ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Катон осторожно раздвигал высокие камыши, ища тот холм, где он оставил Макрона. В холодном воздухе висел густой запах разлагающихся растений. Ноги юноши увязали в грязи. По мере того как он пробирался к цели, таща за собой свежесрубленную ветвь остролиста, все больше и больше грязи налипало ему на ноги.

Наконец, ощутив под ногами твердую, идущую на подъем почву, Катон пригнулся и замер, озираясь и вслушиваясь. Куда он девался, этот хренов центурион?

— Тсс! Давай сюда!

Из зарослей на вершине холма высунулась рука. Катон двинулся к ней, стараясь ступать как можно осторожнее. Вдруг кто-нибудь из врагов бросит за реку взгляд. Наконец он выбрался на маленькую проплешину, расчищенную сообщниками еще до рассвета. Макрон лежал на камышовой подстилке, всматриваясь в пожухлую, побуревшую прошлогоднюю поросль. Бросив на землю ветку, Катон растянулся рядом с ним. За холмом заросли спускались к небольшой тихой речке. Она огибала стоявшее на том берегу поселение дуротригов и служила ему природным оборонительным рвом. С другой стороны импровизированную крепость защищал вал с добротным частоколом, прорезанный узкими воротами. Сама деревня выглядела под стать всем кельтским поселениям: унылой беспорядочной мешаниной хибар, иногда бревенчатых, но по большей части плетеных и грубо обмазанных глиной, покрытых связками срезанного у той же реки тростника. С высоты холма Катон и Макрон видели все это как на ладони.

Прямо напротив них над берегом возвышалось самое большое строение, дополнительно обнесенное частоколом. Рядом с ним помимо мелких хижин располагалось ристалище с вбитыми в землю рядами столбов и шестов. Их назначение не вызывало сомнений. Подобные тренировочные площадки для отработки ударов мечом использовались и у римлян.

Тут же, подтверждая догадку, из какой-то лачуги выскочила группа одетых в черное воинов. Они сбросили плащи, обнажили длинные мечи, разбежались к столбам и принялись наносить по ним мощные, размашистые рубящие удары. Над серебристой гладью реки широко разнеслись глухие стуки и треск расщепляющейся древесины. Взгляд Катона задержался на постройке, примыкавшей к большому строению. Что-то вроде сарайчика или кладовой, без окон, с единственной дверью, запертой снаружи на крепкий засов. Возле него стоял еще один одетый в черное воин. В правой руке он держал боевое копье, левая покоилась на ободе большого круглого щита.

— Есть признаки, что заложники где-нибудь тут, командир?

— Нет. Но если они где-то в селении, то начинать надо с этой пристройки. Совсем недавно туда пронесли воду и хлеб.

Макрон отвернулся от поселения и с наслаждением откинулся на ворох приятно шуршащих свежесрезанных камышей.

— Все в порядке?

— Все, командир. Кони укрыты в укромной лощине, которую нам показал Празутаг. На случай тревоги мы с Боадикой условились о сигнале.

Катон пнул ногой принесенную с собой ветку.

— Если они провозятся чуть дольше, уже стемнеет, — проворчал недовольно Макрон.

— Празутаг сказал, что он выждет, пока я до тебя доберусь.

— Ты их оставил в лощине?

— Да, командир.

— Понятно.

Макрон нахмурился, затем снова занял наблюдательную позицию.

— Сдается мне, мы прождем еще долго.

Хотя зима практически кончилась, холода все держались, а налетевшая мелкая морось легко проникала сквозь одежду. Буквально через пару минут у Катона уже зуб на зуб не попадал. Он то и дело напрягал свои мускулы, чтобы хоть как-то унять противную дрожь.

Последние несколько дней дались ему нелегко. Они оказались чуть ли не самыми трудными в его жизни. Физическая усталость продолжала накапливаться, усугубляясь гнетом постоянного страха за жизнь.

И сейчас, лежа на сыром речном берегу, облепленный вонючей болотной грязью, продрогший, истосковавшийся по теплу и нормальной горячей пище, юноша мог думать лишь об одном — о желанной отставке. Это был далеко не первый случай, когда все его помыслы устремлялись к досрочному увольнению из армейских рядов. Не первый и уж наверняка не последний.

