Глава седьмая
БИТЬ ВРАГА В ЕГО ЛОГОВЕ!
Вокруг нашей крепости сплошные лесочки да кустарнички. Вырубить их, что ли, чтобы обзор не заслоняли? Похоже, раньше так и было. Будет время, сделаем. Но пока подлесок сослужит нам кое-какую службу — хотя бы укроет от чужих (или впечатлительных?) глаз то, что я собирался увидеть. А что я ожидаю увидеть? В свете моих старых фольклорно-бытовых клише, вкупе с информацией, полученной от Машки, — все, что угодно. Тем более, когда допрос ведет такая парочка, как Борис и дядька Аггей. От ведуна, имеющего ученую степень доктора физики, и колдуна-рыболова можно ожидать чего угодно: хоть пыточную камеру, хоть детектор лжи. А вообще, я почему-то ожидал увидеть в кустах какой-нибудь рояль, тьфу ты, фургон, типа тех, что показывают в американских фильмах про наших шпионов и их разведчиков. В кузов заводят пленников, сажают в кресло и цепляют к голове электроды. А Борис стоит и смотрит на монитор, где все просто и понятно написано…
Я был несколько разочарован, увидев странную картину: пленные сидели на корточках, а перед ними вышагивал дядька Аггей. Ну ни дать, ни взять занятия клуба восточных единоборств: покорные ученики и многоопытный сенсей. Правда, покорность объяснялась просто — руки и ноги карликов были связаны сзади.
Меня тронули за плечо. Борис кивнул на землю и приложил палец к губам — садись, смотри и помалкивай. А мне что? Сел, где стоял.
Я просидел часа полтора, ничего не понимая. Болотный колдун лишь шагал туда и обратно, словно маятник. Я уже пожалел, что вообще пришел, да и задница стала мокрой от росы. Собирался тихонечко уйти по-английски, как Аггея словно прорвало. Отвернувшись от цвергов, он начал вещать: «Вот тут они… мать… раз… на пр…к, на лежбище-е …ще, и их до…я».
«Ненормативной» лексикой я владею неплохо: детство в деревне, где мат использовался для связки слов и вместо оных, служба в Советской армии, милиция… Оказывается, недостаточно хорошо. Если бы не Борис, с бесстрастием синхронного переводчика дававший пояснения, не понял бы и половины.
— Аггей сказал, что цверги устроили основную базу на острове. Да… Сейчас он попытается считать образы, чтобы определиться — где этот остров!
— И лежит этот за…й пл…й остров в эз…й трясине, — сообщил дядька Аггей.
— Остров расположен на озере, находящемся в болоте, — перевел Борис.
Тут цверги один за другим, словно костяшки домино, принялись падать…
— Озеро в болоте? — задумчиво произнес Борис. — И где же оно такое?
— А х… его знает, — хрипло отозвался Аггей, сам державшийся на ногах с большим трудом. — Я же ваших мест не знаю.
— А поточнее узнать нельзя? Болот здесь у нас, как — ну, как не знаю чего…
— Можно, — согласился Аггей, принимая из рук Бориса фляжку и основательно приложившись к ней. — Только завтра. Сегодня они уже ни на что не годны. Да и я тоже. Покопайся-ка в чужом мозгу…
— Дядька Аггей, — заинтересованно спросил я. — А чего ты вдруг материться начал? Вроде раньше за тобой такого не водилось?
— Так он же колдун, — снисходительно объяснил мне Борис, жалея уставшего Аггея. — А мат — это тоже заклинания. Не знал?
— Ну что-то подобное подозревал, — кивнул я, собираясь задать еще пару вопросов, но лишь открыл рот, как скрутила головная боль. Из глаз брызнули слёзы. Я схватился руками за голову и сел на землю…
— Ты чего? — подскочили ко мне оба деда.
Я только промычал, вставая на колени. Попытался подняться, но болью прибило к земле так, что я тихонько завыл.
