Глава 5

Охотящаяся суккуба — как зеркало, в котором отражаются мужские эмоции. Желания, которые она умело вызывает, а затем ловко использует, превращая в оружие для любовных побед.

Но мало кто знает, что для точного удара суккубе необходимо увидеть цель — тот самый образ идеальной Женщины, который есть в душе у каждого мужчины. Этот образ нелегко отыскать — наши жертвы берегут его очень тщательно, порой запирая на сотни замков и храня в самой далекой пещере, какую только могут найти. Самые отчаянные даже рвут драгоценный портрет на части, а затем сжигают обрывки, развеивая пепел по ветру. И идут на все, лишь бы не показать свою единственную слабость, потому что знают: малейшая промашка будет стоить им не просто жизни — свободы, которую большинство мужчин не готовы потерять.

Подобраться к такому портрету — вот главная задача суккубы. Обойти все ловушки, вынудить жертву раскрыться, а затем примерить на себя вожделенный образ и заставить неосторожного самца пасть на колени. Для этого природа одарила нас всем необходимым: голосом, способным выбирать наиболее приятный для жертвы тембр; телом, умеющим принимать любую форму, и разумом, с помощью которого успешная охотница закрепляет результат.

Однако есть мужчины, на которых не действует наша женская магия. В чьих сердцах не пылает страсть, чьи тела безответны к ласкам, а души укутаны плотной оболочкой равнодушия. Растопить этот лед невозможно — безразличный разум неуязвим. И подобному противнику даже опытная суккуба не осмелится бросить вызов…

Темный Князь — именно такой противник: опасный, жестокий и предусмотрительный. Один из элиты демонов Преисподней, который просто не мог себе позволить иметь даже крохотной слабости. По этой причине его Образ давным — давно уничтожен, а то, что осталось, похоронено настолько глубоко, что воскресить его не удалось бы ни одной, даже самой могущественной охотнице…

Князь ошибся только в одном: я никогда не была охотницей. И то, что он посчитал моей настоящей целью, в действительности ею не являлось…

По дороге к кладбищу Мартин, улучив момент, осторожно тронул меня за руку.

— Хель, у тебя неприятности? Мне в последнее время тревожно.

Не видя смысла что-то скрывать от нашего чуткого ангела, я сосредоточенно кивнула.

— Я могу чем-нибудь помочь? — тут же спросил он, придержав шаг, и я тоже замедлилась, позволяя подшучивающим над трясущейся перед зачетом Улькой друзьям немного уйти вперед. По требованию баньши мы пошли самой короткой дорогой. В этих глухих подворотнях все равно почти никто не живет, так что наши охламоны никого не разбудят. Да и стража не особо заглядывает.

— Не знаю, Марти. Вряд ли. Если, конечно, ты случайно не знаешь, как можно быть в двух местах одновременно и испытывать при этом одинаково мерзкие ощущения.

— Это связано с НИМ? — проницательно взглянул на меня ангел, и я молча кивнула, зная, что он, как всегда, поймет и не станет задавать глупых вопросов. — Что происходит?

— Я думаю, мне больше нельзя засыпать, — обронила я, отпуская шумную четверку подальше. — Каким-то образом ОН все-таки может на меня воздействовать. Пускай только во сне, но мне не хочется узнавать, насколько далеко он готов зайти и на какие еще уловки способен. Понимаешь, ЗДЕСЬ я просто сплю, но, в то же время, полученные ТАМ ощущения сполна возвращаются ко мне после пробуждения. И, если так будет продолжаться, боюсь, однажды я не проснусь вовсе.

— Это больше похоже на проклятие, — через некоторое время произнес ангел, сосредоточенно хмуря светлые брови. — Я читал когда-то о брачных браслетах демонов — они действуют через привязку тел и душ. Но так, чтобы связь оставалась даже после снятия браслетов… не знаю, Хель. Надо покопаться в книгах. Может, что и найдем.

Я приподняла рукав балахона, открывая уже потемневшие, почти полностью зажившие полоски от кандалов, на которых чернели никуда не девшиеся письмена.

— Вот ЭТО могло сохранить привязку на наших душах?

Мартин помрачнел.

— Вполне. Со снятием самих браслетов возможность влиять на тебя физически он потерял, а вот призвать душу и заставить ее материализоваться в Преисподней сможет легко. В своем домене Темный Князь почти всевластен.

— Я заметила, — поморщилась я, возвращая рукав на место. — Тогда второй вопрос: можно ли эту привязку снять?

Ангел беспокойно провел рукой по волосам.

