Глава шестнадцатая

— Похоже, я выставил себя сущим болваном, — простонал Макрон, сидя на койке и щурясь от света, падавшего в окно командирской казармы. — Катон, закрой эти хреновы ставни, а то свет меня прикончит!

Катон закрыл и зафиксировал ставни, чтобы те не распахивались от дувшего с моря ветерка, после чего вернулся к койке Макрона и склонился над его головой. Кровь над раной свернулась, образовав черно-пурпурную корку.

— Надо бы какую-нибудь повязку приладить.

— На кой она мне? Я не собираюсь походить на долбаного парфянина.

Макрон прощупал голову и вскрикнул, когда его грубые пальцы задели рану. Катон щелкнул языком.

— Вот на кой. Так что будь добр, не хватайся за башку, пока я не раздобуду повязку.

Оставив друга в комнате, он вышел в коридор и поспешил вниз. Гарнизонный лазарет находился напротив командирских казарм, по ту сторону плаца, не больно-то близко, но по пути Катон вспомнил про имевшийся у Миниция ящик со снадобьями и, остановившись перед дверью комнаты ветерана, прислушался. Изнутри не доносилось ни звука, и Катон подумал, что Миниций, возможно, дома у Порции.

Он вздохнул. Случившееся сулило вылиться во вражду между Макроном и Миницием, а им, с учетом всех сложностей и опасностей, ожидавших их в ближайшие месяцы, только этого и не хватало. Осторожно приоткрыв дверь, молодой центурион заглянул внутрь; никого не увидев, зашел внутрь и оглядел довольно аккуратную комнату в поисках сундучка. Тот нашелся быстро, под кроватью. Катон наклонился, ухватился за ручку и потянул на себя. Он оказался неожиданно тяжелым и противно заскрежетал по полу. Открыв крышку, Катон принялся рыться в содержимом. Бальзамы и мази его не интересовали — он выискивал льняной бинт, чем длиннее, тем лучше, а найдя, задвинул ящик обратно и вернулся к Макрону.

— Не дергайся, может быть больно.

— Тоже мне, удивил…

Со всей возможной осторожностью Катон принялся бинтовать Макрону голову. Прикрыв рану несколькими слоями ткани и решив, что так она будет прикрыта надежно, он завязал бинт сбоку узлом, спрятал концы под повязку и удовлетворенно кивнул.

— Вот так-то лучше. Только не тереби.

— Конечно, мамочка, — решил поддразнить его Макрон, но тут же скривился, вспомнив события прошлого вечера.

— Как хоть я сюда-то попал? — морщась, спросил он Катона.

— Мы тебя принесли.

— Мы — это кто? — подозрительно уточнил Макрон.

— Порция выделила мне в помощь пару своих рабов.

— Ох, нет… — простонал Макрон. — Кто-нибудь видел мое возвращение?

— Несколько человек видели. Но болтать, возможно, не станут.

— Ты так думаешь? — холодно спросил Макрон. — А где этот ублюдок Миниций?

— Полагаю, у твоей матушки.

При этом слове Макрон вздрогнул и откинулся на койке.

— Нет, ну надо же было такому закрутиться…

Катон кивнул, подошел к окну и, чуть приоткрыв ставень, выглянул. Окна командирских казарм смотрели через военную гавань на укрепленный мол, за которым расстилалось поблескивавшее в свете позднего утра море. В безоблачном небе кружили чайки, оглашая воздух пронзительными криками. Приготовления к кампании против пиратов уже начались: у ремонтного пирса стояло несколько пришвартованных трирем, матросы деловито устанавливали на передних палубах какие-то мостки. Катон отвернулся и прислонился к стене.

— Что делать-то собираешься?

— Надо бы, конечно, придушить старого ублюдка и мою шлюху-матушку… А если серьезно, то не знаю. Во всяком случае, сейчас этого сказать не могу. Я слишком… растерян.

— Знаешь, мне казалось, ты должен бы обрадоваться, увидев ее после столь долгой разлуки.

— Да что ты в этом понимаешь? — буркнул Макрон. — Ты ведь своей матери вообще не знал.

— Не знал, — тихо подтвердил Катон, и в комнате повисло неловкое молчание.

— Прости, — буркнул Макрон, — это я не подумавши.

— Забудь.

— Ты пойми, она оставила меня, не сказав ни слова. В последний раз я видел ее в гавани Остии. Я ловил рыбу у входа в гавань и видел проплывавший военный корабль: она стояла на палубе, обнимаясь с этим проклятым флотским. Я звал ее, но, думаю, она не слышала, а может, и не хотела слышать. Сначала я пытался убедить себя, что принял за нее другую женщину, но когда вернулся домой, ее там не оказалось. Что тоже случалось: когда родители ссорились, она, бывало, уходила на денек-другой к сестре. Но время шло, матушка не возвращалась, и через некоторое время я рассказал папаше о том, что видел. Он взбесился, отлупил меня, а потом пошел и нажрался. Вернулся весь в слезах и наподдал мне еще. Это продолжалось долго, пока я не вырос и не решил, что с меня хватит. Ушел из дома под сень орлов… Я ее так и не простил.

