24. Глас Ярилы

Солнце клонилось к закату. Двое русов без устали бежали размеренной рысью по еле заметной среди деревьев и травы тропинке. Только прирожденное чутье и острый глаз позволяли не сбиться с дороги, с ходу отыскивать незаметные непосвященному приметы и знаки, вовремя обходить стороной топи и болота, отыскивать броды или естественные мостики через лесные речки, находить самые легкие пути через овраги. Для них обоих лес был развернутой грамотой, родным домом, а разве можно заблудиться у себя в доме?!

Недавно лютичи обогнали пробиравшийся через лес отряд швабов, как Велибор определил по щитам рыцарей и кнехтов. Враги даже не заподозрили, что их обошли русы, так и продолжали с шумом, топотом ломиться через лес, как стадо диких свиней. Наверное, пытались обогнуть засеку на шляхе, ударить в спину засевшим за крепью варягам. Велибору стало любопытно: а разве у них на родине, в Швабии, леса не такие густые? Или этих кнехтов, жизни не видавших, из горожан набрали? Даже странно.

Оторвавшись от швабов на пять-шесть перестрелов, велеты-лютичи сбавили шаг. Волхв попытался вспомнить, где они находятся. Прошли достаточно много, скоро должны к малому поозерью выйти. Чудесное место — целая цепь лесных озер, божественные чаши с чудодейственной водой, скрытые в чаще. А сколько там птиц обитает! Но это если к полуночи свернуть, Велибору и Глузду нужно идти на восход, к стану ободритской рати.

Так, справа за заросшим густым непролазным ивняком руслом речушки должен идти старый шлях на Ратценград. Кто там сейчас: саксы или наши — одному Радегасту ведомо. Левее Синяя Топь — обширное бездонное гнилое болото. О! На обрывистом склоне пригорка сквозь лохмы дерна проглядывают плиты известняка. А вон еще один обрывчик. Здесь все складки такие.

Полабужане рассказывали об этом месте. Получается, скоро выберемся к равнинному суходольному лесу, там можно будет поворачивать, как раз к нужному месту выйдем.

— Смотри! — Глузд махнул рукой в сторону сосны, стоявшей в паре десятков шагов от тропинки, на ее стволе красовались смоляные стрелы, канавки для сбора смолы.

Волхв согласно кивнул, сбавил шаг и перевел взгляд вперед, на дорогу. И вовремя. В полушаге от его сапога в траве мелькнула волосяная нить. Дав товарищу знак остановиться, Велибор присел у ловушки и проследил взглядом, куда идет нить. Справа от тропинки две почти сросшиеся, идущие от одного корня березы. Вокруг кусты. Осторожно обойдя дерево, волхв обнаружил настороженный самострел. Повезло. Кто-то на небесах сегодня улыбнулся непоседливому велету.

Глузд в это время держался на безопасном расстоянии и обшаривал глазами ближайшие кусты, деревья и подозрительные коряги.

— Рядом жилье, — нахмурившись, поделился своим умозаключением дружинник.

— Может, лесная заимка? Промысловики?

— Не похоже. Эти только за шкурами и мясом в лес ходят, смолу не собирают, лыко не дерут. Как пить дать: какой-то род в дебрях обосновался.

За спиной слышался приглушенный топот, изредка долетали обрывки фраз швабских кнехтов.

— Побежали, мы еще успеем их предупредить, — твердым, спокойным голосом приказал волхв и поправил тул с сулицами за спиной.

— Бежим, — согласился Глузд.

Врагов за спиной было чуть меньше сотни, все хорошо вооруженные и опытные бойцы. А сколько воинов выставит захиревший, вынужденный забиться в лесную чащу род? Может, десяток, может, два, не больше. Да еще мужи могут быть на промысле. И что это за бойцы? Смелости хоть отбавляй, а умение невелико и оружие плохое: охотничьи рогатины и слабые луки. Доспехов нет. По всему выходит, не отбиться этому роду.