— Не знаю. Но в том справочнике по проклятиям, о котором говорил Шмуль, должны быть какие-то сведения.

— Значит, надо его добыть, — подвела итоги я. — Решено: завтра идем на разведку. И вот еще что, Марти…

— А? — встрепенулся задумавшийся было ангел.

— Ты сможешь какое-то время посидеть рядом, если я все-таки усну? — тщательно подбирая слова, попросила я. — Понимаю, что совсем без сна у меня не получится. Никакие зелья от этого не спасут, хотя я, конечно, сегодня же потрясу целителей. Но я знаю, если кто-то и сможет почувствовать, что мне совсем туго, то это ты… если тебе не трудно…

— Я буду спать вместе с тобой, — без колебаний согласился мой целомудренный друг, ни на миг не усомнившись, что мне это действительно нужно. — И даже могу привязку к душе сделать… почти как ОН… чтобы, как только ты меня позовешь, я тут же услышал. Даже если ты назовешь мое имя во сне.

Я остановилась и, наклонившись, аккуратно поцеловала в щеку покрасневшего, как маков цвет, ангела.

— Спасибо, Мартин. Я твоя должница.

— О — о, какие люди занимаются гнусным развратом! — внезапно раздалось из ближайшей подворотни, заставив Мартина вздрогнуть и отпрянуть, а меня — машинально закрыть его собой. — Оказывается, у нашей неприступной суккубочки появился ухажер!

В темноте насмешливо сверкнули два ярко — желтых глаза, и оттуда вальяжно вышел молодой бес. Его наполовину развернутые крылья выглядели потрепанными, словно побитыми молью. Гуляющий из стороны в сторону черный хвост лениво мел мостовую. На мохнатой физиономии появилась омерзительная улыбочка, а внушительный набор острых мелких зубов наводил на мысль о давних грехах его бесовской матушки, которая в свое время была крайне неразборчива в связах.

Разумеется, он пришел не один — бесы никогда не ходят поодиночке. И ведь дождался, гаденыш, момента, когда мы с Марти останемся одни. Обычно наша группа старалась не разделяться… в том числе и по этой причине… но сегодня я несколько увлеклась. Да и ангел откровенно растерялся. Так что довольно быстро нас окружили десятка два гаденько ухмыляющихся козлоногих уродцев и, обступив со всех сторон, глумливо захихикали.

Эх, не добили их в свое время Князья, когда отвоевывали свои домены. Не додавили поганых пиявок, предпочитая брать их на услужение. Вот и расплодилась мелкая нечисть, доставая всех окружающих. А уж в УННУНЕ ее тем более предостаточно, поскольку бесовки, в отличие от благородных суккубов, отличались крайней непритязательностью в выборе партнеров.

— Хорошая ночка, не правда ли? — промурлыкал Гидес, демонстративно полируя острые коготки. — Такая тихая, спокойная… как я понимаю, у вас сегодня зачет по мертвологии?

«Улька! — молнией пронеслось у меня в голове. — Неужели они успели побывать на кладбище?!»

— Если с ней что-то случилось, ты пожалеешь, — угрожающе произнес вдруг Мартин и упрямо полез вперед.

Бес откровенно расхохотался.

— Ути — пути, мой маленький… кто это тут у нас такой?

— Не лезь к нему, Гидес, — хмуро уронила я, перехватывая воинственно настроенного, но абсолютно бесполезного в драке ангела за шкирку. — И кодлу свою отзови, пока я не рассердилась.

— А что будет, если не отзову? — хитро прищурился обнаглевший до предела бес, а его дружки гаденько захихикали. — Что, если мы захотим вдруг повеселиться?

Я огляделась: бесов было слишком много. В воздухе у меня еще имелось бы преимущество, но взлететь я не могу: Мартин — не боец, и бегает он очень медленно. Так что остается уповать на внимательность наших друзей и на то, что хотя бы один из них вовремя спохватится.

— Ну давай, Хель! — под смешки своей стаи подначил Гидес. — Покажи нам, суккубочка, как надо правильно совращать ангела! Хотя нет, не нужно — мы и сами прекрасно справимся! Он же такой сладенький… такой симпатичненький… просто грех за щечку не укусить… верно, парни?

— Да! — хором подтвердила стая, снова скатившись до мерзкого хихиканья.

В моей душе внезапно поднялась волна раздражения, а «темная» ипостась, встрепенувшись, недовольно выглянула наружу.

