Осколок
— Мара! Мара!
Горбалс кидается к ней на шею. Мара обнимает его изо всех сил и тут же чувствует, как он дёргается.
— Ты что, ранен?
— Пустяки, — заверяет Горбалс.
Но Мара видит, что ему больно. И он сильно переменился — стриженный наголо, очень худой и измученный.
— Я так рад тебя видеть, Мара. То есть, нет, — поспешно поправляется он, — не рад, если тебя тоже поймали.
— Нет, Горбалс, я свободна. И ты тоже скоро освободишься. Мы с тобой побежим за древогнёздами, а эти люди сразу пойдут к кораблям. Объяснять некогда, надо спешить. Слушайте все! — громко кричит Мара, чтобы её можно было расслышать сквозь гул испуганных возбуждённых голосов. — Город парализован. Мы должны бежать и добраться до земли на север отсюда. Нам нужно захватить корабли, пришвартованные у основания центральных башен. Передайте это другим и следуйте за мной! Хватайте всё, что можно использовать как оружие — кирпичи, инструменты, что угодно, и будьте готовы сражаться за свою жизнь! Пошли!
Схватив Горбалса и Винга за руки, Мара торопится назад, к туннелю, ведущему в городские переходы. За ней неукротимой волной, сметающей всё на своем пути, движется чёрная масса рабов. В какой-то момент им приходится схватиться с охраной. Гремят выстрелы, свистят пули, рикошетом отлетая от стен, слышатся крики людей и звуки падения, но рабы, отчаявшиеся, злые и привычные к темноте, легко сминают растерявшихся охранников.
Они поднимаются по наклонному туннелю, соединяющему мост с городом. Теперь нужно найти воздуховоды. Мара пыталась запомнить их расположение, когда бежала к мосту, но тогда было светло. А теперь здесь кромешная темнота, в которой лишь слабо светятся её очки.
После долгих поисков Мара наконец замечает воздуховод. Вместе с Горбалсом и ещё несколькими людьми они отдирают решётку от стены. После этого Мара поспешно раздает диски с инструкциями.
— Мы должны бежать через воздуховоды! — кричит она. — Мост слишком высокий, с него не спрыгнуть, и он далеко от кораблей. А электричество отключено, и лифты не работают. Открывайте другие воздуховоды и прыгайте вниз. Спустившись, ищите корабли у центральных башен!
Люди мечутся по туннелю в поисках воздуховодов. Горбалс с ужасом смотрит в чёрное отверстие.
— Нет, Мара! Я не могу!
— Ты должен! Другого пути нет. Если не прыгнешь, никогда не увидишь ни Бруми-ло, ни других древогнёздов. Как только окажешься в воде, плыви к Голубиному Холму. Там и встретимся. Скорее, прыгай! Ты уже почти свободен!
Мара крепко обнимает его, а потом со всей силы толкает в жерло воздуховода. Ждёт немного, и, тоже обняв на прощанье, пихает туда же Винга. Затем прыгает сама. Она мчится ногами вперёд, в яростном потоке воздуха, по спиральной трубе, огибающей башню Нью-Мунго.
Спуск такой стремительный, что Мара громко визжит от ужаса, ударяясь о стенки трубы, и оглушительный визг её эхом разносится по воздуховоду. Из неё сейчас просто вышибет дух!
В следующее мгновение она вылетает из трубы и, на какой-то миг зависнув в пустоте, со страшной силой ударяется о ледяную черноту. Теперь, она, наверное, точно умерла. Эта холодная, бесконечная тяжесть и есть смерть. Вокруг что-то светится и переливается. Гиблое место, всплывает вдруг в голове, и в ту же секунду Мара понимает: это не смерть, это море. Темнота уже расступается, и Мара пробкой вылетает на поверхность, жадно глотая ртом воздух. Наконец она снова чувствует себя Марой — мокрой, ошалевшей, но целой и, главное, живой.
Первым делом она думает о Лисе. Выжил ли он после такого спуска? Повсюду вокруг неё из воздуховодов вываливаются люди, барахтаются, кричат, задыхаются, уходят под воду и выныривают. С Вингом будет всё в порядке, в этом можно не сомневаться: в воде он чувствует себя так же, как на суше. Но Горбалс?
— Мара! — его захлёбывающийся голос разносится над общим гвалтом.
