Глубокой ночью, когда затихают даже летучие мыши и совы, Мара будит Бруми-ло, мирно посапывающую в своём гнезде.

— Что такое? — пугается Бруми-ло.

— Пойдём со мной к собору, — умоляюще шепчет Мара.

— Сейчас? В темноте?! Успокойся, Мара, сейчас надо спать.

— Это ужасно важно, Бруми-ло. Мне очень нужно!

Бруми-ло вздыхает, но всё же вылезает из гнезда.

— Погоди, — окликает она Мару. — Сперва надо разбудить Молиндайнар, чтобы она посидела с Клэйслэпсом до моего возвращения…

Пока она ходит, Мара достаёт фонарик из ложбинки между корней дерева — здесь летучие мыши не доберутся до светляков. Потом девушки спускают на воду плот и плывут к соборному острову.

— Зачем мы туда плывём? — спрашивает Бруми-ло. 

— Мне нужно кое-что сделать, если я хочу вернуть Горбалса и Винга.

— Мара! — восклицает Бруми-ло и снова начинает плакать. — Мы никогда не вернём ни Горбалса, ни Винга. Те, кого забрали небесные люди, никогда не возвращаются. Они пропадают навсегда. Навсегда!

— Тише! — просит Мара и, чтобы успокоить Бруми-ло, начинает рассказывать про трещину на лице Тэнью, совпадающую со шрамом на её собственной щеке и с трещиной на зеркальце её бабушки. Все три шрама-трещины расположены на одном и том же месте: на левой щеке.

— Это так странно, Бруми-ло, — говорит она в заключение. — Вроде бы пустяк, но всё равно странно. Не знаю что и думать. Я не могу поверить, что я — Лицо на Камне, потому что я — это я, Мара. Но я всё равно хочу спасти нас всех. И это не имеет никакого отношения к знакам на камнях, потому что это мои собственные мысли и моё собственное решение. Только так я могу жить в мире сама с собой. И я должна найти Горбалса и Винга. Должна! Есть ещё кое-что, о чём я расскажу тебе потом. Всем вам расскажу…

Бруми-ло спрыгивает в воду, чтобы подтолкнуть плот к берегу.

— Шрамы точно связаны с Предсказанием, — говорит она. — Я в этом уверена. И ты думаешь, в соборе есть что-то, что тебе поможет?

— Да, — коротко отвечает Мара.

Они заходят в пустой мрачный собор. Тусклый свет фонарика выхватывает из темноты лужи запёкшейся крови, безобразными пауками растёкшейся на каменном полу меж безжизненных тел водяной шпаны.

— И что нам нужно искать? — нервно спрашивает Бруми-ло.

— Девушку, — отвечает Мара. — Из небесных людей. Её бросили здесь — наверное, другие полицейские просто её не заметили, потому что она упала за одну из гробниц.

Бруми-ло смотрит на неё с ужасом.

— Она умерла, — успокаивает её Мара. — Мне нужна только её одежда.

Они осторожно обходят маленькие тела, лежащие между колонн. Бруми-ло тихо, без слёз, всхлипывает, и Мара видит, как она наклоняется, чтобы закрыть глаза какому-то ребёнку.

— Ты была права, Мара. Они просто дети, и то, что с ними сделали, — это так ужасно, что нет слов. — Бруми-ло отворачивается. Потом снова наклоняется, на этот раз, чтобы подобрать что-то с пола. Она поднимает фонарик повыше, чтобы Мара могла разглядеть её находку. — Посмотри, по-моему, это принадлежало Вингу.

Мара сдавленно ахает. Это кинжал с костяной ручкой, который Винг стащил из университетского музея. Она берёт кинжал: древняя рукоять удобно ложится в ладонь, придавая уверенности. Каменное лезвие — холодное и тупое, и всё же, даже через тысячи лет, оно способно пронзить человеческую плоть. Способно убить.

— Сюда, — зовет Мара, осторожно ступая между мёртвыми телами к дальней стене собора.

— Это знак, — говорит Бруми-ло. — Эта находка — добрый знак.

— Надеюсь, — шепчет Мара. Винга здесь по-прежнему нет, но с его кинжалом в руке она чувствует себя сильнее и увереннее.

— Вот она, — говорит Мара, подходя к телу девушки, так неудачно упавшей за гробницу.

— Её что, застрелили? — удивленно спрашивает Бруми-ло. Фонарь высвечивает маленькое тёмное отверстие во лбу. Лужа запёкшейся крови окружает её голову тёмным нимбом.