— И правда, хорошенький, — недвусмысленно облизнулся один из стоящих рядом бесов, а затем звонко причмокнул, вытянув трубочкой губы. — Иди ко мне, беленький. Иди ко мне, мягонький. Раз Хель тебя не хочет, я согласен приласкать. Я тоже умею быть нежным. Тебе понравится…

— Нет, лучше я! — хихикнул кто-то еще, и стая, при виде дергающегося в моих руках низкорослого друга, взорвалась одобрительным хохотом. — Иди ко мне, ангелочек! У меня хвост тоньше, да и кое — чем другим я смогу тебя удивить!

Говорю же, эти паршивые гиены неразборчивы в связях. Удавила бы тварей, да жаль — мне запрещено.

От гнусных намеков Мартин побагровел, а мое раздражение быстро переросло в гнев.

— Да ты поранишь его своей оглоблей! — крикнул кто-то из темноты. — У него ж наверняка никого раньше не было! Мальчик-то нецелованный!

— Вот я и приобщу его к высокой культуре…

— Отвалите все. Мелкий мой, — вальяжно заявил Гидес, плотоядно посматривая на раскрасневшегося от злости Мартина. — Но, так и быть — когда наиграюсь, со всеми поделюсь. Хель, ты же нам его уступишь? Двух медяков будет достаточно?

И вот тогда мое терпение закончилось.

— Зря ты меня не пос — слуш — шал… — я сама не заметила, как скатилась до змеиного шипения и сжала в кулак обзаведшиеся длинными когтями пальцы. — Зря не уш — шел… а теперь я рас — с-сержена и намерена вас — с поранить — с-с!

На меня удивленно посмотрели, и даже Мартин как-то странно присел, но я не обратила на него внимания — «темная» ипостась так быстро и уверенно взяла верх, что все мое внимание оказалось приковано к тем, кто посмел ее разбудить.

Да, бесов действительно было много, но и у меня появилось несколько десятков длинных и ловких «рук». Взвившись гибкими белыми плетями, они в мгновение ока заполонили все окружающее пространство, умело похватали растерявшихся от неожиданности бесов и, спеленав их тугими кольцами, подвесили в воздухе вниз головой. По улице сразу разнеслись испуганные вопли и сосредоточенное сопение тех, кто посмелее, но мои «руки», свитые из густых, внезапно отросших и ставших на диво послушными волос, оказались сильными — ни один из тщетно трепыхающихся бесов так и не сумел выбраться наружу. И настолько крепкими, что даже острые бесовские коготки не смогли их повредить.

Оглядев жалобно попискивающие кульки, из которых время от времени доносились испуганные подвывания, я довольно заурчала. А затем шагнула вперед, подцепив на когти посеревшего Гидеса, с легкостью вздернула икнувшего беса на высоту своего лица и заглянула в его расширенные глаза, в которых метнулся неподдельный страх.

— Твое с — с-счастье, гаденыш — ш, ч — ш-што мне некогда, так что я ос — с-тавлю вас — с в живых. Но ты будеш — шь наказан… вс — с-е вы… с — с-согласно тяжес — сти ваш — шей вины…

Он сдавленно захрипел, пытаясь что-то сказать, но я уже раздвинула губы в мстительной усмешке, наконец-то придумав для гиен достойное наказание. После чего подбросила тихо взвывшего беса повыше, перехватила его за ногу невесть откуда взявшимся гибким хвостом. Недолго поработав руками, сотворила с козлоногими то, что хотела, а потом торжественно водрузила сверху жалобно блеющего Гидеса и, оглядев результат, довольно кивнула.

— Так-то лучш — ше…

— Ты ЭТО имела в виду, когда говорила, что Князь на тебя воздействует? — тихонечко спросил Мартин, когда я вернулась в привычный облик, и мы ушли, оставив поверженных врагов скулить за углом.

Я хмуро кивнула.

— Да. Моя «темная» ипостась выбрала себе постоянную форму.

— Это было… красиво, Хель, — неожиданно признался он. А когда я кинула на него предупреждающий взгляд, понятливо вздохнул. — Но я не буду спрашивать, как это произошло.

Городское кладбище было обширным. Оно и понятно — везде, где бы ни прожили хотя бы пару сотен лет разумные существа, мертвых скапливается гораздо больше, чем живых. Однако на нужды УННУНа Город выделил лишь небольшой и наиболее старый участок, где уже невозможно было сказать кто, где и когда был похоронен.

Могил как таковых здесь давно не осталось — лишь поросший травой пустырь, на котором кое — где смутно угадывались скромные холмики. Ни табличек над ними, ни поминальных камней с выбитыми на века именами… одна лишь ограда из толстых металлических прутьев в полтора человеческих роста да возвышающийся в центре небольшой склеп, от вида которого даже мертвологам становилось не по себе.

