ГЛАВА 12

Истошно выкрикивая что-то невнятное, Катон бросился к двум уже подскочившим к упавшему центуриону германцам. Копья у него не было, но в последний момент он выставил перед собой штандарт. Один из варваров обернулся на крик и, получив сильный тычок в пах, упал на колени. Катон с разбега налетел на него, споткнулся и кубарем покатился к стене ближайшей лачуги. Второй германец, видимо, усмотрел в этой ситуации что-то смешное и громогласно расхохотался. Катон сердито вскочил на ноги, грозя врагу штандартом.

— Не смей надо мной смеяться, урод!

На какой-то момент их взгляды встретились: теперь выражение лица германца было холодным, оценивающим. Неожиданно он сделал ложный выпад копьем, целясь в правый бок римского недоноска, а когда тот отпрянул, размахивая своей жердиной, вознамерился пронзить ему другой бок. Но ударить не успел. Армейский штандарт боевым оружием не являлся, но был гораздо длиннее любого копья. Массивное навершие его, описав дугу, врезалось в лицо варвара. Тот, удивленно вскрикнув, обмяк и упал наземь. Катон, махнувший знаменем наугад и вовсе не рассчитывавший на такой результат, был изумлен ничуть не меньше врага. Но в отличие от него оставался целым и невредимым.

— Ох, ничего себе! — пробормотал он, глядя на неподвижное тело.

— Оставь его, малый! — крикнул Макрон. — Вытащи из меня эту штуку.

— Командир, но как же я…

— Тащи, кому сказано, олух!

Катон ухватился за древко свободной рукой, а Макрон, скрипнув зубами, повернул ногу.

— Давай!

Юноша дернул изо всех сил, вырвав из раны листовидный наконечник. Хлынула кровь. Макрон взвыл, но тут же умолк, стиснув зубы, и попытался привстать. Катон поддержал его, подхватив под руку. Рана кровоточила сильно, но, к счастью, кровь просто текла, а не била струей, и, стало быть, ничего важного вражеское копье не задело. Однако Макрону в жизни еще не приходилось испытывать столь мучительной боли. В голове его помутилось, и лишь огромным усилием воли он смог забросить руку на плечо юноше и с его помощью заковылять к спасительному проходу в завале.

Позади них, перекрывая рев пламени, послышался топот, и Катон, обернувшись, увидел бегущих следом германцев. Он заторопился, но центурион был слишком тяжел, и в результате они оба споткнулись. Макрон, вскрикнув, упал на колени, глядя на перекошенные отчаянием лица римских солдат, уже понимавших, что их товарищам не уйти от погони.

— Беги! — простонал он. — Это приказ.

— Не слышу, командир.

— Знамя спасай, идиот!

Но бежать уже было некуда. Кастор, сокрушенно покачав головой, приказал обрушить в щель груду специально приготовленных балок. Легионеры заколебались, но ветеран прикрикнул на них, и они потянули веревки. Груда вместе с пылающими снопами соломы рухнула вниз, завалив проход в баррикаде.

— Проклятье!

— Ох, черт! — Катон замер, потом обернулся. Германцы с громкими воплями приближались. Увидев справа от себя каменную лачугу, юноша пинком открыл дверь, бросил в проем штандарт, втащил центуриона и в последний момент успел задвинуть тяжелый запор. Германцы яростно забарабанили по крепким доскам, замкнутое пространство наполнилось грохотом. Внутри лачуги было темно, но полыхавший снаружи огонь очерчивал контуры небольшого окна, к счастью закрытого ставнями. Запертыми на задвижку и теперь содрогавшимися от сыпавшихся снаружи ударов.

— Посмотри, нет ли тут другого выхода, — крикнул Макрон, исследуя ощупью рану. Кровотечение было по-прежнему сильным, поэтому он снял с себя пояс и, отстегнув бесполезные ножны, как можно туже перетянул им ногу. Через мгновение, когда вернулся Катон, кровь уже не лилась, а сочилась тоненькой струйкой.

— Ну?

— Похоже, мы попали в какой-то сарай. В крыше есть лаз, но это все.

Удары в дверь стали глуше, зато варвары взялись за окно. Внутрь лачуги, выбив длинную щепку в ставне, проникло темное острие. Им повертели, расширяя отверстие, потом копье отдернули, после чего в сарай полетели новые щепки.

— Здесь нельзя оставаться!

— Нельзя, — подтвердил Катон. — Посмотри вверх!

Между стропилами солому кровли то здесь, то там лизали крохотные оранжевые язычки. С каждым мгновением их становилось все больше, а дикари тем временем остервенело рубили ставни.

— Уйдем через лаз, — решил Катон. — Там есть лестница, хотя, конечно, с твоей ногой взбираться по ней будет трудненько.

— Я влезу.

— Хорошо, командир. Теперь ответь, ты сможешь охранять это окно?

— Да, но…

— Пожалуйста, командир, у нас нет времени на разговоры.

— Ладно, — буркнул Макрон. — Дай мне свой меч и помоги подняться.

Привалившись к стене и опираясь всем весом на здоровую ногу, он занял позицию у окошка. Мальчишка кивнул и куда-то пропал, а из ставня внезапно, выбитые мощным ударом, выскочили две-три доски. Кто-то потыкал в образовавшуюся амбразуру копьем, потом за края ее ухватились чьи-то руки. Макрон взмахнул мечом, послышался вопль. Отсеченные пальцы упали на пол, а руки исчезли.

