Наступил декабрь. Родик необычно рано ощутил приближение Нового года. Каждый день, приближающий его к празднику, приносил новые предвкушения, обостряющие желание ускорить ход времени. Так происходило впервые. Возможно, накопившаяся за бурный год усталость требовала хотя бы кратковременного отдыха, а чувства инстинктивно откликались на это. Причина могла быть и в том, что Родик решил нарушить традиции и провести это время за границей, в Египте. Покупаться в теплом море, расслабиться и отвлечься там, где его не могли застать повседневные заботы. Идея была не его – сестры. Она вместе с мужем собиралась уехать на курорт в середине месяца.

Родик же не мог себе позволить столь долгого отдыха и согласился присоединиться к ним в канун новогодней ночи. Окса, узнав о такой перспективе, начала заранее готовиться. Приобрела себе несколько модных купальников, вечерами демонстрировала Родику летние наряды. Это приятно отвлекало и еще более возбуждало чувства ожидания Родика, трудовой день которого изобиловал совсем иными событиями, которых после приезда из Лондона стало непомерно много. Временами Родик поражался объему осуществленной за столь короткий срок работы, но главным было другое – он поменял стратегические подходы ко всему, чем занимался. Пришло понимание того, что развитие страны происходит не так, как он себе представлял последние годы.

С неимоверной скоростью осуществлялись предсказания лондонских докладчиков. Это убедило его в жизненности выводов Экерсона и в наличии некоторой таинственной силы, управляющей происходящими экономическими и политическими процессами. Что ее порождало, объективные ли законы или чья-то воля, Родика интересовало не столь сильно.

Временами он, вспоминая лондонские умозаключения, пытался мысленно дискутировать, но такое происходило все реже, а прошедшие выборы в Государственную думу и последовавший за этим референдум по новой Конституции окончательно убедили его в неотвратимости предсказанного пути развития и, как следствие, невозможности возврата к социализму.

Наконец, отбросив сомнения, он начал формировать жизненные цели на основе тех рекомендаций, которые усвоил в Лондоне. Поэтому Родик сосредоточился всего на двух направлениях: светильники и продажа автомобилей. Все остальное, развиваемое им в последние годы, перестало интересовать по причине появившегося убеждения в том, что оно, как и предсказывал Алпамыс, отомрет вместе с остатками горбачевской перестройки.

Такая работа почти не оставляла свободного времени, но он все же умудрялся ежедневно выделять несколько часов на развитие клуба, чем несказанно радовал Лейтенанта и Майора. Тратя деньги и время, он убеждал себя, что это необходимо для привлечения покупателей, рекламы салона среди нарождающейся элиты, а также в связи с обязательствами перед Комиссией. В действительности изучение общественных отношений стало доставлять ему удовольствие, поскольку питало, хотя он и не желал себе в этом признаваться, снобизм, зародившийся еще во время лондонского банкета.

Несмотря на все усилия, продажи продвигались слабо, хотя на рынке все складывалось благоприятно: отечественное производство остановилось, импорта не поступало, а конкуренты – магазины «Свет» – один за другим закрывались. Поэтому Родик, подсчитывая свои убытки, наблюдал этот процесс и не терял надежду на успех. Наоборот, его уверенность в своей правоте укреплялась, хотя, возможно, и из-за чувства противоречия, вызываемого постоянными сомнениями Михаила Абрамовича.

В первых числах декабря произошел ожидаемый прорыв. Продажи дали невиданный оборот – около трех тысяч долларов с квадратного метра. Стенды оголились. Родик, опасаясь антирекламы, срочно потребовал от Вольфганга присылки товаров. Тот сначала сообщил, что для этого потребуется более месяца, но, получив отчет о продажах, умудрился направить две фуры в течение недели. Родик день в день растаможил их и к окончанию первой декады декабря пополнил экспозицию. За это время, несмотря на отсутствие товаров, покупателей только прибавилось. Люди отдавали огромные деньги в виде предоплаты за товар, который мог поступить лишь в следующем году. Это был новый тип торговли – заказы.

К середине декабря оплата таких покупок перевалила за миллион дойчмарок. Московские газеты восторженно освещали эти события, помещая фотографии светильников и известных личностей, их приобретающих. Журналистские эпитеты типа: «Осветим Москву венецианским светом», «Купите осьминога из венецианского стекла», «Изящество и стиль света» перекочевывали усилиями Родика на рекламные стенды. Апогеем явилось появление в салоне сначала Аллы Пугачевой, а затем самого Ельцина. Фотография президента, рассматривающего светильники, облетела российскую прессу, а через несколько дней Родик получил факс от Вольфганга с копией статьи в известном итальянском журнале, где анализировалось мировое развитие светотехники и та же фотография иллюстрировала российские достижения.

Родик порадовался тому, что практически весь отечественный прирост рынка светильников обеспечивает его салон. Стало ясно: он нащупал давно искомую и пока никем не занятую нишу, способную обеспечить выход на совершенно новый уровень бизнеса. Он мог гордо констатировать, что круг замкнулся: клуб привлекал элиту, элита обеспечивала продажи, и наоборот. Интересы Комиссии и его предприятия слились, а Родик перестал ощущать моральный дискомфорт.