Когда мы приблизились к нужному месту, у входа уже нетерпеливо переминались оборотень и оракул. Предпочитающий комфорт Шмуль с удобством устроился на ветке засохшего дерева возле ограды, ну а нам с Мартином отводилось место на поваленном бревне, откуда было удобно наблюдать за происходящим.

— Вы что там застряли? — с подозрением оглядел нас фей, как только мы с Марти приблизились. — Секретничали? Или ворон вместе ловили?

— Скорее, бесов, — усмехнулась я, присаживаясь на свое законное место.

Эх, сколько я тут времени провела за три-то года Улькиных бесполезных упражнений в мертвологии… из всей группы ей одной, чистокровной «темной», были подвластны эти скользкие силы, но нас не задерживали, когда мы толпой подходили к воротам универа, одевшись как заправские мертвологи. Защитная одежда была обязательна для всех, даже если участвовал в ритуале всего один человек. Вот мы и обзавелись специальными балахонами и даже пропусками, которые Старая Жаба, ворча и хмурясь, все-таки согласилась подписать.

За прошедшие три года даже она осознала, что разделять нашу дикую шестерку опасно. Склонного к авантюрам фея нельзя было надолго убирать от обстоятельного и занудного ангела, перепады настроения оборотня обычно компенсировались терпением и красноречием оракула, рассеянную и неуверенную в себе Ульку мы, не сговариваясь, берегли все сразу, ну а я… без меня эта ненормальная пятерка переставала слушаться кого бы то ни было. На нее даже наказания и грозные окрики директрисы не производили впечатления. Поэтому начальство решило, что ну нас всех к демонам, и, во избежание неминуемых катастроф, сделало исключение из правил, позволив нам на некоторые непрофильные предметы заявляться целой бандой.

— А Улька где? — непонимающе огляделся ангел, когда мы расселись.

— Уже там, — фыркнул оборотень и посторонился, чтобы не закрывать нам обзор.

Одинокая фигурка баньши, смотрящаяся совсем крохотной в широком и волочащемся по земле балахоне, целеустремленно двигалась по направлению к склепу. Бледная и решительная, наша Улька до побелевших костяшек вцепилась в учебник и топала по единственной выложенной дорожке с таким видом, словно шла на собственную смерть.

В чем-то я ее, правда, понимала — преподавательница по мертвологии действительно стоила потраченных на нее эмоций. Ну а тот факт, что древнему умертвию позволили работать в универе, всецело лежал на совести руководства.

Для того, чтобы приступить к занятиям, бедным студентам приходилось сперва стучаться в склеп и дрожащими от страха губами выговаривать слова призыва, чтобы дремлющая в некоем подобии сна госпожа Личиана выбралась из гроба. Что уж она потом с ними делала, не могу сказать — Улька умоляла нас присутствовать только на зачетах — но результат впечатлял: будущие мертвологи возвращались с занятий мокрыми, бледными и взмыленными, как лошади, на которых не по разу вспахали этот самый пустырь. А уж как они смирнели при угрозе доложить о всяческих безобразиях их бессменному… точнее, бессмертному… руководителю — любо — дорого посмотреть!

Я проследила, как Улька, перебросив на спину две длинные тощие косички, нерешительно взялась за дверной молоток и постучала в двери склепа. Звук раздался такой, что Васька передернулся, а с соседнего участка с карканьем взлетели вороны. Но, как ни странно, на стук никто не отозвался, а скрипучие двери, против ожиданий, не распахнулись перед прикусившей губу баньши.

Ни через минуту, ни даже через две никто ей не ответил, будто хозяйке было не до зачета или же… никого не оказалось дома?

— Да ну, куда она денется? — с сомнением протянул оракул в ответ на мой выразительный взгляд.

— Мало ли. Может, у нее дела какие в Городе?

— Конечно. Полетела себе новый саван заказывать…

— Постучи еще! — громко крикнул оборотень, прильнув к ограде, когда баньши нерешительно обернулась. — Вдруг она не слышит?

Улька вздохнула и постучала еще раз- с тем же результатом.

— Может, мы опоздали? — выдал умную, но несколько запоздалую мысль Мартин, когда мы озадаченно переглянулись. — Личиана никогда не заставляла себя ждать.

— Не — а, — опять жуя какую-то булку, промычал Зырян. — До полуночи еще пара минут, так что дело не в этом.