— Застрелили свои же, по ошибке, — кивает Мара. Странно, но эта мысль не доставляет ей удовольствия.

— И тебе нужна её одежда?

Мара снова кивает, и они, стараясь не шуметь, осторожно снимают с мёртвого тела оранжевую непромокаемую форму, мягкую тонкую одежду, оказавшуюся под формой, и лёгкие, но крепкие ботинки. После этого Мара накрывает тело девушки одеялом из мха, которое она специально принесла с собой.

— Мы должны похоронить её, — говорит Бруми-ло. — И всех остальных тоже. Но нам с тобой это не под силу. Надо прийти сюда с другими, как только рассветёт…

Мара отворачивается от убитой девушки, от окружающего её сладковатого запаха крови. Ей нехорошо, ей хочется поскорее уйти из этого страшного места, подальше отсюда, на свежий воздух… немедленно. Подхватив свёрток с одеждой, Мара бежит к выходу, но на бегу спотыкается о ногу мёртвого мальчишки. Охваченная ужасом, она прислоняется к мощной колонне, чтобы хоть немного прийти и себя. Прохладный камень успокаивает, утешает, убаюкивает; Мара прижимается к нему горящей щекой, и прямо перед её глазами возникает слово Прочти, вырезанное глубоко в камне.

Позади тускло мерцает фонарик Бруми-ло, но его света достаточно, чтобы рассмотреть всю надпись, начертанную на колонне:

Мара не верит в Предсказание, но сейчас её пробирает дрожь — можно подумать, что все мысли её давно известны и древние слова только подтверждают правильность принятого ею решения.

Мара складывает в рюкзак всё своё богатство: книжку про Гренландию и «Историю двух городов», написанную человеком по имени Чарльз Диккенс, каменный кинжал Винга, крошечный чёрный метеорит и кошелёк небесной девушки, в котором лежит несколько маленьких, блестящих, очень тонких кругляшей.

В ванной, скрытой среди развалин на вершине Голубиного Холма, она начисто соскребла с себя следы Нижнего Мира, почистила зубы истолченными листьями мяты, расчесала волосы колючей щёткой из веточек так, что они заблестели, словно тёмная вода. Сейчас, сидя на поляне древогнёздов, она рассматривает своё лицо в треснутое зеркальце Тэйновой шкатулки. Взгляд её невольно задерживается на трещине, безошибочно ложащейся на отражение уже начавшего бледнеть шрама.

В самую последнюю очередь она проверяет кибервиз. При виде шара древогнёзды начинают взволнованно перешёптываться. Поллок рассказал остальным про волшебную машинку, которую он обнаружил в Марином рюкзаке. Мара достаёт шар, очки и серебряную палочку. Она сжимает шар в ладонях и чувствует, как тот начинает оживать от её прикосновения. На его поверхности переливаются разноцветные сполохи, древогнёзды испуганно ахают, а Мара с тоской вспоминает те времена, когда самой серьёзной её проблемой была встреча с кибердемоном.

Она уже зарядила кибервиз, при всяком удобном случае подставляя его редким лучам пробивающегося в Нижний Мир солнца. Но всё же лучше проверить. Неожиданно в голову ей приходит не самая добрая идея. Отвернувшись, чтобы скрыть ехидную усмешку, она быстро пишет что-то в электронном блокноте, а затем одним ловким движением надевает очки на Поллока.

— Поохоться-ка на это, — говорит она.

Он удивленно смотрит на Мару, но тут взгляд его фокусируется на чём-то, что может видеть только он один. Лицо его искажается от ужаса. Громко заорав, он срывает с себя очки и швыряет их в Мару.

— Чудовища! — вопит он, кидаясь в кусты.

— Чудовища? — Бруми-ло неуверенно надевает очки, но тут же, вскрикнув от страха, поворачивается, чтобы последовать за Поллоком.

Мара хватает подругу за плечи и поспешно снимает с неё очки.

— Ч-чудовища, — ошалело бормочет Бруми-ло.

— Они не настоящие, — извиняющимся тоном объясняет Мара. — Это вроде нарисованной истории.

Поллок испуганно выглядывает из кустов. Все остальные древогнёзды на всякий случай отступают подальше.

— Оно меня чуть не сожрало, — жалобно подвывает Поллок.

— Оно уже ушло, — сухо говорит Мара. — Бруми-ло его прогнала.