Мысли катились по наезженной колее, упираясь в главный вопрос: как выйти раньше, чем следует, с пенсионом и без увечий? К сожалению, дотошные имперские буквоеды, задолго до появления Катона на свет разработавшие все положения воинского устава, явно предвидели возможность зарождения в армии таких подтачивающих ее боевой дух настроений и позаботились о том, чтобы перекрыть хитрецам все лазейки. Однако Катон не сдавался и верил, что когда-нибудь, рано или поздно, ему все же удастся отыскать способ обдурить систему и на законных правах отбыть в Рим.

Неожиданно Макрон хмыкнул:

— Ага, наконец появились. Должно быть, они лучшего мнения о твоей прыти.

— Что, командир?

— Ничего, парень, это я так… Смотри, вон они. Там, на дороге.

Катон бросил взгляд за реку и увидел, как из дальнего леса выехали две серые фигурки. Они смело направились прямиком к главным воротам селения. Наблюдавший за дорогой дозорный прокричал что-то небольшой группе воинов, гревшихся внутри укрепления у костра. Те вскочили и по грубым деревянным лестницам взобрались на вал. Празутаг с Боадикой, подъехав ближе, пропали из виду. Глядя на варваров, потрясавших оружием, Катон ощутил укол беспокойства. Но спустя минуту ворота распахнулись, впустив в крепость двух всадников.

Их мгновенно окружили, поводья перехватили, но громогласный рев Празутага был слышен и за рекой. Великан явно, согласно легенде, провозглашал себя странствующим борцом и призывал смельчаков, ежели таковые найдутся, попытаться его одолеть в честной схватке.

Кто-то из караульных побежал в поселок, затерялся среди лачуг и снова возник уже возле большого, дополнительно огороженного строения. Он забежал в дом и вышел во двор вместе с рослым мужчиной в черном плаще, схваченном на плече крупной золотой пряжкой. Неторопливо, с достоинством мужчина последовал за караульным к воротам.

Тем временем Празутаг продолжал вызывать обитателей поселения на поединок. Голос его рокотал, словно гром, и через какое-то время у подножия вала уже толклась внушительная толпа, которая при появлении вождя расступилась. Тот неторопливо шагал ко все еще остававшимся в седлах гостям. Завидев его, Празутаг продемонстрировал точно выверенную заносчивость. Он умолк, но сидел неподвижно, скрестив на груди руки, и лишь в последний момент, легко перекинув ногу через конскую спину, соскочил на землю, а затем замер перед вождем, вызывающе выпятив подбородок.

Снова выкрикнув что-то, гороподобный икен расстегнул пряжку своего плаща и швырнул его Боадике, которая тоже спешилась и стояла около лошадей, забрав поводья у караульных. Следом за плащом воин сбросил тунику и, обнажив свой могучий торс, вскинул руки над головой, похваляясь игрой литых мышц.

— Дурацкая показуха! — буркнул Макрон. — Кривляется перед этими олухами, как гладиатор перед богатыми бездельниками на пирах. Такой сладенький, что меня сейчас вырвет.

— Спокойно, командир, все это входит в план. Посмотри-ка тренировочную площадку.

Воины, упражнявшиеся с мечами, торопливо вкладывали их в ножны и надевали плащи. Когда они потекли к выходу со двора, страж, охранявший дверь кладовой, побежал следом и что-то крикнул.

Последовал короткий, резкий ответ, и часовой с недовольным видом вернулся на пост.

— Это наш шанс!

Макрон отпрянул от гребня холма и стал стягивать с себя одежду.

— Эй, малый, а ты чего ждешь? — спросил он, взглянув на Катона.

С тяжелым вздохом Катон сполз пониже и тоже принялся раздеваться. Плащ полетел наземь, за ним портупеи, кольчуга, нижняя шерстяная туника. Когда с тела был сброшен последний слой удерживавшей тепло ткани, кожа юноши тут же покрылась пупырышками.

Макрон посмотрел на тощего, дрожащего оптиона с явным неодобрением.

— Ох, парень, тебе явно нужно бы подкормиться, да и упражняться побольше. Вернемся в легион, я о том позабочусь. А то на тебя срам смотреть.

— Б-благодарю, командир.

— Давай снимай сапоги. Все, что тебе потребуется, — это твой меч. Смотри, не утопи его, да и сам постарайся держаться.

Плавал Катон из-за малой практики и страха перед водой очень плохо, и Макрон, знавший это, вручил ему надутый воздухом кожаный винный бурдюк.

— Пришлось выдоить из него все, до капли.

— Надеюсь, не в камыши?