— Горбалс! Сюда!
Они пробиваются друг к другу через множество барахтающихся в воде тел.
— Мы живы! — задыхается он. — Я думал, что умру!
— Плыви! — кричит Мара. Она не в силах вспоминать эту кошмарную карусель. — Плыви к острову. Только где он?
— Гляди, вон сломанный мост, — кричит Горбалс, отплёвываясь от ударившей его в лицо волны. — Я знаю, где мы. Сюда!
Мир раскалывается вокруг них. Воют сирены, палят ружья, и десятки, сотни, тысячи кричащих, орущих, плачущих детей, женщин и мужчин — рабов Нью-Мунго — вываливаются из воздуховодов и заполоняют собой Нижний Мир.
— Что я наделала! — в ужасе стонет Мара. — Что я натворила!
— Мара, это натворила не ты! — Горбалс, не менее её самой испуганный происходящим, подплывает ближе. — Это чудовищно, это…
При мысли об урагане, который она только что выпустила на волю, у Мары опускаются руки.
— Плыви, Мара, не останавливайся! Смотри, вон плот! — Горбалс подталкивает девочку в сторону металлической посудины и сам плывёт рядом, поддерживая её.
Маре хочется немедленно плюхнуться на ржавую железяку и лежать, не шевелясь, но, оглянувшись, она вдруг понимает, до чего же ослаб Горбалс. Время, проведённое в рабстве, не прошло для него даром, а тут ещё потрясение от внезапного побега… и его рана. Она принимается грести руками, и плот быстро движется к острову древогнёздов. Маре всё ещё не верится, что ей удалось найти друзей и освободить их: стриженный наголо Горбалс так не похож на себя; но он нашёлся, он все-таки жив!
— Ты не видел Винга? — кричит Мара. Привыкнув к яркому свету Нью-Мунго, она почти ничего не различает в ночном сумраке Нижнего Мира.
Горбалс, который всегда хорошо видел в темноте, внимательно вглядывается вдаль.
— Вон они! Крысёныши! — кричит он в ответ. — Смотри, они уходят!
И действительно, по исчерченной серебристыми линиями поверхности моря движется водяная шпана: они идут клином, словно перелётные птицы, словно косяк рыб, как будто точно знают нужное им направление.
Конечно, разглядеть в этой толпе Винга невозможно; остаётся только надеяться, что он там.
Плот ударяется о берег, и они, спотыкаясь и падая, бегут вверх по холму, к поляне, к деревьям, на которых прячутся древогнёзды. Два десятка огромных глаз с ужасом взирают из переплетения ветвей на то, что творится вокруг. Неожиданно откуда-то сверху раздаётся громкий возглас, и с дерева спрыгивает Бруми-ло. Она крепко-накрепко обнимает Горбалса, потом — Мару. Её испуганные, изумлённые, счастливые глаза говорят то, что она не в состоянии произнести вслух.
— Мара, что происходит? — вскрикивает Молиндайнар, шумно приземляясь на землю рядом с Бруми-ло.
Один за другим древогнёзды спускаются с деревьев.
— Некогда объяснять. Быстрее, идите за мной. К кораблям у центральных башен, — объявляет Мара.
— К кораблям?! — ахает Бруми-ло. — У тебя получилось?! Мы будем свободны?! Предсказание сбывается?!
— Ты Лицо на Камне! — провозглашает Горбалс. — Я всегда знал это!
— Я знаю только то, — Мара старается говорить спокойно, — что нам надо действовать очень быстро, если мы хотим спастись. Торопитесь, все!
— Кэндлриггс! Скорее! Спускайся! — зовёт Бруми-ло, поворачиваясь к Большому гнезду. Потом она наклоняется ко впадинке между корнями и достаёт фонарик.
— Видишь? Я сберегла его для крысёныша! Ты ведь и его спасла?
Мара заглядывает внутрь и видит, что вместо светляков в плетёной клетке фонарика сидит воробей, приятель Винга.
— Да. Надеюсь, с ним всё в порядке. Пригляди ещё немного за его птичкой, Бруми-ло, пока мы его снова не найдём. А теперь торопитесь! Все на плоты!
— Они идут! Идут победным маршем! — восторженно вопит Горбалс. — Под арками триумфа, в плеске волн! Мара, этот древний поэт предвидел всё!
