Глава девятая
Армия «освобождения, добра и справедливости», неделю продержавшая жителей Кальяса в страхе, приказом князя-регента разбилась на небольшие отряды, расползающиеся по западу и северо-западу, чтобы добра и справедливости в имперском понимании с лихвой хватило всем. Гарнизоны зеленых цветов получили подтверждение, что центральная власть существует и даже способна демонстрировать клыки.
К немалому неудовольствию Мейкдона, Алекс позволил жителям графства, центром коего и был Кальяс, избрать самоуправление при условии лояльности герцогу и империи. Не будучи подкован юридически, князь не смог толком разграничить полномочия местной и верховной власти, отложив это на потом и невольно создав предпосылку для новых трений. Сам собрался в Нирайн во главе небольшого отряда в тридцать теев.
В ратуше городка, буквально накануне отлета, фиолетовый герцог чуть ли не силой оттянул Алекса в угол, бросив показную церемониальность по отношению к его высочеству.
— Молодой человек! Вы не отдаете себе отчет, какой страшный прецедент создали. Вы разрушаете сам принцип вертикали власти — сюзерен наверху, власть герцогов и графов происходит от императорской, делегированной им для управления частью территории. Это совершенно не тот прогресс, ради чего вас выдвинули на высшую должность!
— Не повышайте на меня голос, синьор, — преспокойно ответил исполняющий обязанности сюзерена. — И до переворота власть императора на местах была фикцией, о чем вы мне сами говорили. Созвав совет герцогов как верховный орган, вы усугубили положение.
— Да! Фикцией! Но порой именно фикция нужна, чтобы герцог мог действовать не только сам, но и от имени императора. С приходом реального правителя нужда в совете отпадет, но… На местах будут править не графы, а непонятные выборные органы, чьи решения совсем не обязательно совпадут с имперскими интересами. И что делать графам? Оставаться просто лендлордами, вассалами герцогов, без каких-либо прав? — Мейкдон вздохнул и горестно добавил: — Вас пригласили укрепить, а не разрушать Икарию.
— Увы, синьор. На примере севера Аделфии я убедился — у нашего дома расшатался фундамент. Мы как-то забыли, что основу государственного могущества создает чернь, она пашет землю, добывает руду, возит товары. Удивлены моим отношением? Во время путешествия в Шанхун я возмущался, что теи превращаются в счетоводов. Потом многое обдумал, стало понятно — дворянство занято низким делом, потому что перетянуло себе все возможности и полномочия. Наш удел — политика, война, утонченная культура, — перед внутренним взором вдруг промелькнули картины Эльзы Мейкдон, которая больше ничего не напишет из-за его злосчастного удара шпагой. Алекс на секунду прервался, потом собрался с мыслями и продолжил: — Сиверс мне на многое открыл глаза. Плебс понимает, что синьоры не способны толком заниматься хозяйством, но и им не дают. Оттого и проблема недовольства, вы сами рекомендовали не загонять проблему внутрь. На моей родине в Северной Сканде тише, но и там вызревают брожения. Начинать нужно с низов, крышу всегда успеем переложить.
— Вы не понимаете… Вы даже сформулировать не можете, какие права следует отдать выборным горлопанам вроде Сиверсов.
— Они сами предложат. Дело не в Сиверсе лично — будет он плох, его переизберут. И вы поработайте, герцог, накропайте бумажку. Я Ордонанс о дворянских вольностях плохо помню, но очевидно — как основной документ державы он устарел. И хватит терять время. Меня ждет Нирайн. Вы, надеюсь, вернетесь в столицу?
Участие Мейкдона в продолжении поездки не основывалось ни на какой видимой необходимости, кроме как попечительства над строптивым князем-регентом. Герцог в очередной раз переоценил возможность своего влияния. Понимая, что убравшись в Леонидию или Майрон, он окончательно утратит бразды правления, фиолетовый вельможа вцепился в молодого правителя как клещ и потянулся за ним в Нирайн.
Туда же направилась молчаливая парочка с юга, прибыв на пару дней раньше.
Центральный город-порт Аделфии совсем не мал, и двум людям в нем встретиться не просто. Горан решил, что прилет княжеского отряда не пройдет незамеченным. Поэтому он упрятал Иану в гостинице, предоставив предаваться грустным мыслям о происшествии и радостному предвкушению встречи с женихом, сам периодически прохаживался по городу в неприметном сюртуке обывателя, в шляпе и ботфортах, напоминая скорее не тея, а отставного ветерана с побитым лицом.
Будем честны, горести Ианы довольно быстро уступили место прекрасному волнению ожидания. Любовь — могучая сила. В любви почти никогда не бывает все гладко. Слишком благополучные отношения недолговечны. В противоположность этому, преодолевшие массу преград имеют замечательный шанс пережить долгие годы. Бывает и наоборот, двое так долго боролись за счастье, что когда оно наступило, выясняется — только эта борьба их объединяла.