Она берёт одежду и ботинки девушки-полицейского — Бруми-ло оттёрла с формы кровь — и уходит за дерево переодеться. Мара скидывает свою одежду и старые ношеные-переношеные ботинки. Форма ей в самый раз, а вот новая обувь здорово жмёт. Но тут уж ничего не поделаешь. Старые прохудившиеся башмаки мигом выдадут её с головой. А вот нейлоновый, тщательно отстиранный рюкзачок вполне сойдёт. Ткань, из которой он сделан, чем-то похожа на материал формы.

— Кэндлриггс спрашивает, что ты собираешься делать, — говорит Молиндайнар, выглядывая из-за дерева.

— То, что должна, — отвечает Мара.

— Нет, Мара, нет, — плачет Бруми-ло. — Камень предсказывал совсем не это.

— Откуда ты знаешь? — спрашивает Мара, выходя на поляну, чистая и аккуратная, в сверкающей оранжевой форме полиции Нью-Мунго.

Древогнёзды смотрят на неё не отрываясь.

— Ты в этом такая странная… — Бруми-ло неодобрительно качает головой, в глазах её мелькает страх. — Не наша Мара. Ты похожа на них.

— Вот и хорошо, — отвечает Мара. — Это именно то, что мне нужно, потому что я собираюсь в Новый Мир.

Древогнёзды отшатываются в ужасе. Мара вскидывает руку, пытаясь их успокоить.

— Я уже всё решила. Послушайте! Я хочу попытаться вернуть назад Горбалса и Винга. И, кроме того, нам нужны корабли. Помните, я рассказывала вам про атапасков? Так вот, как раз перед тем, как пропасть, Горбалс нашёл в университете книгу, в которой написано, что на севере есть земля под названием Гренландия. Раньше она была покрыта льдами, но теперь льды растаяли. И там очень много гор и возвышенностей. Там можно жить, но, чтобы туда добраться, нам потребуется корабль, и не один, потому что надо будет забрать с собой людей из лодочного лагеря с той стороны стены. Значит, я должна проникнуть в небесный город и узнать, как добраться до кораблей. Отсюда мы корабли не добудем.

— Но это слишком опасно! — возражает Бруми-ло.

— Посмотри, — уговаривает Мару Молиндайнар, — мы развесили просьбы-подношения по всему твоему дереву, чтобы твоё желание исполнилось и Горбалс с Вингом вернулись целые и невредимые. Так что тебе совсем необязательно идти за ними. И к нам прилетела новая птичка — наверное, это воробей крысёныша; ты должна остаться, чтобы присматривать за ним…

Подняв голову, Мара смотрит на своё дерево, всё увешанное яркими тряпочками и ленточками, и кусочками еды. и бумажками с пожеланиями. Стеклянные погремушки мелодично позвякивают на ветру, чтобы у дерева было хорошее настроение и оно исполнило просьбу.

— Спасибо, — говорит она. — Вы были замечательными друзьями. Но я знаю, что мне повезёт, поэтому я должна идти. — Не выдержав, Мара крепко обнимает Бруми-ло, потом Молиндайнар, потом всех остальных древогнёздов, даже Поллока и Поссила. — Вы же хотите, чтобы Горбалс вернулся, и я тоже… А другого способа нет. Бруми-ло, каждый день целуй за меня Клэйслэпса. И присматривай за воробьём — вдруг это действительно воробей Винга.

Бруми-ло молча кивает.

— Возьми, — говорит Молиндайнар, протягивая Маре сухую веточку. — Это чабрец, он придаёт храбрости.

Мара вдыхает сладкий аромат и вдруг вспоминает что-то. Она открывает маленький внутренний кармашек рюкзака, достаёт оттуда веточку маминого розмарина и соединяет с чабрецом.

— Храбрость и ясность мысли, — говорит она Молиндайнар.

Бруми-ло крепко стискивает Марину руку. Её зелёные глаза полны слёз.

— Ты неправильно говорила, что Мара означает «горечь». По-моему, Мара означает упорство и надежду, которая никогда не умирает.

— Надежда… — Мара улыбается. Так называлась их деревушка на Винге. Она сжимает Бруми-ло в объятиях. — Я найду его, Бруми-ло. Я не вернусь, пока не найду его.

Бруми-ло кивает в ответ, с трудом сдерживая рыдания.

— Я поверила в тебя с первого же дня. Но подожди. — Она быстро забирается в своё гнездо и тут же спускается обратно с пачкой покоробившихся от воды бумажных листов, исписанных неуклюжим почерком. С одного края листы накрепко сшиты между собой жёсткой травой. — Возьми. Это его стихи.

— Я не могу, — возражает Мара. — Горбалс хотел, чтобы они были у тебя.

Но Бруми-ло упорно суёт странички ей в руки.

