Глава 6
Земли бессмертных,
окрестности селения Шедоукип,
6 путь Лун, 987 год н. э.
— Послушайте, сколько раз можно повторять вам? — Седовласый мужчина даже хлопнул себя по коленям от раздражения. Слегка отдышавшись, он присел на покрытую красивыми изразцами деревянную лавку у веранды небольшого двухэтажного дома. Гость был одет дорого и со вкусом. Прямо перед ним стоял здоровенный мужик с окладистой бородой и, заложив руки за спину, смотрел на собеседника. — Я вам еще раз говорю, я представляю интересы серьезных людей. Вы должны быть предупреждены! — Чуть успокоившись, знатный гость оперся на спинку скамьи и, коснувшись кончика носа указательным пальцем, продолжил: — Послушайте, вот вы еще раз скажите, как вас зовут?
В ответ раздалось едва слышное бормотание.
— Отлично. Вы просто не понимаете. У меня здесь назначена встреча с важным человеком, помощником одного из истинных нойонов. Вы не хотите пускать меня в дом. Но ведь он не ваш, а принадлежит Темному Кругу!
— Как и все здесь, но вас я пускать к себе не буду. Я не хочу. Я живу один здесь. Это место только для меня и моей бессмертной души. Уходите, мистер Локхед!
— У меня там, снаружи, — гость махнул рукой за ограду небольшого садика с зеленой лужайкой и редкими серо-зелеными кипарисами, — шесть минотавров охраны. Я могу их позвать и пересчитать тебе все ребра за невежливость и упрямство!
— Давай-давай, проваливай, а я лучше попью вина. А потом пойду на праздник. У нас почти каждый день праздники! Только сунься сюда со своей рогатой скотиной, я вызову стражу, и с них живыми кожу снимут. А потом отправят к военным!
Дворянин встал и, пройдясь по веранде, остановился на ступеньках, что вели на улицу. Бородач усмехался, глядя на него бесстыжими глазами, цокнул языком и пошел в дом, закрыв за собой дверь на щелкнувший встроенный замок.
«Поразительное хамство», — сплюнув, подумал гость.
Его действительно звали Мадивьяр Локхед. Он был братом Артура — одного из консулов, соправителей Таталии, могучей республики, почти пятьсот лет назад, после второй войны между Арагоном и нойонами, отделившейся от Северного Королевства людей, взявшего имя Эрафии. Тогда-то и прервалась история Империи Солнца — единого государства людей от моря до моря.
У Мади должна была состояться встреча с весьма важным лицом в нойонской иерархии — моргулом Дракисом. Сперва таталийское правительство тайно искало связей с истинными, но после ряда отказов согласилось понизить планку. Беспрепятственно миновав посты и магические ловушки на перевалах пепельного хребта, отделявших мрачную страну некромантов от всего остального мира, он приехал в город еще несколько дней назад. Был многим удивлен и поражен. Мадивьяр ожидал увидеть мрачную империю, покрытую пеплом и смрадом. С небом вечно черного цвета, где равнины представляют собой выжженную пустыню.
На деле все оказалось много приятнее и, если так можно выразиться, «живее». Обессмерченных людей вокруг было на порядок больше, чем скелетов, зомби, вампиров и личей и прочей нежити. Все одевались опрятно и даже ярко. Бросалось в глаза отсутствие бедных. Идеальные формы построек — никакой грязи, мусора и отбросов. А какие дороги! По сравнению с ними родные таталийские казались узкими уездными трактами. Однако за внешней презентабельностью вскоре проглянули древние черты этого государства. Обессмерченные, которых у него язык не поворачивался называть людьми, были недружелюбны к чужакам и предельно эгоистичны. Семей здесь не было, больше всего пугало отсутствие детского смеха и суеты. Самому молодому жителю, которого встретил Локхед, было на вид двадцать пять — тридцать лет.
Пересекая хребет пепла, он видел на западе огромные черные башни военной твердыни нойонов — Атоморгула. Даже на расстоянии десятков лиг они сковывали страхом любого гостя.
При въезде в Шедоукип он предъявил страже грамоту, полученную предыдущими переговорщиками. Там было право на проезд и встречу с Дракисом, помощником и учеником могущественного главы разведки нойонов. Старший лич, с черной повязкой на локте и серебристым символом «N» на ней, подошел к возку дипломата. На закорках и сзади верхом ехали почетные стражи, могучие минотавры с серебряными двуручными секирами за спиной. Они должны были встречаться в частном доме и прибыли туда через полчаса в сопровождении офицера-лича. Лич провел их к красивому двухэтажному особняку с небольшим садом. Сообщил, что вернется через несколько минут, и пропал на полчаса.
Внезапно вернувшийся нетрезвый житель дома не хотел иметь ничего общего с неизвестным ему господином и минотаврами у себя на дворе. Проспорив с ним достаточно долго, Локхед вышел в сад. Он не решился устраивать потасовку с местными по такому пустяковому поводу, ведь все могло повернуться совершенно неизвестным образом. Один дурак не должен повредить всему делу. Он подошел к забору, что-то шепнул без толку слонявшимся у калитки минойцам, затем присел на изогнутый причудливой формой ствол, украшение сада. Оставалось лишь ждать.
Локхед взглянул на небо. Высоко пронесся белесый болид. Дракон-дух, наверно, в Атоморгул спешит. Как странно, кто бы мог подумать, что я буду вот так вот сидеть в самом центре их города и мечтать о грядущем? Кто знает, может, правы были те, кто говорил, что, если бы нойоны не проиграли три войны стихий, повсюду установился бы мир и покой?
В этот момент сладкие грезы Мади были прерваны. К дому подъехали пятеро конных личей. Среди них выделялся один всадник. Его одежды не блестели металлом, а были черны, как пепел. Казалось, коснись их рукой — и будешь весь перемазан угольной крошкой.
Процессия остановилась перед садом, где находился таталиец. Локхед успел вытащить красный мешочек токи, карнской жевательной смеси. Он заметил всадников, скомкал кисет и прикрикнул на минотавров. Силачи выстроились для встречи почетного гостя. Серебряные лезвия топоров ярко заиграли на солнце.
Старший из нежити скинул с головы капюшон. Приятное моложавое лицо. На вид ему было не больше тридцати, но волосы даже на кистях и пальцах были белы как снег. Лицо его — широкое, с выделяющимися скулами, прямым носом и очень острым подбородком — выглядело целеустремленным и уверенным. В глазах поразительной голубизны иногда блестели желтоватые искорки.
— Моргул Дракис, рад приветствовать вас, — радостно протянул руку Локхед. Но седой собеседник не пожал ее, а, согнув свою в локте, поднял ладонью к солнцу.
— Смерть — путь к жизни!
Затем расстегнул давивший грудь походный доспех, глубоко вздохнул.
— Пройдемте, посол, простите, не знаю вашего полного титула, но вы ведь не будете досадовать на меня из-за этого?
— Да, это меня полностью устраивает. Если бы у нас, на севере, было меньше церемониалов, а больше дела, я был бы рад!
Они вошли в дом. Хозяина нигде не было, хотя тот не выходил. На столах в гостиной стояли неувядающие цветы.
— Знаете, Дракис, — начал Мадевьяр, — мне здесь у вас почти все нравится, но хозяин, вернее, жилец этого дома вел себя не вполне вежливо. Дерзил и пытался прогнать меня.
— Я знаю, он уже стыдится своего проступка. Сегодня вместо общего праздника «дружеских объятий» он молит о прощении в соседней комнате, не будем же ему мешать и приступим к делу.
Локхед заглянул в ту комнату, куда походя указал моргул. Она была пуста, лишь на противоположной стене висело широкое черное полотно с вышитой серебром восемнадцатиконечной звездой и черным кругом, внутри которого была большая, в полтора фута, буква «N». Перед этим импровизированным иконостасом совершенно подавленный, сгорбленный и скрюченный, на коленях замер хозяин дома. По его лысеющему затылку тек пот, а шрамы у основания черепа пульсировали и багровели.
Он что-то тихо бубнил себе под нос на эрафийском языке, не столь сильно отличавшемся от таталийского. Мади даже смог разобрать пару фраз.
— Простите! Не надо так! Не отнимайте его, прошу! Я боюсь холода, боюсь холода, я прошу, а-а-а! Потише, потише, холодно…
Он весь трясся и содрогался, как больной лихорадкой. Дракис обернулся, заглянул внутрь и плотно прикрыл дверь.
— Давайте не отвлекаться и приступим к делу! Надеюсь, вы не голодны? Этот несчастный даже ничего не собрал на стол. Понимаете, людям, что живут здесь, пища нужна только для удовлетворения чувства вкуса, чревоугодия, не более. У вас ведь, как я знаю, все не так?
— Мягко скажем, да, — со смехом заметил Локхед, — интересно, доживу ли я до дня, когда люди не будут грызть друг другу глотки из-за куска хлеба, — добавил он и театрально смахнул якобы выступившие слезы умиления.
— Может, и доживете, ваши шансы растут, — совершенно серьезно сказал Дракис, которого не тронули комичные ужимки посла.
— Что касается поведения аколита — он по глупости рискнул своим бессмертием, на что ему и указали.
— Что же, вы не любите шутить, а ведь это так успокаивает… Скажите, Дракис, вы имеете полномочия подписать договор?
— Да, безусловно. — Моргул ловким движением раскатал по столу пергамент свитка. В нижнем углу красовались увесистая печать и чуть смазанный след чьей-то ладони.
— Вот, убедитесь, это моя рука. Я знаю, в чем суть дела, хотя ряд подробностей от меня скрыт. Прошу вас лично разъяснить мне цель вашего прошения о военной помощи. Мы высоко оценили закрытие авлийской дипломатической миссии и их торгового представительства. Но этого мало, чтобы мы могли в открытую проявить себя!
— Прошу уточнить, возможной помощи. Мы не можем сказать уверенно — понадобится она или нет. Но такой резерв, как ваши бесчисленные армии, никем неодолимые уже столетия, хороший довесок к нашей чаше весов.
— Эти весы могут не выдержать и сломаться! Я уловил вашу иронию, господин посол, поверьте, наши силы далеко превосходят ваши самые смелые представления!
— А истинные, члены совета, никак не выразят свое мнение?
— Простите за невежливость, но ваш вопрос глуп. Истинные нойоны — владыки этого мира. Они мыслят другими, нежели вы и я, категориями, другими перспективами, и каждый их шаг гулким эхом отдается в вечности. Неужели вы рассчитываете на то, что они будут марать руки об эти бумажки? Лишь из симпатии я не сообщу им о вашей дерзости, — с металлом в голосе отчитал Дракис старого дипломата.
— Простите и вы меня. Я беру свои слова обратно и хотел бы объяснить суть проблемы еще раз. Как вам хорошо известно, Таталия — республика, а не королевство. Правят у нас два консула, одним из которых является в данный момент мой брат. Совет Таталии, избираемый из самых уважаемых людей в каждом регионе, назначает правительство из своего состава, правящее все следующее десятилетие. Избирают двух консулов и десять министров. Мой брат хочет, чтобы на выборах, ожидающихся через год, его переизбрали, а для этого нам необходимо чем-то встряхнуть население. Верные нам люди в совете, к сожалению, во многом запятнали себя грехами мздоимства, из алчности ставя свои личные интересы превыше любых заявляемых правительством целей. Ясное дело, наши враги не заставили себя долго ждать, и теперь нам грозит потеря половины мест в совете. Это крах для обоих консулов. Моего брата и молодого Стилроя. Именно поэтому между ними наконец исчезли разногласия.
— И вы считаете… — пробежал глазами свиток Дракис.