Вскоре тропа разделилась на две. Велибор, не задумываясь, повернул налево. Чутье волхва обострилось, разум и сердце сами выбрали дорогу, ведущую к жилью. Правильность догадки подтвердил еще один самострел, спрятанный в кустах. Перепрыгнув через веревку, Велибор припустил во весь опор. Времени у него не было, предательский выстрел из кустов, ловушка заставит швабов остановиться, сначала сбить щиты, встать стеной, а затем прочесать лес в поисках врага. Какое-то время они потеряют, но затем разберутся, продолжат путь и обязательно найдут тропу, ведущую к селению.

Еще немного, и лес кончился, перед велетами открылась широкая светлая поляна. Вырубленный и расчищенный трудолюбивыми руками участок. Селение выглядело так, как Велибор и думал. Частокол в полтора роста, открытые ворота из толстых досок, само село невелико: дюжина крытых дерном полуземлянок, загоны для скота и риги, за воротами посреди селения виден простой бревенчатый дом. Скорее, жилище старейшины или волхва.

Поселок не был безлюдным: над частоколом вился дымок, на краю леса друг за другом носилась стайка детей, в поле женщины и девушки убирали репу. При появлении чужаков сразу же им навстречу от ворот направились четверо крепких молодых мужей с щитами и боевыми топорами в руках.

— Где старейшина? — выкрикнул волхв, подбегая к местным. — Я служитель Велеса Велибор несу весть вашему роду.

— Мы всегда рады приветить священника и его спутника, — произнес чуть настороженным тоном один из родовичей, муж лет тридцати, выделявшийся среди своих товарищей горделивым взглядом, добротным щитом с оковками и серебряной серьгой в ухе. — Почему ты бежишь? Кто тебя напугал?

— Сюда идут саксы. — Велибор намеренно не стал уточнять, какого народа враги пожаловали, не хватало еще объяснять этим лесовикам, чем швабы от данов или фризов отличаются. — Мы видели около сотни дружинников.

— Они идут грабить и убивать, — добавил от себя Глузд.

— Благодарю за предупреждение, тебя, волхв, сам Сварог прислал. Да, меня Махрачом люди называют. — Полабянин быстро сообразил, чем грозит его роду набег, и не стал тратить время на расспросы, повернувшись к одному из своих людей, он коротко распорядился: — Лют, ты все слышал. Собирай людей, придется уходить.

Сделав приглашающий жест, Махрач повернулся к селу. Велибор и Глузд немедля двинулись следом. За воротами их уже ждали. Весть о появлении чужаков мгновенно облетела лесную росчисть. На улице собирались люди.

Глядя на узоры женских понев, вышивку воротов и рукавов рубах, волхв утвердился во мнении, что это полабужанский род, скорее всего, гломачи. А людей в селе немного: около двух десятков мужей и способных носить оружие отроков, женщины в большинстве немолодые, несколько ребятишек за спинами родителей прячутся. Подумалось, что девиц не видно и детей больше должно быть. Наверное, специально на улице не показались. Это правильно, родовичам спокойнее разговор вести, когда юные девицы и детишки по домам сидят, мало ли что у чужаков на уме.

На утрамбованной площадке посередке села Велибора встретил полноватый муж в медвежьей шкуре на плечах. В волосах и усах старейшины поблескивала седина, высокий лоб прорезали глубокие морщины, но держался дед прямо, расправив плечи. Видно было, что он еще силен и крепко держит свой род. Вдобавок глубоко посаженные ярко-синие глаза человека светились умом и уверенностью.

Волхв не успел открыть рот, как из-за спины старейшины выступила женщина в красном, украшенном богатой вышивкой платье и с поклоном протянула гостям деревянное блюдо с караваем и чаркой меда. Пришлось угощаться. Спешка спешкой, а обычаи святы. Селяне глаз не сводили с чужаков, многие мужчины сжимали в руках оружие. Только когда Велибор и Глузд отломили по куску хлеба, положили в рот и запили добрым глотком, по толпе прокатился вздох облегчения. Вот теперь всем стало ясно, что на росчисть добрые люди вышли, а не злыдни какие или выходцы из тех мест, что перед ясным ликом Небесного Хорса и называть нельзя.

— Я Володимер. Боги поставили меня старшим рода гломачей, — представился старейшина. Да, догадка волхва была верной.

