21
Пробил смертный час Фатика М. Джарси.
По дорожкам из горбылей меня вели к архипрелату. Рядом со мной — не впереди, упаси Чоз! — семенил, не подберу иного слова, белобрысый начальник гвардейцев (плевать мне было на его имя и реальное звание). Шествие замыкала пара солдат.
Я шел, затенив лицо шляпой, и думал, какой же я идиот.
Ну ладно, нас приняли за арконийских эмиссаров. Ну и чему ты обрадовался, дубина? Эмиссару полагается доказать, что он эмиссар. Дать знак, пароль. Это может быть слово, набор фраз, жест или некая вещь, о смысле которой знают только двое — эмиссар и тот, к кому он послан.
Но я-то ни черта не знал!
И как быть?
Тонкий момент, верно?
У меня было три выхода. Первый: вежливо поздороваться и признаться во всем. Ну и, ясно, помереть на месте. Второй: рискнуть и взять Багдбора в заложники. Тоже не фонтан (в распоряжении гвардейцев целый шатер моих товарищей), но хоть порыпаюсь… Третий, самый фантастический: как-нибудь исхитриться и узнать пароль. Может быть… угадать?
Судьба подбрасывает такой шанс не просто так. Значит, где-то есть дверка выхода, и мы спасемся, если мне удастся ее открыть…
Смейтесь, смейтесь.
Фундаменталисты мыслят шаблонно, это ясно как божий день. Их мысли замкнуты на религии, причем бродят вокруг самых простых, гм, фундаментальныхвещей, ибо фанатик — всегда фанатик. Это догмы… Верно, догмы и постулаты! А ведь посланниками к Багдбору арконийцы выбирали, несомненно, только преданных делу Чоза Трехрогого культистов. Постой, подожди!.. Начальник гвардейцев, стремившийся облобызать мне руку, говорил о Трехрогом!Не два, заметьте — три рога! Он, очевидно, доверенное лицо Багдбора, и уже встречал эмиссаров, недаром принял меня за святейшую особу! Черт, и это с моей-то рожей…
В любом случае, даже если нам удастся выпутаться, у меня пугающе мало времени для того, чтобы с гномами пробраться к Фаерано. Собственно, времени почти нет… И я не знаю, как мне быть и что делать.
Однако тут мы пришли.
* * *
У архипрелата Багдбора шея вросла в мясистые плечи. Бородка — словно легонько дегтем мазнули — на одутловатом лице казалась неуместной, словно он взял ее взаймы у какого-то тощего попика, чтобы добавить представительности своему вульгарному облику.
Сцепив руки поверх мятно-зеленой бархатной рясы, он стоял в центре шатра. Меж нами пролег столб света, в котором водили хороводы пылинки. За массивными плечами Багдбора маячили двое громил в рясах серого цвета. Дьяконы-телохранители. В глубине шатра толпились патриархи Чоза в фиолетовых облачениях. Там был переносной алтарь, возле которого патриархи лично воскуривали благовония.
Кое с кем из церковной братии Чоза Двурогого я вел дела раньше, потому и затенил лицо шляпой.
У архипрелата дрожали губы.
И короткие пальцы рук тоже дрожали.
Не каждый день ты пожинаешь плоды своего предательства.
Импотентный слабак.
Впрочем, предатели почти всегда слабаки.
Я встал так, чтобы патриархи видели только мой затылок, приподнял шляпу и глянул сверху вниз в выпуклые глаза Багдбора. Затем властно кивнул. А потом, как по наитию, протянул руку для поцелуя.
Ха! Он это сделал!
Прежде чем склониться для поцелуя, он спешно приложил три пальца правой руки — указательный, безымянный и средний — к сердцу.
Ну, вот вам и пароль!
Я отдернул руку, в свою очередь приложил три пальца к сердцу и сказал сипло, чуть изменив свой голос:
— Пусть нас оставят.
Дьяконы и патриархи вышли.
Архипрелат промолвил искательно:
— Мессир?
Хочет знать имя, а может, и звание. Но черта с два он их услышит.
— Просто мессир.
Он спешно кивнул, мелко, суетно. Страх грыз его изнутри.
— Мессир, вы прибыли…
— Воистину прибыл. Много испытаний ниспослал Трехрогий мне и моим людям, не все выжили, и если бы не помощь тайных сподвижников из Зеренги… — Я завел эту бодягу, чтобы отбрехаться, если он спросит, откуда среди «моих людей» взялся местный — и весьма известный полугном и Крессинда, ведь у арконийцев на службе не было гномов. Но он не спросил. Он был испуган и думал только о предательстве.
— Что… что-то изменилось в нашихпланах?