— Разумеется, нет. Вино пьют, а не льют, сам, небось, знаешь. Тем более что оно горячит, с ним теплей. Ладно, бери эту штуковину и не вздумай мне утонуть.

— Есть, командир.

Катон затянул потуже пояс с мечом и побрел за Макроном. Прежде чем углубиться в заросли камыша, он бросил последний взгляд в сторону поселения. Празутаг у ворот уже принял борцовскую стойку и под дружный рев зрителей сцепился с каким-то местным верзилой.

— Шевелись, чтоб тебе провалиться! — шикнул Макрон на Катона.

Стоячая, неподвижная жижа между камышами была обжигающе холодной, и Катон, от неожиданности присев, охнул. Оба римлянина пробирались сквозь заросли, пока не погрузились в воду по шею, и только тут перед ними открылась чистая речная гладь. Руки Катона судорожно обхватили бурдюк.

— Сейчас поплывем, — прошептал Макрон. — Смотри, двигайся как можно тише. Один громкий всплеск, и мы покойники.

С этими словами центурион скользнул в водный поток и погреб прочь от берега. Катон, набрав воздуха в грудь, лягнул пяткой дно и последовал за своим командиром. Как это ни удивительно, но он поплыл, мертвой хваткой вцепившись в бурдюк и лихорадочно суча ногами.

Ширина реки составляла не более полусотни шагов, но Катону и это жалкое расстояние казалось неодолимым. Гораздо раньше, чем он доберется до берега, его что-нибудь да погубит. Лопнет бурдюк, или холод скует все конечности, не давая возможности пребывать на плаву.

Меньше всего он боялся вражеских копий. Ледяные объятия водной стремнины были куда как страшней. Задняя стена добротного дома вождя, возвышавшегося над рекой, казалось, совершенно не приближалась. Что с того, что пловцов обнаружат? Пускай. Ведь они уже околеют. К тому моменту, как лазутчики выползли на более-менее твердую почву, Катон не чувствовал ни рук, ни ног. Макрон, которого и самого колотило, помог своему оптиону выбраться из воды и принялся энергично растирать его, чтобы восстановить кровообращение. Когда они поднялись вверх по склону и обогнули одну из отдельно стоящих лачуг, центурион кивнул юноше, призывая того вынуть меч, но пальцы не слушались Катона. Наконец ему удалось схватить рукоять.

— Готов?

Катон кивнул.

— Пошли дальше.

Смех и крики, доносившиеся оттуда, где шла борьба, все усиливались, но вдруг, достигнув высшей точки, оборвались, а потом из множества глоток вырвался общий разочарованный стон. Празутаг одолел своего первого соперника. В наступившей тишине Макрон поднял руку, давая Катону знак остановиться. Затем прозвучал новый рев. Кто-то ответил на вызов, и зеваки вновь оживленно загомонили.

— Теперь двинули.

Макрон бежал вверх в полусогнутом положении, отставив в сторону руку с мечом. Еще одна перебежка — и по невысокой земляной насыпи они подобрались к задам самого большого в селении здания.

С горящими от недавнего перенапряжения легкими Макрон тенью заскользил вдоль стены. Катон держался позади него, напряженно прислушиваясь, не зазвучат ли где шаги приближающегося часового. Подкравшись к углу бревенчатого строения, Макрон замер и вжался в дерево. Над низко свешенной дранкой кровли расположенной дальше пристройки маячил наконечник копья. Чуть пониже его тускло посверкивал гребешок бронзового шлема. Макрон пригнулся и затаил дыхание, а потом быстро перебежал в закут, где к дому вождя примыкала темница. Стоя к пристройке спиной, он поманил Катона. Они немного подождали, напряженно прислушиваясь. Но все было тихо. Жестом дав понять оптиону, чтобы тот оставался стоять, где стоит, центурион пядь за пядью принялся пробираться вперед.

С мечом наготове он осторожно выглянул из-за угла. В четырех локтях от него стоял часовой — совсем мальчишка, несмотря на внушительное боевое копье и переливы черного воинского плаща. Макрон отпрянул, посмотрел под ноги, потом наклонился и, подобрав большой твердый ком земли, собрался было его кинуть.