— Да, я и мой брат считаем, что небольшая и обязательно победоносная война — это то, что нужно нашей стране. Необходимо устранить застой во внутреннем хозяйстве, сгладить уменьшение прибыли от внешней торговли. Кроме того, множество молодых и верных правительству офицеров станут героями своих солдат и тех городов, откуда они родом. Эти люди могут рассчитывать на гарантированное место в совете после победы, что позволит консулам не растерять свою власть, и в то же время безопасно избавиться от многих непопулярных людей, приложивших руки к хищению доходов от внешнеторговых сделок. Три десятилетия назад фолийцы вытеснили нас из южной саванны и захватили наш город Тайшет. Город со столетней таталийской историей. Теперь решено получить эти земли назад. Наша разведка точно уверена в том, что больших сил в этой провинции у них нет. Они также вряд ли смогут приготовиться, так как передислокация наших войск будет стремительной. Вот в этих бумагах план нашей операции. Однако на войне стоит ожидать любой неожиданности. Если дела пойдут не так, как хотелось бы, то мы должны будем иметь крепкий тыл, чтобы при случае подавить внутреннее недовольство и все-таки победить, отвоевать Тайшет обратно. Здесь нам и могут понадобиться ваши силы. В обмен на эту помощь мы предоставим Темному Кругу обширную систему подземных коммуникаций в Великой Южной Гряде, тянущихся до самой кревландской границы, а также право построить военные объекты на севере страны в безлюдных и незаселенных районах. Подтверждением наших добрых намерений стало закрытие главной авлийской миссии в Асанне, высылка их консулов из других городов. Это был достаточно рискованный шаг, как вы понимаете, у эльфов могущественнейшие покровители. Да и сами они могут весьма и весьма жестко отреагировать, повлиять на наши интересы в Эрафии, например.
Дракис с пониманием кивнул.
— У Эрафии сейчас свои проблемы, но в целом, — он проглядел пару строк и тяжело вздохнул, — мы согласны с предъявленными вами доводами и обещаем помощь. Есть одно маленькое условие. Даже если наши войска не понадобятся, упомянутые в договоре склоны горы Ферис будут переданы нам в пользование на двадцать лет.
— А что…
— Это не обсуждается, — оборвал его Дракис, — считайте, это моя личная заинтересованность.
— А вы говорили, что не любите юмор. По рукам! — Локхед хотел было протянуть руку, но, вспомнив предыдущую оплошность, вскинул правую ладонь вверх и произнес: — Смерть — путь к жизни!
— Смерть — путь к жизни! — ответил Дракис, и, обменявшись привезенными свитками, они направились к выходу.
— Да, кстати, — уже во дворе обернулся к Локхеду моргул, — еще одна небольшая просьба. На граничном посту вас будет ждать один человек. Его зовут Михаэль Торнтон. Хотелось, чтобы он некоторое время пожил при дворе в числе негласных гостей вашего брата. Вы возьмете его с собой в Асанну. Долго он у вас не пробудет, но не обижайте его — он достаточно вспыльчивый человек, а кроме того, он глаза и уши моего учителя. Это знак высокого доверия.
— И когда он нас покинет?
— Когда придет время действовать, — ответил Дракис, уже садясь на коня. — Удачи вам, милорд!
С этими словами моргул вместе с охраной двинулся вверх по улице в сторону центральной части города, где возвышался укрепленный замок, оплот местной власти.
«Приставил ко мне своего соглядатая, и не откажешься, но с другой стороны, то, что сам указал на него, — действительно знак хороший, значит, скорее всего, не обманут. А с этим шпионом, думаю, брат сможет справиться», — устало думал Локхед, трясясь в своей повозке. Через три часа Шедоукип скрылся за горизонтом, а черная громада гор, наоборот, подошла вплотную.
«М-да, — думал про себя Дракис, только отъехав с места переговоров, — этот человек не так глуп, но и не так опасен, как считал ментор. Знал бы этот Локхед, с каким парнем ему предстоит столкнуться на границе». И, прикрыв глаза, моргул вспоминал события, происшедшие этой ночью.
Земли бессмертных,
западное побережье,
6 путь Лун, 987 год н. э.
Проведя полчаса в состоянии глубокой успокаивающей и восстанавливающей медитации, Моандор хотел приступить к подготовке завтрашних мероприятий. Но астрал заполнился нарастающим возмущением. К его покоям двигались несколько крупных чародеев. Скоро все зашевелятся. Еще не пришли сигналы из Агону, а местные Сумеречные уже перепугались и спешат сюда. Не совсем то, что хотелось бы, но ладно. Нойон вышел из медитации, прошел через весь зал, сотворил легкий оберег и вышел в коридор.
Со стороны подъемных площадок появились Синкат, Шакти и еще несколько Сумеречных магов. По мыслям было видно, что Синкат первым узнал о происшедшем. Однако нойон был уверен, что Гуннар точно ни о чем не мог предупредить сына. Моандор встретил перепуганных слуг жестко и холодно.
— О великий, — начал Шакти, — мы только что узнали! Все поражены и напуганы, что нам теперь делать?.. Будут ли отправлены суда для поддержки нашего острова?! Что стало с нашими родственниками?
— Почему вы оставили свои посты посреди ночи в такой ужасный момент?! Вы не служите примером дисциплины ни друг другу, ни подчиненным! К тому же имеете дерзость отвлечь меня, когда судьба всего мира висит на волоске! Я уведомлю вас, когда сочту нужным. Я не могу пока точно сказать, что произошло — множество наших астральных глаз вышло из строя. Сейчас срочно вылетаю в Агону, для того чтобы вместе с Советом принять единственно правильное решение. Удивлен твоим здесь присутствием, Синкат, ты никогда не ставил личное над нашими интересами. Ты руководишь службой дальнего слежения. Это я должен у тебя интересоваться судьбой твоего отца Гуннара! Вместо того чтобы возбуждать панику и сомнения среди соплеменников, возвращайся и тщательнее отслеживай обстановку. Уверен, тут не без следов авлийцев и Белых. Но доказательства должен мне предоставить ты! Так ищите же их!
Пристыженные такой отповедью, Сумеречные разошлись, и Моандора на пути к аэроплощадке сопровождал только Синкат. Он остался по негласному праву признанного первого ученика хозяина острова.
— Извините, мастер, я очень переживаю, вы не так давно говорили с моим отцом, может, вам известно хоть что-то?
— Я сам хотел тебя об этом спросить, ведь у тебя есть именные четки Сумеречных! Ты должен почувствовать куда яснее! Ты что-нибудь уловил?
Нойон выжидающе смотрел на ученика.
— К сожалению, я ничего не ощутил, со мной никто не смог связаться, произошло что-то невиданное. Я думал, такую мощь нельзя выбросить сразу. Даже взрыв концентратора…
— Это очень вероятно. К сожалению, ты меня сегодня сильно разочаровал. При других ты показал слабость, привязанность. Помни, служба Темному Кругу превыше всего! Да и что мог сделать твой отец? Это внезапная смерть. Я знаю точно: Гуннар погиб. Но то, что показывали наши глаза этой ночью, меня интересует намного больше всех ваших личных мотивов!
Шокированный Синкат какое-то время молчал. Он не подозревал, что один вопрос отделял его от смерти минуту назад. Они поднялись на аэроплощадку. Три дракона-духа были готовы к взлету. У светящегося черепа личного дракона главы разведки Моандора ждал другой его ученик — моргул Дракис, во главе почетного караула из двух десятков личей и рыцарей смерти. На улице шел дождь, непроглядную черноту неба то и дело рассекали молнии, где-то вдалеке гремел гром.
Синкату казалось, что дождливые капли сегодня солонее обычного. Он не мог говорить, лишь протянул учителю кристалл с данными астрального слежения. Здесь были отражены все улавливаемые нойонами сигналы Зейлота до, после и во время взрыва. Моандор кивнул, жестом указав Дракису идти следом. Нойон поднимался по костистой ноге — трапу, ведущему внутрь дракона. Его светящиеся серебристые одежды сливались в белое марево на фоне огромного тела монстра. Синкат пошел прочь и, опершись на перила, под хлещущими струями дождя смотрел в морскую даль. Казалось, все побережье острова, подсвеченное мириадами огней комплекса разведки, умывалось белой пеной прибоя. Ветер нарастал и теперь с силой швырял брызги в лицо обессилевшего мага. Почему они такие?!! Здесь никто никого не жалеет и не любит! У них нет этого, нет жалости, нет жалости, нет жалости!
Бешеная злоба овладела им, он видел сквозь мрак лицо матери и сурового, но любимого им отца. Драконы раскрыли крылья на залитой водой аэроплощадке. Они были до предела напитаны магией. Еще несколько взмахов, на когтях их крыльев пробежали розовые разряды, и один за другим эти высшие творения некромантии поднялись в воздух, вспарывая мрак ночи.
В этот миг Синкат окончательно решил уехать из Колдсоула. Лучше идти в армию, в борьбу с разведкой арагонцев, искать смерти в боях, чем сидеть здесь, в этом логове лжи и вечного недоверия. В центре паутины даже пауку иногда становится невыносимо и очень одиноко.
Был дом — его нет, была семья — ее нет, была родина — ее нет, была работа — но и ее скоро не будет. Нойон не простит ему этого ночного спора. Он неспроста был так холоден. Вероятно, Моандор также расстроен, его связи с Зейлотом так участились в последнее время. Он долго общался здесь с Дасом, принимал его не один раз. Наверняка он также жалеет о многих планах, что теперь рухнули, просто пытается не подать виду, думал Синкат.
Немного успокоившись, промокший Сумеречный маг направился к себе, чтобы надиктовать системе связи прошение об отставке. С него хватит. Он хочет сойти на берег. Кто может спокойно пережить гибель своего мира и полное абсолютное бессилие что-то изменить? Кто сможет молча наблюдать, как гибнет все, что было дорого, в этой проклятой бессмертной жизни. Нет, его место не в далеком тылу, а на передовой! Это точно дело рук Арагона и Авлии. Синкат знал, что на кристалле, врученном им Моандору, был замечен тайный сигнал с территории страны эльфов. Они передали какое-то послание, и именно оно привело к катастрофе! Почему и как это произошло, можно узнать только у Даса. Кажется, только ему еще можно доверять. Если это так и гибель Зейлота — это скрытая атака Арагона, и без того имеющего власть почти над всем миром, то им нет прощения. Не желая уступить нойонам и пяди влияния, они, эти проклятые седобородые старцы средь хрустальных чертогов, истребляют целые миры! Он не может больше спокойно сидеть здесь и смотреть сводки с будущих фронтов, его место там!
Вбежав в свою комнату, Синкат собрал в кожаную заплечную сумку разбросанные вещи. Первый раз за длительное время взял свой меч, сделал пару взмахов и вернул в ножны. Включив машину связи, он надиктовал прощальное сообщение и вместе с ключом от своей комнаты передал кристалл с этой записью офицеру-личу из Зала Слежения. Лич должен по возвращении передать его послание истинному. Синкат не сомневался в понимании со стороны учителя.
Когда он вернулся, аэроплощадку уже очищали от воды рабы с метлами, за ними приглядывали несколько личей. Прощальным взглядом он окинул место своей бывшей службы. Черная скалистая гряда, эти блестящие стеклянные купола и мрачные бастионы. Три больших шпиля Главного комплекса, в центральном из которых располагались покои нойона. Ну Хайд с ними, теперь только вперед! В мире можно найти много достойных дел, и прежде всего стоит искать правду. Через десять минут он сидел в резном кресле Дракона Духа.
