55
— Чума! В Селибрии чума, спасайтесь!
— Эй, эй, повторите?
Они не остановились, целое семейство, тянущее большую двуосную тачку, набитую поклажей.
Вскоре нам попались еще беглецы, затем пришлось съехать с дороги, пропуская вереницу беженцев — конных, пеших, на подводах и фургонах. Жители Селибрии волочили домашний скарб и были смертельно напуганы, и было их — много сотен.
Чума? Не значит ли это, что кто-то прибег к моей уловке, чтобы очистить местность под горой Оракула для каких-то своих целей? Или в Селибрии и правда — чума?
Я не медлил. Едва поток беженцев обмелел, вновь двинул караван по дороге. Янтарное солнце потихоньку клонилось к закату.
Мы ехали по горной дороге вдоль холмов, которые заслоняли нам вид на гору Оракула. Сама гора стояла уединенно, особняком. Мы ехали молча, в густом спертом воздухе, в пыли, слушая жужжание слепней и мух.
Предчувствие беды? Угу, оно самое. Как сказал бы Отли в одной из своих пьес: предчувствие беды сжимало наши сердца.
Виджи тихонько сидела рядом. Лицо бледное, голова повязана цветной косынкой, клинок у плеча. За пологом кряхтел Самантий, что-то бормотал Тулвар — похоже, ругал весь белый свет и лично Фатика М. Джарси. Олник тоже был в моем фургоне — прятался от Крессинды, угрюмо хрустел сухарем.
— Виджи, я давно хотел спросить…
— Да, Фатик? — Ее голос оказался мягок.
— Этот вопрос не дает мне покоя… Ты можешь смеяться, но вопрос для меня очень важен. И в этот час, когда над нашими головами, возможно, простерлись…
— Фатик!
— Гритт… Я давал слово не спрашивать о походе, но этот вопрос — он не о походе…
— Фатик!!!
— Виджи, Квинтариминиэль… он твой брат или муж?
Серые глаза взглянули на меня… Я даже не могу в точности описать их выражение. Тут была и жалость к тупому варвару, и затаенный смех — боги, я впервые видел, чтобы глаза Виджи смеялись! — и что-то… Во взгляде было душевное тепло, именно с таким теплом женщина смотрит на близкого ей мужчину. И именно за такой взгляд мы готовы положить весь мир к ногам любимой.
— Фатик, Квинтариминиэль Альтеро — мой отец.
Немая сцена. Олник поперхнулся и закашлялся. А старина Фатик вдруг ощутил, как с его усталых (а местами и раненых) плеч сползла немалая часть груза.
— Скажи… а почему… он говорит так странно, Виджи?
Добрая фея грустно улыбнулась:
— Даже в магии эльфов, позволяющей изучить Общий язык быстро, случаются… фатальные ошибки.
Тут дорога поднялась на гребень холма, и мы увидели гору Оракула. Солнце танцевало на ее выпуклой макушке из лилового гранита, внутри которой располагался Облачный Храм. Правда, чтобы дотянуться до облаков, горе нужно было подрасти еще ярдов на двести.
Виджи стиснула мое запястье.
Отсюда я не видел гирлянд висячих мостов, и многочисленных, пробитых в камне окон. Весь храм скрывался в горе, она была пронизана галереями, часть из которых имела природное происхождение. Ни одной внешней постройки кроме мостов, соединявших снаружи отдельные части храма. Понизу гора, вытянутая, чем-то похожая на туловище зверя, поросла лесом. У западной ее стороны виднелась опустевшая Селибрия. Кто-то очистил город, чтобы мы спокойно… въехали в ловушку? Или, напротив, держались от города и храма подальше? Но мы не поедем через город. Мы пойдем в обход, как и надлежит героям. Я вытащил подзорную трубу.
Стали видны отдушины, смотровые окна и двери, что выводят на висячие мостики. И широкий проезд, выдолбленный в скале руками рабов. Центральные врата, сделанные из почерневших дубовых бревен заперты… Хм… Несколько дымовых кухонных труб и обычных труб торчат из макушки, точно указующие в небо персты. Ни одна не дымит… И это странно. Монахов в горе — больше сотни, а сейчас — самое время готовить ужин.
