35

Над Ридондо кружили птицы.

Мы выбрались к тракту, миновав столб с надписями «Одна миля» на Общем и двойном футарке гномов. Все дороги в Мантиохии сходились к Ридондо. Я приближался к городу без особой опаски: призраков прошлого, по крайней мере, таких, которых стоило опасаться, в нем, как будто, не было, или, во всяком случае, не должно было быть.

Щурясь на башни Верхнего города, я решил кое-что пояснить Виджи. Насчет государственного устройства Мантиохии я распинался вчера у общего костра, но эльфы предпочли спрятаться в фургоне на краю лагеря. Думаю, чьим-то острым ушкам не составило труда услышать все, что я говорил, но повторение — мать учения. Во избежание ошибок, так сказать.

Трагедия любой наследственной монархии — кретинизм, которым рано или поздно поражается очередной наследник престола. Соответственно, все свершения предыдущего монарха бывают похерены очень быстро, и процветающая некогда страна скатывается к ничтожеству. Помешать такому исходу может парламент, на манер того, что был в свое время в Фаленоре. Парламент, ограничивающий власть самодержца. Беда в том, что в парламент рано или поздно проникают, минуя благородных дворян, купцы — ничтожная поросль толстосумов, готовых скупить все и вся, для которых понятие чести и родины — это что-то вроде кошачьего чиха, не более.

Тут старина Фатик взял паузу, ибо недавно сам пытался преуспеть на купеческом поприще.

Виджи слушала, навострив ушки.

Дабы обделывать свои грязные дела, торгаши могут купить всех, даже — ай-ай, родичей короля, его дядей и теток, которые, как обычно бывает в монархиях, неподсудны закону. Монархия, соответственно, расшатывается, начинаются брожения. Дворяне — этот цвет и элита нации, ее голубая кровь, — тут я едва сдержался, чтобы не расхохотаться, — теряют свой престиж и власть.

Мантиохия, страна, основанная некогда выходцами из северных королевств, не имела проблем с купцами, парламентом и наследниками престола. Дело было в том, что роль купцов тут исполняли сами дворяне, а на роль пожизненного монарха изначально — с самого основания государства — дворяне Большого Ковенанта выбирали низкородных кретинов.

— Есть древнее предсказание, что пока на престоле один низкородный кретин сменяет другого, — Мантиохия будет процветать, — поведал я. — Государь визирует указы оттиском большого пальца, гыгыкает, пускает слюни на троне и ни во что не вмешивается и, разумеется, не имеет фаворитов. С такой точки зрения монархическая идея выглядит весьма привлекательно. Указы готовит Ковенант. В него входят двадцать семейств. Они настолько голубокровны и благородны, что заключили меж собою этот самый ковенант, известный как Договор о Разумном сосуществовании. Хотя при этом они продолжают рыть друг под друга из года в год и из века в век. Тем не менее никто из них не стремится захватить верховную власть, ибо над ними довлеет предсказание, очень подозреваю, что липовое, однако действенное. Таким образом, существующая система власти сохраняет относительную устойчивость уже три столетия.

Я замолчал, ибо мы подъехали к мосту у обводного канала. Барка с грузом бревен все же решила идти к городу, и взмокшие служители моста крюками зацепили деревянное полотнище корабельного пролета и подняли его. Мы подождали, пока барка, плеща веслами, прошла между половинами моста. Затем я снова взялся за вожжи. Моя эльфийка сидела, сложив руки на коленях и навострив ушки.

— Рабство здесь запрещено, однако работорговля — разрешена, — продолжал я. — Торжище Сотни Дорог — в том числе и рабский перевалочный рынок. Как тебе, должно быть, известно, добрая фея, с рабством все в порядкев южных и северных краях.

Виджи кивнула спокойно: явно уже слышала мою лекцию. Я подумал, что постепенно она перестанет удивляться самым диким вывертам мира людишек. Привыкнуть можно ко всему.

Ко всему.

— Главное отличие Большого Ковенанта от хараштийского Мегасиндиката — благородная кровь и то, что Ковенант разбит на двадцать семейных корпораций. Ковенанты — патриции, прочие — плебеи, обязанные ломать перед патрициями шапки. Голубая кровь, дворяне, соль нации, неподсудная закону. Крестьян и простых горожан корпорации держат в черном теле и предельном невежестве, так ими легче управлять. В Мантиохии под запретом книгопечатание и любые университеты для простецов, грамоте и счету можно обучиться лишь поверхностно при храмах Атрея за огромную плату, а двойная запись в бухгалтерских книгах считается тяжким грехом. Торговый патрициат стремится удерживать положение вещей таким, каким оно было и сто, и триста лет назад, когда только закладывался город. Ковенант опасается любого прогресса,который может подорвать его власть, и потому казнит самодеятельных ученых и всякого, заподозренного в излишках ума. А все блага мира, включая учителей, патриции покупают — и не выносят за пределы своих имений. Ну а после загадочного случая на Пикнике Орна, Ковенант изгнал своих магов за пределы страны. Теперь тут и маги наемные, из Талестры.