Но Маре не до того. Она помогает древогнёздам погрузиться на плоты, потом вместе с Айброксом отталкивает их от берега. Но где же Кэндлриггс и Бруми-ло?! Малыш Клэйслэпс жалобно хнычет, обвив ручонками шею Поллока.
— Упрямая старуха! — Расстроенная Бруми-ло сбегает с холма — Мара! Пожалуйста, поговори с Кэндлриггс; она отказывается ехать. Все эти годы она так ждала, когда Предсказание сбудется, а теперь не принимает его.
Мара мчится назад к Большому гнезду.
— Кэндлриггс! — кричит она в отчаянии. — Вы должны поехать с нами! Это единственная возможность!
— Предсказание никогда не предназначалось для меня, Мара, — отвечает ей сверху голос старухи. — Оно для тебя и для остальных. Это ваше будущее. А моё место здесь. Езжайте.
Мара вспоминает, как Тэйн отказывался покинуть свой остров. Если Кэндлриггс действительно решила остаться, то что они могут поделать?
— Послушай меня. — Кэндлриггс пытается перекричать грохот и вой сирен, которые доносятся со стороны Нью-Мунго. — Я последняя женщина из того поколения, которого больше не существует. Я прожила такую жизнь, которую никто никогда уже больше не проживёт. Скоро я покину этот мир, как сухой лист — дерево. И до последнего дня я останусь собой. Но… Мара, — голос её едва слышен. — Скажи мне только одно. Он ещё жив?
— Да, — отвечает Мара. — И он помнит о вас, Кэндлриггс. На груди у него вышита белая лилия — это эмблема Нового Мира. А ещё он хочет поместить изображение лилии на луне.
Старуха вскидывает голову к огромному городу в небесах.
— Что ж, — говорит она, но в этих коротких словах сокрыто столько чувства, что Мара не забудет их вовеки. — Он в своём Большом гнезде, а я — в своём. Оба мы всё такие же упрямцы, и оба до сих пор не можем позабыть друг друга. Но я никогда не смогла бы жить на том дереве, Мара, и питаться его гиблыми плодами.
— Не смогли бы, — соглашается Мара.
— А теперь иди. Я останусь здесь. Почти шестьдесят лет этот холм был мне родным домом. Могу ли я покинуть его?! — Помолчав, она вдруг добавляет: — А потом, мне так хочется увидеть его ещё разок до того, как наша жизнь завершится…
— Вы хотите вернуться в Нью-Мунго?
Маре слишком сложно представить эту древнюю старуху с её совиными глазами и в одежде изо мхов среди сияющих коридоров Штаба. Да и вынесет ли она встречу с Каледоном после всего, что с ними было? Неожиданно на ум Маре приходит совсем другая мысль:
— Кэндлриггс, загляните в старый университет. Может быть, вы встретите там того, кто готов обойти целую Вселенную в поисках правды. Но только вы сможете ответить на все его вопросы. Я так надеюсь, что он цел и невредим…
Марин голос дрожит от страха и беспокойства, и глаза Кэндлриггс распахиваются ещё шире.
— Его зовут Дэвид, — продолжает Мара. — Это мой Лис. Он внук Каледона. Только вы сможете рассказать ему про деда и… о прошлом. И, может быть, поможете создать будущее — ведь он такой же бунтарь, как и вы, и тоже хочет изменить Новый Мир. Если кому это и удастся, то только ему. Но он совсем один, Кэндлриггс, а я… я не могу остаться.
Слёзы застилают ей глаза, и тут Мара будто наяву видит, как осколок, столько лет терзавший сердце Кэндлриггс, тает, словно кусочек льда. И талая вода переполняет глаза и течёт по морщинистым щекам старухи.
Кэндлриггс тянется в глубь гнезда, и в следующее мгновение два предмета со стуком падают на устланную мхом землю.
— Возьми их, Мара! — восклицает Кэндлригтс. — По-моему, они подойдут тебе по размеру. Я хранила их все эти годы — они совсем чистые и ни разу не ношеные. Наверное, я берегла их для тебя.
Мара растерянно подбирает с земли пару самых прекрасных ботинок на свете — блестящих, кожаных, ярко-красных и совершенно новых!
Тут сверху падает что-то ещё.
