Глава 6

— Это Баннус, — сказал вполголоса Симеон.

Катон, снявший соломенную шляпу и приладивший на голову шлем, удивленно посмотрел на проводника:

— Ты с ним знаком?

— Встречались раньше.

— Надеюсь, как друзья?

— Мы были друзьями много лет назад. Теперь нет.

— Надо было раньше об этом сказать, — проворчал Катон.

— Я не думал, что это важно, центурион. И потом, ты не спрашивал.

— Если мы выпутаемся, хорошо бы получить ответы на несколько вопросов.

Баннус остановил лошадь недалеко от римлян, улыбнулся, узнав проводника, и заговорил по-гречески:

— Когда мои люди рассказали про лучника в форте, мне следовало догадаться. Этих римских солдат сюда никто не звал, но мир тебе, Симеон из Бетсаиды.

— И тебе, Баннус из Ханаана. Чем мы можем служить тебе?

— Пусть эти два римских офицера сдаются. А ты и остальные можете вернуться в Иерусалим — мы только заберем оружие.

Симеон покачал головой.

— Ты знаешь, что это невозможно. Ты покроешь позором меня и мою семью.

Баннус несколько мгновений смотрел на Симеона, потом продолжил:

— Во имя прежних дней снова прошу тебя отдать нам этих двоих и оружие. На моих руках не будет твоей крови.

— Тогда отойди и пропусти нас.

— Нет. Эти двое убили трех моих людей в Иерусалиме. Их нужно казнить — в назидание народу Иудеи.

— А как же я? Я убил трех твоих людей у форта.

— Я сражаюсь с Римом, Симеон. И тебе следовало бы. — Баннус протянул руку. — Идем с нами.

— Нет.

Баннус опустил руку и обратился к всадникам эскадрона:

— Выдайте мне двух офицеров — и останетесь живы. Сложите оружие!

Макрон пихнул локтем Катона.

— Кого он пытается надуть? Он убьет солдат, как только они отдадут оружие! — Макрон сделал вдох, выхватил меч и крикнул Баннусу: — Тебе нужно наше оружие? Иди и возьми!

— Ш-ш-ш! — зашипел Катон. — Ты считаешь себя Леонидом?

Баннус взглянул на центурионов, затем кивнул на прощание Симеону и пустил коня галопом вверх по склону, к своим людям.

Макрон позвал декуриона.

— Каковы наши шансы?

— Никаких, если останемся на месте и попытаемся обороняться. Нужно нападать, пробиться сквозь их строй и бежать. Только прикажи, командир. Но немедленно, пока они не напали первыми.

Макрон кивнул:

— Давай.

Декурион повернулся к солдатам:

— Построить плотный клин!

Когда лошади заняли позиции, Макрон и Катон застегнули ремешки шлемов и, отвязав поклажу, сбросили ее на землю. Симеон достал лук, натянул тетиву и приготовил колчан. Когда центурионы и проводник присоединились к остальным, Баннус уже добрался до своих людей и начал отдавать приказания. Он расставил пращников и лучников на флангах, а по центру, перегородив дорогу, встали пешие мечники — в основном плохо вооруженные, с хлипкими щитами. У некоторых были шлемы и кожаные панцири. За ними, на краю гребня, стояли Баннус и его всадники, вооруженные кто копьем, кто луком. Увидев, что пращники начинают собирать камни, Катон повернулся к декуриону:

— Давай! Командуй!

Декурион кивнул, набрал воздуху и крикнул:

— Эскадрон! Вперед!

Клин шагом двинулся вперед. Всадники одной рукой, прикрытой щитом, крепко держали поводья, а второй подняли копья вверх, чтобы не задеть товарищей, пока они не добрались до врага. Над ними, с обоих флангов, пращники раскручивали пращи над головой, а лучники подняли луки. Катон очень хотел, чтобы немедленно прозвучал приказ к атаке, пока не поздно, но осадил сам себя: декурион — опытный воин и знает свое дело.

— Эскадрон, рысью — вперед!

Солдаты пришпорили лошадей, и эскадрон рванулся вперед, как раз когда первый яростный шквал камней и стрел взвился в воздух. Резкая смена темпа сбила прицел врага, и большинство снарядов упало на землю чуть позади строя. Несколько стрел вонзилось в щиты замыкающих всадников. Одна лошадь жалобно заржала, когда стрела вонзилась ей в круп, подалась назад, но всадник удержался в седле и вернул скакуна в строй.