Тут я прикусил язык, ибо навстречу нам выкатилась расписная кибитка талестрианского мага. На козлах стоял атлетически сложенный негр-возница в набедренной повязке: повозка катила быстро, кони были свежие.

Маги почуяли неладное и удирают!

Я невольно втянул голову в плечи и отвернулся, но предосторожность была излишней. Даже будь это тот самый бестиатор, что героически удрал с поля Хотта, он все равно не знал, кому маги Талестры обязаны отплатить за поражение.

Кибитка прокатила мимо, обдав нас пылью. Мне показалось, что из ее глубины по мне мазнул быстрый взгляд: жесткий, пытливый.

Я вернулся к лекции, когда повозка осталась далеко позади, старался говорить быстрее, так как мы почти подъехали к таможне.

— Иностранец может вести дела в Мантиохии, но для этого обязан купить патент и поселиться в гетто. Использование прогрессивныхвещей, методов работы — запрещено под страхом смерти. Но иностранцы все равно стремятся в Ридондо — слишком уж хлебные тут места. Для простонародья запрещены любые гуляния, ярмарочные увеселения, жонглеры, сказители, безусловно запрещен театр, — произнес я быстро, ибо мы уже подъезжали. — Простому люду незачем глядеть на представления, где рассказывают поучительные истории, заставляют думатьи, отчасти, развиваться духовно.Коллективная молитва и проповеди в храмах — вот лучший театр простеца. Короче говоря, благодаря непрестанным усилиям власти, простой народ в Мантиохии наивен, как дети. И, несмотря на то что король — всегда конченый кретин, простой народ очень чтит его и почитает мудрым правителем, ибо дворяне выбирают короля как раз из этого самого народа, он, как бы сказать, «народный избранник».

Добрая фея хранила сосредоточенное молчание. Рассказ об одном из государств мира людишек, думается, пробудил в ней не самые приятные чувства.

Я показал рукой вперед, на проезд шириной в пятьдесят футов меж звездчатых бастионов.

— Все таможни вокруг города и в порту принадлежат дворянским корпорациям. Всего сухопутных таможен сорок, по числу бастионов, по две на каждую корпорацию. Служители Атрея уже давно молят Ковенант, чтобы им выделили хотя бы пару таможен, однако тщетно. Каждую неделю дворянские корпорации меняются таможнями — так называемая ротация властипутем жеребьевки, чтобы ни одна семья не получила преимущества во взимании пошлин — ведь потоки товаров с разных торговых путей разнородны и имеют обыкновение мелеть. Правило старинное, и от него не отступают. Имеется также внутренний жребий,это когда делят караван между двумя таможнями… Все, мы подъезжаем. Ничего не спрашивайте. Ничему не удивляйтесь. Поддакивайте, а лучше — молчите.

Эльфийка взглянула на меня и серьезно кивнула.

Таможни располагались у стен бастионов под тентами. Справа, судя по расцветке вымпелов, была таможня благородной фамилии Рейгро, слева — не менее благородной фамилии Валентайнов. Я знал все расцветки благородных домов, в свое время выучил для одного дела.

Крысы оказали нам дружескую услугу, распугав купцов перед таможней, так что даже в очереди куковать не пришлось.

Стены бастионов были выше иных крепостных, узкие бойницы смотрели угрюмо. Я остановил караван у белой черты на земле, спрыгнул с козел. На той стороне отирались двое молодых людей в кораллово-красных плащах — представители от Рейгро и Валентайнов, и осанистый священник Атрея в летней рясе. Вид у всех троих отсутствующий: еще бы, не каждый день доводится наблюдать крысиный парад-алле. Работники таможни и стражники в блестящих шлемах-луковицах разносили раздавленных и приколотых крыс в две равные кучи, чтобы благородные фамилии не выдвигали претензий к величине мусорных куч друг друга.

— Мастер Фатик из Анахейма! — представился я, отвесив легкий полупоклон. — Бастард герцога фон Броуди. — Хе-хе, знайте, аристократишки, что перед вами человек благородной крови. Не ровня вам, конечно, но и не какой-нибудь простец.

— Да свершится божий суд! — прогудел священник, тряхнув бородой в мелкие колечки, и бросил к своим ногам в сандалетах две игральные кости. — Нечет! — возгласил он миг спустя и важно кивнул в сторону дома Рейгро. — Ваши.