— Я Велибор, человек Филина. — Волхв намеренно назвал имя крылатого и всеведущего гонца, своего небесного покровителя. Жители таких забытых Богами чащоб любят таинственность и многозначительную недосказанность. Подобным речам они больше доверяют, подсознательно принимают говорящего за своего.

— Беда идет, Володимер. Саксы приближаются, почти сотня воинов. Скоро выйдут к селу. Посему уходить надо, прятать род под покрывало Макоши.

— Точно сюда идут?

— Мы с саксами не воюем! Это большие князья свару затеяли, а гломачи в стороне стоят! — судорожно сжав на груди руки, выкрикнула пожилая женщина. Вот этого Велибор и боялся. Начнутся ругань и споры, за выяснением истины время будет потеряно. Прекрасно известно: никто не хочет бросать дома, нажитое трудом имущество, припасы и бежать сломя голову в лес, взяв с собой только самое необходимое, но приходится, иначе род без толку погибнет, а все его имущество и дети станут добычей саксонской нечисти.

— Пусть старшой и волхв выйдут и объяснят, что мы мирные люди, откупиться можно, если что, — прозвучало за спиной Велибора.

— Они придут убивать и грабить, — громко, перебивая шум, заявил Глузд. — Думаете откупиться? Они и так все заберут и вас рабами угонят. Драться не можете, значит, не откупитесь, право меча на их стороне.

— Далеко ли они? — задал вопрос Володимер, одновременно поднимая руку, прося тем самым тишины.

— Мы их обогнали перед развилкой, той самой, где самострел. — В голову волхва пришла хорошая мысль. — А потом еще один самострел видели. Как думаете? Что они скажут, когда пару своих людей в ваших ловушках потеряют?

Казалось, сейчас толпа взорвется, слова Велибора попали в самую точку, заставили людей почувствовать и понять, что на поле боя между сильными слабому остается незавидная роль добычи. Вот только на кого выплеснется гнев и ярость толпы?

— Тихо всем! — Володимер с силой топнул ногой. — Все собираемся и уходим! Берем детей, серебро, оружие. Род спасать надо. Махрач, бери отроков, мужей, вооружайтесь, ты идешь последним. Данко и Зубец, ведите родовичей к Черному Капищу.

Спокойный, уверенный голос старейшины, четкие распоряжения возымели действие: миг — и площадка опустела. Люди быстро разошлись по домам собираться в дорогу.

— Умеешь ты с людьми разговаривать, старшой, — с легким, хитроватым прищуром молвил Велибор.

— Так родня все, мои дети. Волхв, ты с нами? Если хочешь, можно успеть по глотку яблочного меда пропустить, все одно бросать придется.

Род гломачей уходил, бежал прочь, бросив уютные построенные еще дедами дома, плодородные поля, стойла со скотом, весь нажитый скарб, полные зерновые ямы, схроны с припасом. Бросили все. С собой взяли только самое необходимое, что на руках можно унести, и всех родовичей. Даже двоих старых, немощных стариков внуки и правнуки тащили на носилках. Нельзя своих бросать, род как один человек перед лицом Сварога стоит. Иначе не выжить роду, не сохранить себя на земле. Опасность, холодное дыхание Марены в затылок заставили людей искать спасения посреди лесной чащи, за глубокими оврагами, непроходимыми болотами, непролазными дебрями.

Первыми по еле угадывающейся, почти незаметной тропке шагали два молодых востроглазых отрока. Данко и Зубец шли страшно гордые за доверие прадедушки Володимера, старались не ударить в грязь лицом перед глазами родовичей и пришлого священника, выбирали самую короткую и в то же время проходимую для женщин с детьми и стариков дорогу к острову посреди Еловой Топи.

Прозванный Черным Капищем из-за оставленных на нем неведомо кем изваяний неведомых Богов, остров был неплохо известен охотникам рода. Были на нем заимки, кострища и схроны. Издавна стояли три бревенчатых, крытых дранкой домика, приткнувшись к древнему оплывшему валу вокруг капища. Древних Богов родовичи не боялись. Почерневших от времени идолов они не тревожили, пусть спят спокойно.