— Курс? — спокойно спросил лич-наездник, уверенно рассевшийся в своем кресле, меж лопатками, в основании шеи дракона.
— Курс на Атоморгул, туда часа три лететь?
— Не меньше хозяин, мы не подкачаны для боевых миссий.
Уже в воздухе он не удержался и глянул на удаляющийся под ними похожий на серп остров с тремя огромными башнями. «Прости, Шакти, что не попрощался, — думал Синкат, — но я не мог, мне надо все выяснить. Выяснить и понять самому». Он отвернулся от белесого окна ауры страха меж драконьих ребер. Быстро набрав скорость, серебристый монстр летел уже так далеко, что Колдсоул скрылся за горизонтом. «Огонь позади и туман впереди, — думал Синкат. В Атоморгул скорее, а после разговора с воинами следует искать Даса, уверен, он уже знает». Внизу, нежась в лучах встающего солнца, дремал раненный этой ночью океан.
Еще на борту дракона-духа Дракис заметил, как мрачен его учитель. Моргул слышал от стражи, что произошло что-то ужасное, но не мог найти на месте ни одного из Сумеречных, которые по старой традиции отвечали за связь в разведке нойонов. Что-то случилось, спросить или нет?.. Нойон услышал его сомнение и, к удивлению ученика, сам снизошел до разговора с ним.
— Ты ведь ничего еще не знаешь? — с притворной мягкостью спросил Моандор.
— Я слышал кое-что. Полагаю, вам известно больше. Говорят о жутком взрыве, астральном выбросе и что все это как-то связано с Сумеречными магами. Что-то серьезное?
— Конечно, серьезное. Сам все отлично понимаешь, не юли! Произошел взрыв на острове Зейлот. Очень сильный. Большинство из серых, видимо, погибли. Пока никому не ясно, что могло послужить причиной. Я не знаю подобной магии и техники.
— Новое оружие?
— Скорее всего, да. Но неясно, кто его применил. Возможно, сами Сумеречные проводили какие-то испытания. Что-то не рассчитали, ошиблись. Либо в Арагоне придумали нечто новое и, как это у них принято, из соображений высшей гуманности, прежде чем применить против нас, провели испытание вдали от опекаемых ими людей и эльфов. Сумеречные всегда испытывали их терпение. Вот и дождались…
— А может, кто-то из наших? — совершенно неожиданно спросил моргул. — Воины или Видомина. Кто-то из них ведь скоро будет прямо требовать власти от Сандро!
Вопрос застал Моандора врасплох. Нойон обернулся и посмотрел на Дракиса с нескрываемым подозрением. У моргула дрогнуло сердце. Дракису на миг послышался нарастающий вой сгорающих заживо. Он явно разозлил учителя. Моргулу на миг стало страшно.
— Нет, ты преувеличиваешь, — с усмешкой ответил нойон, — этого не может быть! Я бы точно знал о таких действиях. Ты еще веришь в мою осведомленность?! — Блестящей перчаткой белой кожи он почесал кончик носа.
— Конечно, повелитель, я никогда не сомневался в вашем праве первым получать всю информацию. Ведь это власть!
— Молодец, ты прекрасно запомнил первый урок. Сейчас никто ничего не знает. Поэтому мы с тобой в том же положении, что и остальные, и можем играть свободно. Сейчас, например, сообщив, что летим в Агону, мы направимся совсем в другое место.
— Куда? — озадаченно спросил Дракис.
— В Терминас, в наш центр некротических изысканий. К Тамикзалле. Ты лично был ей представлен?
— Нет, только в группе других моргулов. Как я понял, ее желания по-прежнему во многом схожи с людскими. Видимо, я просто не в ее вкусе, потому и не имел чести познакомиться с ней ближе.
— Это поправимо. — Нойон улыбнулся узкими желтоватыми губами. Мне надо кое-что обсудить с ней до совета. Тебе же — получить новый образец и подготовить его.
— Для моего таталийского дела?
— Нашего дела. И не только для него, если ее некромастера нас не подведут, то это будет не просто агент-тактик, а что-то удивительное. Главное было найти нужный материал, и мне это удалось.
— Безусловно, мастер. Но я не понимаю, что может быть совершеннее, чем преданные нам и делу Хайда люди из внешнего мира?
При словах о «деле Хайда» нойон поморщился.
— Ну это просто люди. Они могут ровно столько, сколько им позволяют обстоятельства. Они полезны как своим ничтожеством, так и силой. Их можно купить, запугать, обмануть. Думаешь, это умеем делать только мы? Эльфам и Белому Кругу нелегко их вычислить, зато, будучи уличенными, они всегда нас предают. Новый агент будет почти незаметен и достаточно вооружен, чтобы, не прибегая к магии, защищать себя.
— А могут ли некроманты создать что-то, что не смогут контролировать?
— Это невозможно. Я имею дело с живыми и мертвыми. Поверь, живые бесконечно опаснее. Нет ничего непредсказуемее и опаснее ребенка, играющего в песочнице. Ведь любой из них может вырасти великим героем. Поэтому маги и предпочитают отработанный материал. Мы — нойоны, истлевшие тела и души. Арагонцы работают с металлом и камнем. Всего слишком много. Не отвлекай меня.
Дракис прикусил язык и молча смотрел в окно все оставшееся время. Час спустя из-за моря на северо-востоке показалась кромка берега. Затем холмы, покрытые жутковатым коричневым лесом, и толстые кряжистые башни некротической цитадели Терминаса. Лишь когда дракон-дух завис над местной аэроплощадкой, Моандор вышел из оцепенения. Широкая гладкая крыша одной из пяти башен отражала заходивший розовый диск малой Луны.
Правильный пятиугольник цитадели, каждое ребро в пять стадиев. Каждый кирпич этих массивных стен, каждый тысячепудовый блок был полит потом сотен тысяч рабов, что раньше жили на южной окраине материка. Множество племен тысячелетие назад были отмечены «дланью Хайда», и среди них появились те, кто мог поднимать мертвых из могил, расщеплять камни, плавить металл и переноситься на расстояние одной лишь силой мысли, — уже спустя много лет их стали называть нойонами. Все жители к югу от Вулканической гряды были со временем обессмерчены и стали костяком их первой армии. Моандор хорошо помнил серо-черные колонны, шествующие на север. Теперь все будет иначе. Теперь он правит потоком, а не плывет вместе с ним. Моргул пока не понимает многого, а то, что понимает, пугает его. Но, в отличие от Синката, у Дракиса нет никакой личной мотивации, кроме тщеславия. Это и объясняло его выбор в пользу бывшего надзирателя.
Тут Моандор почувствовал астральное прикосновение истинной. Среди нойонов были и женщины. Если их можно было так называть. Родившись когда-то в этом плотском облике, бессмертные в разное время и по разным причинам отказались сменить его на более мужественный вид, а потом просто потеряли к этому интерес. Все, кроме Тамикзаллы. Управляя некротическим центром, она еще во время первых опытов по воздействию стааха на рассудок, поняла, что в глубинах удовольствий, в перепадах настроения и пресыщении плоти можно познать нечто упущенное всеми остальными членами Темного Круга. Потому об устраиваемых ею время от времени оргиях ходили легенды, тлетворно действовавшие на обслугу и учеников истинных нойонов. Большинство же членов Совета полагало, что у каждого могут быть свои слабые и сильные стороны. В среде бессмертных никто не питал иллюзий о морали друг друга.
Астрально приветствовав третьего по статусу члена Темного Совета, Тамикзалла сообщила, что будет ждать его в зале сторожевых картин той самой башни, где они приземлялись.
Сквозь темно-красную дымку Дракису был слышен их разговор, истинные не скрывались. Он чувствовал, что хозяйка ждет совета от его ментора.
Покинув дракона-духа, нойон, Дракис и сопровождавшие личи отправились к небольшой круглой надстройке в центре башни. Здесь скрывалась просторная лифтовая шахта, принимавшая два десятка платформ со всех концов комплекса. Встав на нужную платформу, нойон со свитой исчезли в чреве гигантского сооружения.
Через пять минут они были в зале, на стенах которого отображалась картина, передаваемая астральными глазами, патрулировавшими окрестности. Одна из стен с глухим шелестом отъехала в сторону, и из освещенного негасимыми факелами прохода появилась женщина поразительной красоты. Узкий правильный нос, черные глаза, ярко очерченные брови и густые черные волосы с вплетенной в них серебристой нитью — они собирались в пучок и затем растекались за спиной. Пышная грудь, тонкая талия, притягательные, сильные бедра. Она была оплетена черным с серебристыми вкраплениями доспехом, казавшимся легким, как шелк и шифон самых дорогих платьев при эрафийском дворе. За ней следовал рыцарь смерти, несший неведомую моргулу замысловатую металлическую конструкцию.
Пораженный красотой женщины-нойона, Дракис скромно отошел за спину сверкавшего белыми парадными одеждами Моандора. Нойоны приветствовали друг друга, вскинув руки и произнеся: «Смерть — путь к жизни!» Затем рука об руку они прошли в туннель. Рыцарь смерти и моргул двинулись следом за жутковатой парой.
Они шли уже достаточно долго, и Дракиса сильно утомило путешествие к недосягаемой и непонятной цели. Он думал о таталийском после, который ждал его в Шедоукипе, городе обессмерченных. Думал о важнейшей операции влияния, которую ему доверили нойон-воин Нагаш и его учитель. Это было его первое столь серьезное задание, за которое спросят всем Темным Советом. Моргул думал о правительстве Таталии, но роскошные бедра идущей впереди Тамикзаллы все же сбивали его с мыслей и заставляли лишний раз оправлять одежду. Демоница! И как ей это удается? Я же проходил не одно испытание, и меня не могут соблазнить плотью, это я могу соблазнить, но не меня. А у нее получается… Как? Это какие-то чары…
Тут коридор расширился и стал напоминать гигантскую подземную галерею вроде легендарных подгорных городов авлийских гномов под озером Тетис. Они находились где-то под центральным куполом, что был зажат между пятью приземистыми башнями Терминаса. И вот, сливаясь с другими, коридоры образовали огромный зал, пространство которого не уступало площадке на крыше башни. Множество слуг Тамикзаллы сновали вокруг. Тут было чему поразиться: под сводом витали облачка зеленоватых тел призраков. Зомби, скелеты-воины и обессмерченные ученики-аколиты спешили по своим делам. В присутствии истинных все останавливалось, замирало, и, лишь отдав должные знаки их положению, все вновь приходили в движение.
Нойоны могли достигнуть своей цели, переносясь туда силой мысли. Но у них было время для того, чтобы по пути обсудить многие проблемы помимо трагедии на Зейлоте.
— И все умерли? Смесь с камнем аройя не восстановила действие стааха? — интересовался Моандор.
— Да. Люди рвались, просили еще порцию, все как обычно, но результат… как-то грязнее, в этот раз рассудок сохранялся намного дольше. Они пытались выторговать жизнь друг друга в обмен на горстку стааха, угрожали…
— Это, увы, трагично, а не смешно. Сколько сейчас вы производите?
— Хватит на пятьсот особей в год, не больше. У Стракера дела еще хуже, что бы он ни говорил на совете. С таким оборотом нам нечего и думать соваться в Эрафию! Обессмертить никого не удастся, лучше голод, как предложил Нагаш! — Демоница поправила серебряную нить, оплетавшую роскошные локоны.
— В этот раз все будет иначе…
Дракис заслушался и в тот же миг чуть не запнулся о камень, мелькнувший в темноте под ногами.
— Проклятие!