Оракулу мы поверили сразу — кроме него, никто так не умел чувствовать время, — а в ответ на очередной беспомощный Улькин взгляд лишь обескураженно развели руками.

— Давай еще стучи! — вскоре снова крикнул Шмуль, перелетев с дерева на ограду. — Вдруг она там с концами уснула?

— Умертвие? — не поверил Васька, просовывая мохнатую голову между прутьев. — Трехсотлетнее? И чтоб вдруг сдохло?! Щас я его попробую разбудить…

И вдруг так взревел, что от неожиданности получил сразу три пинка — от оракула, Шмуля и от меня.

— Ну вы чего? — разобижено повернулся оборотень. — Я ж помочь хотел! Если она уж мой рев не услышит, тогда ее точно ничто не разбудит!

Шмуль фыркнул.

— Зато если услышит и от этого проснется, потом ее точно никто не упокоит!

Я сосредоточенно посмотрела на склеп, но его двери не спешили открываться. Никто не заворчал изнутри скрипучим голосом. Не загремели тяжелые засовы. Только где-то в Городе, отзываясь на медвежий рев, протяжно завыли собаки, а прилетевший ниоткуда ветер зловеще зашелестел мертвыми ветками.

Улька с несчастным видом потопталась у двери и снова знаками показала, что не знает, что делать. Мы, посовещавшись и почесав затылки, все же решили отправляться ей на помощь. Зачет же сдать надо? Улька такого позора не переживет.

— Нет! — обеспокоенно крикнула баньши, когда мы потянулись к калитке. — Стойте там! Она не терпит гостей! Хорошо, если только проклятием отделаетесь!

— Ну не стоять же здесь до утра? — гаркнул Васька, застопорившись на проходе. — Что у тебя на зачет-то назначено?

— Поднятие…

— Сколько?

— Пять штук!

— Ого! — удивились мы, а потом, снова посовещавшись, единогласно решили: — Давай начинай, пока она дрыхнет! Как проснется, практику ей сразу сдашь, а теорию и так оттарабанишь!

— А если она скажет повторить поднятие при ней?

— Что ты, не поднимешь их снова? А ей, если спросит, скажешь, что тренировалась перед зачетом. Волновалась, дескать.

Улька задумчиво покосилась на склеп, но все-таки кивнула и, отойдя в сторонку, присела на корточки, старательно перелистывая лежащий на коленях учебник и пытаясь что-то в нем прочитать в неверном свете луны. А мы вернулись на свои места, изредка поглядывая, как она водит руками и сосредоточенно шевелит губами, призывая мертвяков.

Пять штук для нее и впрямь многовато — Улька, хоть и чистокровная «темная», была очень слабенькой баньши. Вернее, она была слаба настолько, что ни в одну школу ее попросту не брали. Она даже смерть как следует не умела накликать, а если и помогла кому-то уйти на тот свет, то, скорее всего, случайно. Так что ближайшие родственники сочли, что ей не место в приличном учебном заведении, и не возмутились, когда «позор семьи» зачислили, наконец, в УННУН. Личиану Улькино прошлое, впрочем, не особенно смущало, а исполнительная баньши очень старалась доказать, что она хоть на что-то способна.

Когда перед ней, наконец, вспучилась земля, и оттуда выполз полуразложившийся мертвяк, мы одобрительно зашумели и захлопали в ладоши. Улька тут же просияла, горделиво подбоченилась и, дождавшись, когда оживший труп встанет на ноги, с торжественным видом пнула его под зад.

— Упокойся! — донеслось до нас ее несколько истеричное восклицание, и мертвяк, послушно сложившись, безвольной куклой рухнул на землю.

Под веселыми взглядами оборотня и Шмуля я кашлянула, но да — это была моя идея совместить сей неуважительный жест с заключительным словом. Улька так боялась в свое время трупов, что от поднятых мертвецов шарахалась с визгом даже тогда, когда рядом находилась Личиана. При этом само умертвие, что странно, ее пугало гораздо меньше.

Зато теперь наша баньши в очереди на упокоение первая. И даже вон как разохотилась — отправилась гулять по кладбищу, то и дело взмахивая руками и с довольным видом выкрикивая:

— Восстань!..

— Что-то она разошлась, — проворчал оборотень, когда Улька подняла и упокоила штук семь мертвецов, заставив их улечься в одну линию, как солдатиков. — Если что, я их закапывать не буду. Пусть сама возится.

— Поднятое и упокоенное тело во второй раз поднять намного сложнее, — деловым тоном заметил ангел. — Нужно где-то с полчаса, чтобы заклинание начало снова действовать.