Проходивший одно лето через село волхв ничего злого, нехорошего на острове не обнаружил. Зато остров был высоким, сухим, стоял на каменистом грунте, ведущую на него узкую, извилистую, разорванную промоинами, полоску земли легко можно было перекрыть засекой. Достаточно заслона из дюжины стрелков и полудюжины копейщиков, и никакая рать на остров не прорвется. Да и перешеек найти непросто, если сызмальства окрестности не знаешь, кругом топи да болота. Один неосторожный шаг — и в гости к Болотному Деду отправишься.

Следом за проводниками шли женщины, старики, малые дети, девицы. Все, кто в бою только мешаться будет и кого в первую очередь спасти желательно. Там же полдюжины седовласых, но еще крепких мужей шагали, сгибаясь под тяжестью заплечных сум. Несли теплые меха, железную утварь, шкуры, вяленое мясо и хлеб — все то, без чего в лесу не выжить. Ночи уже холодные, надо дома строить, дрова заготавливать и охотиться тоже придется.

Последними, отступив на полперестрела, шли оружные мужи и отроки. Всего их набралось четыре десятка — все, кого род мог в поле выставить. Шли молча, старались не шуметь. На хмурых лицах воинов читалась решимость умереть, если надо, но забрать с собой парочку врагов, а то и больше, если Радегаст поможет. Володимер держался одним из последних, замыкал строй, на поясе старейшины висел тяжелый прямой меч, в правой руке он держал добротное копье, а на левом плече старейшины висел щит.

Такие же щиты, круглые, обтянутые вываренными кожами, были и у остальных родовичей. Сразу видно — оружие делал один мастер. Да вот и он, кузнец Лютода шагал рядом с Володимером. В отличие от товарищей, кузнец был без щита, но зато нес на плече тяжелый ослоп с утыканным гвоздями навершием. Самое лучшее оружие для мускулистого, кряжистого, привыкшего без устали махать тяжеленным молотом кузнеца. Ясно было, если придется встать заслоном, не одна вражеская голова треснет под ударами озверевшего руса. А что делать, если за спиной твоя жена, дети, родичи? Тут кто угодно с простой дубиной на вооруженного, в хорошей броне врага пойдет.

Изредка кузнец бросал короткий взгляд искоса на присоединившихся к роду чужаков. Оба, не сговариваясь, пошли вместе с гломачами и держатся рядом со старейшиной. Странно, они свое дело сделали, предупредили, низкий поклон им за это. Могут спокойно дальше своей дорогой идти. Оба крепкие, привычные к походной жизни. Волхв, даром что бороду отрастил и волосы ниже плеч висят, а по лесу идет — травинка не шелохнется, все веточки обходит, сразу ясно: прирожденный лесовик. И в напарнике его княжеский дружинник чувствуется. Что им саксы? Легко могут от них лесом уйти, и не догнать.

Велибор сразу прочел вопрос, горящий в глазах кузнеца, но в ответ только загадочно усмехался. Он не задумывался, идти с гломачами или нет. Прекрасно понимал: еще два воина лишними не будут, если что, топором он орудовать умеет и сулицы точно в цель мечет. А если честно, волхв был уверен, что умение драться не пригодится. Швабы выйдут к брошенному селу и займутся грабежом. Пока до этих хряков дойдет, что самая жирная добыча ускользнула, будет поздно. Поди разберись, по какой дорожке и в какую сторону люди ушли. Оставалось проводить лесных жителей до перешейка на этот самый остров с древними камнями, проститься и идти дальше своей дорогой. Полдня потеряется, не больше, зато Велесу приятно будет знать, что его внук законы и долг помнит. И у самого на душе спокойнее, а это самое главное.

О чем думал Глузд, непонятно. Наверное, не хотел товарища одного бросать. А может, не хотел в глазах волхва трусом показаться. И это немаловажно. Сейчас велет двигался по тропе легким шагом, привычно проверяя дорогу перед собой древком копья и иногда еле слышно сокрушаясь, что, дескать, зря не взял с собой шлем. Копье и щит ему дали гломачи, а шлемов и броней у лесовиков не было. Они, наверное, и в жизни никогда на серьезный бой не выходили.