Никто из нойонов без необходимости не тратил ни капли магической силы, постоянно увеличивая свои потенциальные возможности, и они, спокойно беседуя, шли дальше. Дракис был в ярости, оттого что в столь огромном хозяйстве Тамикзаллы отсутствует телепортер.
Ему также казался смешным огромный указатель, прикрепленный на стене туннеля, в который зашли истинные, покинув центральный зал. Огневое упорство, зачатие силовое, зачатие ментальное, отбор материала — все стрелки указывали вперед. «Для аколитов надписи на эрафийском, значит, большинство оттуда. Хм, пожалуй, скоро таталийцы займут их место». Проходя мимо зала отбора материалов, он услышал подозрительные стоны. Все слухи, связанные с именем Тамикзаллы, всколыхнулись в его памяти, и, чуть отстав от своего господина, Дракис на мгновение проник астральным взором за стены и плотные массивные двери.
На десятках каменных столов под ярким светло-голубым светом лежали живые мужчины и женщины в возрасте от совсем юных до, наверное, тридцати лет. Их обнаженные тела в области талии были оплетены какой-то зеленой, шевелящейся жгутиками и щупальцами желеобразной массой. То одно, то другое тело скрючивалось в судорогах. Они пытались избавиться от присосавшихся к ним желеобразных паразитов. Некоторые сильно кричали и были активнее других. Между рядами ходил стражник-лич с жезлом наперевес и аккуратно притапливал вырвавшиеся из липучки руки жертв обратно в удерживающее их месиво. Два человеческих тела, серые и вспухшие, вроде набитых соломой кулей, валялись в углу в нелепых, неестественных позах.
Да, нелегкая у Тамикзаллы работа — из такой кучи человеческого сора выдавливать что-то полезное. Дракис не подозревал о том, что он сам чудом избежал отправки сюда, когда его история попалась в списке множества других на глаза Моандору тридцать лет назад. Но отставать от своего ментора было верхом неуважения. Вернувшись к реальности, Дракис бросился за нойонами и сопровождавшим их рыцарем смерти. Нойоны вошли в зал боевых испытаний. Он даже расслышал окончание их разговора и сказанные в реальность слова Тамикзаллы:
— Сокращение добычи желтого стааха это не меньшая проблема, чем то, что произошло с Сумеречными. Это опасность для нашей веры! Дело Хайда рассыплется в прах, и люди увидят все в ином свете…
— Понимаю. Конечно, я помогу, чем смогу. Пока же, увы, не всесилен…
— У тебя хватит времени после всего этого?
— Для тебя да! — Бессмертные улыбнулись друг другу, как самые обычные люди.
— Кому ты перепоручишь мой новый образец?
— Ученику. Вот, кстати, и он!
— Моргул Дракис. — Вошедший вежливо поклонился. — Прошу меня простить, я немного отвлекся.
— Какой любознательный у тебя ученик, Дракис, — произнесла она имя нараспев, будто это доставляло ей удовольствие. Женщина-нойон улыбнулась, и моргулу показалось, что он увидел мелькнувший на губах раздвоенный язык.
— Не соврати его, он мне нужен еще некоторое время, — усмехнулся Моандор. — Проходи, — указал он моргулу, — увидишь, с чем придется иметь дело.
Все вместе они вошли внутрь. Комната казалась маленькой, но Дракис понял, что это всего лишь наблюдательная часть. Перед ними за огромными стеклянными стенами причудливой формы скрывался сам зал. Сбоку перед стааховым экраном сидел надзирающий лич. Он приветствовал хозяйку Терминаса. Гости прошли к экрану, лич рапортовал, что к последнему испытанию все готово. Оба нойона присели в выплывшие прямо из стены прозрачные стеклянные кресла, от которых поднимался леденящий пар. Вся свита замерла у экранов, а нойоны наблюдали картину в астрале.
Зал испытаний был поделен лестницами и стенами на три секции. На втором этаже в последней секции внутри силового поля лежал какой-то свиток. Не успел Дракис все рассмотреть, как лич тут же начал рассказывать о предстоящем испытании.
— Цель, которую мы назвали «охота и смерть», — полное применение всех возможностей господина Т. Он должен проникнуть в хорошо укрепленный комплекс с минимальными потерями для себя и не спровоцировать вызов подкрепления. Раскрыть секрет силового поля, взять свиток и вернуться в точку выхода. Против него играют полсотни стражей, скелеты-воины, личи, рыцари смерти. Есть ряд безвыходных ловушек, равносильных попаданию под магический удар эльфа-друида высшего дана.
— Ну, проси уже этого молодца! — прервал задерживающего их лича Моандор.
— Ввести испытуемого! — рявкнул тот в звуковой желоб. Дракис смотрел на экран, ожидая увидеть какую-то очередную жуть.
Справа открылись стальные створки, и в сопровождении шести скелетов-воинов появился закованный в цепи молодой человек около тридцати лет.
— Сейчас, — указала Тамикзалла.
Процессия остановилась. Пленник крикнул шедшему рядом скелету-воину: «А ну, живо развяжи меня!» Каким бы это странным ни казалось, но скелет на миг замер, затем вытащил из-за пояса ключи и раскрыл замок на цепях. Остальные стражи тупо уставились на командующего. Тот в ответ на новый приказ человека бесстрастно отдал тому свой меч. Рыцарь устремился ко входу из второй секции, вбежав в небольшой закуток, где за столом сидел лич. Он явно удивился и хотел уже поднять тревогу. Человек ударом меча раскроил стеклянную стену, отделявшую его от лича, бросился на того, и из его правой руки ударили светло-голубые разряды, подобные короткой молнии. Лич разжал пальцы и, не дотянувшись до боевого жезла, бессильно сполз на пол.
Тем временем конвой пришел в себя, и скелеты-воины рванулись к двери. Первый из них, как на копье, был насажен на вырванный из рук лича жезл. Второй был сбит ударом ноги, третий поражен мечом. Получив лишь несколько царапин, человек почти покончил с конвоем, как тут его оружие переломилось у рукоятки. Метнув ее в оставшегося противника, он уклонился от выпада и смог вцепиться в горло правой рукой. Скелет беспомощно забился и остался лежать вместе с остальными стражами. Вернувшись на второй этаж и без шума пройдя по битому стеклу, человек спустился вниз. Там его ждали солдаты нежити. Еще на лестнице человек начал шептать заклятие на языке нойонов и вскоре собрал полтора десятка солдат в небольшой комнатушке. Хлопнула дверь, и зачарованные солдаты нежити остались в одиночестве. Рыцарь запер их на тяжелый засов, под который всунул жезлы, отобранные у костяных великанов.
За следующими дверями его ждали рыцари смерти, закованная в тяжелые доспехи элита нойонской армии. В руках у них переливались искрящимся огнем алебарды. Рыцари оказались невосприимчивы к уговорам и чарам. Блеснули лезвия, и герой испытания был вынужден спасаться бегством. Запирая за собой двери, он бросился назад, но эти препятствия не могли задержать лучших солдат-нойонов. Человек быстро оказался загнан в маленькую комнатку около выхода.
— Вот хитрец, — рассмеялся Моандор.
— Он давно заметил ловушку, но заманил в нее других, — указала Тамикзалла.
Стоящий у стены лич поднес на серебристом подносе золотую чашу с каким-то красным отваром. Тамикзалла опустила в него палец и облизнула, после чего по всему ее телу прошла дрожь сладкой истомы. Взгляд больших темных глаз остановился на Моандоре, но глава разведки остался неподвижен, а сидящий рядом Дракис только повел плечами.
Тем временем герой оказался в отчаянном положении. Двое закованных в латы широкоплечих воинов с блистающими широкими алебардами загнали его в угол. Как только рыцари смерти приблизились на расстояние удара, их первый же выпад вспорол стену и привел в действие тайный механизм. На уровне пояса со всех стен полетели посеребренные арбалетные стрелы. Удары были настолько сильны, что преодолели даже прочные доспехи элиты армии нежити. Истекая черной кровью, рыцари повалились на колени. Человек, перед этим ловко растянувшийся по полу, схватил выпавшую алебарду одного из поверженных рыцарей и ловким ударом обезглавил противников. Широкое орудие с заколдованным лезвием на длинном древке позволило ему безбоязненно двинуться дальше. Рассеивая скелетов и изрубая на куски нерасторопных личей, он подобрался к свитку и спустя минуту медитации смог отключить защитное поле.
Несколько освободившихся от чар солдат нежити уже устремились к нему, пробивая дверь копьями и мечами. Человек взял свиток. Парой ударов он раскроил деревянные перекрытия и спрыгнул на первый этаж. Здесь, у самых ворот, его ждал рыцарь смерти. Это был последний раунд маленькой игры. Бежать было некуда, и время его истекало.
— Если он не успевает, считается, что противник поднял тревогу, — прокомментировал ситуацию лич. Расположившиеся в прозрачных креслах нойоны переглянулись. Тамикзалла о чем-то шутила в астрале.
Удар, еще удар. Казалось, лишь чудо спасает человека от гибели. С жутким звоном сталкивались их орудия, и искры сыпались в разные стороны. Рыцарь смерти наносил непосильные для отражения удары. Рукоять алебарды треснула, это оружие не подходило человеку из-за малого роста. Он упал, прокатился по полу, попытался поразить противника разрядом из правой руки, но броня черного гиганта все отразила, и тут оружие некроманта по рукоять ушло в доски пола. Уже получивший несколько ранений, человек смог выхватить из сапога какую-то зеленую липучку и метнул ее, попав в шлем монстра. Тот заревел, но еще старался освободить оружие, хотя мог расправиться с обидчиком голыми руками. Человек стремительно бросился к дверям выхода и в прыжке, пригибаясь, вылетел вон. В третьем секторе раздался взрыв, и голову рыцаря смерти разорвало на клочки. Израненный воин вместе со свитком выпал из-за железной двери прямо перед удивленными лицами гостей.
— Это отменный солдат, — заметил Дракис, — и при всем этом никакого астрального следа, никакой магии.
— Это главное, — поддержала его Тамикзалла, — дар внушения и гипноз, которым он обладает, скорее механическое свойство: сочетание мимики и манипуляции вниманием, а не магия. Это его важнейшая особенность. В нем нет индризи. Даже Белый маг, смотря на него, не заподозрит, что мы касались его разума. Если, конечно, наш герой сам себя не выдаст.
— А он не умрет? По-моему, рана в области шеи очень тяжела. Смотри, как струится кровь!
— Уже мертвый не может умереть снова, это ведь некромантия. Новый уровень, некромантия без следов, — хвасталась демоница.
Моандор и Тамикзалла поднялись, их ждал готовый дракон-дух, и они собирались прибыть на Совет вовремя.
Еще какое-то время они обсуждали проблему истощения залежей породы желтого стааха.
— А что делать мне, владыка? — несколько растерянно спросил Дракис, наблюдая, как личи уносят героя дня, который уже не мог стоять на ногах.
— Отправь этот экземпляр на сороковой аванпост. Пусть на обратном пути присоединится к твоему таталийцу. Если вы, конечно, обо всем договоритесь.
— Я могу приступать, владыка?!
— Да, я не держу тебя!
Нойоны удалились. Дракис видел, как серые сапоги «экземпляра» смешно цеплялись за каждый выступ камней на полу. Моргул разглядел записи на развороте пергамента, оставленные у экрана старшим личем, исчезнувшим вслед за своей госпожой.
«Михаэль Торнтон, двадцать девять лет». Также был указан магический пароль, активирующий в нем новую личность, созданную, как значилось в тексте со всеми пожеланиями и поправками, внесенными лично главой разведки владыкой Моандором.