— В обычном мире можно сразу! — несказанно удивился фей, обернувшись.

— А здесь нельзя, — спокойно ответил Марти, и на это оказалось нечего возразить. Наш Мир так сильно менял существующие в остальных частях Вселенной заклятия, что было еще удивительно, как здесь хоть что-то работало. Та же левитация, к примеру, если господин Эсси не врал, или мертвология, которой наша баньши, кажется, и впрямь увлеклась.

— Уль, ну хватит! — крикнул Василек, когда на площадке перед склепом улеглось пятнадцатое тело. — Может, кто-то еще придет на зачет, а ты им материала не оставила!

Баньши придирчиво оглядела результаты своей работы и довольно кивнула, а затем вернулась к дверям склепа, явно собираясь снова ударить молотком. Стоя спиной к разрытым могилам, она не видела, что там происходит, поэтому первыми неладное заметили мы и беспокойно зашевелились.

— Уля — а-а! — тревожно крикнул Васька, когда самое первое из упокоенных баньши тел снова зашевелилось. — Ты каким заклинанием их упокаивала?!

Баньши, не оборачиваясь, пожала плечами.

— УЛЬКА! — гаркнули мы уже все вместе, видя, как одно за другим задергались и остальные тела. — ДА ОБЕРНИСЬ ЖЕ! ОНИ ШЕВЕЛЯТСЯ!

Улька непонимающе обернулась и тут же выпустила молоток из рук. При виде медленно поднимающихся трупов у нее широко распахнулись глаза, сам собой открылся рот и… я сразу вспомнила, за какие заслуги баньши были так нелюбимы в Преисподней.

Истошный визг, от которого задрожали стены склепа и завибрировали прутья в ограде, был таким громким, что мы одновременно отшатнулись и торопливо зажали уши. Если бы могли, натолкали бы туда ваты, потому что его невозможно было выносить. От него шалела голова, мутилось в глазах и угрожающе натягивались барабанные перепонки. Всего две минуты такой атаки — и любой враг разбит в пух и прах…

Однако на мертвяков коронный прием Ульки не оказал должного воздействия. Это нас едва не отбросило от ограды, а они только пошатнулись. И, неуверенно выпрямившись, упрямо поперли на невезучую призывательницу, щеря гнилые зубы и явно намереваясь закусить. Более того, вся земля вокруг нее недобро зашевелилась, и оттуда один за другим с ворчанием полезли новые гости.

Как только у нашей баньши закончился воздух в легких, мы со Шмулем взмахнули крыльями одновременно, прекрасно зная, что после атаки у Ульки всегда наступал непродолжительный ступор. В это время ее можно было брать голыми руками, не боясь, что замершая «темная», смотрящая перед собой остекленевшими глазами, вдруг очнется. И мы, зная о том, что сейчас нашу Ульку не заставят пошевелиться даже жрущие ее заживо мертвяки, без промедления ринулись вперед.

Фей, как более легкий и шустрый, оказался на месте быстрее, с ходу врезавшись в спину одного из ходящих пособий по мертвологии и заставив его промахнуться мимо жертвы. Я подоспела мгновением позже и, не раздумывая, цапнула Ульку за шкирку, с натугой поднимая в воздух. Я, правда, не Князь, да и крылья у меня не железные, поэтому худенькую баньши смогла дотащить только до крыши склепа. Где и поставила на ноги, торопливо оглядывая взбудораженный пустырь.

Сейчас вокруг нас стояло уже не полтора, а все три десятка молчаливых преследователей. А скоро должно было стать еще больше, потому что старые могильные холмики вскрывались прямо на глазах.

— Линять надо, — выдохнул фей, приземлившись с нами рядом. — Их слишком много. Не одолеем.

— Нет, — пошатнулась внезапно очнувшаяся Улька. — Я — заклинатель, мне нельзя, потому что они пойдут за мной.

— За ограду им вроде нет хода, — на всякий случай я ее придержала, чтобы не рухнула прямо в руки мертвецам. — На границе же освященная земля.

— Они здесь только до тех пор, пока рядом заклинатель. А как только я выйду — тут же расползутся по округе. Причем за пределами ограды будут не в пример шустрее, чем здесь.

Мы тревожно переглянулись и крикнули мечущемуся вдоль ограды оборотню, тревожно застывшему оракулу и прильнувшему к прутьям ангелу, чтобы не совались.

— Что делать будем? — первым задал наиважнейший вопрос фей.