Внутренний жребий. Таким образом патриции делили таможенную добычу. Чет — нечет, и если все время, скажем, чет, то, стало быть, такова воля богов. За поддельные кости, замечу, Ковенант казнил лютой смертью и священников, и дворян без разбору.

Чиновник от Валентайнов пожал плечами, облапил взглядом Виджи (в другое время и другом месте я свернул бы ему набок сопатку) и отошел в тень навесов, где, осуществляя непреложное правило свобод патрициев, начал мочиться при всем честном народе, повернувшись к нам в профиль.

Виджи тихонько охнула.

Да-да, людишки! Терпи, эльфийка!

Рейгро переступил черту и подошел ко мне. Он желал добра. Нашего добра. А поскольку у меня, по очевидным причинам, не было долгосрочного торгового договора с Мантиохией, мы были его законной добычей.

— Запрещенные товары есть? Есть ли то, что может нанести вред нашей благословенной монархии и вере? Научные книги? Азбучные доски? Писчая бумага? — Он чеканил фразы, принятые местным Таможенным Статутом еще триста лет назад.

Я улыбнулся:

— Нет.

— А если найду?

Я сделал щедрый жест, едва не зацепив коленки Виджи:

— Ищи.

Мытарь кивнул: я знаю Статут, значит, со мной легко договориться.

Он щелкнул пальцами: помощник из мещан быстро взобрался на козлы и раздвинул полог. Донни взвизгнула.

— Там рабыни, монсер, — сказал я с милой улыбкой. — Везу в Дольмир.

Аристократ сам взобрался на козлы (Виджи сдвинулась на самый край) и заглянул внутрь. Посмотрел на меня с удивленным видом:

— Чернявые… На Юге таких полно.

— Порченый товар, — молвил я со вздохом. — Возвращаю бывшим владельцам. Благородные господа из Северного Анахейма заказывали девственниц, да вот незадача: по прибытию оказалось, что весь товар уже испорчен. Но ведь мы проверяли! Наверное, девочек растрясло в дороге.

История, замечу, была правдивая, и случилась со мной много лет назад в Дольмире. Каргрим Тулвар до сих пор икает, вспоминая некоего Фатика М. Джарси.

Виджи сидела с каменным лицом. Только кончики ушей стали малиновыми. Почувствовав это, она быстро спрятала ушки под локоны.

Рейгро хмыкнул. При виде девчонок его глаза не замаслились, он оценивал примерную стоимость товара. На байку о потерянной девственности ему было наплевать, главное — снять с меня пошлину, главное — доходы, а девок, всяких-разных, и так полно, когда у тебя в карманах золото, а под ногами — весь Нижний город и Торжище.

Шустрые помощники проверили остальные фургоны моего каравана, простучали днища — ибо ушлые контрабандисты имеют обыкновение провозить товары в повозках с двойным дном.

— Там еще один… в цепях, господин старший досмотрщик! — услышал я и сказал:

— А это, монсер, злодей. За великие преступления в Дольмире ждет его страшная кара.

Лжец-Фатик, а?

Час назад я влил в глотку архиепископа верховной коллегии Атрея, декана южной митрополии Фаленора, пастыря четырех архиепатрий и богослова высшей ступени полбутылки гномьего самогона, и он дрых, мирно посвистывая, только блестела наголо бритая голова. Пришлось ее выбрить — чтобы не бросалась в глаза покрытая пушком тонзура.

Рейгро проглотил и это. В его глазах мелькали суммы, хм, преференций.Работа таможенника — азартная штука, если подойти к ней с умом. Если бы у меня в повозке лежала отрезанная голова девушки, благородный патриций оприходовал бы и ее, за соответствующую сумму. Завтра его место займет другой патриций из рода Рейгро, и так далее, по кругу, и нужно успеть заработать как можно больше… сегодня.

— Прочие, монсер, беглецы из Арконии, — сказал я с нажимом. — Там сейчас страшное происходит. Ей же ей страшное! — тут я вроде как невзначай сбился на простецкую речь, чтобы аристократ ощутил свое превосходство. — Эта баба, опоясанный рыцарь… Да вы, могет, слыхали?

Он вальяжно кивнул и стребовал купчие на рабынь. Я завел его в элийский фургон для переговоров с глазу на глаз, где посредством золота Фаерано купил нам проезд.

Через десять минут мы тронулись в путь с тяжелыми, вишневого сургуча печатями-тамгами на пологе каждого фургона. В кармане моем лежала гербовая бумага с описью, в которой значились:

Патриций из рода Рейгро получил золото, и его еще можно было успеть промотать до заката.