11
— Бог ты мой! — сказал я и присвистнул. Не слишком пристойный жест, но, думаю, Лигейя не обиделась.
— Да, Фатик, смертны даже боги…
— А разве боги не живут вечно, как… эльфы?
Ее губы — коралловые и без меры соблазнительные — дрогнули:
— Все непросто.
Непросто? Ад и пламя!
— Все стало непросто с тех пор, как Единый Творец исчез.
— Исчез? То есть пропал с концами, ты хочешь сказать? Значит ли это, что на святых Небесах тоже нет порядка?
— Смотря что разуметь под порядком… и под Небесами.
Начинается! Если Лигейя будет говорить загадками, мы никогда не доберемся до сути! Хотя… какая суть о богах может быть доступна простому смертному?
Тут я вновь коснулся взглядом выреза хитона. Мои мысли немедленно окрасились в розовый цвет. Клянусь, все это происходило помимо воли. Не каждый день сидишь рядом с воплощенной чувственностью!
— М-м-м…
Богиня вздохнула.
— Нет, Фатик, так не пойдет. Ипостась Лигейи слишком тебя оглушает.
— М-м-м…
— Уверена, ты спокойно вынесешь второймой облик.
Старина Фатик был как тетерев на току, поэтому он безразлично пожал плечами.
На миг потемнело. Затем я увидел, что напротив меня сидит высокая женщина, больше всего похожая на ожившую статую из белого мрамора. Хищное заостренное лицо с узкими губами цвета пепла и черными провалами огромных глаз без зрачков и радужки обрамляли длинные, ниже плеч, волосы-тени. Я не знаю, как их описать иначе — это были живые,шевелящиеся тени, и когда пряди набегали на высокий лоб богини, сквозь них просвечивала молочная кожа. Густая серая тень, как многослойная вуаль, окутывала ее тело. Тени змейками разбегались из-под матовых пальцев, хрупких на вид, но созданных, чтобы рвать и метать (сперва метать, а потом рвать на куски, или наоборот). Одна из змеек, выделывая петли, скользнула к моей руке и заплела указательный палец. Я вздрогнул: мертвящий холод без всякого спроса начал взбираться по запястью, направляясь, кажется, к сердцу…
Богиня сделала нетерпеливый жест, и спиральная змейка-тень скрутилась с предплечья и нырнула под ее ладонь.
— Теперь мы можем говорить спокойно.
— Скажи, Лигейя…
— Талаши.
— Что?
— В этой ипостаси я — Талаши. Зови меня этим именем.
Гри… Черт, как все запутанно и сложно! Я подумал, что мне стоит избегать вопросов типа «Как ты это делаешь?», если я не захочу показаться конченым глупцом.
Виджи!
Богиня рассмеялась — и смех ее разошелся тысячью теней-шепотов, которые принялись блуждать вокруг моей головы, накатывая и отдаляясь.
— Ну, вот ты и вспомнил.
Ох… Я утер холодный пот и внезапно осознал, что на мне — прежняя одежда. Куртка, рубаха, штаны, ботинки, хитрый пояс с покойником.Нагрудник и шишак, правда, исчезли. Равно как и оружие.
— Итак, — спокойно молвила Талаши, — ты способен мыслить четко и можешь задавать вопросы.
Я уперся взглядом в глаза богини. От этой ипостаси веяло силой и мощью — разрушительной силой и мощью, способной двигать горами. У меня родилось неудобное чувство, что я провел ночь с ярко накрашенной куртизанкой, которая поутру смыла с себя весь грим и оказалась… оказалась богиней макабра.
Тени выскальзывали из-под ладоней богини, ныряли в розовый мрамор стола, выныривали, будто играя.
Я подумал и сказал:
— Я много где бывал. Но, знаешь, ни на севере, ни на юге среди сонма богов я не встречал твоих имен.
На пепельных губах обозначилась улыбка.
— Верно. Дело в том, Фатик, что я пришла из другого мира. Ты видел вартексы, сквозь которые Фрей призывал существ из Агона, ты понимаешь, о чем я. Миров — множество, и у каждого свой бог, а боги не очень-то любят, когда в их владения без спроса вторгаются…
— Ага, — сказал я. — Тут ты меня не удивила. Теория множественности миров — расхожая штука в моем мире. Есть даже теория путешествующих слов,только представь. Мудрецы утверждают, что отдельные словечки просачиваются сквозь складки миров и влипают во все языки. Вот, к примеру, словечко «шокерно» — откуда оно взялось? А прилагательное «яханный»? В нем загадочная удвоенная «н»! В Хараште обычно прибавляют к нему существительное «фонарь», так неприлично получается…
— Фатик!
— А?
— Когда я сказала, что ты можешь задавать вопросы, я имела в виду вопросы.
— О, гм, прости, богиня…
— Ничего. Слушай и спрашивай, но не отвлекайся на глупости…
— Хорошо, не буду. А сколько всего у тебя… ипостасей?
— Тебе не нужно этого знать.
— Хм. — Крепче знаешь — меньше спишь, или как там? Ладно. Я подумал. — Тогда, будь добра, разъясни мне насчет богов и прочего, если мне, конечно, можно и нужноэто знать. Я, видишь ли, не очень-то верил в высшие силы до встречи с тобой.
Талаши улыбнулась уголком рта.
— В каждом из миров мультиверсума есть бог. Но твой мир — особый случай. В нем бога нет, нет высшего существа, скрепляющего бытийное начало, а значит, твой мир обречен на распад. Ему осталось… чуть меньше года.
— А что же бог моего мира? Куда он делся? От чего умер?
Волосы-тени заволновались, словно на них подул ветер.
— Ты видел его останки в пещере… в виде льда.
Я содрогнулся, вдруг осознав… Но она опередила мои слова резким ответом:
— Именно так! Мы зачали нового бога на месте гибели старого. Нет места лучше, да и я не способна произвольно выбирать места.
У богов свои резоны. Я решил помалкивать о зачатии.
— Так от чего же он умер?
Она молчала долго, дольше, чем я занимался любовью с Лигейей, а к ответу подошла издалека:
— Твой мир сейчас — мир страданий и боли, мир лжи и обмана, большую часть которых причиняют носители разума — люди. Мир без бога, наполненный игрушечными и лживыми, извращенными культами под рукой жадных и корыстных людей. Почему умер Атрей? Его убили.