Городок тоже пуст. Беленые дома с плоскими крышами… А вон знаменитый бордель Варто, знакомое многим путникам заведение, гм, гм… Тут и там видны дымки очагов — значит, жители пустились в бегство недавно.
Странно, все очень странно.
Я суетливо поправил перевязь с мечами, вынул уголек, растер между пальцами и провел пятерней по лицу. Так, излишняя предосторожность, чтобы монахи и аколиты, и сам настоятель Чедаак, меня не узнали. Соломенный брыль сдвинем на лоб. Отлично.
Я стегнул лошадей и двинулся вниз, а затем в объезд городка, к восточной стороне горы. Хорошо, что между лопаток не чешется, а ведь это верный признак смертоносцев и их призванных— гшаанов.
Самантий просунул седую голову и часть огромного плеча между мною и Виджи.
— Фатик, я сказал, что поеду с тобой?
— Ага.
— Сказал, что маги Талестры и кверлинги отныне — мои кровные враги, и я не успокоюсь, пока не воздам им сторицей?
— Ага.
— Сказал, что буду помогать тебе в бою, чем смогу?
— Ага.
— А то, что ты сукин сын без екра, из-за которого погорела моя таверна, я уже говорил?
— Вчера. Ровно четыре раза.
— Кгм… ага… Ну, считай, повторил и в пятый.
— Ага.
— Ты вчера жалился, что против твоих… как их там… смертоносцев, нет у тебя толкового оружия.
— Было дело.
Он пошлепал губами и сплюнул.
— Так вот, есть такое оружие!
— Поясни?
Он пояснил и показал. Я чихнул и удивился: до чего просто! А ведь и правда… поможет!
— Делай, Самантий. Напряги Олника. Хотя бы пять штук!
Самантий убрался. Виджи накрыла мои ладони своими. Однако тут из-за полога высунулся Тулвар.
— Фатик, ты ужасный человек, но мы должны поведать тебе жгучую тайну!
Ох…
— Валяй.
— Знаешь что, Фатик?
— Нет, не знаю. Что же?
— Нам кажется, что наша милость — девственница!
Яханный фонарь!
— Успокойся. В нашем мире девственность — это ненадолго.
— Но мы любим женщин, Фатик!
— Тогда ступай в гарем. — Хорошо, что я не прибавил при этом — «мой».
Селибрия открылась по левую руку. Там заливались бешеным лаем псы.
Напуганы, или?..
Со стороны городка ветер принес запах чеснока… Так, едва различимую прядку… Однако мне хватило и ее, чтобы передернуться от отвращения.
Гора нависла. Многочисленные окна слепо глядели на нас. Я надвинул брыль на самое лицо. Если кто-то оттудабудет разглядывать передовой фургон, он не узнает возницу.
Ладонь Виджи вновь схватила меня за запястье.
— Фатик!
Самый нижний из висячих мостов (до земли от него было около двухсот ярдов) закачался, и немудрено — на нем появились две человеческие фигуры. Блеснуло оружие. Я не успел вскинуть подзорную трубу, как одна из фигур сорвалась в полет. Нелепо кувыркаясь, мертвая кукла рухнула к подошве горы, затерялась среди деревьев.
Гритт и яханный фонарь!
В храме, похоже, жарко и без всякого Фатика. Не глядя на победителя, что застыл на мосту, я перевел лошадей в галоп. Инстинкт проснулся и завопил свою обычную песню о том, что надо торопиться.
— Фа…
Вдоль скальной стены пролетел еще один обреченный. Я успел разглядеть, что обряжен он в красноватую рясу монаха.
Обитатели храма, видимо, решили устроить конкурс на самый дурацкий прыжок в пропасть.
Вдруг я понял, что на нас смотрят. Один взгляд… А вот и другой. И третий… Из разных окон храма. Взгляды кололи кисти рук и шею. Мне почудилось, хотя это была, безусловно, иллюзия, что сверху доносятся крики, звон мечей.
Я успел поймать взглядом тень третьей жертвы… Она мелькнула вдоль стены, вытянувшись гротескным пятном. Когда рискнул бросить взгляд открыто, край нижнего моста чадяще пылал оранжевым пламенем, так бывает, когда поджигают масло из светильников. Человеческая фигура стремительно улепетывала на другой край…
Жарковато…
Есть ли теперь смысл забираться в Храм тайно? Пожалуй, все-таки есть, хотя бы потому, что центральные ворота кто-то запер.