Я нервным движением сложила крылья, мельком глянув, не полезли ли мертвяки на стены. Пока там было тихо — они неподвижно стояли вокруг склепа и пожирали голодными взглядами несчастную баньши, глаза которой при виде такого безобразия снова начали наполняться слезами.

— Что я сделала не так?! Ну что?!

О, нет. Нас хотят сожрать, а она опять думаешь лишь о том, что где-то ошиблась!

— Я ведь по книжке… — пролепетала бедная Улька, все быстрее и быстрее скатываясь к банальной истерике. — Все точно… до последнего слова… ну откуда их столько взялось?! Где я ошиблась?!

— Потом разберемся, — решительно оборвала я бесполезное самокопание. — Скажи лучше: если мы эти пособия повредим, Личиана сильно на нас обидится?

— Она их це — енит! — все-таки всхлипнула Улька. — И за каждого потом с меня спро — о-сит!

— Не реви — смерть еще накличешь. Придумай лучше, как их угомонить.

— Я не зна — аю! — баньши всхлипнула громче, и по ее щекам покатились первые слезы. — Они еще полчаса заклятиям поддаваться не будут — ни поднимающим, ни упокаивающим. А больше мы пока ничего не разучи — и-или!

— Давайте звать Лучиану, чтобы она их угомонила, — предложил Шмуль, озабоченно посмотрев вниз. — А то Улька и впрямь нас оплачет, а я еще слишком молод, чтобы умирать.

Я нервно дернула крылом.

— Да как ее позовешь, если даже Васькин рев не сработал? Уль, ты заклинание призыва правильно произнесла?

— Коне — ечно! — чуть громче всхлипнула баньши, каким-то чудом еще удерживаясь от громогласного рева. — Если бы не это, молоток бы не срабо — отал!

Мы одинаково помрачнели, стоя в окружении молчаливых мертвецов, к которым вскоре присоединились те, что совсем недавно даже не помышляли выбираться. И помрачнели еще больше, когда они вместе, словно по команде, сдвинулись с места и целеустремленно ринулись на штурм нашего убежища.

— Хелька! — прокричал из-за ограды встревоженный оборотень. — Что там у вас происходит?!

— Понятия не имею! — крикнула я в ответ, мстительно наступив каблуком на чьи-то вцепившиеся в край крыши пальцы. Склеп был небольшим и, к сожалению, невысоким, так что хватало одного прыжка, чтобы достать до верха.

— Мама! — взвизгнула Улька, когда и рядом с ней царапнули черепицу грязные ногти. — Спасите нас кто-нибудь! Помоги — и-те!

Оборотень, не сдержавшись, все-таки распахнул калитку и, прямо на бегу обернувшись, огромными прыжками рванул нам на выручку. Следом за ним, уронив недоеденный пирожок, с пыхтением припустил Зырян. Да и Марти, разумеется, не отстал, ринувшись нам на помощь, словно от него могла быть какая-то польза.

— Ой, дураки — и… — простонала я, снова со злостью отбив кому-то пальцы, а затем рывком содрав с себя балахон. — Стойте! Стойте, болваны, куда вы несетесь?! Крыша же всех не удержит!

— Хелька, смотри… — севшим голосом сказал Шмуль, указывая куда-то в сторону.

Я послушно посмотрела и похолодела.

Матушки мои… вся земля от калитки пришла вдруг в движение. Невидимые прежде могилы вскрывались с такой скоростью, что я даже поверить не могла, что их тут ТАК много! Буквально отовсюду высовывались когтистые руки с остатками плоти, а некоторые так вообще — почти без оной! На небольшом участке оказались такие обширные… вероятно, в несколько слоев… захоронения, что мне поплохело, когда стало ясно, что наши друзья мчатся по чьи-то костям.

— Парни… что ж вы творите? — прошептала я, в панике видя, что некоторые руки едва не хватают оборотня за пятки. Но перепугавшийся Васька ничего не видел и не слышал — с бешеным ревом огромный медведь несся на толпу окруживших нас мертвецов, топча тех, кто попадался под ноги и даже не задумавшись, что одному ему со всеми не справиться. Да и оракул каким местом соображал, когда, сопя и отдуваясь, понесся за ним к склепу?! А ангел… боже! Дай, конечно, каждому таких друзей, но… леший меня за ногу… как ИХ — ТО теперь спасать?!