Борис схватил меня за плечи и принялся медленно разворачивать вокруг. Когда я оказался повернутым на сто восемьдесят градусов, боль немного стихла. С помощью стариков приподнялся и сделал шаг вперед. Вроде стало лучше. Шаг влево — боль снова впилась в виски…
— Так, осторожно, — придерживая меня за плечи, сказал Борис. — А теперь шаг вперед. Лучше?
Боль не ушла, но стало легче. Потом сделал еще шаг, потом еще… С каждым шагом боль еще немножко отступала.
— Теперь иди прямо, никуда не сворачивай, — сказал за моей спиной Борис.
— Что это с ним? — озадаченно спросил Аггей.
— «Зов» почуял, — лаконично ответил Борис.
— Э, тогда понятно. Борька, ты тогда с мальчишкой иди, а я этих недоносков на место отправлю.
— Что за зов? — выдохнул я, делая очередной шаг. Что это им понятно?
— Русалок научился вызывать? Радовался, небось…
— Ну… — промычал я, стараясь не сбиться с шага.
— Водяной научил! — констатировал Борис. — Только, он почему-то не объяснил, что теперь и тебя можно вызвать. Понял каково, когда ты русалкам зов шлешь? У них — точно так же. Попробуй-ка не откликнись, если в голове трещит… Мне-то еще давным-давно умные люди объяснили, что не стоит таким вещам учиться… За все, парень, надо платить…
— Сволочь старая!
— Я? Или водяной? — со смешком переспросил Борис.
— Оба! Ты мог бы и рассказать… А этот, сопля зеленая…
— Да ну, зря ты так, — примирительно проговорил мой родич. — Все-таки вещь эта иногда полезной бывает. Да и не каждому смертному водяной секреты открывает. Зазря тебя не вызовут. Ну значит, и ты теперь думать будешь, а не баловаться… Держи…
Молча, боясь повернуться, отвел в сторону руку с раскрытой ладонью. В нее улеглась фляжка, из которой Борис приводил в чувство Аггея. Теперь вот и мне пригодилась. Отхлебнул. Голове стало гораздо легче.
— Фух. Жить стало легче. Но почему ты мне ничего не сказал?
— Ну прости меня, Олег, свет Васильевич. Я ведь старенький уже, мог и забыть, — непривычно заюлил Борис. Потом посерьезнел: — Да кто ж его знал, что водяной тебя «зову» научит? Когда он успел-то?
— После того, как с мельницы вытащил…
— Ишь ты, жук какой, — восхищенно причмокнул Борис. — Знал же, что может понадобиться. Ну да ладно, подумаем опосля, как без боли обойтись.
За препирательством и разоблачением мы вышли к Белкиной крепости. Зрелище, наверное, то еще — впереди шагал я, стараясь не делать резких движений — как зомби. А за мной Борис, напоминающий конвоира.
Подойдя к озеру, мы увидели русалку, спокойно плавающую на спинке. Даже не плавающую, а лежащую на воде.
— Эй, вертихвостка, — строго прикрикнул Борис. — Батьку зови!
— Чего разорался-то? — отозвалась русалка, поднимая голову. Рассмотрев меня, а потом Бориса, поприветствовала: — Привет, комендант. Привет, ягодка.
Сделала нам ручкой и, сверкнув голой попкой, нырнула.
Я с наслаждением засунул голову в воду, подержал ее там столько, насколько хватило дыхания. Кажется, боль отступила. Хмыкнул:
— Ну кроме меня комендантов здесь нет. А ты, стало быть, ягодка… Ягодка — повторил я и, не выдержав, заржал. — Ну хорошо не банан. Хотя банан — это же тоже ягода.
— Ладно тебе, — тревожно озираясь по сторонам, проворчал Борис. — Ну подумаешь, русалка шалит. Не позорь старика…
— Ну, Борис, ну… — не находил я слов. — Так по русалкам-то кто ходок?
— Ну был грех, — злобно огрызнулся Борис. — А я на тебя посмотрю, когда они будут перед тобой голой жопой вилять! И хватить ржать… Щас как по башке дам!