Нас увидели, более того — нас рассмотрели подробно. Но что сделают наблюдатели, если решат, что мой караван движется к тайному входу?
В любом случае скрытно пробраться не вышло. Ладно. Попробуем — полускрытно. Если у тайной двери все еще дежурит послушник — он откроет. А пароль царского дома, который ведом Тулвару, заставит служителей нас слушаться. Мы доберемся до зала Оракула. А там… а там видно будет.
А что происходит внутри? Смертоносцы и их шатия убивают служителей? Или маги Талестры спешно наводят свои порядки? Да нет, эти вряд ли могут… Весть о перевороте не могла добраться так быстро, разве что… маги общаются с помощью телепатии.
Гродар в храме.
Я вдруг осознал это, понял. Ладно, черт с ним. Значит, будет встреча…
— Риэль… Свяжи заклятие.
— Фатик?
— Боевое заклятие. Ударное заклятие. Что-нибудь, что размажет противника, но… не полностью тебя усыпит. Ты способна на такое?
Ее пальцы начали ткать в воздухе быструю вязь.
— Воздушный кулак, Фатик, да…
— Хорошо. Ты спустишь заклятие по моему приказу.
Вдоль северной оконечности горы… мимо погоста… Мелькают надгробные камни — грубо отесанные, вросшие в землю… Меж ними мне почудилось шевеление — но это была лишь трава, которую колыхал ветер.
Под колесами повозки раздался хруст. Мы выехали на дорогу, усыпанную битым камнем. Она заканчивалась у восточного подножия горы, у сплошной полосы деревьев… Восточная сторона горы — глухая. Без окон, мостиков и подобного. Только дверь скрыта в горе… О ней говорил вчера Тулвар.
Царь высунулся наружу.
— Туда, в самый конец, Фатик! Тропа за деревьями!..
Я подогнал караван к черте деревьев, и мы выбрались. Здесь было тихо, пыльно и жарко. Я напялил на рубаху гномскую кольчугу, накинул куртку. Нет поддоспешника, да и плевать — от скользящих ударов кольчуга обережет, а если меня заденет клинок Гродара — мне в любом случае конец.
Я подошел к девицам из гарема и раздал каждой остатки золота из мешка Фаерано.
— Свободны. Отсюда — и в вечность. Но самые смелые могут ждать меня у подножия до… — Я посмотрел на небо. — До завтрашнего утра. Если увидите, что к вам от деревьев шествует кто-то не из отряда — бегите. Уезжайте, вернее.
Девицы заахали и заохали.
— Фатик, ты обещал доставить нас в Талестру и в Одирум! — наперебой заверещали Донни и Валеска.
Гритт…
— Если выберусь живым — доставлю. Даю слово Джарси.
На этом я закрыл тему с гаремом. Оракул ждет. Мне нужно торопиться. Нет времени даже распрягать и стреноживать коней… Или все же пересидеть, переждать, пока буча уляжется? Нет, что-то говорит мне, что медлить — опаснее всего.
У дороги среди полынных кустов я заметил опаленное пятно… Ветерок донес серную вонь. Я приблизился, превозмогая отвращение. Посреди пятна лежала стрела — целая, но заляпанная дегтярно-черными пятнами от острия до самой середины.
Стрела в куче пепла. Знакомый запах… Кто-то подстрелил здесь гшаана, и тот, как водится, распался в прах и пепел!
Значит, мой инстинкт не соврал и смертоносцы — рядом. Нам нужно только постучаться и они нас впустят. К людоедам на обед, так сказать, всем гуртом, всем стадом…
Что ж, у нас есть зубы. Мы зайдем. А там… Только бы эти твари не призвали вновь чирвалов или шаграутта!