Неожиданно караульный заговорил. Макрон замер. Часовому кто-то ответил. Низкий голос прозвучал совсем близко, и Катон с испугом осознал, что он донесся из кладовой. Юноша тычком пальца указал на стену, и Макрон кивнул. Он тоже сообразил, что, видимо, там вместе с близкими Плавта содержится под замком еще кто-то. Возможно, беседа была бы продолжена, но тут Макрон швырнул ком земли через крышу, а когда тот с мягким шлепком упал, вскочил и кинулся к часовому. Как и ожидалось, дуротриг повернулся на звук, и, прежде чем он успел отреагировать на быстрые легкие шаги сзади, Макрон, зажав ему рот ладонью, прямо сквозь черный плащ загнал меч под ходуном ходившие ребра так глубоко, что острие пронзило сердце. Страж забился в железной хватке римского воина, но конвульсии быстро стихли. Выждав для вящей уверенности миг-другой, Макрон осторожно оттащил тело за угол и уложил, прислонив к стене сарая.

Изнутри прозвучал оклик.

— Лучше бы нам побыстрей со всем этим покончить, — прошептал Макрон. — Пока нас не слышат.

Центурион стремительно подскочил к задвижке, выдернул ее из скоб и бросил на землю, после чего с усилием толкнул тяжелую деревянную дверь. Дневной свет упал на лицо человека в черном плаще, лежавшего на охапке соломы. Он заморгал от неожиданности, приподнялся на локте и потянулся к валявшемуся с ним рядом копью, но Макрон метнулся вперед, навалился на бритта всем телом и ударил его рукоятью меча в висок. Варвар дернулся и обмяк.

— Командир! — вскрикнул Катон, но, прежде чем Макрон успел понять, что происходит, из мрака, в котором утопала вся задняя часть помещения, к нему устремилась темная тень, целя копьем в его бок.

С треском, обычно сопутствующим колке дров, Катон обрушил свой меч на древко, и листовидный наконечник копья, отбитый этим ударом, вонзился в хорошо утоптанную землю меньше чем в пяди от бурно вздымавшейся груди центуриона. Мощь выпада увлекла дуротрига вперед, и он сам напоролся кадыком на острие стремительно вскинутого Катоном меча. Практически беспрепятственно лезвие вошло в мозг, и бритт умер мгновенно.

— Дерьмо! Он чуть в меня не попал!

Макрон моргнул, глядя на обломок копья, торчащий из пола.

— Спасибо, сынок.

Катон только кивнул, всецело поглощенный извлечением своего меча из черепа дуротрига. Наконец с тихим хрустом окровавленный клинок высвободился. Несмотря на недолгий срок службы, юноша успел повидать немало смертей, однако тут его передернуло. В бою происходят и более жуткие вещи, но переживать там особенно некогда. Не то что сейчас.

— Есть здесь еще кто-нибудь? — воззвал Макрон полушепотом, напрягая слух и вглядываясь во мрак.

Ответа не последовало. В одном углу сарайчика валялись дрова, в другом рядом с кувшином и недоеденным караваем громоздилось что-то забросанное тряпьем.

— Госпожа! — окликнул Катон. — Госпожа Помпония!

Ни звука, ни движения, ни малейшего признака жизни.

Держа наготове меч, юноша медленно приблизился к груде. Желудок его болезненно сжался. О, они все-таки опоздали! Острием клинка оптион подцепил верхний слой тряпок и откинул в сторону. Взору открылась стопка шерстяных плащей и мехов. Никаких тел, никаких окровавленных трупов. Катон растерянно вытаращил глаза, но потом кивнул.

— Это ловушка, командир, — глухо произнес он. — Близких командующего здесь не было и в помине. Должно быть, друиды догадывались о том, что пленников попытаются вызволить, и постарались сбить тех, кто решится на это, со следа. Отвлечь их от того места, где содержатся узники. С этой целью и был пущен слух о том, что заложников спрятали в этом поселке. Слух дошел до Празутага, и мы оказались здесь. Они нас заманили.

— А мы на это купились! — прорычал Макрон, чье недавнее облегчение от того, что семья генерала цела, быстро сменилось ледяным ужасом. — Нам надо убираться отсюда!

— А как быть с остальными?

— Подадим им сигнал, как только переправимся через реку.

— А вдруг дуротриги найдут трупы своих сотоварищей раньше?

— Тогда будет совсем уж хреново.