Тропа нырнула в глубокий, мрачный, поросший волчьей ягодой, калиной и молодым ельником лог. Здесь пришлось вытянуться гуськом, кустарник не давал идти иначе, как след в след. Спуск быстро кончился, идти стало легче, судя по всему, люди оказались в широкой просторной низине.

Сзади послышался топот. Велибор непроизвольно потянулся к тулу с сулицами, но вовремя остановился, уловив спокойный, уверенный взгляд Володимера. Старейшина только хмыкнул и сбавил скорость, поджидая бегущего. Вскоре среди стволов деревьев показался белобрысый веснушчатый парнишка в простой рубахе небеленого холста. Это был самый младший из троих отроков, оставшихся прикрывать родовичей.

— Дед Володимер, саксы догоняют! — выдохнул запыхавшийся на бегу паренек, хватаясь за стволик ольхи.

— Далеко?

— Беличье дерево прошли. — Отрок имел в виду старую дуплистую сосну, раскинувшую свои ветви на приметном взгорке примерно в четырех перестрелах позади. — Тугомир остался врагов отвлекать, обещал в сторону увести, а меня послал тебя предупредить.

— Остался, говоришь. — При этих словах на лицо старейшины словно тень легла. — А Вилькобой где?

— Следом идет. Он должен бежать предупредить, когда саксы опять догонять будут.

— Что делать будем? — повернулся к старейшине Глузд. — Далеко до болота?

— Не успеем, — ответил за старшего Махрач. — Придется заслоном вставать. Низину пересечем, там и место доброе будет. Теснина, обрывы, бурелом — и не обойти никак.

— Гридень, найди хорошее место, — проникновенно, от всего сердца произнес Глузд, опуская руку на плечо Махрача. Сказано было так, что лютича послушались, безоговорочно приняли старшинство пришлого воина. — Ищи такую теснину, чтоб можно было деревья перед собой накидать, а сверху, на склонах, стрелков поставить. Там мы их и встретим.

— Он дело говорит. — Глаза старого Володимера вспыхнули огнем и неукротимой яростью. Было в них и еще что-то. Велибор понял, что старейшина заранее чувствует свою смерть, но относится к ней без страха, а наоборот, только рад приближению Вечной Девы. — Идем быстрее. Хорь, беги к родовичам, скажи, чтоб ногами быстрее шевелили, и чтоб довел всех до Черного Капища. Своим именем отвечаешь.

— Дедушка? — Лицо молодого воина залилось краской. — За что?! За что перед женами позоришь?!

— Я тебе важнейшее дело поручаю, — чуть уставшим голосом втолковывал Володимер. — Погибнуть много ума не надо. Ты мне род, детей наших, сохрани. Понял, дурашка?

— Все понял. — Под пристальным взглядом старейшины воин опустил глаза и вжал голову в плечи. Высокий, рослый, статный, как молодой клен, сейчас он казался ниже кряжистого Володимера. Кивнув старейшине, Хорь понуро поплелся по тропе, старательно пряча взгляд от товарищей.

— Спаси род, гломач! — негромко, но веско бросил ему вслед Велибор.

Воин остановился, повернулся, расправляя плечи, в его глазах мелькнуло понимание.

— Спасу, волхв. Спасу, дед Володимер.

— Белосвет, ты возвращайся к верховьям лога. — На этот раз старейшина обращался к принесшему весть отроку. — Сторожить дорогу будешь. Как саксов узришь, так бегом назад докладывать.

Колышущий вершины деревьев ветер донес до низины протяжный, яростный вопль. Следом еще один. Лес за спинами людей наполнился криками, возгласами, чуткое ухо волхва различило даже полные боли стоны раненых. Переглянувшись между собой, русы побежали по тропе в глубь низины. Это оставшиеся в прикрытии отроки вступили в бой, ударили по врагам стрелами. Выживут ли? Смогут ли убежать, оторваться от обозленных гибелью товарищей саксов? Неизвестно.