Не знаю, что на меня накатило, но ржать я перестал лишь тогда, когда взбешенный Борис не принялся меня топить. Силен старик, даром что полтыщи лет! Вырваться из его стального захвата было невозможно. Ну почти невозможно…
Через несколько минут мы оба были мокрые, но теперь уже ржал и Борис!
— Вот вроде бы целых два князя, а ведете себя, как мальки! Делать вам больше нечего! — пробурчало вдруг что-то сзади нас. Увлекшись разговором, мы не заметили, что к нам приплыл сам хозяин озера.
— Чего звал? — спросил Борис.
— Тебя, что ли? — резонно отозвался водяной, хитровато поглядывая на деда. — Ты, Бориска, мне сегодня не нужен. Я Олега Васильевича вызывал.
Поглядеть на обалдевшего деда было любо-дорого!
— Мне уйти? — поинтересовался Борис, не без обиды.
— Ну уж ладно. Пришел, так пришел. Оно и лучше, что окромя ребенка здесь кто-то будет.
— То — Олег Васильевич, то — ребенок? — удивился я.
— Так для меня и Бориски — ребенок. Ну по сравнению с тобой, чуть повзрослей…
Я невольно улыбнулся. Вот так-то: «Бориска — повзрослей», а «ребенок — Олег Васильевич».
— Да ладно, я тут вдоль бережка плавал да слушал, как народ тебя Олегом Васильичем называл, — пояснил водяной. Усмехнувшись во всю пасть, повел зеленой башкой и спросил: — Тут говорить станем, али на берег вылезем?
Понятное дело, что мы с Борисом предпочли вылезти на бережок, а сам водяной остался по пояс в воде.
— Так чего парня-то звал? — снова спросил Борис. — Олег, который Васильевич, от твоего зова чуть без головы не остался. Никак стоянку карликов отыскал?
— Отыскал, — кивнул водяной. — Иначе, на кой вы мне? Объяснять или лучше нарисовать?
— А можно — и то, и то? — попросил я.
— Можно, — благодушно ответил водяной и, взяв в перепончатую руку вытащенный откуда-то длинный блестящий стержень, принялся рисовать на песке: — Это — вот тут…
…Мы решили выступать на рассвете. Хотя «мы решили» — это громко сказано. Меня, например, о времени выступления никто не спрашивал. Правда, и остальных, тоже. Подозреваю, что решение было принято единственным человеком — Борисом. Вот теперь у меня уже не осталось ни малейшего сомнения — кто же у нас главный…
Единственное, что было позволено сделать — это решить, принимать ли мне самому участие в походе.
— Ребятишек своих и Машку оставишь в крепости. Сам — как хочешь. Сбор на рассвете, около Драконьего болота, — буркнул Борис, перед тем как исчезнуть.
Лаконично! Зато все понятно. Где оно, это Драконье болото, я знал. Даже знал, что оно получило название из-за дурного дракона, плюхнувшегося туда откуда-то сверху (хотя откуда еще мог упасть дракон?), а потом его доставали всем миром. Как-нибудь расскажу об этой истории.
По законам жанра, этому дракону следовало бы прийти к нам на помощь, и мы бы от нее не отказались. Коли судить со слов Аггея, проводившего допрос, цвергов на «острове среди болота» было «до х…», а если следовать высказыванию воспитанного водяного — «как лягушачьей икры в теплой луже».
В Белкиной крепости меня ожидал встревоженный народ. Вроде подслушать наш разговор никто не мог, а все уже знали…
— Когда выступаем? — деловито спросил Андрей, заступая мне путь. — Кто пойдет? Кого-то ведь и оставить нужно…
— Извини, — прикоснулся я к его плечу, легонько отстраняя с дороги. — Все остаются. Ну почти все.
— Значит, идете только вы, — догадался мальчик. — А если мы не послушаемся? Всех в землепашцы определите?
— Если не послушаетесь, я сам пойду землю копать. Могилы для вас рыть! — вызверился я. — А если крепость оставим без защиты, то и копать ничего не придется.