Серьезный персонаж, такого сразу на несколько дел посылают. Именно сейчас, после этого взрыва. Это так важно? Неужели началось? Мысли моргула пустились бешеным галопом. От возбуждения он испытал незнакомое чувство голода. Но ему хотелось не пищи, а силы, хотелось жутко, до ломоты в костяшках пальцев. Он ведь всего пару дней назад принимал свою дозу?! Трясущимися руками моргул стянул с пояса и развязал небольшой мешочек. Опустил туда палец и сразу засунул порошок в рот под губу. Деревеневшее лицо начало отпускать.
— О Хайд. — Он выругался на эрафийском диалекте.
Блаженство — вечная жизнь так проста. Моргул обессиленно опустился в кресло, оставив мешочек рядом с бумагами лича. Мысли еще пребывали в смятении, но вдруг ему открылось объяснение происшедшему, и он едва не закричал от радости.
Ну конечно! Они что-то серьезно изменят на этом Совете. Нойоны-воины будут действовать, и Моандор явно на их стороне. Наконец-то! Десять лет ожидания! Скоро, скоро грядет час расплаты. В его памяти вставали стены далекого монастыря на центральной эрафийской равнине. Бритые послушники ордена. Отдаленный шепот читающего молитвенник. Равносторонние кресты, нашитые у сердца. Мрачный иконостас, массивные витражи и вонь нужников в пристройках. Скоро, совсем скоро он, Дракис, вернется, чтобы воздать им по заслугам!
Западная Эрафия, Александрет,
6 путь Лун, 987 год н. э.
Ивору Итону было очень больно. Все тело ныло так, как будто его пропустили через десяток мельничных жерновов. Он очнулся, и первое, что увидел, была морда собаки, обнюхивавшей его лицо. Хотелось крикнуть, но на зубах был песок, какие-то засохшие водоросли. Поперхнувшись и отплевавшись, эльф постарался встать на ноги. Нижняя часть туловища была закопана в непонятно откуда взявшийся песок. Волосы, мокрые, спутанные, жутко грязные, так и лезли в глаза. Вокруг валялись мелкие доски и щепки, мусор, песок, прибрежная тина и дорожная грязь. Рядом подошвой кверху торчали чьи-то сапоги, чуть дальше — рука со скрюченными пальцами, порванная шляпа…
Где я, как я здесь очутился? Память начала возвращаться к нему. Эльф понял, что лежит в песочной куче посреди бывшей улицы большого города. У соседних домов были выбиты оконные рамы, косяки и двери, будто рукой титана, были сорваны крыши или разрушены сразу несколько этажей.
Наконец он вспомнил, как прорывался сквозь толпу рабочих, моряков, стражей и все-таки попал на борт корабля, идущего на север. Магия и чары открыли ему дорогу. Еще час от силы, и они выйдут в море… И вдруг похожее на гриб огненное облако поднялось из-за горизонта. Он видел гигантскую волну, катящуюся через океан, и не менее страшную, рвущую все на своем пути волну в астрале. Когда астральная волна настигла Ивора, от боли он потерял сознание. Следом подошло цунами и смело порт вместе со всей западной окраиной города.
Он вспомнил о нойоне, гнавшемся за ним всю последнюю неделю, и, прощупав изодранную в лоскуты мокрую и соленую одежду, понял — на шее не было кулона.
— Будь я проклят, — прошептал он. — Будь я проклят!!! — Яростный крик потряс улицу, заставив дворовых собак в ужасе шарахнуться в сторону.
Бежать из Фолии, пройти сквозь сто засад, уйти от самого нойона, чтобы вот так вот глупо, из-за какого-то землетрясения все потерять. Все, что они узнали, многолетняя работа фолийского отделения разведки эльфов. Все доказательства того, что бессмертные владыки юга снова готовят вторжение, вторжение новое, жестокое, страшное, — все это пропало. Между ребрами будто пробежала молния, и он повалился на песок, бормоча заклятия исцеления. Наверняка сломана кость, и не в одном месте. Обессиленный эльф перевернулся на спину и тихо застонал от боли и разочарования.
Западная Эрафия,
Замок Харлхорст,
то же время
Рейнхард стоял на балконе центральной башни и внимательно смотрел в зеленую даль уходящих на запад лесов. Ветер приносил оттуда облака и влажную свежесть моря. Между деревьями вились три дороги. Одна сворачивала к югу, две другие шли на запад. Солнечный свет падал из-за спины, отбрасывая все укорачивающиеся утренние тени. Супруга дневного светила — Большая белая Луна — катилась к земле. Где-то в замке гудел боевой рог. Трубили на восточной стене. Ну что там еще? Рейнхард вернулся в обеденный зал. Двое стражей подле дверей приветствовали его. Они ждали приказов усталого, невыспавшегося хозяина.
Генерал действительно не спал всю ночь. Вестей из Александрета или столицы не было. Ни хороших, ни плохих новостей, ничего. Однако многие посланные им в дозор люди не вернулись — это указывало на катастрофу. Утром после долгих раздумий генерал пришел к окончательному выводу — все провалилось, и теперь надо ждать не гонцов, а армию возмездия. Всю ночь с запада дул ужасный ветер, просто ураган. Он с корнем вырывал деревья, сносил крыши в близлежащих деревнях. Крестьяне меж собой говорили о гневе Велеса.
Беда, рассуждал кавалер ордена всех святых. Теперь только два пути. Первый — позорно бежать в уезды, как предлагает Гхондр. Поднимать восстание либо тихо, как мышь, ждать смерти, смерти для себя и позора для родственников. Эдрик Грифонхат благороден, он не будет шантажировать и разорять весь род, но придворные… В них у Рейнхарда сомнения не было. Инхам Ростерд, Нордвуды, Бэдивер и многие другие постараются сделать все, чтобы обогатиться за счет имущества предателей, покушавшихся на законного монарха. Второй путь — биться и любой ценой удержать замок. Король принесет огонь, но тем самым только поможет зажечь факел дворянского недовольства.
Утром он разослал в Энроф, Клекстон и Ситодар посланцев с сообщениями для дворянских собраний этих городов. В них был призыв к неповиновению королю и мести за безвинно убитых в Харлхорсте, призыв сплотиться ради восстановления Империи Солнца. Рейнхард не верил, что после случившегося король пойдет с ним на переговоры. Рыцарь повалился в кресло, отхлебнул вина и взялся за жареную утку, только что принесенную слугой. Дверь в зал открылась, и в проеме между стражами появился его старый боевой товарищ, комендант замка Нагиль.
— В чем дело, Генри? — устало спросил Рейнхард, по всему его телу разливалось живительное тепло, он больше всего хотел, чтобы сейчас весь этот мир вместе с королем и заговором, который он столь опрометчиво возглавил, провалился в тартарары.
— По восточной дороге с энрофского тракта к замку движется конный отряд. До трех сотен всадников под знаменами гвардии. Над замком пролетели несколько грифонов.
Рейнхард отбросил утиную ногу и бессильно откинулся на спинку кресла.
— Мне готовиться к осаде? Люди на взводе, нужно объяснить им, что будет дальше!
— Да, без сомнения, Генри. Через час доложите мне о готовности войск к осаде.
— Мы и наш гарнизон точно никуда не уходим из замка? — Голос Нагиля дрогнул.
— Нет, никуда не уйдем. Мы заставим короля отступить и покажем всему миру наш героизм. Увидишь, даже далекие арагонские старцы перестанут изображать отрешенных святош и покарают его за жестокость. Пойми, Нагиль, нам не победить в открытом бою, но мы можем биться отчаянно. Нам хватит запасов, чтобы пережить длительную осаду. Люди узнают об этом по всей Эрафии. Это как жертва, понимаешь? Всесожжение! Как было принято у людей юга еще в стародавние времена, до нойонов. Там цари, отправив положенный срок, сами восходили на костер. Мы выиграем в любом случае. Или погибнем, или вознесемся. Велес призовет нас в свои чертоги!
С лица коменданта схлынула краска. Он выпрямился, взял под козырек и, щелкнув каблуками, вышел.
— Ну вот и началось. — Рейнхард доел утку, допил вино и решил отправиться осмотреть сторожевую стену. Тут в двери ворвался потный, красный и задыхающийся казначей Гхондр.
— Ты слышал, что они перекрыли восточную и южные дороги?!
— Да успокойся, тебя хватит удар от быстрой ходьбы.
— Я бежал к тебе! Что ты собираешься делать? Ты ведь не всерьез говорил об обороне? Нужно уходить! Ко мне вчера приехал верный человек из Энрофа, загнал двух лошадей. Предателем оказался Катберт. Я так и думал, что архиепископ заблуждается на его счет. Хитрый старый Грифонхат обвел Лоинса вокруг пальца. Теперь вместе с Инхамом они хватают предателей и всех, на кого показывают уже схваченные без разбору и жалости. Наш трусливый святоша канцлер обратился в карающий меч правосудия!
Гхондр хотел засмеяться, но у него вышло лишь истеричное повизгивание.
— Хаарт, говорят, повесился в заточении при загадочных обстоятельствах. Рууд бежал, нам следует поступить, как он! — продолжал казначей.
— И стать трусами и подлецами, не отвечающими ни за свои слова, ни за дела?!
— Ты, безумец, погубишь себя и своих людей! У короля целая армия и помощь эльфийская, их не одолеть!
— Мы можем бороться и снискать славу героев или погибнуть в безвестности, затравленные королевскими ищейками. Что ты выберешь? — Рейнхард встал.
— С королем можно договориться. У меня есть верный человек во дворце. Если он не даст мне бежать в Фолию, его дочь Эльзу отравят!
— Ты всю жизнь действовал, как подонок, и хочешь творить еще большую подлость, скрываясь у меня за спиной?
— А заговор с целью убить короля — это высокоморально? Что, Лоинс от имени святой церкви уже отпустил тебе все грехи?! — Гхондр яростно стукнул по столу кулаками, и стакан Рейнхарда перевернулся, покатился и со звоном упал на каменный пол.
— Это борьба не за себя, но за все наше рыцарское сословие, которое хотят оскорбить и унизить, следуя эльфийским советам и нашептываниям наших влиятельных торгашей! Ты хоть бы раз подумал о чем-то кроме денег! Мне наплевать было на этих крестьян, хотят — пускай валят, все равно они безграмотны, и пока таковы, это просто тупое стадо. Важно положение рыцарства, наши мечты об Империи Солнца. О том, чтобы маги снова жили среди нас и делились своими знаниями! Это великая и благородная цель, которую сложно запятнать, и все же я никогда не стал бы прикрываться жизнью заложника — беззащитной девушки, почти ребенка!
— Ты врешь и, кажется, не в себе! Не будет никакой твоей империи, нет ее уже пятьсот лет, и никогда не будет, потому что они прекрасно устроились там на севере! Мы для них куклы, а ты хочешь, чтобы кукловод сел с тобой за один стол? Говоришь, что я прячусь у тебя за спиной? Что ж, выпусти меня из замка, и я уйду по северной дороге. Это единственный шанс поступить разумно. Скоро и его не будет!
— Нет, тварь! — Рейнхард рванулся из-за стола, в ярости он был похож на раненого медведя. — Ты не сбежишь, останешься здесь, если надо, то навсегда! Стража!
Стоявшие у дверей охранники бросились к Гхондру и мгновенно скрутили затрепыхавшегося было казначея.
— Уведите его в подвал замка и заприте как следует. Позовите Генри!
Через час одетый в полный боевой доспех с отделанным золотом и драгоценными камнями личным гербом в форме орла на черном фоне Рейнхард стоял на первом этаже башни и слушал доклад коменданта о прибывающих войсках противника.