Низину прошли быстро, спешили. Вот и подъем. Поросший колючим кустарником лог с крутыми склонами, старый задернованный овраг. По словам Махрача, другого пути наверх нет. Ниже начинается заболоченная падь, там сейчас не пройти, болотина разбухла после дождей. Выше — крутой, обрывистый склон, подняться по нему невозможно, если обходить, придется половину поприща топать.

Велибор горько ухмыльнулся, глядя на овраг, где им придется принять бой. Не хотелось в драку лезть, но поздно, уйти он уже не может, пообещал проводить до убежища. И надежды, что швабы пройдут мимо лога, нет. После бежавшего рода в лесу остался широкий след, столько людей разом прошли.

Времени на отдых нет. Глузд и Махрач выбрали подходящее место для засеки, в полусотне шагов от устья лога, как раз там, где лог сужался. В притихшем осеннем лесу зазвенели топоры. Вскоре подрубленная на высоте человеческого роста дюжина сосен, елей и буков легла наискось от склона и до склона, вершинами к врагу. Еще две сосны, возвышавшиеся над краями оврага, рухнули вниз, укрепив засеку. Пока мужи рубили деревья, отроки, не мешкая, очистили площадку за засекой от кустарника, чтоб не мешал.

Дюжина стрелков, в основном молодые отроки с едва пробивавшимися усами, поднялись наверх и встали над обрывом, чуть позади засеки. Как догадался волхв, Володимер и Махрач нарочно выбрали самых молодых, есть надежда, что они успеют уйти и раствориться в лесу, когда враг прорвет заслон. В самый разгар работы в логу появились Белосвет и Вилькобой, парни принесли весть: враг уже близко, идут по пятам.

— Пришло время! — Володимер вытер пот со лба и повесил на пояс топор, которым только что срубал со ствола мешающие ветки.

Бойцы медленно, неторопливо подходили к засеке, проверяли, как ходит в руке копье или топор, хорошо ли закреплены ремни щита. Старейшина встал во главе заслона, на самом опасном месте, на его плечах была та же медвежья шкура. Махрач в свою очередь отложил в сторону щит и копье, снял пояс с мечом и принялся раздеваться донага. Еще четверо или пятеро мужей последовали его примеру. Велибор вспомнил, что именно так шли на бой в древние времена, когда битва еще считалась священнодействием, жертвоприношением Единому и Сущему.

Сверху донесся пронзительный свист дозорного — враг уже в двух шагах, его видно. Услышав сигнал, волхв только хмыкнул и оскалился. Пришло время обагрить землю и оружие. Так вот незаметно и конец пути подходит. Нет, Велибор не думал о смерти, куда больше его заботило, удастся ли задержать кнехтов, получится ли дать женщинам и детям время бежать. Проверив, легко ли выхватывается топор из поясной петли, волхв взял в руки две сулицы и приготовился. Глузд в свою очередь прислонил копье к дереву и пригладил свой чуб на бритой голове. Многие варяги верили, что, ухватив за чуб, крылатая Магура унесет их души на небо в терем Радегаста.

Послышался приближающийся топот, треск веток, звон железа. Вскоре у входа в теснину появились швабы. Крепкие, бородатые мужи, многие в шлемах, некоторые в бронях, все с добротными щитами. Над строем сверкают копья. При виде преградившей дорогу засеки враги не стали терять время даром, а сразу уплотнили строй и поперли вперед на приступ.

Свист стрел. Короткие сдавленные крики, долгий, полный нечеловеческой тоски вопль раненого, внезапно оборвавшийся мерзким бульканьем. В строю швабов возникли и сразу заполнились бреши. Бившие сверху вниз стрелки не промахнулись. Еще залп и еще, на врага обрушился смертоносный град. Швабы, подняв щиты, ускорили шаг, затем перешли на бег. А некоторые, наоборот, выхватили луки и принялись отстреливаться. Опасный враг. Опытные, много повидавшие и испытавшие кнехты, железная кость дружин баронов императора Оттона Рыжего.

Они все ближе и ближе, накатываются на засеку неукротимой железной волной. Уже видны оскаленные, перекошенные злобой лица. Прямо перед глазами сверкают клинки. В ушах звучат яростные вопли. Началось. Это даже не пир Радегаста, а буйная, неукротимая, безумная пляска Ярилы пошла.