— В атаку! — крикнул декурион во главе клина, взмахнув мечом.

Солдаты подхватили боевой клич, снова пришпорили лошадей, и клин помчался вперед. Во второй шеренге Катон и Макрон вцепились в поводья; лошади понеслись с развевающимися гривами и хвостами. Вздымая пыль и песок, клин стремительно двигался вверх по склону, на Баннуса и его бандитов. С флангов по римлянам снова ударили стрелы и камни, на сей раз достигнув цели. Катон увидел, как камень попал в голову солдата впереди и слева. От удара голова всадника качнулась вбок, он выпустил из ослабевших рук копье, щит и поводья. Лошадь шарахнулась в сторону. Боец вывалился из седла, и конь, оставшись без всадника, понесся галопом. Справа от себя Катон увидел хмурое лицо Макрона, пригнувшегося к седельной луке. Симеон, крепко сидящий в седле, натянул тетиву, готовясь стрелять.

Баннус подъехал к пехотинцам и отдал приказ стоять насмерть, однако надвигающаяся кавалерия для многих оказалась слишком страшным зрелищем: бандиты рассыпались, убираясь с пути всадников. И тут — Катон даже не успел этого осознать — клин вонзился в позиции врага. Воздух наполнился скрежетом и звоном оружия, стонами и криками людей, хрипом и ржанием лошадей. Заметив движение справа и снизу, Катон ткнул мечом в юркого человека в грязном тюрбане. Тот шарахнулся в сторону, и клинок царапнул его по плечу. Зарычав, бандит замахнулся узким изогнутым мечом, и Катон едва успел отбить удар гардой. Затем центурион ударил сам, попав по тюрбану лезвием. Ткань приняла на себя режущую силу, но от мощного удара человек потерял сознание и исчез в пыли, поднятой копытами лошадей и ногами людей, схлестнувшихся в смертельной схватке. Катон огляделся. Макрон рубился с парой мечников, выкрикивая им в лицо оскорбления, вызывая на бой. Симеон достал стрелу, повернулся в седле, быстро выбирая цель, и спустил тетиву. Стрела, пролетев шагов десять, вонзилась в грудь бандита, и острие вышло из спины, вырвав кусок окровавленной плоти.

— Вперед! — прокричал Катон. — Не останавливаться! Вперед!

Декурион оглянулся, кивнул и подхватил клич. Солдаты подгоняли лошадей, прорывая строй бандитов, и, оказавшись на свободном месте, устремились в последнем броске вверх по склону — к поджидавшим всадникам. Баннус выхватил меч и крепко прижал к левому боку щит, выкрикивая приказы. Бандиты с громким кличем устремили лошадей на солдат. Клин давно распался, и римляне атаковали разрозненной массой. Стороны сошлись в мелькании блестящих мечей, лошадиных тел, развевающейся одежды и сверкающих доспехов. Без щита Катон чувствовал себя ужасно уязвимым. Он пригнулся, опустив меч, и погнал лошадь через схватку, сквозь ряды бандитов. Макрон пытался перекричать невообразимый шум:

— Прорывайтесь через них! Прорывайтесь!

Справа от Катона что-то мелькнуло ослепительно-белой вспышкой, клинок звякнул сбоку по его шлему. Центурион ударил пятками, и лошадь прыгнула вперед — как раз вовремя, позволив Катону избежать повторного удара. Клинок просвистел мимо его шеи. Перед глазами центуриона вспыхивали цветные пятна, но постепенно зрение восстановилось, и он повернулся к врагу. Темное лицо, окаймленное шапкой спутанных черных волос и бородой, оказалось совсем рядом; противник занес клинок для нового удара. Катон взмахнул своим оружием, блокировав удар, лезвие меча скользнуло по изогнутому клинку и глубоко вонзилось в волосатое запястье врага. Бородач закричал, отдернув руку, — кровь хлестала из страшной раны. Катон склонился ниже, вонзил меч в живот бандита, повернул и резко выдернул. Пытаясь сориентироваться, центурион быстро оглядел силуэты, плохо различимые в туче пыли, заметил свободное пространство между двумя лошадьми без всадников и направил скакуна туда, ударив плашмя мечом по крупу. Лошадь вырвалась из облака пыли, и Катон увидел, что проскочил воинов Баннуса.