— Вот на этой новой планшетке, — показал он специальный столик в полтора ярда шириной, — песок, заговоренный адептами ордена, он изменяет форму, подобно карте. Я подготовил план обороны Харлхорста. Здесь, — Генри Нагиль ткнул пальцем, и по его воле возникли маленькие фигурки солдат, белый песок стремительно принимал серые и синие оттенки, — войска короля. А тут, вокруг модели замка со рвом и поднятыми мостами и окрестными деревушками, красным обозначены наши отряды!
— В дворе замка белые человечки… — Как ребенок, получивший новую игрушку, Рейнхард присел на корточки и вглядывался в детали.
— Это пока нейтральные люди Гхондра, — указал комендант.
— Прикажи им покраснеть, я уверен, мы сможем убедить их драться на нашей стороне.
— Враг встал лагерем у восточных и южных ворот. Там около пятисот человек и среди них несколько сот всадников, не из числа рыцарей, а под знаменами гвардии. Еще там несколько грифонов, но не больше десяти. Это все из Энрофа, на флагах один наш зоркий стрелок разглядел вышитые названия гарнизона. Они говорят, что действуют от имени правительства и канцлера и не собираются нас атаковать. Только перекрывают дорогу. У них нет осадных орудий, но про грифонов ничего не ясно. При желании они могут бомбить нас круглые сутки. С запада, из Александрета, где, как говорят, ночью было сильное землетрясение, выдвинулись серьезные силы. На наше счастье, из-за разрушений в западных кварталах и возникшей паники забрать гарнизон целиком Грифонхатам не удалось. Но тысячи полторы-две они приведут, плюс из Мельде подтянут. Во главе сам король, принц Кристиан и кто-то из города.
— Портер?
— Наверно, простите генерал, но сейчас у меня нет глаз в их отряде! — Генри улыбнулся.
— Сам Велес благоволит нам! Земля трясется у него под ногами, волны топят их корабли, — будто в прострации, не глядя на Нагиля, шептал Рейнхард. — Это добрый знак, мы выдержим осаду. Король прогневил Велеса, и все его силы ничто перед гневом господа! Дороги на север еще свободны?
— Нет, господин. Мост через Праду, по которому проходит дорога в Килдар и дальше в Авлию, перекрыт гвардейцами. Их там меньше сотни, но они ждут подкреплений. Сейчас еще можно успеть…
— Я же сказал, — злобно рявкнул Рейнхард, — они не получат удовольствия, оттого что будут гонять меня по дорогам Эрафии, как зайца! Им придется выкуривать из берлоги медведя! Как ты решил организовать оборону?
— У нас три с половиной сотни солдат и всего двадцать человек обслуги, в основном повара и чернорабочие. Плюс человек пятьдесят — это наемники Гхондра, которые еще неизвестно на чьей стороне выступят. У меня два плана. Один с ними. Другой, — он чмокнул губами, — если мы их нейтрализуем.
— Меня интересует только первый!
— Тогда на стены ставим две сотни людей, соберем все луки, арбалеты и баллисты, что у нас есть. Наши идут на северную, западную и восточную стены. Гхондровцев на южную, там никто не пойдет.
— Да это наше самое сильное место, сток от канала, там влажно и болотисто, не подогнать осадные машины. Ты им все-таки не доверяешь?
— Нет, доверяю. Если бы не доверял, то легче было бы всех… — Нагиль показал большим пальцем в землю. — Измена в любом месте равносильна сдаче. Мы очень рискуем.
— Нам все равно умирать. Я сказал, что уговорю их, значит, так и будет! Верь мне, и все!
— Хорошо, запасов продовольствия хватит на месяц осады пяти сотням людей или на год пятидесяти. Что-то мне подсказывает, что мы не успеем все съесть.
— А вода?
— Все отлично, запасы есть, а подземный источник никому, кроме нас с вами, неизвестен, он дает пятьсот ведер в неделю.
— Что ж, я смотрю, у нас есть шансы не подохнуть тут с голоду и не начать есть коней раньше времени…
Рейнхард не договорил — снаружи раздался вначале глухой шум, а затем страшный рев, от которого задрожали окна и двери. Рыцарь ордена святых и Нагиль бросились на улицу.
Над стеной замка, часто махая широкими кожистыми крыльями, завис огромный — тридцать ярдов длиной — золотой дракон эльфов. Солдаты — и местные, и Гхондра — отовсюду сбегались во двор, в ужасе и смятении наблюдая за огромным зверем.
— Защитники Харлхорста! — раздался голос наездника, сидевшего в кресле, смонтированном на спине дракона. — Его величество король Эдрик Грифонхат дает вам сто часов на размышление. Если через четыре дня вы не сдадитесь, то замок будет взят штурмом! Все, кто окажет сопротивление, будут убиты. Ваши женщины и слуги станут собственностью короны и правительства!
Затем всадник протрубил в боевой рог. Монстр взвился на высоту в несколько сот ярдов и, сделав горку, начал падение, переходящее в бреющий полет.
Люди в ужасе падали на землю, но стрелки у недавно поднятой на стену баллисты не растерялись. Они развернули свое орудие и выстрелили в чудовище, когда монстр уже мчался над самой кромкой стены. Дракон чуть приподнял голову и изверг мощный столп огня, который поджег деревянные перекрытия и подпорки крыши западной башни. Смоляные сосновые доски только недавно отремонтированного строения полыхнули ярким заревом. Огромный двухъярдовый баллистный болт ударил чуть ниже хвоста монстра, уткнулся в один из зубцов стены, выбил из него град булыжников и сломался пополам. Дракон резко поднялся вверх и вскоре скрылся за западным лесом. Лишь несколько минут спустя люди во дворе замка стали понемногу приходить в себя. Демонстрация силы была яркой и убедительной. Кто-то бежал за водой, кто-то вспоминал об эльфийской войне. Нагиль поинтересовался у Рейнхарда, как тот себя чувствует. Кавалер ордена всех святых сплюнул и ответил:
— Эти фокусы, конечно, нас не запугают, но надо продумать контрмеры. Помнится, стрелы с ядом в войну отлично работали!
Рейнхард понял, что надо было раньше говорить с людьми Гхондра. После такого нервы выдержат не у всех. Он приказал Нагилю, чтобы тот собрал во внутреннем дворе всех людей казначея как можно скорее.
Уже через полчаса почти сотня широкоплечих, как на подбор, высоких молодцов стояла во внутреннем дворе замка. Люди перешептывались, многие были при полном вооружении. На всякий случай комендант расставил на внутренних стенах верных генералу лучников и арбалетчиков, нервно поглаживавших свое оружие. Все были на взводе. Каждый случайный жест мог спровоцировать бойню, тянуть больше было нельзя.
Двери балкона на втором этаже главной башни открылись, и перед собравшимися появился Рейнхард в сопровождении Нагиля и двух своих рыцарей.
Генерал был подтянут и говорил так же резко и ясно, как перед сражением в Лордаронских горах или на королевском совете, когда придворные чинуши пытались сократить расходы на армию. Именно то, что он легко овладевал вниманием толпы, было одной из причин обвинения его в гордыне и оскорблении величия Грифонхатов, что привело его к отставке несколько лет назад. Год за годом теряя позиции, сперва отлученный от двора и столицы, а потом из действующих войск, Август Рейнхард все равно оставался одним из самых известных и популярных в стране людей. Сейчас он понимал, что никто из собравшихся не знает о том, что произошло с Гхондром. Двое преданных рыцарей-телохранителей казначея были схвачены и заточены в подвал, за чем внимательно проследил Нагиль.
— Господа, свободные жители Эрафии! Вы все прекрасно знаете, в каком мы положении. Мы хотели выступить против короля, против разложившегося двора и алчных торгашей, и мы выступили! Выступили в защиту вас, ваших родных, всего дворянского сословия и свободных граждан! Вы ступили в защиту мечтаний о новом часе всемирной славы нашего оружия, о восстановлении Империи Солнца. Но мы потерпели поражение…
Ропот в рядах гхондровцев усиливался, и некоторые руки потянулись к оружию. Нагиль напрягся, как только мог, — один взмах его руки, и верные стрелки дали бы первый залп.
— Мы проиграли из-за подлого предательства, предали нас многие, но подлее всего, к сожалению, поступил ваш сеньор!
Раздались крики: «Не может быть! Ты лжешь! Долой! Где Гхондр? Пусть он скажет!»
Комендант хотел уже махнуть рукой, но Рейнхард силой удержал его. Лучники на стенах напряженно следили за указаниями Нагиля.
— Тихо! Я доскажу, а потом вы будете решать, последнее слово за вами! Гхондр сказал, что ему не по пути с теми, кто не в силах встать на сторону победителей. Он решил присоединиться к королю. Я сказал ему: «Как же твои вассалы и их люди, они ведь верят в наше дело, а ты предаешь их в руки безжалостного королевского суда?!» Он ответил: «Скотское это дело идти на бойню! Мне жизнь дорога!»
— Ты лжешь! Хотим говорить с Гхондром, дай ему сказать! Долой!
Крики были еще яростнее и злее, чем раньше, народ явно заводился, Нагиль не понимал, зачем его старый друг так поступает, рискуя жизнью, ведь среди людей казначея также были неплохие лучники.
— Нет! — крикнул кавалер ордена всех святых. — Он вас предал, но вы все же имеете право переговорить с ним. Я не убил его, хотя очень хотелось. Но я все же хозяин замка, и у меня нет желания иметь враждебную армию внутри, когда снаружи подходят королевские легионы. У вас теперь только два пути! Тихо! Слушайте меня, только два пути! Либо вы уходите из замка со всем оружием и частью провианта на все четыре стороны. В этом случае я даже отпущу из подвалов вашего сеньора. И там, за стенами, на глазах все прибывающей королевской гвардии, вы можете достаточно долго выяснять, кто кого и сколько раз предал!
Народ неодобрительно загудел, многие кричавшие за Гхондра приутихли.
— Или же вы можете остаться здесь и в смертельной схватке с королевскими войсками и эльфийскими монстрами выстоять или умереть, покрыв себя незабвенной славой, что переживет поколения! Выбирайте, но быстро! Я жду! Еще раз говорю вам, Гхондра я выпущу только в случае, если вы покидаете замок.
Рейнхард разжал руки, прежде до боли вцепившиеся в перила. Он отошел чуть назад и стал пристально смотреть то на толпу, то на дым, что еще поднимался над подожженной драконом эльфов западной башней.
Люди Гхондра некоторое время тихо перешептывались, словно пристыженные, затем говор стал все громче. Разнородные кучки становились все агрессивнее, и через пару минут из толпы выделился человек особенно крепкого сложения, ростом не уступавший самому генералу.
— Мы подумали, Рейнхард, и решили: мы с тобой! Поддержим тебя и будем твоими ленниками! Пусть Гхондр летит в преисподнюю! Семеро из нас не согласны. Выпусти их без боя, и пусть уходят на сторону короля, если их там простят. Мы остаемся с тобой!
После этой фразы чернобородый выхватил огромный меч и, уткнув его в землю, пал на одно колено. Следом за ним то же сделали почти все люди вице-казначея Эрафии. Лучники и арбалетчики на стенах выходили из-за своих укрытий, радостно улыбаясь. Они были рады, что не пришлось стрелять по своим.
— Ну вот видишь, Генри, — обратился к Нагилю Рейнхард, — я же говорил, что удастся их перетянуть!
— Вы великий оратор, сир! Вы должны были стать канцлером, а не покидать Энроф.
Рейнхард тяжело вздохнул, будто перед его глазами вмиг пролетели целые годы жизни.