Когда я вошел в наши «апартаменты», Машка уже собиралась — охорашивалась перед зеркалом, поправляя кольчугу. У дверей уже стояла ее сумка с красным крестом, к которой был небрежно прислонен меч.
— Когда выходим? — поинтересовалась моя боевая подруга.
— Утром.
— Ну вот… Зачем же я доспехи надевала? — посетовала Машка. — До утра еще куча времени.
— Маша, ты остаешься, — негромко сказал я. — И все остальные тоже.
— Ну насчет детишек — это правильно. А вот касаемо меня, тут ты мне не начальник, — усмехнулась она, стаскивая кольчугу. — Во-первых, воевать умею получше тебя. Во-вторых, я врач.
— Вот именно. Ты врач, а в крепости — раненые.
— Какие раненые? У Насти уже повязку сняли, у Вики температура нормальная, через пару дней ходить будет. Если что — Лена поможет, у нее курсы медсестер закончены.
— Машка, — вздохнул я, усаживаясь на стул. — Либо я дурак, либо ты чего-то не понимаешь…
Машка оторопела. Кажется, ждала других слов. Присев рядом со мной, сдержанно спросила:
— Н-ну, что я должна понимать?
— Хотя бы то, что ты ждешь ребенка. Что значит — отвечаешь теперь за двоих.
— Но я врач. Я должна буду оказывать помощь. Это — моя работа.
Я осторожно обнял ее за плечи.
— Машенька… Пусть это эгоизм с моей стороны — но наш ребенок сейчас важнее. Борис отдал приказ — тебя и ребят оставить здесь.
— А ты? Ты ведь пойдешь?
Я только кивнул. Не стал ей говорить, что мне было дано право выбора. Да и на самом-то деле был ли у меня выбор?
— Ребятам сказал? — поинтересовалась Машка. — Верещат, небось?
— Верещат, — кивнул я. — И, вот еще… Можешь со мной развестись, но если ты сейчас соберешься пойти, то я прикажу ребятишкам тебя связать и посадить в подвал. Думаешь, не послушаются?
— Самое смешное, что послушаются, — невесело усмехнулась Машка. — Чтобы самим не так обидно было… Но ты не бойся. Если Борис приказал, я останусь. Приказы накануне боя у нас не оспариваются.
Меня немного задело, что приказ Бориса для нее был более весомым, чем мой, но что делать? Чтобы сменить тему, сказал:
— А для меня было новостью, что главный у нас Борис. Всегда считал, что Ярослав.
— А Борис и не командует, — пояснила мне Белка. — Командовать будет дядька, ну, Ярослав. Дед только принимает решение.
— Стратегическое решение, — уточнил я для самого себя. — А оперативное командование в руках у князя.
— Тактическое — тоже, — добавила Машка, показав близкое знакомство с терминами военного искусства. — Командир должен быть один. А дед Борис и дед Андрей предпочитают в бою мечом махать.
Примерно то же самое, если бы Рокоссовский, наметив план наступления фронта, встал бы в строй первой линии наступления…
— Мария, ты уж тут начинай все готовить… Наверное, будут раненые…
— А без тебя бы не догадалась, — вяло огрызнулась Машка, видимо, еще не до конца меня понявшая (и еще не простившая). — Только ты своему заму сам об этом скажи. Андрюшка — парень хороший, но чересчур педантичный…
— А что такое? — заинтересовался я.
— Говорит, что все беды — от безделья! Тут я с ним целиком и полностью — за! Но он чересчур увлекается хозяйственными заготовками, а про оборону забывает.
— Хозяйством тоже надо заниматься, а с обороноспособностью как-нибудь потом разберемся, — заступился я за парня. — Вернусь и сам все посмотрю. А тебя-то он не задействовал?