Поэтому Родика не удивило, когда за валом покупок последовала волна желающих стать членами клуба. Лейтенант и Майор не успевали обрабатывать заявления. Однако проблема состояла не в этом. Требовалось создать необходимую инфраструктуру, но неверно организованная Родиком схема финансирования, основанная на получении незначительных вступительных взносов, обеспечивала только текущую деятельность. Необходима была мощная и срочная денежная инъекция, иначе столь выгодный круговорот мог прерваться.

Родик решил провести ряд общих собраний в виде застолий с развлекательной программой и на этой основе получить спонсорскую поддержку. Он опять, как и при презентации салона, привлек профессионалов, которые блестяще справились с этой задачей, и в недавно открывшемся ресторане на Ордынке произошло первое действие. На фоне шикарно накрытых столов, выступления нескольких звезд эстрады удалось наладить непринужденную атмосферу, хотя члены клуба являли собой чрезвычайно разнородный коллектив. Родик поражался, наблюдая, как известные председатели банков спорили с приглашенными Алексеем деятелями спорта, генеральные директора государственных предприятий общались с недавними тунеядцами, а теперь выдающимися коммерсантами, занимающимися закупками сахара, руководители министерств с удовольствием выпивали с бывшими своими подчиненными – директорами, ставшими теперь во главе самостоятельных акционерных обществ, биржевики и президенты финансовых групп закидывали вопросами руководителей когда-то секретных, а теперь публичных информационных структур, творческая интеллигенция в лице нескольких народных артистов каким-то способом находила общий язык с двумя высокопоставленными милиционерами, один из которых вдруг начал декламировать стихи собственного сочинения.

Родик был в центре всеобщего внимания. Он вполне вписался в собравшееся общество, чему способствовало сходство жизненных метаморфоз его и большинства присутствующих. Да и социалистические основы общения, которыми Родик владел в совершенстве, еще не были подавлены новыми, бурно развивающимися, но не перекочевавшими из евроотремонтированных офисов в житейскую сферу.

Успех мероприятия не вызывал сомнения, и Родик, улучив момент, когда все в достаточной степени разомлели от еды и выпивки, произнес тост за первое заседание клуба в череде намечающихся, которые он был намерен сделать традиционными и приурочивать к праздникам. Послышались одобрительные выкрики, и тут Родик позволил себе объяснить причины несовершенства клуба и предложил скинуться по две тысячи долларов.

Возражений не последовало. Наоборот, многие заявили, что можно было бы и больше. Родик отшутился в том смысле, что идти по пути царя Мидаса не стоит. Деньги нужны только для обеспечения утех, хотя каждый волен делать все, что хочет.

Кто-то из присутствующих освободил вазу от фруктов и положил в нее пачку денег. Родик деликатно пресек эту попытку, опасаясь неприятных последствий, и предложил сделать спонсорские взносы на расчетный счет клуба, напомнив об уставе, недавно зарегистрированном, как и положено, в Управлении юстиции.

Все дружно подняли бокалы за процветание клуба.

Разъехались за полночь, а через несколько дней начали поступать деньги.

На эти средства приобрели оборудование для бара, столики и стулья, реквизит для сцены, арендовали на год расположенный неподалеку спортивный комплекс с бассейном и ставшим необходимым атрибутом теннисным кортом с четырьмя площадками. Хватило и на новый ресторанный сабантуй, на который пригласили потенциальных членов клуба. Среди них была Ира и ее муж, возглавивший образованную им партию и избранный в Государственную думу. Сначала они отнекивались, но когда Родик сообщил, что примет их как почетных членов, без внесения вступительного взноса, – согласились и обещали привлечь своих знакомых. Родик спросил, те ли это господа, с которыми он дискутировал, будучи последний раз у них в гостях. Владимир Аркадьевич пустился в долгие объяснения, сводящиеся к анализу событий последних месяцев и его непримиримой оппозиции к амбициям многих политиков, в том числе и его бывших коллег. Ира активно поддерживала мужа. Особенно она критиковала свою азиатскую тезку, которая примкнула к «безответственным молодым реформаторам», способным затянуть страну в пучину бедствий.

Родик подивился столь разительным переменам, произошедшим с Ирой, раньше отдававшей все силы коммерции по выращиванию грибов в сочетании с преподаванием математики, и робко предложил привлечь их оппонентов в клуб, где можно было бы в непринужденной обстановке мирно дискутировать и, возможно, находить компромиссы. На это он выслушал новый поток нелестных эпитетов и решил пока не поднимать щекотливую тему, а в будущем организовать необходимое представительство политической элиты. Так клубный коллектив дополнился политиком и стал превращаться в первое в стране полноценное объединение элиты. Родик составил подробный отчет и отправил его в Комиссию, хотя необходимости в этом не было: московские средства массовой информации подробно извещали обо всем общественность.