— Думаю, на то была воля не короля, даже не Инхама Ростерда и его торговцев, а могущественная рука Севера. Арагонцы хотят, чтобы ни мы, ни эльфы не стали достаточно сильны, чтобы действовать без оглядки на них, в этом вся соль! Увидишь, когда-нибудь они сами пожалеют о том, что у нас нет на самом деле права выбора. Меня и крестьяне, честно говоря, не так волновали, как это. Будь моя воля, я бы выгнал из церкви и ордена всю эту сволочь! Но теперь уже не погуляем, эх!
Он потер заспанные глаза.
— Пойду, подумаю у себя, никого не пускай.
— Да, сир! Вы опора старой доброй Эрафии, они не решатся вас тронуть, что бы ни случилось!
— Решатся, — ответил генерал уже из глубины зала, когда Нагиль с балкона еще наблюдал за расходившимися людьми, — решатся, еще как! Все изменилось, все…
Западная Эрафия, Александрет,
то же время
Гримли чихнул — из носа пошла соленая морская вода с примесью сукровицы. Он стоял около стены полуразрушенного дома в двух кварталах от бывшего авлийского консульства и отчаянно пытался вспомнить, что произошло. На улице было темно, и лишь далеко на западе небо было окрашено в буро-красные и багровые тона. Уже полчаса прошло, как он выбрался из-под горы мусора, в которую его затянул бурлящий поток, и в беспамятстве отправился бродить по заваленному прахом, мусором и вздувшимися телами городу. Иногда он натыкался на живых людей. Те вели себя весьма странно. Одни, видя его, бросались прочь, другие дрались между собой, деля найденную в развалинах добычу. Третьи сидели возле руин и плакали. Солдат гарнизона или королевской гвардии он так нигде и не встретил.
От бессилия Гримли прислонился спиной к ветхой стене, потом, почувствовав, что она вот-вот рухнет, присел на валявшееся рядом закопавшееся в песок бревно. Юноша яростно сжимал голову руками, пытался выдавить нестихающий шум воды. Смерть дяди Тома на площади, резня на рынке. Эльф и его слова о великой силе, ужасный зеленокожий монстр, черный воин, грозно простирающий руку к его лицу, — все это напоминало один бесконечный ужасный кошмар, от которого невозможно проснуться.
Жуткие воспоминания были прерваны болезненным уколом в мягкую часть тела. Гримли в своей задумчивости съехал с бревна на землю и приземлился на что-то маленькое и острое. Он приподнялся и, пошарив во все еще очень влажном и теплом песке, вдруг нащупал металлический ромбик. Вытащив предмет на поверхность, он увидел красноватый камень, зажатый яркой золотистой оправой. Юноша хотел его вытащить и обтереть, но он за что-то цеплялся. Когда Гримли с силой потащил его, сдирая соседнюю корку тины и грязи, вытянул медальон на крепкой и тонкой цепочке.
«Где-то я уже видел такую штуку», — устало забравшись обратно на бревно, думал Гримли. Он повертел медальон в руках и осмотрел находку. Может, у эльфов? Нет, может, на рыночной площади? Но ничего толком ему в голову не приходило.
— Эй, парень! — Резкий окрик снова вырвал его из черной пелены смутных воспоминаний.
Из-за угла дома, что стоял на другой стороне посольской улицы, показался здоровый мужик лет тридцати, а с ним еще один худощавый парень много моложе. Следом из темноты выскользнул гнолл с отвратительной плешивой собачьей головой.
— А ну, отдай-ка эту блестящую штуку нам! Не глупи, отдай, а то мы вмиг тебе все ребра пересчитаем! — грозно сказал детина и, сбросив с плеч холщовый мешок, видимо, полный всякого барахла, стал надвигаться на уставшего, промокшего и измученного парня.
— Это не ваша вещь, идите своей дорогой и радуйтесь, что здесь нет королевской стражи, мародеры! — может быть, со злостью сказал Гримли. Уж слишком жалкой выглядела эта опасность на фоне того, что ему пришлось пережить в консульстве. Он привстал, твердо упершись босыми ногами в песок, исподлобья смотрел на надвигавшихся разбойников.
— Ну это ты зря тут хамишь, сучонок! — ухмыльнулся мужик. Резким движением из лохмотьев его одежды выпорхнул острый широкий нож, блеснувший в свете обеих Лун ярким лезвием. — Ой, зря ты стал мне хамить! Слышал недавно крик? Один хозяин тоже жутко жадным оказался, да-да-да, такой скряга. Фу. Когда мы его на собственных кишках к потолку подвешивали, он сразу одумался, но было поздно! — Мародер громко расхохотался. — Отдай вещицу, парень, и вали отсюда! Давай, зови вояк, они как раз на краю квартала! Беги, пока не обгадился!
Мужик подошел совсем близко, и Гримли смог при свете луны, пробивающемся из-под набежавших туч, разглядеть его лицо.
Лицо чуть смугловатое для жителя Эрафии, с окаймлявшей его нестриженой, клочковатой бородой, нос крупный, шрам на лбу и маленькие, маслянистые, наливающиеся кровью глаза. В Гримли вдруг пробудилось такое отвращение к этому грязному отребью, что он, не выдержав, плюнул в лицо грабителю.
— Ах ты, гад! — рявкнул бандит и, не стирая плевка, ринулся на обидчика.
Нож взметнулся, движением рассекая воздух. Раз выпад, еще… Но Гримли всякий раз уклонялся и наконец, выбрав момент, перехватил кисть бандита двумя руками, ринулся вперед, вывернул и заломил ему руку. Мужик взвыл и, выпустив оружие, упал в мокрую, хлюпающую грязь. Гримли ослабил захват, и мародер тут же вырвался, оглашая окрестности грязной бранью. Он вскочил, замахнулся правой рукой, но, нетвердо стоя на ногах, вновь промахнулся. Как ловкий акробат, парень вновь перехватил его руку, отвел от себя удар и сам успел дважды локтем левой руки двинуть противнику в челюсть и в нос. Бандит захрипел и отшатнулся. Гримли рассвирепел и, отбросив вонзившийся в землю нож, обхватил шею мародера и несколько раз ударил его лицом о свое колено, пнул в грудь. Лицо разбойника было разбито, он повалился на спину и, перебирая руками, как жук на воде, отполз к своим приятелям.
Гримли отступил назад к стене и посмотрел на нож, лежавший чуть левее его. Меж тем помощники подняли изувеченного главаря. Отряхнули и, подхватив под руки, помогли устоять. Сплевывая кровь, вожак мародеров утер лицо и наконец вновь обратился к Гримли.
— Ты, может, и занимался единоборствами, парень, но… тебе это теперь не поможет. Я отрежу тебе уши и заставлю разжевать! Смотри, у меня есть друзья!
С шорохом из теней соседних домов выдвинулись серые фигуры, прежде скрытые мраком и, видимо, зорко наблюдавшие за поединком. Их было не меньше десятка. Судя по блеску в руках, большинство из них были вооружены.
— Постойте! — раздался чуть хрипловатый голос откуда-то сверху. Маленькая тень отделилась от пролома во втором этаже соседнего дома и кубарем выкатилась на середину дороги. Рядом с Гримли стоял гном с широкой рыжеватой бородой, в боевом шлеме и с короткой двусторонней секирой в руках.
— Друзья, говоришь?! У него тоже! — Гримли припал на колено и выхватил из-под ног нож, утерянный главарем в прошлой схватке. Бандиты-мародеры надвинулись со всех сторон.
— Парня взять живым, а этого как хотите! — держась за нижнюю челюсть, шипел главарь. Гримли и гном замерли спиной к спине.
— Как тебя зовут? — не оборачиваясь, спросил гном.
— Гримли, а тебя?
— Толин, приятно познакомиться! Не отставай от меня, ладно?
«В смысле?» — хотел спросить Гримли. Тут гном рванулся вперед к ближайшему противнику так, что прижимавшийся к нему парень чуть не упал. Гримли побежал следом, на ходу отражая удары разбойников и прикрывая спину нового друга. Завязалась отчаянная потасовка.
* * *
— Эй, парень, вставай, утро давно на дворе. Вставай, после драки поспать, конечно, первое дело, но нас скоро позовут, вставай! — Гримли не мог понять, кто его толкает и тормошит.
Казалось, время вернулось на неделю назад, и его снова будит дядя Том в их маленьком домике на окраине Бренна. Когда глаза через силу открылись, Гримли увидел серый потолок камеры и квадраты света на полу. Поднявшись и отчаянно зевая, он вдруг заметил гнома, который смахивал пыль с кожаного полудоспеха. По всему было видно, что ночью доспех заменял ему изголовье. Комната имела футов пятнадцать в длину, в ней были только одни нары, стул и дырка в полу, от которой исходил устойчивый запах нечистот. Свежий воздух поступал только через зарешеченное окно.
Гном был одет в какую-то распашонку, поверх которой хотел натянуть панцирь, порядочно ужавшийся за время сна. Весело прихорашиваясь, с шутками и кривлянием, он походя справил утреннюю нужду у зловонной ямы.
— Толин, проклятие. Сколько сейчас времени? — устало зевая, спросил юноша гнома. Тот чуть подпрыгнул на месте и, развернувшись, заправил штаны.
— Откуда мне знать, полдень, наверное, скоро!
— Ты обещал разбудить с первыми петухами, чтобы уступить тебе нары. А так всю ночь на полу проспал!
— Ну извини, — с усмешкой ответил гном, — я просыпаюсь в одно время, в девять часов, когда ваши пе-ту-хи уже откричали. Кроме того, зачем мне переходить на жесткие нары с моей мягкой постельки?! — Он указал на плиты пола и рассмеялся.
— Ты мог заболеть. Мой дядя, мир его праху, всегда говорил, что спать на камнях — последнее дело. Можно смертельно заболеть!
— А мой дядя, к счастью, еще живой, всегда говорил: «Толин, никогда не помогай людям и эльфам, если только они не занимают высокий пост и не отблагодарят тебя. Люди — злобные, завистливые и наглые существа, с которыми у гномов не может быть ничего общего!» Как видишь, я не во всем слушался своего дядю. И тебе не стоит принимать на веру всякую ерунду.
— Хорошо, учту, — сконфуженно ответил молодой человек.
— Кстати, два часа назад в дверь стучали обходчики, велели просыпаться, что за нами вот-вот придут. «Вот-вот» — как я понял, в Эрафии это два часа…
— А еду?
— Что еду?
— Поесть не давали?
— А, ты про это! — Гном поморщился. — Ну вон там, около самой ямы, стоит миска, если не испугаешься, ешь! На мой взгляд, что из этой ямы есть, что оттуда — все одно!
Подойдя ближе, Гримли разглядел грубую миску, в которой находилась какая-то зелено-желтая студенистая масса, запах поднимался соответствующий.
Гном подошел к двери и несколько раз стукнул об нее красивым кованым сапожком. Потом с силой ударил рукой в окошко надзирателя, для чего ему пришлось даже подпрыгивать. Он схватился за ушибленную руку и отскочил.
— Сволочь, надзиратель, дай воды! Откройте! — орал гном.
Гримли тут же понял, чего ему страшно хотелось с самого момента пробуждения — пить!
Вскоре они и вправду услышали звук вращающегося в замке ключа, и в открывшемся проеме показался здоровенный стражник, которому даже Гримли был по плечо, а гном проходил чуть ниже груди. Согнувшись в тесном помещении камеры, страж рявкнул на них:
— На выход, собаки! Попьете у офицера на допросе. Но если вы мне тут насрали мимо параши, я вас не на допрос, а сразу к лекарю поведу. Но он вам не поможет!