— Ко мне! Римляне, ко мне! — закричал он.

Появились еще несколько силуэтов. Симеона нагонял всадник в тюрбане; проводник, крепко сжав в одной руке лук и поводья, поразил мечом преследователя. Из пыли выскочили еще несколько солдат, потом — Макрон, который, крепко обхватив своего преследователя за шею, выдернул его из седла и швырнул на землю. Внезапно весь мир вокруг бешено завертелся и расплылся. Катон заморгал, но по-прежнему видел все смутно. Его стошнило.

— Катон! — позвал голос рядом, и появилась темная фигура. Зрение чуть-чуть прояснилось, и Катон узнал Макрона. — Что с тобой?

— По голове получил, — невнятно проговорил Катон, пытаясь удержаться в седле. — Сейчас очухаюсь.

— Нет времени. Дай мне поводья.

Катон, не успев ответить, почувствовал, как поводья забирают у него из левой руки. Он вцепился в луку седла, и Макрон двинулся вперед, ведя лошадь Катона за собой. Они удалялись от врага. Зрение Катона постепенно прояснялось, но голова все еще кружилась, невыносимо тошнило. Большинство солдат вырвались из схватки и галопом мчались по гребню, прочь от бандитов. За их спинами борьба продолжалась вокруг тех, кто еще не вырвался из западни. Несколько вражеских мечников показывали в сторону спасающихся римлян и кричали, привлекая внимание конных товарищей. Баннус попытался быстро построить людей, но римляне уже получили фору в полмили. Бандиты бросились в погоню: их лошади были легче, на всадниках почти не было доспехов, так что они неслись стремительно и вскоре начали настигать римлян. Однако кони имперского гарнизона были лучше — они отбирались по всей провинции. Вскоре необычайная выносливость армейских скакунов начала сказываться, и строй бандитов растянулся — только половина их лошадей могла потягаться с армейскими.

— Держитесь дороги! — крикнул Симеон. — Прямо по ней — до самого форта!

Приступы головокружения накатывали на Катона все чаще, и он боялся потерять сознание. Макрон озабоченно оглядывался назад; стало ясно, что рана приятеля гораздо серьезнее, чем казалось. Катон потерял сознание и начал валиться с седла. Макрон вовремя заметил это и, натянув поводья, подхватил друга, когда его лошадь оказалась рядом. Макрон отчаянно огляделся, но большинство солдат уже ускакали вперед.

— На помощь! — проорал центурион.

Последний всадник оглянулся, встретился на миг взглядом с глазами центуриона и погнал лошадь дальше. Симеон тоже слышал крик; он тут же развернул коня и подлетел к Макрону.

— Что с ним?

— Удар по голове. Отключился. Сколько до Бушира?

Симеон бросил взгляд на дорогу.

— Два, может, три часа хорошей скачки.

— Проклятье! Нас схватят гораздо раньше.

Симеон промолчал, понимая, что это правда. Макрону приходилось поддерживать Катона, так что преследователи их вскоре нагонят.

— Что будешь делать, центурион?

Макрон посмотрел на далекие фигуры вражеских всадников, на миг нахмурился и кивнул сам себе.

— Ладно. Забери его. Я постараюсь задержать этих тварей подольше.

Симеон внимательно посмотрел на Макрона:

— Оставь его.

— Что?

— Я сказал — оставь его. Ты не задержишь их надолго — мы вдвоем не успеем далеко убраться. Или он один умрет, или мы все трое.

— Не могу, — беспомощно сказал Макрон, глядя на бледное лицо Катона, склонившего голову на плечо приятеля. — Он мой друг. Больше чем друг — он мне как сын. Я не оставлю его умирать.

Симеон снова взглянул на погоню и с мрачным лицом повернулся к Макрону:

— Ладно, вези его. Держись дороги. Я поеду рядом и буду их сдерживать.

— Чем?

— Вот этим… — Симеон поднял лук. — Через несколько миль от дороги будет ответвление к деревне. Там сделаешь все точно, как я скажу. Ясно?

Макрон помолчал, обуреваемый сомнениями, потом кивнул:

— Хорошо! Вперед!

Они поехали, поддерживая Катона с двух сторон, чтобы он оставался в седле, однако их скорость резко снизилась; каждый раз, как Макрон оглядывался, он видел, что самые быстрые из преследователей приближаются. Впереди последний солдат постепенно удалялся — мутная тень в туче пыли, поднятой его товарищами. Макрон начал проклинать их, но сообразил, что из-за пыли декурион и его люди не видят, что происходит.