Макрон вытолкал Катона из кладовой, захлопнул дверь и торопливо вернул на место задвижку. Пригибаясь, они обогнули пристройку и скатились к реке. Катон выловил в прибрежных тростниках свой бурдюк и вступил в воду, стиснув зубы, но даже не пикнув, когда она ледяным обручем стиснула его голую грудь. Потом он поплыл, дрыгая со всей мочи ногами в отчаянном стремлении не отставать от центуриона. Обратная переправа, казалось, заняла больше времени. Катон опасливо напрягал слух, ожидая первых криков тревоги, но, к счастью, единственным, что он слышал, были оживленные возгласы, доносившиеся от ворот. Наконец, совершенно окоченевший, он следом за Макроном вполз в камыши на другой стороне речки.

Спустя несколько мгновений они уже сидели возле своего снаряжения и одежды, зябко дрожа и кутаясь в толстые шерстяные плащи. Макрон повернулся к поселку. Празутаг и очередной его противник неуклюже раскачивались, громко пыхтя и силясь опрокинуть соперника. В стороне от них и толпы, на подъеме к валу стояла с лошадьми Боадика.

— Вон она. Подавай сигнал! — приказал Макрон. — Чем быстрее, тем лучше.

Катон схватил ветвь остролиста и вскинул ее над вершиной холма.

— Она видит знак, командир?

— Откуда мне знать… О, дерьмо! Нет! Только не это!

— Что стряслось, командир.

— Кого-то несет к загородке. К дому вождя.

Но замеченная Макроном фигура миновала, не удостоив и взглядом, большое строение, а потом, пройдя мимо столбов и шестов ристалища, свернула к лачугам, где пропала из виду. С глубоким вздохом облегчения Макрон снова перевел глаза на ворота. Боадика, словно бы всецело поглощенная схваткой, стояла на месте. Когда Празутаг припечатал дуротрига к земле, она никак не отреагировала на это, но потом вдруг торопливо накинула на голову капюшон своего коричневого плаща.

— Она увидела твою ветку! Кончай с этим делом!

Катон мигом опустил ветвь и присоединился к центуриону. Празутаг стоял, горделиво выпрямившись, явно готовый схватиться со следующим смельчаком. Даже издалека было заметно, что его так и распирает от чванства. Когда Боадика подошла к великану и протянула ему тунику и плащ, толпа сердито взревела. Вождь воинов, выделявшийся черным султаном на шлеме, выступил вперед и что-то сказал. Празутаг покачал головой и протянул руку за кошельком, обещанным ему за победу. Вождь ответил гневным восклицанием и сбросил плащ, лично бросая вызов гиганту.

— Не смей, придурок! — прошипел Макрон.

— Командир!

Катон указал на деревню. Воин, которого Макрон уже видел, снова выбрался из мешанины лачуг и, держа на весу покачивающийся кошель, скорым шагом шел к воротам. Однако, не дойдя до них, он вдруг остановился, оглянулся на дом вождя и что-то крикнул. Не дождавшись ответа, воин повторил оклик, потом потоптался, колеблясь, на месте и наконец зашагал к сарайчику, привязывая на ходу кошель к поясу.

Взгляд Макрона вернулся к главным воротам поселка, где Празутаг все еще стоял, заносчиво вскинув голову и всем своим видом показывая, что он обдумывает брошенный ему вызов. Макрон нетерпеливо стукнул кулаком по ладони.

— Пора убираться, — пробормотал еле слышно Катон.

Празутаг наконец отступил и облачился в тунику. Толпа разразилась презрительными криками. Вождь повернулся к своим людям и торжествующе потряс кулаками над головой, видимо втайне радуясь тому, что противник отказался от схватки. Тем временем подошедший к сарайчику воин отодвинул засов и вошел внутрь. Спустя мгновение он вылетел из темницы и как ошпаренный помчался к воротам, вопя во всю мощь своих легких.

— Празутаг, пошевеливайся, проклятый ублюдок! — прорычал Макрон.

Икенский воин вспрыгнул на спину коня, повод которого сжимала в руке уже устроившаяся в седле Боадика, и они вдвоем, осыпаемые насмешками, выехали за пределы поселка, стараясь не очень-то поторапливаться, чтобы не вызывать подозрений. Они проехали шагов пятьдесят, когда воин-дуротриг на бегу врезался в толпу и торопливо протолкался к вождю, а тот, его выслушав, принялся отдавать приказания. Гомон толпы мигом стих. Люди поспешили в поселок. Вождь было двинулся следом, но вдруг остановился, резко развернулся и указал на удалявшихся Боадику и Празутага. Что бы при этом он ни прокричал, икены сумели услышать его и понять, а потому разом ударили пятками в бока своих скакунов и галопом понеслись к лесу.