, и с той поры Бедриак не сказал больше ни слова.
— А Артакс слышал, что он говорил тебе раньше?
— Да. И послал меня за тобой, — кивнул Тинкоммий.
Катон переглянулся с Макроном.
— Похоже, чем скорей мы вернемся на базу, тем лучше.
— Ты прав.
— Он что-нибудь сказал? — с порога бросил Тинкоммий, когда все трое, задыхаясь от бега, влетели в штабной корпус.
Возле распростертого на полу тела сидел на корточках лекарь. Стоявший напротив него на коленях Артакс оглянулся.
— Ho…
Лужица крови поблескивала в свете, падавшем из верхнего небольшого окошка. Еще больше крови впиталось в утоптанный земляной пол, и алые брызги пятнали побелку на стенах по обе стороны от дверных косяков.
Глянув на Бедриака, Катон резко вздохнул. Лицо охотника было белее снега, с восковым оттенком, глаза то широко распахивались, то закрывались, челюсть отвисла, но язык все еще немощно шевелился над дрожащей нижней губой. Снятая со знаменосца красная воинская туника лежала рядом с ним, темная и промокшая. Охотник остался в одной набедренной повязке, и размазанная по бледной коже кровь делала его похожим на освежеванное жертвенное животное.
— Как он?
— Как он? — Макрон поднял глаза, а потом покосился на лекаря. — Сам, что ли, не видишь? Отходит. Не нужно быть знахарем, чтобы это понять.
— Тише, командир, — подал голос лекарь. — Ему нужен покой.
Катон пересек комнату и опустился возле раненого на колени.
— Артакс, он тебе что-нибудь сказал?
Артакс поднял косматую голову и посмотрел на Катона. Его лицо не выражало никаких чувств.
— Он что-нибудь говорил, пока ты был с ним?
Артакс замешкался, потом медленно покачал головой.
— Ничего? Совсем ничего?
— Ничего, что имело бы смысл, римлянин.
Оба долго смотрели друг другу в глаза, потом Катон мягко продолжил:
— Мне трудно в это поверить.
Артакс пожал плечами, но ничего не ответил. Прежде чем Катон успел собраться с мыслями и опять обратиться к нему, Бедриак издал долгий стон. Его глаза широко открылись, взгляд заметался по склоненным над ним лицам и остановился на одном из них.
— Командир…
— Бедриак, кто это сделал? Ты его видел?
— Сюда… ближе…
Катон наклонился, его глаза не отрывались от глаз Бедриака. Охотник поднял левую руку и вцепился в тунику римлянина в области шеи. Юноша инстинктивно попытался высвободиться, но хватка умирающего оказалась удивительно сильной, и он подтянул Катона к себе. Молодой центурион уже ощущал несвежее дыхание знаменосца и острый приторный запах его крови.
— Царь… в большой опасности…
— Знаю… Ты сейчас просто скажи…
Дыхание умирающего стало мелким, прерывистым, полный отчаяния взгляд вперился в зрачки Катона. Центурион зажал лицо охотника между ладонями и встряхнул его.
— Какого хрена ты делаешь? — спросил лекарь.
— Тихо! — рявкнул Катон. — Бедриак! Бедриак! Кто это? Скажи! Скажи, пока можешь!
Бедриак, собрав крохи последних сил, попытался ответить. Его взгляд качнулся к Тинкоммию, снова перебежал на Катона, с губ сорвался слабый шепот:
— Он рос… на моих глазах…
Тинкоммий мягко оттеснил Катона, положил ладонь на чело Бедриака и нараспев произнес:
— Засыпай. Спи спокойно, Бедриак, охотившийся на зверей. Да убаюкают тебя…
— Прекрати! — выпалил Катон. — Помолчи, дурень, ведь нам надо узнать…
Тинкоммий поднял на него гневный взгляд.
— Он умирает.
— Тут я бессилен. Помочь ему я ничем не могу… и никто не может. Но мы должны выяснить, с чем он шел: ты же слышал, кто-то замыслил убить вашего государя. Прочь, дай мне его расспросить!
— Слишком поздно, — пробормотал Артакс. — Смотри, он умер.
Катон отвернулся от Тинкоммия и посмотрел на Бедриака. Охотник был неподвижен, невидящие глаза уставились в потолок, челюсть отвисла, дыхание, доселе хриплое, стихло. Лекарь, пытаясь обнаружить признаки жизни, наклонился, приложил ухо к груди знаменосца, но спустя несколько мгновений выпрямился и убрал с его раны насквозь промокший тампон. Катон увидел колотое отверстие, похожее на темный, Жаждущий насыщения зев, но эта иллюзия тут же была разрушена выплеснувшейся из него кровью, которая стала растекаться по коже, капая на пол.
— Он мертв, — заявил лекарь.
— Ладно, раз теперь это признано официально, составь подобающий документ, — промолвил Макрон, поднимаясь на ноги. — Что с телом-то делать? Его, наверное, надо куда-нибудь отнести?