— Ну, недоноски, кто еще храбрый? — крикнул Макрон. — Попробуйте, суньтесь.

В окно больше не совался никто, зато атака на дверь сделалась более бурной. Толстые доски опасно потрескивали, и было ясно, что рано или поздно они провалятся внутрь. Защищать окно — это одно, но сдержать врага в дверном проеме будет уже невозможно.

— Катон! Если ты что-то делаешь, делай это скорей.

— Иду, командир, — просипел Катон, с напряжением таща на вилах огромную охапку соломы. Он свалил ее под дверью, торопливо разворошил, потом, потянувшись, теми же вилами подцепил горящий клок с кровли. Посыпались искры, он прикрылся рукой, затем побежал в глубь сарая и принес новую охапку соломы. Над ней закурчавились серые усики, потом они сделались желтыми. Огонь быстро креп и к тому времени, когда дверь подалась, уже полыхал вовсю. Сарай наполнился густым, едким дымом.

— Сюда! — крикнул Катон, заходясь в приступе кашля.

Поддерживая раненого не обремененной штандартом рукой, он потащился в дальний угол сарая. Лестница, там стоявшая, вела наверх, в темноту.

— Давай, командир. Лезь туда первым. Возьми штандарт, но отдай мне меч. Как только окажешься снаружи, крикни.

Макрон, не имея сил спорить с раскомандовавшимся пареньком, послушно полез по шатким ступенькам, кляня на все корки и тяжеленный штандарт, и свою непослушную ногу. Ближе к кровле дым сделался гуще, он удушал, ел глаза, но зато заставил центуриона двигаться побыстрее. Добравшись до лаза, Макрон высунул голову, с наслаждением вдохнул чистый воздух и огляделся. Полдеревни горело, но германцы извилистыми проулками обходили самые сильные очаги пламени, спешно направляясь туда, где, готовясь к последнему бою, стояли остатки когорты.

Он бросил взгляд вниз. Там в загородке метались две свиньи, а прямо под ними желтела копенка сена. Первым делом Макрон просунул и вытолкнул в лаз тяжеленный штандарт. В это время в сарае раздался треск, затем послышались топот и брань.

— Катон!

— Уходи, командир! — крикнул юноша. — Уходи поскорей!

Германцы, кашляя, шарили по сараю, с твердым намерением изловить прячущихся в дыму римлян, и Макрону не оставалось ничего другого, как выкарабкаться на крышу. Вцепившись в край лаза, он повис на руках, потом разжал пальцы.

Приземление было куда более мягким, чем ожидалось, ибо одна из свиней решила, что копна сена — лучшее из укрытий от ужасов внешнего мира. Суждение было здравым, ведь она никак не могла ожидать, что на нее обрушится римский легионер, облаченный в тяжелые боевые доспехи.

Животное завизжало, Макрон приглушенно выругался, отпихнул свинью в сторону и сел. Он тяжело дышал, но падение не причинило ему никаких повреждений. А вот свинье повезло меньше: рухнувший сверху центурион перебил ей хребет, и она отчаянно верещала. Из сарая неслись злобные голоса, потом кто-то вскрикнул, заскрипели ступени. Макрон, поспешно подтянув к себе знамя, зарылся в сено. И как раз вовремя: наверху, на фоне оранжевого неба появилась косматая голова. Потекли нескончаемые томительные мгновения, дикарь внимательно смотрел вниз. Потом последовал обмен репликами на лающем, грубом наречии, и германец исчез, но Макрон продолжал лежать совершенно недвижно, напряженно стараясь сквозь визг свиньи расслышать, что делается в сарае. Когда голоса за стенкой затихли, он решил, что опасность наконец миновала, и сел, стряхивая с себя вонючее сено. Одна часть двора по-видимому, примыкала к улице, за забором слышалась гортанная брань, германцы с топотом уходили. Макрон, стараясь не двигать поврежденной ногой, приподнялся. К загону, где он находился, примыкали такие же, из которых неслось приглушенное хрюканье.

Макрон опять опустился на сено, потом прижался к стене и окликнул:

— Катон.

Ответа не было. Он позвал еще раз, но отклика не услышал.

Вот хренов молокосос! Зачем он мешкал, когда ему следовало лезть прямо за ним, не дожидаясь, пока германцы высадят дверь? Впрочем, тут же подумал виновато Макрон, парень, видно, смекнул, что им двоим не уйти, и принес себя в жертву, спасая штандарт центурии и своего командира.

Свинья опять разразилась истошным визгом, и Макрон пнул ее здоровой ногой.

— Заткнись, скотина! — прошипел он. — Ты меня выдашь!

Однако перепуганное животное все визжало, и этот визг привлек внимание проходивших мимо германцев. Они остановились посмотреть, в чем дело, но Макрон успел их опередить. Он перебросил штандарт через ближайшую дощатую загородку и перекинулся за ним на руках, угодив в кучу навоза. Схватив скользкое древко и держа его параллельно земле, центурион пополз вдоль свинарников к центру деревни, стараясь не думать о том, что его там ждет.