— Горбалс всегда говорил, что стихи принадлежат тому, кому они нужны и кто их хочет. Ты что, не хочешь взять его стихи? Может быть, они тебе пригодятся — она испуганно указывает на башни Нью-Мунго. — Там.

Закусив губу, Мара берёт самодельную книжку и аккуратно убирает её во внутренний карман рюкзака.

— Будь готова ко всему, что может случиться, — предупреждает Айброкс.

И вот теперь ей действительно пора уходить, а не то она не выдержит и разрыдается. Но сначала надо попрощаться с Кэндлриггс. Мара идёт к дубу. Из Большого гнезда на неё смотрят мудрые глаза старой совы.

— Ты можешь погибнуть, Мара Бэлл, — тихо говорит Кэндлриггс.

— Я знаю. — Мара смотрит ей прямо в глаза. — Но, Кэндлриггс, я уже хотела умереть, когда была в лодочном лагере и когда узнала о гибели своей семьи и о смерти подруги. Так же, как вы, когда вас выгнали из Нового Мира. Я пробовала умереть, но у меня не получилось. Хотя, если бы не Винг, я, может, была бы уже мертва. Это я виновата в том, что схватили Горбалса, значит, я должна его вернуть. И для того, чтобы найти новый дом в этом мире, тоже необходимо рискнуть. Кроме того, я поняла, что мне снова есть для чего жить — и ради этого я готова рисковать своей жизнью. А ещё… — Мара на мгновение умолкает, сглатывает слёзы. — Я должна сделать это ради своей семьи. Ведь иначе получится, что они погибли зря.

Кэндлриггс медленно кивает.

— Что ж, я скажу тебе то, что знаю. Человека можно предать словом или действием. А можно — молчанием или бездействием. И предав одного-единственного человека, можно предать весь мир. За свою жизнь я видела почти тридцать тысяч Восходов — это более восьмидесяти лет по старым меркам, — и это самое важное из того, что я поняла. И я думаю, что стоит рискнуть всем ради спасения жизни другого человека. А ещё я знаю вот что: будущее зависит не от нашего ума, но от нашего сердца. И, кстати, Мара, неужели ты до сих пор не веришь, что всё, что происходит, — часть Предсказания?

— Ну, может быть… я не знаю, то есть, не уверена… И правда не знаю! — смущённо лопочет Мара.

— Что ты чирикаешь будто воробей? — говорит Кэндлриггс, и в её голосе Маре чудится улыбка. — Скажи, что ты действительно думаешь.

— Ну, — задумчиво отвечает Мара, — может, мне и вправду было суждено сделать это. Кто знает? Я только не верю, что будущее заранее начертано на камне. Потому что сбывается только то, к чему ты сам стремишься. Я хочу сделать это, потому что я — единственная, кто может сделать это. Я просто чувствую, что должна, и надписи на камне тут ни при чём. Для меня они ничего не значат.

Но тут Мара вспоминает кое-что ещё. Она рассказывает Кэндлриггс про смазанную и наполовину размытую фразу про атапасков, которую она прочитала на обрывке выловленной из воды страницы. Ещё там говорилось про ответные дары, которые положено подносить в благодарность за полученный подарок. Так пусть это будет её ответным даром за то, что сделали для неё Винг и древогнёзды.

— А ещё, — тут в её чёрных глазах вспыхивает озорной огонёк, — может быть, я просто хочу побывать в небесном городе и всё увидеть собственными глазами.

Кэндлриггс смеётся, и совиные глаза на мгновение пропадают из виду — она откинулась на стенку гнезда.

— Ну что ж, до свидания, Мара Бэлл, — мягко говорит старуха. — Постарайся сделать то, что никогда не удавалось мне; сохраняй голову холодной, а сердце — горячим.

Мара поднимает руку с веточками чабреца и розмарина и, растерев их между пальцами, вдыхает аромат. 

— Храбрость и ясная голова, — провозглашает она слегка дрожащим голосом. — Кэндлриггс, — произносит она неуверенно. У неё есть один вопрос, который она всё никак не решалась задать. — А какое было ваше настоящее имя?

Шёпот старухи едва различим среди шороха листьев.

— Лили.

Мара вспоминает белые лилии, которые росли у мамы в саду.

— Какое красивое имя!

— Давным-давно я тоже была красива, — шепчет старуха.

— До свидания, Лили, — так же шёпотом отвечает ей Мара.

Она бежит по тёмному склону, вниз с Голубиного Холма мимо старых яблонь, которые светятся от облепивших их светляков. Потом она прыгает на плот и гребёт в ночь.