Лекарь кивнул в сторону двух бриттов, так и сидевших около Бедриака.
— Спроси у них, командир. Я не знаю местных обычаев.
— Прощай, Бедриак, — тихо промолвил Артакс.
Катон поднял глаза и приметил в уголках губ знатного бритта намек на усмешку.
— Счастливого пути в иной мир.
Катон быстро шагнул к двери и кликнул гарнизонный караул. Послышались шаги пересекавших двор легионеров, а молодой центурион снова воззрился на остававшихся возле покойного соплеменников. Макрон подошел к нему.
— Что дальше? Зачем было звать караульных, разве тело бы не убрали без них? Впрочем, пусть тогда заодно вымоют помещение.
— Этим можно заняться потом, — отозвался Катон. — А сейчас первым делом нужно отправить Артакса в надежное место. В тихое и спокойное, где мы могли бы без помех побеседовать с ним.
— Что тут происходит? — гневно выкрикнул с порога Квинтилл, входя в комнату. — Меня отрывают от занятий, зачем-то зовут сюда!
Затем он увидел лежащее на полу тело. Катон набросил на него плащ, но часть ткани сдвинулась, обнажая оскаленные зубы.
— Кто этот весельчак?
— Весельчак, командир? — Катон посмотрел на трибуна. — Вообще-то, это местный боец. Мой знаменосец, Бедриак.
— Он никак мертв?
— Точно подмечено, командир, — усмехнулся Макрон. — Рад видеть, что армия по-прежнему привлекает в свои ряды самых наблюдательных и сообразительных римлян.
Квинтилл проигнорировал эти слова и обернулся к Катону:
— Как он умер?
— Колотая рана, командир.
— Несчастный случай?
— Нет.
— Да, вижу. — Квинтилл задумчиво кивнул, прикидывая, что могло тут случиться. — Сработал кто-то из местных задир, не иначе. Дай этим кельтам волю, и они сами друг друга перебьют. Избавят нас от лишней работы. Преступник схвачен?
— Никак нет, командир, — ответил Макрон.
— Почему? — Макрон бросил взгляд на Катона, однако Квинтилл не нуждался в ответе. Он тут же продолжил: — Если вы не поймали убийцу, то зачем посылали за мной? Зачем отвлекли меня от важных дел? Я ведь за вас работать не стану. Надеюсь, хоть это вам ясно?
— Мы пока не можем с определенностью сказать, кто убил Бедриака, — произнес Катон извиняющимся тоном. — Но дело не в том, командир, тут все сложнее.
— Сложнее? — усмехнулся Квинтилл. — Да что же может быть сложного в стычке местных головорезов?
— Это не простая стычка, командир. Во всяком случае, не похоже на то. Тинкоммий нашел умирающего в коридоре.
— Тинкоммий? — Трибун нахмурился, припоминая, потом его лицо прояснилось: — А, один из тех паяцев, которые вечно отираются возле царя? Его-то как сюда занесло?
— Он служит в одной из наших когорт, командир, — пояснил Макрон. — Как и многие из местной знати.
— Они оказывают нам честь, командир, — торопливо добавил Катон. — Из них получаются настоящие воины.
— Да-да, конечно… — Квинтилл повернулся к Катону: — Так при чем тут Тинкоммий?
— Как я уже сказал, командир, он нашел Бедриака, а тот шел ко мне.
— Кто шел к тебе, Тинкоммий или Бедриак?
— Бедриак! — рявкнул Макрон.
Катон бросил на него предостерегающий взгляд.
— Именно так, командир. Бедриак шел ко мне. Хотел рассказать о подслушанном разговоре. Очень важном, касавшемся заговора против царя Верики.
— Заговора? — рассмеялся Квинтилл. — Где ты такого нахватался, центурион? На дешевых представлениях в театре Помпея?
— Никогда не был в театре Помпея, командир, поэтому не берусь о нем судить, — отозвался Катон, борясь с нахлынувшим негодованием.
— Ты не многое потерял. Но звучит это как в дурной драме. Может, кто-нибудь просто пытается нас разыграть?
— Разыграть! — Макрон указал пальцем на труп. — Тут лежит мертвец, командир. Ничего себе шуточки!
— Центурион, если бы ты только знал, что порой позволяют себе молодые римские лоботрясы… Впрочем, возможно, здесь за всем этим стоит нечто большее. Продолжай, Катон. Что там с заговором?
— Ничего, командир. Это все, что мы успели услышать от Бедриака перед тем, как он умер.
— И ему не удалось сообщить вам, кто на него напал?
— Нет, командир, — признал Катон.
— Так, продолжай. Пока все смехотворно. Нет ли чего еще?
— Кое-что, командир. К Тинкоммию, прежде чем он отправился звать нас, присоединился еще один человек.
— И кто этот человек? Позволь мне догадаться… еще кто-нибудь из ближнего круга Верики, да?