— Пытался. Объяснила, что я врач и капитан запаса. И вообще — у меня раненые. Правда, про врача — он еще поверил. Но насчет капитана, не очень…
— Класс! Я бы тоже не поверил, глядя на тебя…
— Вот-вот, — взгрустнула Машка. — А мне еще Елена внушение сделала…
— А ей-то что, — удивился я. — Неужели…
— Именно! Отозвала меня в сторонку и начала издалека выговаривать: «Мария (строгим таким тоном!), не мое, дескать, это дело, но Олег Васильевич — он наш командир, и мы все должны проявлять о нем заботу! В том числе и в первую очередь — юная жена! Стареющие мужчины („Это я-то стареющий!“ — возмущенно возопил я, не ожидавший такого „отзыва“) могут не рассчитать свои силы…»
— И что ты ей ответила? Надеюсь, послала далеко и надолго…
— Зачем обижать хорошего человека? Да еще и неравнодушного к командиру, — весело повела плечами Машка. — Я все внимательно выслушала, покивала. Я ей даже спасибо сказала. А она мне даже присоветовала — какие травки лучше заваривать, чтобы, значит, в тебе сексуальную мощь поддерживать…
«Ну Лена! Ну зараза!» — зарычал я от злости. Кажется, последнее слово произнес вслух, потому что Машка начала хохотать. А потом сквозь смех выдала:
— И, знаешь, Елена искренне хочет для нас счастья. Она, извини за грубость, принялась мне советы давать, вполне профессиональные. У меня даже подозрение возникло — не было ли у тебя с ней чего-нибудь?
Машка, глядя на мою перекошенную физиономию, с деланным испугом прикрылась руками:
— Да пошутила я, пошутила. Другое у меня подозрение возникло — а не работала ли наша Леночка «девушкой по вызову»? Она хоть и страшненькая, и не первой молодости, но некоторые мужчины на это западают.
Отсмеявшись, Машка спросила:
— Где сбор назначен?
— У Драконьего болота.
— Пойдете с рассветом? Тебе нужно как следует выспаться и поесть. Время еще есть. А пока можно проверить — чего там Елена-то говорила… Практика в этом деле всегда лучше теории…
К болоту мы добирались по-разному. Большинство отрядов пришло пешим ходом, благо — недалеко. Из «прокола» явился Борис вместе со всем «генералитетом» — Ярославом и Андреем.
Если на обороне Цитадели были задействованы все, то тут находились только мужчины. Ни женщин, ни детей. Ни дать, ни взять — карательная экспедиция — вещь суровая, но неизбежная. А иначе всю жизнь придется вести оборонительную войну.
Позже всех объявились телеги, груженные добром: копьями, щитами и прочим. Те, кто чего-нибудь не имел, просто подходил и брал искомое безо всяких расписок и записей. Я тоже выбрал себе шлем, а щит и копье взял первые попавшиеся. Размер одинаковый, а ремни все равно подгонять.
Подгоняя щит, обратил внимание, что на земле валяется что-то странное — полупрозрачное и твердое… какая-то чешуйка, по размеру и форме — как кленовый лист. Ба, так это же драконья чешуйка! Возьму с собой — Машке подарю!
— Олег, — услышал я голос Брясло. — Иди к нам!
— Возьми, — сказал Брясло, протягивая мне секиру Гнома. — Велено тебе передать.
Отставив копье и положив щит, я взял секиру. Помнится, ее забирал Борис и уносил с собой. Я даже подумал, что оружие положат в могилу, как это было принято у язычников. Однако же не положили.
Секира была тяжелее, чем казалась. Будь это год назад, я бы просто не удержал в руках. Теперь — другое дело. Но пока я еще не был готов сражаться именно таким оружием. Работа с боевым топором — искусство, не менее сложное, чем фехтование шпагой.
Кожаный ремешок, намотанный на топорище, легко превратился в портупею, и с помощью Брясло секира была прикреплена к спине. Впрочем, не настолько крепко, чтобы ее невозможно вытащить. У меня было ощущение, что раз уж мне достался боевой топор погибшего товарища, то он мне сегодня пригодится. Как ружье, в спектакле. Забыли его зарядить или нет, но выстрелить оно обязано!
Мужики раздвинулись, и я встал между Брясло и одним из знакомцев по имени Степан. Повел плечами, чтобы привыкнуть к соседям. Ну кажется все в порядке — включился в строй. Теперь можно и в бой идти.