Тише, Фатик, вот она, игра. Я помедлил, мотая его на крючке, как толстогубого карпа. Обошел шатер по кругу, по мягкому ковру, остановился на прежнем месте.
— Слава Трехрогому, в решительный час я прибыл подтвердить прежние договоренности.
Он издал вздох облегчения.
— С-слава… Значит, я… могу после нашей общейпобеды рассчитывать на… Южный диоцез?
Вот же гад. Пойдет на все, лишь бы сохранить кусочек власти.
Я сделал вид, что припоминаю:
— А разве речь шла о Южном?
Он испугался. Видимо, Южный диоцез Фрайтора был местностью зажиточной.
— О Южном! Именно о Южном, мессир!
— Значит, его и получишь.
— Слава Трехрогому!
Я вспомнил подвешенного на поле Хотта генерала Трауча и сказал:
— Ты получишь то, что заслужил. Ты вознесешься высоко и быстро.
— Спасибо, мессир! Как я счастлив оказаться наконец в лоне истинной веры!
Я важно кивнул и наставил палец на архипрелата:
— Нам весьма понравилась твоя идея об Откупных столбах с баранами. Мы, кажется, еще не говорили об этом?
— Нет, мессир!
— Занятное новшество. Весьма доходное новшество. Мы подумываем, чтобы ввести его в Арконии. «Откупные столбы Багдбора», звучит, как тебе кажется?
— О, мессир!
— Престол Истинной Веры благоволит к тебе, Багдбор. Но горе тебе, если нас подведешь! Крепка ли твоя вера, истинно ли раскаяние? Не пойдешь ли на попятную в решительный час?
Он заломил руки, с натугой дыша. Глаза его затуманились.
— О нет, я… мы… Церковная гвардия, как обговорено ныне у сатрапа, займет часть правого фланга. Когда сыграют атаку, преданные мне командиры прикажут солдатам отойти немного к западу и не участвовать в атаке, как обговорено мною с Престолом. Престол велел отступить либо смешать ряды, но обязательно оставаться в пределах общего воинского стана, что бы ни случилось. Может быть, вы поясните мне, мессир, зачем?
Если бы я знал!
— Так надо, Багдбор. Продолжай…
— Фланг оголится, и вы ударите по баронскому ополчению всей своей мощью! Ко времени, как вы закончите, мои полки сложат оружие… Однако сатрап прежде общей атаки пустит впереди своей армии элефантов, и они… Я понимаю, что у Престола против них приготовлены кроутеры, но разве под силу сим тварям сладить с элефантами? А у гномов в наличии самоходная дымовальная машина, как говорят — ужасающее, таинственное оружие! И вот когда… мы… — Он сбился на невнятное бормотание.
Вот так. Я ощутил, что готов выть от бессилия. Фрайтор обречен, столица будет захвачена раньше, чем я освобожу эльфов, и я ничего не могу с этим сделать. Я бессилен — просто актер, играющий заранее прописанную роль шпиона, в которой нельзя изменить ни строчки, иначе архипрелат меня заподозрит.
Хотя… А если… Действуй, Фатик!
— Дымовальная машина — не твоя забота, а кроутеры легко обратят элефантов вспять! Учти, Багдбор, ты у нас на особом счету! Твои люди настроены серьезно? Сколько у тебя приближенных, на которых ты безоговорочно можешь положиться?
Он сглотнул.
— Я… Чоз милостивый… сорок пять…
— Сейчас составь их список.
— Но я… я уже подавал такой список…
Гритт!
Я важно кивнул, придавив архипрелата взглядом, не дрогнул и щекой, уж что-что, а играть — а следственно, и врать — я умел, пройдя замечательную актерскую школу Отли Меррингера.
— Мыши. Предыдущий список съели мыши. Так бывает, Багдбор, мир несовершенен. Немедленно составь новый список и передай мне в руки! Мы должны знать, кому можем доверять, и кто впоследствии избежит казней и люстраций. Скоро все будет кончено, понимаешь, Багдбор? И истинная вера воссияет над Фрайтором! Блудный брат вернется в объятия сестры… А ты… О, ты вознесешься высоко!
На его лбу выступили крупные капли пота.
— Да, да… Да…
— И твой опыт, и твои люди понадобятся нам, когда мы начнем уничтожать эту чумную заразу… священников младших богов!
— Воистину! Вешать, всех — вешать! — Он воздел перст. — И еще нужно удавить барона Кракелюра и щенка Фаерано! Оба низкие поганцы, отринули истинного бога ради своего кармана! Фаерано хочет занять мое место, а барон — он вообще ни во что не верит, хотя делает вид, ох, и хитрый вид!
— Скорее пиши список!