— Да, командир. Так уж вышло, но это как раз тот человек, у кого гораздо меньше причин любить Рим, чем у его товарищей по оружию.
— Надо же, как все складно!
— И мне трудно поверить, — пожал плечами Катон, — что он просто прогуливался по штабным коридорам, когда Тинкоммий нашел Бедриака умирающим прямо около моей комнаты. Не раньше, не позже, а в тот самый момент, когда Бедриак собирался сообщить мне что-то жизненно важное. Слишком странное совпадение, не правда ли, командир?
— Возможно-возможно. Однако исключать, что Артакс оказался там совершенно случайно, тоже нельзя. Есть у тебя еще доказательства его причастности к этому делу?
На лице Катона появилось озадаченное выражение, но прежде, чем он успел что-то ответить, в разговор встрял Макрон:
— Этот Артакс вообще сомнительный малый. Заносчивый тип, косо посматривавший на нас с самого нашего появления в гарнизоне.
— Но при этом продолжающий служить в ваших когортах, — заметил Квинтилл.
— Ну да… Но это лучший способ следить за нами.
— Нет, — покачал головой трибун. — Сомневаюсь, чтобы он состоял в каком-либо заговоре. Заговорщики стараются не высовываться, чтобы не оказаться под подозрением.
— Знаешь это по своему опыту, командир?
— Прислушиваюсь к голосу здравого смысла, центурион…
Некоторые люди просто не могут не цапаться, решил Катон, глядя на двоих римлян, сердито евших друг друга глазами. Но это ничего не меняло. Артакс сидел под надежным запором в дальнем закутке командного корпуса и, по глубокому убеждению юноши, знал что-то если уж не о заговоре, упомянутом Бедриаком, то хотя бы о нападении на охотника. Его нужно допросить, и как можно скорее.
— Командир, нам следует допросить Артакса. Он что-то скрывает от нас. Я в этом уверен.
— Ты в этом уверен? — саркастически переспросил трибун. — А на каком основании? Нутром, что ли, чуешь? Или задницей?
На это, чтобы не выказать себя дурнем, Катону сказать было нечего. Ведь и вправду, серьезных улик против Артакса у него не имелось, а все подозрения в причастности того к преступлению основывались на наблюдениях последних дней, странностях в поведении, диковинных совпадениях, но больше всего… чего уж греха таить, Катон и впрямь «чуял это нутром».
— Ага, значит, я прав? — На лице трибуна появилась легкая торжествующая улыбка. — Так, центурион?
Катон кивнул.
— Так вот, этот Артакс, насколько он близок к царю?
— Очень близок. Кровный родственник, и состоял в ближней свите, пока не вступил в когорту.
— Понятно. Похоже, из него может выйти просто образцовый союзник, и он занимает достаточно высокое положение, чтобы иметь право на уважительное обращение. Так?
— О да, командир.
— В таком случае предлагаю освободить его, и чем скорее, тем лучше, пока он не пересмотрел свое отношение к Риму. Учитывая деликатность ситуации, я не думаю, что мы вправе без крайней необходимости бросаться такими людьми.
— Командир, полезней сначала хотя бы переговорить с ним…
— Нет! Хватит, и без того вы уже натворили тут дел! Я приказываю освободить его, причем сейчас же, немедленно! Смотрите у меня, я проверю.
Квинтилл направился к выходу, но задержался в дверном проеме, который почти заполнил собой, обернулся к центурионам и с нажимом изрек:
— Если до меня вдруг дойдет, что вы попытались тянуть с выполнением полученного приказа, оба будете разжалованы в рядовые. Понятно?
— Так точно, командир.
— Я хочу чтобы завтра, когда мы отправимся на охоту, этот Артакс сопровождал царя. И если на нем окажется хоть царапина, я использую ваши яйца вместо пресс-папье.
Когда шаги в коридоре затихли, Макрон хватил себя кулаком по ладони.
— Выродок! Ну прямо сущий выродок! Ишь, заявился, учит нас, что да как. Кем он себя, на хрен, мнит? Юлием Цезарем, не иначе. Слышишь, Катон? Я говорю, кем он мнит себя? Эй, да что с тобой, парень? Очнись!
— Прости. Я задумался.
Макрон закатил глаза.
— Он задумался, а? Трибун приказывает освободить того, кого мы подозреваем, лишает нас единственного шанса хоть что-то понять во всей этой истории, а он, видишь ли, грезит! Ну-ка по-быстрому соберись. Тут действовать надо, а не думать.
Катон кивнул, но вид у него был отсутствующий.
— Ты не находишь это несколько странным?
— Странным? Как раз странным — нет. Ничего странного, типичное поведение для трибуна, вечно сующего во все нос.
— Да нет, я не о том.
Катон нахмурился.
— Тогда о чем?
— Да о том, что трибун знал о причастности к этому делу Артакса еще до того, как мы назвали ему его имя…
Назад: ГЛАВА 20
Дальше: ГЛАВА 22