Девушка легко перенесла затворничество и не стремилась на улицу. Нирайн ей больше всего напоминал тяжелую осень позапрошлого года, когда она с Евой ютилась в рыбацкой деревушке и выбиралась сюда на разведку в личине торговки рыбой. «Све-ежая ры-ыба!», «Отличная ры-ба!» От этих слов, множество раз ей выкрикнутых за октябрь и ноябрь, наверно, будет мутить до конца жизни. Она зареклась употреблять морепродукты, пребывая в отвращении от их вида и запаха.
Горан, не отличающийся подобной чувствительностью, захаживал в портовые кабачки, толкался по улицам, по базару, встревал в разговоры. Довольно быстро понял, что наиболее подходящая маска для него — простолюдина, вербующегося на службу в частную армию синего герцога. Или, как ни странно, наемного охранника для подданных Ламбрийского королевства, буквально хлынувших в Аделфию с борта океанских кораблей.
Итак, в Атене знают про переворот. Толпа приезжих усиливает ламбрийскую диаспору, в которой стерлись различия — это потомки репатриантов, пострадавших в Гражданскую войну, или наследники воспользовавшихся ее плодами.
Если и дальше так пойдет, не нужно десант высаживать. Как только заокеанские поселенцы займут ключевые ниши, ламбрийский король получит возможность бесцеремонно управлять Аделфией. Достаточно перевезти через океан депешу с высочайшим волеизъявлением, оно будет тотчас исполнено.
На берегу залива, в таверне, где предпочитали гулять иностранные моряки, к Горану особенно пристал помощник капитана, хваставшийся, что отличился в прошлогодней войне и лично подстрелил крылатого.
— Признайся, человечище! Твоя бабка согрешила с одним из этих, тфу… высокородных, мать их… Угадал? Оттого ты тощий.
Морячки в серых цивильных робах торгового флота, оккупировавшие длинный стол в таверне, дружно заржали. Они только спустились на берег и жадно высматривали портовых шлюх. Неудивительно, что матросы особенно живо реагировали на любые шутки, касающиеся дел пикантных. Горан без труда заколол бы их всех, немного пьяных и не ожидающих ничего опасного от мелкого немолодого мужчины со шпагой в потертых, совсем не аристократических ножнах. Но он сказал себе: ты лазутчик во вражьем тылу. Именно в тылу, потому что Нирайн на глазах превращается в кусок Ламбрии.
— Не знаю, мессир. Кормили, наверно, плохо.
Новый взрыв смеха. Моряк покровительственно похлопал тея по жилистому плечу.
— Не мессир я, из простых. Но у нас — иначе. Господа, конечно, нос дерут вверх, деньги у них опять-таки. Но у нас каждый может стать мессиром! Купить дом, разбогатеть, через поколение — ты уважаемый человек с приличными предками. Ну, или внуки твои, да. И простым у нас живется попроще, никто о тебя ноги не вытирает.
И не превращает в игрушку, когда восемь человек запросто можно подставить под пули ради дешевой показухи. Иана — тоже хороша. Ну, хлопнула бы одного для острастки, остальные опустили бы шпаги, мнимые или настоящие грабители.
— Трудно с вами не согласиться, — проворчал Горан. — Жизнь у нас не сахар.
— Ничего, — заговорщически сообщил моряк. — Со временем наладится. Я привез мессира Айвера. Не слышали о таком? Он купит весь Нирайн. И всю Аделфию. С людьми и с потрохами! А здесь будут ламбрийские порядки.
Конечно, Горан слышал это имя раньше. Но знает ли сам Айвер, что не все в Икарийской империи покупается и продается?
Дождавшись, когда моряки захмелеют и потянутся на подвиги, переодетый гвардеец выскользнул из их объятий. Через пару кварталов он увидел вербовочный пункт — герцог усиленно набирал рекрутов в собственную армию, здорово увеличивая ее численность.
Для чего? Север, насколько известно, отправились усмирять имперцы. Против ламбрийцев? Тоже вряд ли. Герцог, скорее всего, озаботился бы ограничением их притока. Еще более тей Атрей удивился бы, узнав, что с подачи мессира Айвера в Нирайне выгружаются орудия, винтовки, снаряды, патроны и прочее военное имущество именно для воинства в синей форме. Но это ускользнуло от поверхностного взгляда, а вербоваться и тем самым проникать в армию Дайорда Ванджелиса, чтобы шпионить внутри ее, Горан не стал — в отсутствие прямого приказа такие действия сильно смахивают на предательство.
Зато он увидел другое, о чем тут же сообщил Иане, прервав свой ежедневный моцион по городу.
— Синьорина! Имперский отряд во главе с князем-регентом прибыл в Нирайн и отправился к герцогу.
Девушка возбужденно вскочила с гостиничной койки. За несколько дней номер постепенно начинает ощущаться тюремной камерой.