Сорвавшись с крыши, я быстро натянула свой балахон на голову первому встречному зомби, отчего тот промахнулся и с подозрительным бульканьем сполз на землю. Второго со злости пнула так, что у него отвалилась рука и съехала в сторону нижняя челюсть. От протянутых рук третьего в последний момент увернулась и на пределе сил кинулась к безнадежно отставшему от парней Марти. Среди нашей компании он был чуть ли не слабее Ульки, и если его что и спасало сейчас от чужих когтей — это слабо засветившийся вокруг него воздух, от которого встречные мертвяки недовольно отворачивались и промахивались, пытаясь ударить вслепую.

Я выхватила его из-под чьей-то руки в самый последний момент и тут же взмыла в воздух, уже не зная, куда лучше лететь. Но потом услышала оглушительный визг баньши и, развернувшись, ринулась к склепу.

Что там в это время творилось — не описать словами… мертвяки словно осы облепили каменные стены со всех сторон. Тех, кого роняла баньши и умудрялся опрокинуть невесомый фей, мгновенно сменяли другие. Правда, пока они были медлительны и неуклюжи, а их руки легко ломались, особенно когда преодолевшая страх Улька отхватила чью-то когтистую клешню и начала орудовать ею, как простой палкой. У самого входа ревел и ворочался огромный медведь, которого мертвецы облепили со всех сторон. От каждого удара могучей лапы обязательно кто-то падал, разваливаясь на части. От каждого поворота кто-то слетал с его холки, сметая соседей и на мгновение освобождая пространство. Но их было СЛИШКОМ много на нас шестерых. И вскоре должен был настать момент, когда даже могучий оборотень, чью спину умело прикрывал недобро оскалившийся Зырян, схвативший в каждую руку по бедренной кости, не сможет справиться с навалившимися на него тварями.

Скинув испуганно сжавшегося ангела рядом с Улькой, я снова поднялась в воздух и лихорадочно огляделась.

Всем нам на крыше не уместиться. Оборотень и оракул точно пропадут. И трем мелким недоучкам никак не удержать свой небольшой плацдарм. Перетаскать их поодиночке я уже не успею. У меня просто не хватит сил!

Окинув безнадежным взглядом сплошное море колыхающихся тел, я спикировала на крышу, вздернула за шкирку испуганно жмущегося к Ульке ангела, и, прежде чем призвать в себя Свет, рявкнула ему в лицо:

— Мартин, прикрой!

Мигом позже волна ослепительной боли прокатилась по моему телу, сопровождаясь отвратительным запахом горелой кожи. Ангел поневоле зажмурился, а фей с баньши одновременно отшатнулись, но почти сразу Марти опомнился, схватил обоих в охапку и спрыгнул вниз, под прикрытие надежной Васькиной спины и воинственно хекающего Зыряна, вокруг которого уже лежали целые залежи из мертвых тел.

За моей спиной с громким хлопком развернулись засиявшие крылья, с которых стекала чистая благодать. Тот самый смертоносный Свет, что никогда не терпел конкуренции. Безжалостный. Жестокий. И не умеющий мириться даже с крохотными проявлениями темноты. Добравшись до мертвой плоти, он сжигал ее с ходу, не в силах терпеть рядом с собой такое безобразие. Мстительно впивался в землю, на корню испепеляя копошащиеся там пальцы. И неумолимо расползался по всему кладбищу, уничтожая, раскидывая в стороны, беспощадно очищая все и всех, в ком только была частичка Тьмы…

Всех, кроме моих сбившихся в кучу друзей.

Только их он милосердно обошел стороной и никого не тронул, наткнувшись на точно такое же упрямое, только более слабое сияние души заступившего ему дорогу полукровки.

Когда я увидела, что угрозы больше нет, то обессиленно рухнула, силясь загнать обратно свой воинственный Свет. Он был безжалостен и ко мне тоже. Ему были чужды сомнения. Поэтому он мстил мне огнем за недавнюю уступку Тьме и отказ от его сомнительной благости. Моя вторая ипостась тоже мучилась, корчась от его обжигающих прикосновений. Сгорала, как упавшая в огонь картина, в отчаянии билась внутри, умоляя прекратить эту пытку. Но лишь когда моя «светлая» частичка до конца истощилась… когда у нее совсем не осталось сил… лишь тогда Свет, наконец, угас и погрузил опустевшее кладбище в блаженную тишину. А я без сил упала на разогретую крышу, уже не думая, что творю.

Правда, напоследок еще успела почувствовать, как содрогнулись до основания стены склепа, и услышать, как кто-то, с грохотом снеся толстую дверь, яростно взвыл:

— КТО ПОСМЕЛ ПРИЗВАТЬ СЮДА СВЕТ?!