— Извини.

Катон чувствовал себя беспомощным. У него не находилось подходящих слов, чтобы предложить другу в утешение, однако он чувствовал, что в этой истории все было не так однозначно. В ней имелась и другая сторона, на что Порция прошлым вечером намекнула. Другое дело, что сейчас было не лучшее время, чтобы говорить об этом Макрону.

— Извинить? — Макрон вскинул на него взгляд. — Тебе-то за что извиняться, приятель? Твоей вины тут и в помине не было. Эта история вообще к тебе отношения не имеет.

— Да, знаю. Но ты мой друг. И мне не нравится, когда ты в таком состоянии.

— В каком состоянии?

Макрон помолчал, потом сел на койке, а затем и поднялся на ноги.

— Хватит мусолить эту тему. Я одеваюсь. В полдень префект будет проводить инструктаж.

— Знаешь, тебе стоило бы попробовать поговорить обо всем этом с матерью. Не то чтобы прямо сейчас…

— Только через мой труп. Предпочтительнее через ее и, ясное дело, этого старого козла Миниция.

Катон понял, что расположение духа его друга никак не способствует продолжению разговора и лучше его до поры до времени отложить.

— Ладно, только пообещай, что не будешь наскакивать на Миниция.

— Катон, я не мальчишка, и нечего разговаривать со мной, как с ребенком. Пока дело касается службы, я буду нести ее бок о бок с ублюдком и слова не пророню. Но в свободное время — это уж извини. Ему лучше не попадаться на моем пути, если он хочет дожить до отставки.

С последним звуком полуденного сигнала весь командный состав Равеннской флотилии собрался у префекта. Обычную обстановку сдвинули к стенам и расставили в помещении скамьи, чтобы командиры могли рассесться на них лицом к занимавшей всю дальнюю стену карте. Присутствовали все центурионы и оптионы корабельной пехоты, равно как триерархи всех приписанных к флотилии кораблей. Катон сидел рядом с Макроном, ближе к центру помещения, и тайком озирался, высматривая Миниция, но того не было видно. Когда все командиры вошли и расселись, помещение заполнилось возбужденным гулом: по базе вовсю ходили слухи, которые подпитывала активность на пирсе, и каждому не терпелось узнать наконец точно, что же затевает префект.

Постум, старший писец Вителлия, выступил из дверного проема и возгласил:

— Командир базы прибыл!

Заскрипели скамьи: командиры встали и вытянулись по стойке «смирно». Префект вошел в совещательную комнату, прошел оставленным слева проемом между скамьями, остановился сбоку от карты, обвел собравшихся взглядом и сказал:

— Можете сесть, уважаемые.

Когда все сели, Вителлий присмотрелся к Макрону.

— Центурион, у тебя такой вид, будто ты уже успел побывать в бою.

По рядам собравшихся прокатился смех.

— Так что с тобой случилось, Макрон?

— Я… хм, оступился на лестнице, командир.

— Правда? — Вителлий ехидно усмехнулся. — А это было до или после того, как твоя мамаша устроила тебе взбучку?

Смех зазвучал снова, еще громче. Лицо Макрона побагровело.

— Сиди тихо! — шепнул ему на ухо Катон. — Поддашься на провокацию — доставишь ему удовольствие.

Заскрипели петли, дверь приоткрылась, и Миниций, проскользнув в щелку, занял ближайшее ко входу место. Нос его был сломан, все лицо разукрашено темневшими и багровевшими синяками и ссадинами.

— Ну вот и предполагаемый отчим явился. Теперь, когда все семейство в сборе, я думаю, можно приступить к делу.

Смех, прокатившись по рядам, стих: все выжидающе смотрели на префекта. Вителлий сцепил руки за спиной и заговорил:

— Как вам известно, в последние месяцы у побережья Апулии, Умбрии, Лигурии и Иллирии свирепствуют пираты. Они действуют как на море, так и на суше: всего несколько дней назад разорили и уничтожили колонию в Лиссе. Сегодня утром я получил донесение о налете на другую колонию. И это уже совершенно недопустимо. То, что пираты безнаказанно препятствуют торговому судоходству в прибрежных водах, уже достаточно скверно, но разорение наших колоний требует от нас самых активных действий. Они должны понести суровую кару. Их вожак, Телемах, недавно связался с нами и выдвинул требование об уплате ему выкупа взамен отказа от разорения колоний. Мой ответ был краток: Рим не ведет переговоров с пиратами. Я намерен устранить пиратскую угрозу, и сейчас мы предпримем первые шаги для достижения этой цели. Шесть бирем будут оставлены здесь, для защиты Равенны. Остальной флот должен будет в течение пяти дней принять на борт корабельную пехоту и, покинув порт, отплыть к берегам Иллирии.