Выждав момент, волхв широко размахнулся и метнул сулицу, затем, не теряя времени, послал во врага вторую. Шваб успел принять на щит первую сулицу, но вторую не заметил. Метательное копье глубоко вошло ему в низ живота. Велибор успел метнуть еще одну стрелу, пока не пришлось браться за топор.

Живая волна швабов дошла до засеки, захлестнула ее и остановилась. Тоненькая цепочка русов задержала, остановила натиск врага. Сейчас на засеке кипела жестокая кровавая сеча, настоящая резня.

Старейшина Володимер бился в середине строя. После очередного удара копье застряло в теле врага, щит изрублен, меч выщербился. Старый медведь успел оглушить подвернувшегося шваба ударом щита по голове и выхватить из ослабевшей руки клинок. Кузнец Лютода отбивался от наседавших саксов своим ослопом. Дубина коваля уже проломила в этом бою не один череп. От удара тяжелого, утыканного гвоздями навершия не спасал даже щит. Двое родовичей закрывали кузнеца щитами.

Махрач погиб одним из первых. Когда волна швабов сбила нескольких русов и потекла через засеку, воин с диким ревом бросился на неуспевших скрепить строй кнехтов. В Махрача словно дикий зверь вселился. Обуянный священной яростью Ярилы, воин не чувствовал боли. Нагой, залитый кровью, боец казался швабам настоящим демоном. Махрач метнул щит во врагов, схватил меч обеими руками и рубился, пока сам не пал на землю с расколотой головой.

Несмотря на мужество защитников, саксы пробились сквозь заслон. Дважды откатывались враги от засеки и трижды шли на приступ. Наконец они прорвали цепочку защитников. Слишком много их было, и слишком слабы были силы русов. Схватка разбилась на несколько очагов. Из стрелков половина погибла под ответными стрелами, остальные еще дрались, метали стрелы, пока тулы не опустели. Затем отроки ушли в лес вдогонку за родом, чтобы донести печальную весть о гибели мужчин рода гломачей.

Велибор, Глузд и трое гломачей еще отбивались. Сбившись в полукруг, прижавшись к отвесной стене оврага, они отражали вялые наскоки швабов. Бой почти закончился. Кнехты совсем не стремились погибать под мечами и топорами, когда можно было догнать ускользнувшую было добычу. Время потеряно, проклятые русы оказались слишком упорными, но, может, еще не поздно? Может, еще можно догнать и вытащить из леса молодых красивых девиц, детей, еще не старых женщин. За рабов купцы дадут серебро, так радующее глаз и душу кнехта.

Державшиеся вместе русы, не сговариваясь, поглядывали вниз, в сторону устья оврага. Швабы особо не лезут, можно выждать момент, ударить в щиты, пробиться через врагов и бежать. Достаточно оторваться от алеманов на перестрел, и их уже не догонят. Тяжело бежать по лесу за выросшим в глуши, с детства привыкшим к чащобам человеком.

Велибор отмахнулся топором от очередного охотника за удачей, совсем еще молодой безбородый парень только ойкнул и отскочил в сторону, получив чувствительный удар топором в щит. Швабу повезло: задержись он на миг, и его бок нашел бы меч Глузда. Вроде натиск стих. Большинство врагов ушли вверх по руслу. Все, подходит время, еще немного — и можно всем вместе перепрыгнуть через засеку и одним сплоченным ревущим кулаком пройти сквозь отставших швабов и…

Вдруг по ушам ударил громкий, холодящий душу, полный животной злобы и ярости волчий вой. Зверь был совсем рядом, кажется, в двух шагах. Через миг ему вторила почти целая стая. В воздухе мелькнули стрелы, а по склонам оврага вниз посыпались знакомые дружинники в красных мятлях, бронях, с высокими вытянутыми книзу щитами, украшенными изображениями поднявшегося на дыбы белого скакуна. Храмовники, священная дружина Свентовида подоспела к завершению схватки. Вскоре в овраге и прилегающих окрестностях все было кончено. Налетевшие на врага, как вихрь, руги перебили всех швабов до единого.