Мой отряд уже выбрался на дорогу и стоял плечом к плечу, надев гномскую броню и вооружившись. Кое-кто нуждается в бритве и расческе, и почти все — в отдыхе… Мои эльфы с застывшими лицами… Пятно они увидели, что это поняли, но — ни гу-гу. Имоен и Монго плечом к плечу. Наследник Империи Фаленор вполне уверенно держится на ногах, похоже, закалился за время пути, теперь все будет заживать как на собаке… Скареди маячит за их спинами, будто отец семейства. Крессинда, злая, как мегера… Все смотрят на меня. Во взглядах… Эх, дорогие мои праведники, скрывайте, скрывайте вы свои тайны от старины Фатика, недолго уже осталось!
Сколько я пропутешествовал с вами, но так толком ничего о вас и не узнал. Да вы и не стремились рассказывать, вы скрывали.
М-да, невелико воинство. И кто-то из них шпион, по словам Тулвара. И — если верить богине — есть еще какой-то не предатель.Тот, что отравил коней в «Полнолунии», чтобы — я в этом уверен! — задержать нас в пути. Вот только для чего?
Тулвар и Самантий стоят рядышком. Тощая девица в серой от грязи сорочке дрожит от страха, Самантий — вновь напяливший фартук и нарукавники, горькие свидетельства его сладкого прошлого — баюкает в руках сковородку и тяжко отдувается.
Я подошел к нему и забрал оружие, которое он сделал. Две штуки отдал Олнику. Гномы мастера метать камни, и узелки с кое-чем опасным — тоже. Я отобрал у Олника сухарь и сжевал, яростно дробя его зубами.
Торопиться…
Сердце вдруг начало пульсировать под самое горло.
— Ну, — сказал я. — Я ведь говорил, что дотащу вас всех до Оракула? Говорил, а? Сейчас войдем, и задавайте свой вопрос: «Да или нет?».
Крессинда свирепо вытаращилась, кажется, она ревновала меня к бывшему напарнику, вы только представьте! Олник мялся рядом со мной, со значением держа в руках колотушку. На плечи он навесил две торбы с сокровищами, добытыми на Торжище Ридондо. Лицо красное, а голова покрылась волдырями. Вблизи лучше не смотреть — можно остаться заикой.
Я наклонился к Самантию и сказал:
— Слыхал? Среди нас соглядатай. Пойдешь позади всех. Если заметишь что-то… ну ты понял… Прибей гада.
— Екр! Даже твою эльфийку?
— Моя эльфийка — не предатель. Но даже… если так… я сам ее убью.
Он внимательно посмотрел на меня.
— Ясно, Фатик.
— Пошли, — сказал я всем громко. Некстати разболелось плечо.
Олник дернул меня за рукав.
— Фатик, там, в фургоне, Альбо.
Ах ты ж яханный фонарь!
* * *
Это была не тропа, а дорожка, выстеленная каменными отлогими ступенями под сенью деревьев. Я шел первым, ощущая на спине вес клинков Гхашш, за мной двигалась Виджи, дальше — цепочкой — остальной отряд. Крессинда и Скареди волочили на плаще Альбо. Я влил в его глотку остатки бренди с «Горгонида»… Если бы бренди еще оставалось, я смастерил бы что-то вроде зажигательной бутылки по типу гномского оружия. Самое то для смертоносца. Но бренди было немного. Я решил, что Альбо посетит зал Оракула пьяным в стельку. И закованным в цепи. Так будет спокойнее и легче для меня. Отряд… не протестовал.
Прохладная ладонь Виджи вдруг нашла мою руку, сжала.
— Фатик… — Она сказала это тихо, обдав дыханием мою щеку.
— Да?
— У Оракула ты, возможно, узнаешь о себе нечто такое, что заставит тебя… Но поверь, мы не могли сказать тебе раньше, никто не мог… Мы принесли суровую клятву.
— Скажи просто: мы идем к Оракулу, чтобы спросить, взаправду ли Монго Крейвен — наследник престола Гордфаэлей. Люди Фаленора, посланница друидов Тоссара, эльфы, гномша Шляйфергарда — вы все из разных лагерей Альянса. Вам нужен положительный ответ, ибо нет прямых доказательств, что Монго — наследник. А затем вы расскажете ответ своим, убедите их, и Альянс объединится вокруг лидера. И уничтожит правление Императора.
— Нет, Фатик… Тут я честна. Мы идем не для этого.
Я слишком устал, чтобы удивляться.
— Тогда забудь, Виджи.
— Нет, Фатик… Дай мне слово, что когда узнаешь правду, ты меня… простишь.