— Ясно, командир, — подмигнул Толин, — ведем себя скромно, не срем под себя, разрази меня нойон! — Со смехом гном первым вышел в коридор.
Толин и Гримли сидели в одноместной камере на втором этаже, и идти до палаты допросов им пришлось довольно долго. Из-за дверей слышались призывы о помощи. Кругом была грязь. Какие-то засаленные лавки, столы и стулья стражников. То тут, то там углы затягивала паутина, которая казалась ровесницей этих стен. К тому же во всем здании стоял отвратительный запах прогорклой рыбы.
Александретской тюрьме шел девятый десяток лет, и все это время она не перестраивалась и ни разу не ремонтировалась. Когда их повели к комнате, в которой должна была решиться их судьба, двери открылись, оттуда неожиданно вышла женщина. Ее манеры подсказывали, что основным предметом сделок в ее жизни является собственное тело. Одета она была далеко не так вульгарно, как уличные девки, и Гримли по неопытности даже поздоровался и раскланялся перед ней, чем вызвал смех стражи.
— Это же шлюха, — зашептал на ухо Гримли гном.
Дверь снова открылась, и охрана затолкала их внутрь, сзади раздался щелчок и скрип вошедших в паз запоров. За столом сидел человек лет тридцати-тридцати пяти с тонкой бородкой, острыми усиками. Волосы его были необычайно черны, лицо имело смугловатый оттенок. Одет он был явно богато, но как-то безвкусно. Что ни говори, но от эльфийского посла или вице-канцлера он отличался разительно.
— Ну что ж, присаживайтесь, господа, — бодрым высоким голосом пригласил их к столу припудренный офицер-дознаватель. Он разложил перед собой какие-то свиточки и указал задержанным на два стула перед низким боковым столиком, на котором ворохом лежали вещи, отнятые у них охраной при задержании. — Меня зовут Лесли Тейкванген. Я глава гильдии дознания Северного муниципалитета нашего славного Александрета, чуть не смытого в море по воле Велеса, а вы соответственно Толин Атой и Гримли Фолкин. Ну давайте, объясняйте свои действия и как можно кратче. Правда, разумеется, пойдет вам на пользу, — рассмеялся он.
— Какие действия? — чисто из любопытства спросил Гримли.
— Что значит «какие»? Вы сейчас, собственно, где? Не на плацу, не на параде, а в тюрьме. И только от меня зависит, отпустить вас или оставить здесь ждать суда над всей вашей шайкой месяцев так пять-шесть, что думаете?
— Да все ясно, господин офицер, — с ухмылкой добавил Толин. — Я уже сегодня утром отведал местной баланды, у вас даже сторожевые псы такое не едят.
— Не знаю. Я тут не начальствую, и чем вас тут кормят, меня мало волнует. Хочу вам сказать, что в принципе я вам благодарен. Такое страшное наводнение в тот же день после покушения на короля! Слишком много событий для одного города. А тут молодые крепкие парни помогли задержать шайку Морфея-фолийца, давно славившуюся жестокими грабежами. Наконец их первый раз взяли с поличным.
— Банда мародеров — это, конечно, записные негодяи, но мы-то здесь при чем? Когда нас арестовали, мы не сопротивлялись и еще ночью дали показания, которые должны быть известны и вам. Проверьте их скорее и выпустите невиновных, — не унимался упрямый гном.
— А по-вашему, я для чего вас позвал сюда, любезный Атой? — повышая голос, почти гневно спросил офицер. — Сейчас я вас выслушаю, сверю показания, допрошу других свидетелей, и, если все сложится удачно, вас, конечно, отпустят. Сейчас тут все забито, а что делается в южной тюрьме, вы бы знали. Там вам не вдвоем — вдесятером одноместную камеру пришлось бы делить. А как представишь себе, сколько народу останется… Вообще камеры очень нужны для настоящих преступников после всех этих событий…
— Каких событий?
— Я уже сказал вам, мистер Атой! Хотите выйти отсюда, тогда заткнитесь и не мешайте мне работать.
Тейкванген выпил полстакана и, сев, развалился в своем кресле. Он развернул один свиток, другой, посмотрел на гладкий, плоский лист настоящей бумаги, большой редкости.
— Я есть хочу и пить, — шепнул на ухо Толину Гримли.
— Да он упертый. Видать, его та баба толком не разрядила, вишь, какой гневный, — заметил гном.
Тейкванген дернул какой-то шнурок. Вскоре вошел стражник и принес кувшин воды, от которого пахло стоячей тиной.
— Пейте, — приказал офицер, и Гримли первым с облегчением набросился на долгожданную воду.
Следом выпил и Толин, с опаской смотревший на своего молодого друга, но с юношей вроде все было в порядке.
— Итак, — благодушно, уверенный в том, что только что оказал им величайшую услугу, Тейкванген смотрел в потолок, — первый вопрос вам, мистер, э-э, Фолкин, кажется. Что вы ночью делали в Александрете, если, по вашим словам, вы житель деревни Бренн Мельдской префектуры? Вы сказали, что приехали на ярмарку вместе с другими, торговую площадь с полудня оцепили. Даже самых зажиточных людей не пропускали в город и в порт. Как же вам — он бросил на одежды Гримли презрительный взгляд — это удалось, не вспомните?
— Нет, не помню, господин, я был без сознания. А когда очнулся… — Тут у Гримли вышла небольшая заминка, но, подумав секунду, он решил ничего не говорить ни об эльфах, ни о Темном Воине. — Когда очнулся, меня везли в телеге с убитыми, я был ранен в нескольких местах, вот здесь, на груди. — Стянув рубаху, Гримли быстро показал резаные раны от лап манкурта Дешла.
— Видимо, я потерял сознание на площади, и меня, приняв за мертвеца, везли вместе со всеми.
— И куда вы пошли потом?
— Со мной был мой приемный отец. Страж на улице сказал, что мне нужно обратиться в какую-то лекарскую палату, чтобы получить его вещи…
Дальше он говорил и говорил еще полчаса, потом столько же гном. Гримли сам поражался, как потрясающе у них с Толином получалось на ходу придумывать обстоятельства и выдавать за истину, будто они уже несколько лет выступают с постановками в бродячем театре. Наконец Лесли сам их прервал:
— Однако показания людей из банды Морфея как раз говорят о том, что вы также мародерствовали. Вот, — он покрутил какую-то трубочку от свитка в руках, — мы разбежались, но… гном… схватил Паршу за… и трижды… нанес тяжелые удары по лицу и орал: «Отдай добычу!» Уже необоснованные удары. Этот Парша сейчас лежит в лазарете, хотя я бы его, честно говоря, отправил к праотцам без суда. А вот что с утра уже рассказали жители окрестные?
— Что им не спится с утра?? Тут столько событий, а у них дом цел, им бы Велеса благодарить, а они свидетельства дают, — поражался гном.
— Люди бежали, но их догнал гном в боевом доспехе, он был вооружен и избивал несчастных одного за другим, отнимая их вещи. Удары были такой силы, что свидетельнице показалось, несколько человек упали замертво…
— Это все какие-то преувеличения. Мы никого не убивали. Ну, может, только тот гнолл в самом начале неудачно напоролся на нож, но это была самооборона. Мы разогнали целый отряд мародеров.
— Да, из напавших двенадцати человек один убит, несколько изувечены, и вы этот факт печальным не считаете!
— Нет, — нагло ответил гном. — Лучше они, чем мы. Будь они как следует вооружены, исход был бы иным, они вели себя дерзко!
— Тем более! Получается, вы покалечили почти безоружных людей.
— Позвольте, — здесь уже негодующе вскочил Гримли. — Мы устали оправдываться! В чем, по-вашему, мы виновны? В том, что обезвредили банду, которая давно вам известна своим разбоем? Позволили вам легко взять их, почти приведя под руки вашим стражам, которые вообще не заботились о западном квартале, где после этого потопа полным-полно разного сброда? Это они напали на нас, и, лишь увидев, что мы сильнее, эти гады бросились бежать. Между прочим, они зарезали и повесили на собственных кишках человека в соседнем доме. Это, по-вашему, были мирные безоружные люди, у которых было несколько мешков награбленного, кистени и ножи? — Закатав ободранные рукава, Гримли показал свежие шрамы.
— Вы прямо такой весь живучий, мистер Фолкин. Кто вас только не ранил… Меж тем, — поерзав в кресле, продолжал Тейкванген, было видно, он куда-то торопится, — у меня три свидетельства от наших военных в вашу пользу, два против, а большинство пострадавших лежат в лазарете или арестованы. Посему я, — Лесли приосанился и просто лучился своей значимостью в тот момент, — я освобождаю вас от ответственности за нанесение увечий и смерть. Но с вас необходимо взять по пять циллингов за нарушение общественного порядка, и благодарите судьбу, что у меня сегодня с утра такой добрый нрав.
Он снова взял квадратный бокал с легкой настойкой абрикосов и, допив до конца, налил еще один.
— У меня нет таких денег, — грустно сказал Гримли, а Толин уже бросился к своей одежде.
— Я могу взять свои вещи? — на ходу спросил он.
— Да, конечно… Кстати, Фолкин, ваш кулон, про который вы мне тут рассказали, оказался единственной вещью, которую не опознал никто из местных жителей. Даже странно, обычно чужое и свое легко спутать… Вы можете взять его или оставить в качестве залога за штраф, ведь, как вы говорите, денег у вас нет, — с ухмылкой заметил Лесли.
— Нет, ему не придется, — злобно бросил Толин. Он разодрал подкладку и вытащил оттуда плотный кожаный кошель. Резким движением он отсчитал два раза по пять золотых монет и, почти выдернув медальон из рук дознавателя, протянул трофей Гримли и направился к выходу.
— Хоть бы поблагодарили… — заметил начальник следствия, жуя при этом спелый абрикос.
Гримли не то что абрикоса никогда в жизни, он вообще ничего не ел уже сутки, но, несмотря на все эти «отягчающие» обстоятельства, выдавил из себя: «Спасибо, благодарствую!»
Через пять минут они уже стояли перед воротами тюрьмы в совершенно незнакомом Гримли районе Александрета.
Они были свободны, но, как оказалось, навсегда привязаны друг к другу. Сама жизнь, замысловатым узором вышивавшая их линии на полотне судьбы, свела их в одну стяжку, и теперь даже по тюремному мосту они шли в ногу, насвистывая одинаковую, прежде Гримли неизвестную песенку. На мгновение они остановились, и Гримли, вдруг до боли сжав в кулаке отвоеванный сперва у мародеров, а потом у чиновников медальон, протянул его Толину.
— Спасибо, ты настоящий друг! — Его голос дрогнул.
Толин сжал своей узловатой ладонью его кулак, и только сейчас Гримли понял, что гном на самом деле очень молод. Просто внешность подгорных жителей всегда скрывает их возраст. Гном протянул трофейный кулон.
— Оставь себе. Судьба у нас такая. Сегодня я тебе помог, завтра ты мне. Однако мне давно не приходилось попадать в такие переделки. Это было потрясающе. Думаю, мы с тобой неплохо сработаемся. — Гном посмотрел на босые ободранные ступни Гримли и свои кованые сапожки.
— Но прежде надо купить тебе что-нибудь на ноги, иначе… не дойдем.
— Куда?
— Увидишь, я знаю тут неплохого сапожника, пошли! — Гримли не стал упираться, и оба товарища заспешили вперед по брусчатке тюремного моста. Их провожали удивленные взгляды гвардейцев, гнавших им навстречу все новые партии арестованных за мятеж и мародерство людей.