— Готовы?! — громко спросил князь Андрей, взявший командование в свои руки. Потом гаркнул: — Пошли!
И мы пошли. Молча, без строевой песни. Песня бы не помешала, но команды не было. Может, воеводам не хотелось раньше времени шуметь. Поэтому мы и шли, как шагают на сенокос крестьяне, а не как воины на бой. Миновав лес, подошли к кромке болота. Но вместо того, чтобы обогнуть, пошли прямо. Поначалу, как водится, было сухо. Потом кое-где появились мокрые места.
— Куда это мы? — поинтересовался незнакомый дядька, шедший справа от Степана. Тот лишь пожал плечами, и незнакомец переключился на меня: — Олег Васильич, зачем мы в болото полезли?
— И тут — Васильич, — вздохнул я.
— Ну это теперь навсегда, — «утешил» меня Брясло.
— Так я-то что? — пожал я плечами. — Вроде не ругательство. А имя и отчество у меня, как кличка. Ну как Гном. Да, а Брясло — это имя или прозвище?
— Брясло — это моя фамилия, — засмеялся он. — А ты не знал?
— Да? — протянул я. — А я думал, что у тебя имя такое, древнеславянское…
— А мне нравится…
— Не нравилось, звали бы по имени — Флегонтом, — рассудительно высказался сосед справа и снова спросил: — Так зачем в болото полезли? Нас сегодня ночью подняли, ничего не сказали. Неужто тайна такая?
— Да уж какая теперь тайна, — отозвался я. — Идем к озеру, что в этом болоте.
— Озеро в болоте, — присвистнул мужик. — Ясно. Знаю, где это… Часа три шлепать придется.
Скоро и разговоры прекратились. Были слышны только чавканье болотистой земли, по которой мы шли, и легкое лязганье доспехов.
Отцы-командиры, жалея воинство, раз в час давали безмолвную команду на пятиминутный привал. Садились прямо на мокрую землю, подкладывая под себя щиты. К счастью, непроходимой топи не было. Так, по щиколотку.
Один из привалов был дольше и, судя по напрягшимся лицам соседей, это уже не привал, а последняя остановка. И точно — если встать на цыпочки, то можно увидеть черную болотную воду. Не иначе — то самое «озеро в болоте».
— Лучники! — прогремел голос князя Андрея. Мы, уже успевшие привыкнуть к тишине, вздрогнули.
Я мало что видел, но догадывался, что лучники начали навесной обстрел острова, где укрылись цверги. Я уже знал, что «навесной обстрел» — это когда лучник не выбирает цель, а бьет вроде бы в небо. Только стрелы при этом летят куда надо, пришпиливая все подряд…
«Интересно, а „паны“, что в Смутное время на островах лагеря делали, — не предки ли наших карликов? — некстати вспомнил я легенды об интервентах. — Очень похоже. Просто народная память сохранила только воспоминания о земных, привычных врагах. А карлики соединились в единый образ».
Мои наблюдения в «Вестнике исторической науки» публиковать никто не станет. Да и в сборниках трудов родного университета редактор не поместит… А тут еще и князь, заоравший: «Плавсредства — на воду. Первая линия — пшёл!»
Как же это нелепо звучало — «плавсредства»! Анахронизм! Все равно, если бы мы изобразили пулемет «Максим», косящий татарскую конницу. Но «плавсредства» (спасательные жилеты, перекрашенные из оранжевого в зеленовато-синий маскировочный цвет) уже спускались на воду. Мне было даже некогда поразмыслить — а где же столько жилетов набрали, да еще и успели их перекрасить? — как пришла и наша очередь.
— Главное, голову береги, щитом укрой, — напутствовал меня Брясло. — Шлем да щит даже арбалет не сразу прошибет! Во, смотри-ка, первая линия уже доплыла. Щас в бой вступит…
Первая линия доплыла, но в бой не вступила, так как была выбита целиком… Арбалеты цвергов не могли тягаться с нашими луками по дальности и точности, но болтов хватило… Те же, кто уцелел, были перебиты дротиками. Ну почему в Застеколье не используют бронежилеты? Неужели старорежимные кольчуги надежнее, нежели современные кевларовые или титановые доспехи?