— И это возьми, — говорит Кэндлриггс. — Выпьете за моё здоровье в своём новом мире. А теперь беги. Поторапливайся!
Мара поднимает с земли большую бутылку, полную пенной золотистой жидкости. Она с трудом разбирает непонятные слова, нацарапанные на металлической крышке; «Айрн-брю». Расспрашивать уже некогда, поэтому она просто запихивает бутылку и ботинки в рюкзак.
— Мы будем рассказывать легенды о вас, Кэндлриггс, — обещает она, стараясь, чтобы не дрожал голос. — Мы вас никогда не забудем!
И, всхлипывая, бежит вниз по Голубиному Холму — к последнему, ожидающему её плоту, чтобы плыть к кораблям.
* * *
Водяная шпана на совесть обчистила университетский музей. Вместе со всем награбленным добром они прибывают к башням, около которых стоят корабли. Ворота в гавань распахнуты настежь: город по-прежнему пребывает в хаосе. Шпана тащит с собой изобретения погибшего мира — инструменты, оружие, посуду и прочие, самые разные, предметы, которые только можно унести. Мечи, копья, топоры, щиты, рыболовные сети, гарпуны, ножи, ложки, миски, урны, флейты, рога, горны, фаготы, барабаны, телескопы, компасы, драгоценные камни, палицы, украшения, моторы, снегоступы, каноэ, расчёски, корзинки, кожаные рукавицы, шапки и одежду, детали доспехов, шестерёнки, колёса, микроскопы и черепа…
Винг запрыгивает на палубу с желто-красной табличкой, что красовалась среди развалин на верхушке Голубиного Холма; на голове у него красуется отделанная мехом и украшенная драгоценными камнями корона. Скэрвелл втаскивает за собой чучело первобытного человека в натуральную величину и нежно прижимает его к груди.
— Древогнёзды! — кричит Мара после того, как все благополучно перебираются с плотов на корабль. — Созывайте беженцев! Они на складах, собирают провизию и воду. Торопитесь! В любой момент могут нагрянуть охранники и полиция. Горбалс и Бруми-ло, караульте на палубе, если появятся небесные люди — кричите.
Мара вбегает в рубку и торопливо оглядывается. В стеклянном ящике над панелью управления висит пистолет. Разбив стекло, она хватает оружие. Затем достаёт из непромокаемого пакета диск и лихорадочно читает инструкцию, которую сама же и сочинила. Она всё перезабыла от страха; в голове царит ужасающий сумбур.
Наконец Мара находит на панели управления нужное отверстие и вставляет туда диск. В этот самый момент снаружи раздаётся оглушительный вой сирены, означающий нападение охраны и полиции, которого она ожидала. Им понадобилось совсем немного времени, чтобы понять, что происходит, и стянуть силы. Теперь они в полной боевой готовности, а значит, беглецам нельзя терять ни минуты.
— Горбалс! Ты видишь остальных? Нам пора бежать!
Мара со всей силы давит на кнопку громкоговорителя:
— Айброкс! Молиндайнар! Поллок! Поссил! Клайд! Паркхед! Все древогнёзды и беженцы, немедленно возвращайтесь на корабли! Мы уходим!
— Вон они! — кричит Горбалс, стоящий у входа в рубку. — О нет! И небесные люди тоже!
Мы пропали, в ужасе думает Мара. Останется ли кто-нибудь из нас в живых?
Корабль трогается с места, с палубы доносится беспорядочная стрельба Мару вдруг охватывают сомнения: а вдруг диск не сработает, и они не смогут выбраться за городскую стену, в открытый океан, и не доплывут до северной земли, как обещал Лис?! Но корабль уже вышел из темной гавани в основании башни. Мара видит в окно распахнутые городские ворота — корабль направляется прямо к ним.
Снаружи слышится отчаянный крик. Это Бруми-ло! Мара, схватив пистолет, выбегает на палубу и застывает при виде оранжевого моря полицейских форм. Поллок лежит на палубе, и полицейский целится ему в голову. Мара, сжимая пистолет трясущимися руками, медленно поднимает его на уровень глаз. Хватит ли ей меткости, чтобы спасти Поллока?
Но не успевает она спустить курок, не успевает полицейский понять, в чём дело, как на него налетает целая ватага водяной шпаны. У небожителя даже нет времени перевести на них пистолет. «Замурзанные ангелы» всем скопом наваливаются на него, молниеносно хватают за руки — за ноги и выкидывают за борт.