Где-то запела птица. Одинокий посвист среди всеобщей жаркой тишины.
— Даю слово Джарси. Я прощу тебя.
Она стиснула пальцы.
— Спасибо, Фатик… Скажи, у меня и правда некрасивый, уродливый нос?
О-о-ох…
— У тебя самый замечательный, самый чудесный носик на свете, Виджи…
* * *
Дверь была утоплена в камедной нише. Дверь не простая — железная. Во всяком случае, снаружи она была защищена железной пластиной, под ржавчиной которой угадывалась узорная резьба.
Ни малейших следов замочной скважины. Никакой ручки. Дверь отпиралась только изнутри.
Мы столпились на неширокой каменной площадке. Ветер трепал листья деревьев. Из-за густого подлеска я не видел, насколько высоко мы поднялись, не видел оставленных нами фургонов и несчастных девиц, брошенных на произвол судьбы. По моим ощущениям, мы поднялись примерно на сотню ярдов. Значит, галерея, идущая к Залу Оракула, тянется ярдов на двести. Долгий путь, если его заслонят враги… Мы держали в руках жерди, обмотанные тряпками и окунутые в деготь для смазки колес. Излишняя предосторожность, ибо, по словам Тулвара, внутри галерея освещена. Но я всегда привык рассчитывать на внезапное изменение обстоятельств, поэтому факелы мы изготовили еще вчера.
Девицу-Тулвара била крупная дрожь.
— Стучи! Условный стук и пароль, верно?
— Мерзкий условный стук и гнусный пароль!
— Стучи.
— Фатик, ты ужасный человек!
— Стучи!
Тулвар обрушил на дверь хилый кулачишко: тук-туки-ти-тук-тук!Но дверь вдруг открылась сама, без малейшего скрипа (Тулвар отпрыгнул с визгом) — в щель вывалился монах Рамшеха, упал вниз лицом. По его красной рясе разошлось от спины вниз, до самого подола, темно-вишневое пятно.
Мечи Гхашш оказались в моих руках.
Но больше ничего не случилось. Монах был мертв неизвестно, сколько сил он положил на то, чтобы добраться до двери и открыть ее. У меня сложилось впечатление, что бежал он сюда именно для того, чтобы впустить нас.
Квинтариминиэль вдруг пробился вперед и толкнул тяжелую створку. Повернулся, взглянул на меня — молча. У него был взгляд старика.
— Бог… ужасный… Варвар… Медлить нет причины.
Мы зажгли факелы и вошли — узкий туннель привел нас в галерею. Воздух здесь пах кровью и плесенью. По галерее трое в ряд могли ехать конники. Светильники на стенах, и правда, были — только, увы, горели немногие. Тот, что должен был освещать вход, погас. Дальше горело всего два, пятная тусклыми желтыми пятнами ровный пол… А еще дальше, примерно через полсотни ярдов, где галерея начинала круто забирать вверх, царила плотная, похожая на печную копоть темнота. Похоже, кто-то не успел сегодня сменить масло в светильниках…
Застеленная протертой медвежьей шкурой каменная ниша, в которой коротал время привратник, разумеется, пуста. И галерея пуста. Но, если судить по кровавым, ведущим в темную часть галереи потекам, монах пришел именно оттуда, хотя слева в стене, в сорока ярдах от входа, виднеется широкая арка, но потеки идут дальше… Впрочем, все это не важно. Мы вошли. Теперь — рывок до самого Зала Оракула. Интересно, куда выводит галерея — на первый или второй этаж Зала…
— Темновато, — родил Олник — видный эксперт по подземельям.
Принц быстро двинулся вперед, словно подгоняя нас. Я об руку с Виджи — за ним; оружие приготовлено к бою. Позади сопел Олник. Я только раз оглянулся — Самантий маячил замыкающим. Я не слышал иных звуков, кроме нашего дыхания и шарканья подметок (набойки Крессинды глухо позвякивали). Бой в глубине храма кипел, я чувствовал это сердцем, но сюда его звуки не проникали.
Мы уже приблизились к арке, когда в спины ударил звучный, раскатистый, басовый голос:
— Фатик Мегарон Джарси! Остановись! Время пришло!
Говорил Альбо.