Позади четверо бандитов стремительно догоняли, оторвавшись от слабых лошадей своих товарищей. Они знали, что скоро римляне окажутся в их власти, и бешено подстегивали скакунов, предвкушая добычу.

Промчавшись мимо холмов, беглецы оказались на холмистой равнине: простор каменистой земли с расчищенной полоской — дорогой. Симеон отстал от лошади Катона и крикнул Макрону:

— Вперед! Я буду чуть сзади.

Макрон кивнул, крепче взял Катона за плечо и понесся дальше. Позади Симеон откинул крышку колчана, достал стрелу и аккуратно приладил выемку к тетиве; лошадь уверенно продолжала путь легким галопом, управляемая нажатием коленей Симеона. Проводник дал преследователям подобраться ближе, пока те не оказались всего в тридцати шагах позади. Только тогда Симеон повернулся в седле, поднял лук, целясь в ближайшего бандита. Тот в испуге пригнулся, но проводник целился не в человека. Он спустил тетиву, и стрела ударила в грудь надвигающейся лошади. Пронзительно заржав от боли и ужаса, лошадь споткнулась и покатилась на землю, придавив седока. Симеон уже изготовил новую стрелу и прицелился во вторую лошадь. Бандиты чуть отстали, объезжая упавшую лошадь, корчащуюся на спине и молотящую ногами по воздуху, пытаясь избавиться от зазубренного древка, торчащего у нее из груди. Затем они снова приблизились; проводник различал их злобные, решительные лица.

Одну за другой он свалил их лошадей в пыль. Затем, удовлетворенно кивнув, захлопнул колчан, повесил лук на место и поскакал догонять Макрона.

Вскоре они достигли места, о котором говорил Симеон, — дорога разветвлялась, узкая тропинка ныряла в неглубокую долину и извивалась по широкому вади. Декурион и его люди ждали у развилки, не зная, какой путь выбрать. Бока взмыленных лошадей вздымались и опадали, как кузнечные мехи. Декурион обрадовался, увидев их, но заметил, что Катон без сознания.

— Он ранен?

— Нет, — холодно ответил Макрон. — Просто прикорнул. Ну конечно, он ранен!

Декурион мгновенно оценил положение.

— Он замедлит нас.

Симеон указал на главную дорогу.

— Езжайте здесь. По ней доберетесь до форта. Центурион, отправляйся с ними.

— Что? — опешил Макрон. — Ни за что! Я останусь с Катоном.

— Если возьмете его с собой, вас все равно догонят — вы не доберетесь до форта.

— Я уже говорил — не оставлю его Баннусу.

— Баннус его не получит. Я спрячу его в надежном месте.

Макрон засмеялся.

— Надежное место? Здесь?

Симеон показал на боковую дорогу.

— В миле отсюда есть деревня. Жителей я знаю и доверяю им. Они укроют нас. Когда доберетесь до форта, возвращайтесь с подкреплением. Я буду ждать.

— Безумие, — возразил Макрон. — С чего мне доверять этим селянам? С чего мне доверять тебе?

Симеон пристально посмотрел на центуриона:

— Я клянусь жизнью моего сына, что со мной твой друг будет в безопасности. Теперь давай поводья.

На секунду Макрон застыл, взвешивая положение. Оставлять Катона не хотелось, но попытка довезти его до форта почти наверняка сулила гибель обоим приятелям.

— Командир! — солдат показал на дорогу. — Я их вижу!

Макрон отпустил поводья и прикрыл глаза от солнца. Симеон подхватил поводья, пока центурион не передумал. Одной рукой поддерживая Катона, проводник направил лошадей на боковую дорогу.

— Подождите, пока я не скроюсь из виду! — крикнул он через плечо. — Потом двигайтесь. Они поскачут за вами.

Как только Симеон и Катон оказались ниже уровня главной дороги, декурион развернул коня.

— Вперед!

Солдаты последовали за ним, пришпоривая лошадей и подгоняя их криками. Макрон разрывался между желанием остаться с другом и стремлением как можно быстрее добраться до форта, чтобы выслать спасательный отряд, но медлить было некогда. Центурион схватил поводья, вонзил пятки в бока скакуна и помчался за солдатами. Бросив последний взгляд в сторону низины, где скрылись две фигуры, Макрон поклялся себе, что если хоть что-то случится с Катоном, он не успокоится, пока Симеон не заплатит жизнью.