Поллок медленно садится, обалдело глядя на своих спасителей: тех самых крысоедов, которых он так презирал.
Корабль минует городские ворота, и Мара бросает прощальный взгляд на город. Где-то далеко-далеко из воды выступает чёрный шпиль университета. Потом его заслоняют массивные центральные башни Нью-Мунго. Навсегда.
Как только корабль выходит за ворота, Мара снова кидается в рубку, останавливает навигационный диск и включает громкоговоритель.
— Беженцы, пожалуйста, послушайте! Это спасательный корабль, — кричит она. Через окно ей видно, как на лодках поднимается суета. — Мы можем взять некоторых из вас. За нами идут другие корабли — они заберут остальных!
Она едва успевает договорить, как в лагере начинает твориться что-то невообразимое. Мара выбегает на палубу. Море вокруг неё черным-черно от лодок и тел: беженцы рвутся к кораблю. С борта сброшены все канаты, веревочные лестницы, спасательные круги: снизу летят куски брезента, рыболовные сети, верёвки, по которым можно вскарабкаться на палубу.
Мара всматривается в океан лиц, пытаясь отыскать среди них Рут и Роуэна, любое знакомое лицо с Винга, но это бесполезно: вокруг слишком темно, слишком много народу!
Поток беженцев всё не иссякает. Корабль начинается раскачиваться и крениться. И тут Мара по-настоящему пугается. Мест больше нет! Сейчас они все потонут, и никто не спасётся. Она мчится обратно в рубку, хватается за громкоговоритель.
— Пожалуйста, остановитесь! Здесь больше нет места, но сейчас подойдут другие корабли. Успокойтесь и ждите их, а не то мы все утонем!
Но её никто не слушает. Беженцы не верят её словам, они продолжают остервенело лезть на борт.
Но где же другие суда?! Неужели их захватила полиция? Мара не сводит глаз с городских ворот. Вой полицейских сирен слышится всё ближе и ближе; по тёмной воде пробегают оранжевые всполохи. Целый взвод водяных мотоциклов вылетает из ворот и принимается расстреливать беженцев. Мара застывает в растерянности. Что делать?! Где Роуэн и остальные жители Винга? Как их спасти?! Но выбора у неё уже нет: Мара снова включает диск, и корабль трогается с места. Она бежит на палубу.
Вокруг раздаются отчаянные вопли: волна, поднятая движущимся кораблём, сшибает беженцев; повсюду в воде барахтаются беспомощные люди. Смотреть на это выше Мариных сил — её охватывает ужас. Но что ещё она могла поделать?! Ещё немного — и они бы пошли ко дну, или их бы расстреляла морская полиция. Вся дрожа, она медленно опускается на палубу.
— Мара, смотри!
Горбалс указывает на городскую стену, и люди на палубе разражаются восторженными криками. Из ворот выходят другие суда. Мару охватывает несказанное облегчение, и всё же она не может разделить бурную радость остальных: она напряжённо считает. Кажется, не все корабли сумели покинуть гавань. Но это всё равно лучше, чем ни одного, убеждает она себя, опускаясь обратно на палубу.
Мара сидит, обхватив голову руками, и терзается чувством вины. Потому что в тот ужасный момент, когда корабль резко качнулся вбок, когда казалось, что он вот-вот пойдёт ко дну, она испытала страстное желание спасти только себя и тех, кто уже был на борту, и не думать об остальных, не пытаться помочь им.
Наверное, Каледон когда-то испытывал примерно те же чувства. Неужели и она могла бы повести себя так же, как он?!
— Мара, всё в порядке.
Горбалс помогает ей подняться на ноги. Бруми-ло прижимает её к себе, как маленькую. Клэйслэпс испуганно таращится на Мару из-за материнского плеча, но он теперь в безопасности — сидит, уютно устроившись в своём кенгурятничке. Ухватившись за перила, Мара не отрываясь смотрит вперёд.
Океан тих и спокоен. Разбросанные по водной глади, точно звёзды в небе, сквозь тьму движутся белые корабли. Громкий крик, крик облегчения и боли, срывается с её губ, когда она понимает, что наконец-то свободна от небесного города и Нижнего Мира. В котором остался Лис…