Вителлий взял трость и указал на карту.

— Мы высадимся возле Бирнисиума и устроим укрепленный лагерь. Оттуда, с этой временной базы, флот начнет просматривать побережье, милю за милей, пока не будет обнаружено логовище пиратов. Оно будет найдено и уничтожено, их корабли захвачены, команды убиты или взяты в плен, а все пленники — проданы в рабство, кроме вожаков, которых ожидает казнь.

Макрон склонился к Катону и шепнул:

— А наш друг, вне всякого сомнения, стяжает себе славу.

К счастью, Вителлий, стоявший лицом к карте, этой реплики не слышал.

— Вопросы есть?

— Командир? — в задних рядах поднялась рука.

— Да, Децим.

— Я насчет тех работ, которые ведутся на триремах, у пирса…

— Один человек сказал мне, что там устанавливают «вороны».

Катон припомнил, что сам недавно видел проводившиеся на триремах работы. «Воронами» на флоте именовали вращающиеся подвесные абордажные мостки, используемые на некоторых кораблях.

— Так оно и есть. Нам предстоят морские схватки с пиратскими судами, а мне докладывали, что они очень маневренны. Значит, нужен способ, позволяющий лишить их подвижности, чтобы исход дела могла решить корабельная пехота. Поэтому я решил оснастить все наши корабли такими устройствами. Интересно будет посмотреть на физиономии пиратов, когда мостки с клювами пригвоздят их к месту. Это все равно что заколоть свинью.

— Но ты ведь не собираешься оснащать ими биремы, командир?

— Я же сказал — все корабли!

Триерархи стали озабоченно переглядываться, послышался приглушенный ропот. Вителлий постучал тростью по мозаичному полу, требуя тишины.

— Децим, с моим решением что-то не так?

— Э… хм, так точно, командир.

— Соблаговоли пояснить, что же именно, — снисходительным тоном произнес Вителлий.

— Командир, биремы, с учетом принимаемого на борт груза, недостаточно велики для «воронов». Это ведь не только сам пандус, но и уйма всяческого палубного оборудования, необходимого, чтобы поднимать его и орудовать им, а также прикрывать команду от обстрела. У биремы сместится центр тяжести, они потеряют устойчивость, что, в случае шторма или сильного волнения, может быть опасно.

— Я об этом думал, — без промедления промолвил Вителлий. — Корабли примут на борт дополнительный запас провизии и снаряжения. Этот балласт — так, кажется, принято говорить у вас, моряков, — уравновесит «вороны» и повысит устойчивость.

Децим на миг задумался и покачал головой.

— Что еще не так? — уже с видимым раздражением спросил Вителлий.

— Командир, если принять столько балласта, чтобы это уравновесило мостки, корабли будут перегружены и получат опасную осадку. У бирем слишком низкие надводные борта.

— Надводные?..

— Расстояние от ватерлинии до палубы, командир.

— А, ну да, конечно, надводные… Уверен, к новому месту базирования мы перейдем нормально, а там разгрузимся, так что проблема отпадет сама собой. Что же до нарушения устойчивости, то, когда придет время, мы проведем опыты и выясним, сколько надо балласта, чтобы уравновесить «вороны». Еще вопросы? Нет? Прекрасно. В таком случае, уважаемые, письменные приказы вы сможете получить у моего писца при выходе. Вам предстоит позаботиться о том, чтобы ваши люди были снаряжены и подготовлены к участию в длительной кампании. Нас ждут нелегкие дни и жестокие схватки. Но если эти пираты были хотя бы наполовину столь успешны, как о них толкуют, то и добыча нас ожидает завидная. На этой счастливой ноте я с вами и попрощаюсь.

Командиры снова вытянулись и позволили себе расслабиться лишь после того, как Вителлий, прошествовав по мозаичному полу, исчез за дверью. Когда все центурионы, оптионы и триерархи направились к выходу, Катон с облегчением отметил, что Миниций, проявив завидную прыть, покинул совещательную комнату одним из первых. Макрон проводил его ненавидящим взглядом.

Катон хлопнул друга по плечу и преувеличенно бодро улыбнулся.

— Слышал про добычу? Если все пойдет по плану, можно будет неплохо поживиться. И забыть про грязные трущобы — весь Рим будет к нашим услугам.

— «Если все пойдет по плану», — передразнил его Макрон, невесело качая головой. — Где ты видел, чтобы все шло по плану? И кстати, ты ничего не забыл?

— Свитки?

Макрон кивнул.

— Они самые: все это затеяно из-за свитков. И мы здесь из-за них. А то, что пиратам собираются дать пинка и отобрать у них награбленное, — это так, между делом.

— Да знаю я, — отозвался Катон, перестав изображать веселость. — Просто хотел малость тебя приободрить.

— Ну и ладно, спасибо. А сейчас пошли, у нас впереди уйма работы.