— Вторая линия! — прокричал князь, бросаясь в воду. — Сразу — третья пошла!
Доплыли остатки второй и половина третьей (нашей) линии. Выходя на сушу, воины Цитадели вступали в бой. А уже четвертая и пятая линии шли на добивание.
Правда, сам я в бой не вступал. Арбалетный болт и на самом деле не смог пробить голову (только «тренькнул» по шлему). Но помимо головы были другие части тела. Последнее, о чем подумал, воткнувшись «плавсредством» в тех, кому повезло еще меньше чем мне, что есть преимущество в прохладной воде: потеря крови меньше, чем на суше. Но вся вода вокруг была красной, так что и не разобрать толком — моя или чужая…
…Меня подобрали не скоро, так как вылавливали, в первую очередь, живых. Потом пара врачей в халатах, когда-то бывших белыми, проводили сортировку: легкораненые, средней степени и тяжелые. Меня отсортировали к «тяжелым». Как-то читал у Звягинцева о выборе военного врача, если ему принесли сразу троих: легкораненого, «тяжелого» в живот и еще одного — средней тяжести? Кем должен заняться в первую очередь? По логике — «тяжелым». Но в полевых условиях тяжелораненого все равно не спасти, а за это время успеет умереть и раненый в плечо. Вывод? Естественно, помощь нужно оказать тому, кто имеет ранение средней степени. Легкораненый потерпит час-другой. Тяжелораненому — уже все равно.
Пока дело не коснулось тебя самого, такой подход врачей кажется правильным. Хотя… Наверное, должно быть обидно, но мне уже стало все равно. Когда пришел в себя, рядом лежали стонущие и уже притихшие люди. Боли я никакой не чувствовал. Захотелось спать.
Я очнулся от того, что меня нещадно лупили — скупые затрещины, от которых сводило скулы и звенело не только в ушах, но во всем теле.
— Отстань… сволочь… — пробормотал я, мечтая, чтобы мне дали доспать. А там — хоть бы и умереть. Все равно. Лишь бы отстали.
Новая затрещина, а сквозь звон в ушах услышал: «Олег, очнись!» Разодрав глаза и сконцентрировав взгляд, увидел склонившееся надо мною лицо. Вроде, слегка знакомое. Вроде бы Ярослав?
— Отстань… — снова попросил я, закрывая глаза.
— Олег, очнись!
— З-зачем? — выдавил я, попытавшись опять уйти в спасительную дремоту.
— Умрешь, придурок! — продолжал издеваться мучитель. — Ты уже умираешь!
«Умираю? — вяло подумал я. — Разве можно умереть, когда так хорошо?!»
Ярослав принялся сдирать с меня доспехи. Кольчуга, которую держали на теле арбалетные болты, слезать не хотела. Кажется, подошел еще кто-то, и они вдвоем принялись вскрывать мой доспех, как банку с консервами. Или как «медвежатник», потрошащий сейф.
Ярослав держал меня, крепко прижимая к земле, а второй палач резал кольчугу ножницами по металлу. Кажется, несколько раз довольно чувствительно задевал лезвием по моему телу.
— Вскрыл! — удовлетворенно выдохнул «слесарь».
— Терпи, парень, — добавил Ярослав, принимаясь вытаскивать из меня куски железа…
— Мать твою… — с чувством сказал я, теряя сознание.
Когда очнулся, показалось, что все тело опустили в кипяток — так все болело и зудело.
— Очухался, — услышал я голос Ярослава. — Ну и, слава богу. Сейчас укол сделаем…
Укола я не почувствовал. Через несколько минут стало гораздо лучше. Боль не ушла, но как будто отступила. Попытался пошевелить руками и ногами.
— Теперь можешь спать… — сказал кто-то, и я заснул.