Проводник направил лошадей к высохшему речному руслу и доехал до излучины. Там он остановился и стал ждать. Измученные кони хрипели и тяжело дышали, грузно переступая копытами.

— Ш-ш-ш, — тихо прошипел Симеон, ласково потрепав свою лошадь по шее. — Мы же не хотим выдать себя, а?

Невдалеке послышался приближающийся конский топот. Симеон взмолился про себя, чтобы преследователи слишком увлеклись погоней за Макроном и остальными и оставили тихую дорожку в покое. Шум погони приближался. Катон неожиданно выпрямился в седле, распахнул глаза и изумленно начал оглядываться, не понимая, где находится.

— Что… Где я?

— Тихо, парень! — Симеон крепко ухватил центуриона за предплечье. — Умоляю.

Катон уставился на него, потом вдруг зажмурил глаза: накатила новая волна головокружения. Он мучительно содрогнулся, и его вырвало — на кольчугу и на лоснящийся бок лошади. Катон с трудом сплюнул, прочищая рот, потом снова повалился вперед и шепнул в полузабытьи:

— Да потому, что это моя палатка, твою мать… вот почему.

Плечи Симеона расслабленно опустились, когда римлянин снова затих. Проводник прислушался: всадники приблизились галопом, дико вскрикивая в азарте погони — они ясно видели солдат. Никакие звуки не указывали на то, что погоня разделилась или хотя бы замедлила ход на развилке, и вскоре шум галопа затих вдалеке. Симеон подождал, не появится ли отставший, но никого не было. Щелкнув языком, проводник вывел лошадей из канавы к дороге и, аккуратно поддерживая Катона, направился в сторону деревни.

Катон рывком вынырнул из дурного сна. Кошмар, который заставил его прийти в себя, центурион тут же позабыл. Голова ужасно болела, боль колотила в череп. Катон открыл глаза, и боль усилилась от слепящего сияния солнца. Он моргнул, скосил глаза, и тут его ноздри уловили кислый запах рвоты; Катона скрутило, и он прижал ладонь ко рту.

Через несколько мгновений центурион снова разомкнул веки. Резь в глазах немного утихла, и Катон увидел, что они въезжают в небольшое селение. Аккуратные каменные домики, обмазанные глиной, стояли по обеим сторонам дороги. Навесы из пальмовых листьев примыкали к стенам домов; там и сям поднимались тонкие стволы пальм. Потом Катон заметил людей — семитов, одетых в светлые свободные одежды. Дети носили простые туники. Мужчины и женщины мололи зерно в каменных чашах, несколько человек что-то бурно обсуждали рядом с самым большим домом. Они замолчали, глядя, как проводник ведет мимо лошадей. Симеон поклонился, приветствуя каждого по очереди, и спешился у домика в центре деревни. Он помог Катону спуститься; напрягшись под весом центуриона, забросил руку раненого себе на плечо и двинулся к двери.

Из дома вышла пожилая женщина — седовласая, с удивительно прекрасными чертами и темными глазами. Невысокая и худая, она с властной уверенностью поглядела на мужчин, появившихся на пороге ее дома.

— Симеон бен Иона, — строго сказала она. — Я не видела тебя больше года, а ты притащил мне на порог пьяного римского солдата. Что это значит?

— Он не пьян. Он ранен, и ему нужна твоя помощь. Кстати, он очень тяжелый… Я тоже не отказался бы от помощи.

Женщина что-то проворчала и, шагнув вперед, подхватила Катона с другой стороны, принимая на себя часть веса. Римлянин встрепенулся, закрутил головой и представился:

— Центурион Квинт Лициний Катон, к твоим услугам.

— Добро пожаловать в мой дом, центурион.

— И чей это дом?

— Моего старого друга, — объяснил Симеон. — Мириам из Назарета.

Мысли Катона путались, и он с трудом пытался сообразить.

— Назарет? Это не может быть Назарет.

— Не может. Это деревня Хешаба.

— Хешаба. Очень хорошо. А кто тут живет?

— Наша община, — ответила Мириам. — Мы последователи Иегошуа.

Иегошуа… Катон, напрягшись, вспомнил, что так звали человека, казненного Римом. Катон оглядел лица жителей деревни; холодок страха пробежал по спине.