Он, потрясенный, подсел к столу с остатками трапезы, взял лист бумаги и окунул перо в чернильницу. Писал быстро, мелким каллиграфическим почерком. Я даже позавидовал — мой почерк назывался «вкривь и вкось», вдобавок писал я с немалым количеством помарок. Варвар, что с меня взять. Наконец, список был готов. Багдбор присыпал его песком, чтобы просушить чернила, и передал мне.
— Заверь подпись личной печатью.
Он сделал это, приложив перстень-печатку. Его руки дрожали.
Я благосклонно кивнул, скатал список в трубку и сунул за пазуху тесного бедняцкого кафтана.
Так, это прямое доказательство для Рондины… Но это еще не вся ловушка, дорогой мой Багдбор!
— А теперь, в преддверии нашей общей победы, нам нужен список близких к тебе людей, которым ты не доверяешь.
Он составил и такой список — быстрее быстрого. Каждое вписанное имя было приговором — так казалось ему. Я спрятал и этот список.
Только бы выбраться из лагеря, а дальше я передам списки гномам, чтобы те известили Рондину о предателях, пока я буду с отрядом мчаться в Сэлиджию.
Ах да, вот завершающий штрих!
— И вот еще что. Нам нужно, чтобы ты вывел свою армию в поле, а затем с десятком своих приближенных явился в шатер сатрапа и оставался там до самого начала общей атаки.
Его щеки оплыли.
— Я? Но…
— Не бойся. Там везде наши люди.
— Но зачем там я?..
— Не спрашивай. Делай, что велят. Верь Престолу.
— Э…
— Молчи и делай, что велят, Багдбор! Ни один волос не упадет с твоей головы! — Гритт, зря я это сказал: волос на голове архипрелата было немного.
— Слушаюсь, повинуюсь! Но там эта баба…
— Боевая Баба? Любовница сатрапа Рондина Рондергаст?
— Опоясанный рыцарь. Он сделал ее своим генералом! Она… страшная… Убийца… Говорят, она лично пытала магов по приказу сатрапа… Мужчины ее боятся… Где это видано — мужчины боятся бабенки! На горячую плиту ее… задом… печь пирожки…
Во как! Удалая девчонка. Хорошо, что я вовремя сбежал от нее тогда, семь лет назад, яханный фонарь!
— Не страшись. Когда сатрапа будут убивать наши люди…ты понимаешь, Багдбор?.. первым делом прикончат ее.
По его телу прошла судорога, он кивнул. Как просто управлять людьми, очумевшими от страха.
— Нам обязательнонужно, чтобы ты присутствовал в шатре сатрапа. Не бойся, наши люди везде!
Багдбор кивнул, его губы дрожали.
— Буду… Я там буду, мессир!
— Ты на особом счету, Багдбор!
Снаружи мне померещились голоса.
— Мессир… У меня небольшая просьба к Престолу… Раз уж я на таком счету… Просьба, мессир, о маленьком, небольшом совсем диоцезе для моего брата Мария…
Я сделал вид, что задумался, улавливая краем уха нарастающий шум.
— Еще один диоцез?
— Совсем, совсем крохотный! За мои особые заслуги…
Охренел ты, братец!
— Хорошо, мы подумаем над этим. А пока…
Шум стремительно нарастал: вопли, конское ржание, лязг оружия. Взметнулся полог, и телохранитель выкрикнул:
— Пожар! Чоз милостивый… Пожар! Кто-то поджег северную сторону нашего лагеря! Они бросают факелы прямо в загон с лошадьми!
Мы выскочили наружу. Шатры на северной стороне лагеря пылали, будто их облили уракамбасом. В дымном мареве носились лошади.
Кто же это сделал? Гномы? Вот незадача…
Я крикнул Багдбору, что возвращаюсь к своим, на южнуюсторону. Бегом, перепрыгивая с дорожки на дорожку, увертываясь от людей и ошалевших коней, опасаясь потерять шляпу, я вернулся в шатер, где застал крайне занятную картину. Бок шатра был вспорот, и в дыру пропихивались люди в крестьянских неброских одеждах, с белыми повязками на руках. Правда, мечи у них были хорошие, рыцарские.
В дыру протиснулся начальник баронского патруля — тот самый смурной дядька лет сорока. Увидев меня, он кивнул совсем уж дружелюбно.
Ох, как некстати… Я-то решил, что пожар — работа Олниковых хватов!
Еще более некстати было появление белобрысого: этот вояка — явно один из самых приближенных к Багдбору людей — вбежал в шатер и распахнул хайло, чтобы сообщить мне нечто. Но не успел. Потому что я, подхватив один из мечей Гхашш, перерубил ему шею.
— Где вас столько носило? — гаркнул я на дядьку. — Быстрее, бежим!