— Алекс знает про нас?
— Скоро узнает. После протокольной встречи вы обязательно увидитесь. Стоп! — он взглядом пресек ее попытку двинуться к двери. — Никаких походов в магазин и парикмахерскую. Малохольный Орайон с мамашей наверняка на пути в Нирайн, а то и прибыли. Прихорашивайтесь сколько хотите, но ни шагу из номера!
— Что же делать…
Тей смягчился, и не столько ради Ианы, сколько ради друга.
— Сидите здесь, а я приглашу кого надо.
Он метнулся в поисках дамского цирюльника, думая, что перед Алексом в это время задачи стоят гораздо глобальнее. И не ошибся. Но только князь начал с самой личной из проблем.
Едва не сломав дверь, золоченную поверх ультрамарина, он ворвался в герцогскую приемную, несколько месяцев назад покинутую им с чувством удавки на шее. Синие гвардейцы брызгами разлетелись по сторонам, тщетно попытавшись перегородить вход в кабинет синьора. За группой имперских гвардейцев бегом двигался Мейкдон, не без оснований полагавший, что молодой правитель наломает дров, много и бесповоротно.
Во внутреннем покое Дайорд Ванджелис выслушивал возмущенный рассказ Пейны о ночных событиях в форте, догадываясь о том, что в действительности они разворачивались совсем по-другому, иначе бы не морщил нос Орайон. Тут же изображали мебель трое сопровождавших — унтеры и фалько-офицер. Семейно-деловое совещание было прервано самым бесцеремонным образом, сначала грохотом в приемной, потом громом вышибаемой двери, при легкой доле аккуратности прекрасно открываемой обычным порядком.
— Дуэль, — без предисловий бросил князь. — Немедленно.
— Но ваша синьорина… — начал было герцог в надежде, что с дороги тей Алексайон мог и не узнать, что телохранительная миссия Ианы закончена, а Ван-джелисы не имеют ни малейшего понятия о ее местонахождении.
— В безопасности. Вдали от потных ладошек вашего недоноска.
Еще недавно Алекс не мог даже предположить, что решится подобным тоном разговаривать с любым высокородным, не то что с герцогом. Увы, истекшие полтора года доказали: тейское достоинство и герцогская корона отнюдь не являются гарантами благородства. Весьма часто — наоборот.
— Как вы смеете… — взвизгнула Пейна, но Алекс даже не обратил на нее внимания.
— Я выполнил обязательство. Принял регентство, восстановил власть в центре, погасил мятеж на периферии. Совет герцогов имеет возможность в любой день собраться и избрать монарха. Желаю немедленно заколоть вас, Дайорд.
И снова все иначе. При вступлении в должность регент обещал возглавлять государство долго, по необходимости. Еще год назад вывернулся бы наизнанку, стремясь выполнить принятый обет с точностью до последней запятой. Но перед кем держать ответ? Перед двумя герцогами, если у них в совокупности чести меньше, чем мозгов у дождевого червя?
Вылез Мейкдон. Не мог не встрять, это противоречило бы его натуре. Обменялся взглядами с западным коллегой, выдав, что договоренности между ними глубже, нежели рассказано Алексу.
— Прошу учесть, синьоры. Насколько я уведомлен, Апексайон Ал айн настаивал на формуле «все за все». То есть тей Ванджелис ставит на кон титул. Не обсуждая разумность такого решения, а в его разумности я искренне сомневаюсь, хочу подчеркнуть, что имперский статус князя-регента не является вашей личной собственностью, синьор Алайн. Его утверждает совет герцогов.
Алекс повернулся. На его лице, иссеченном тонкой сеточкой мелких шрамов и отмеченном тремя крупными, мелькнуло подобие усмешки.
— Я понимаю, тей. Но тем не менее ставлю на кон свое регентство, и пусть решает Бог. А вы, совет, можете утвердить или оспорить божью волю — дело ваше.
— Согласен! — . неожиданно решительно откликнулся Ванджелис. — Заявляю представителя.
— Уж не сына ли? — Алекс с иронией оглядел нескладную фигуру наследника. — Иана с ним недельку прозанималась, все боялась зашибить ненароком.
— Отнюдь. Спускаемся на плац, синьоры. Мой человек тотчас будет вызван.
Вот так. Больше никаких разговоров между правителем империи, пусть не вполне верховным, и двумя герцогами не состоялось. Сине-зелено-фиолетовое общество устремилось вниз.
— Не нравится мне эта идея с заменой, — шепнул Терон Марку. — Алекс силен, но и на него найдется управа.
— Справится! Но он хотел именно Ванджелиса прикончить, — необычно объемный тей выстрелил взглядом по затылку герцога, но у того даже уши не шевельнулись. — Хотя… Пусть вырвет гадюке ядовитые зубы. А если подгребет под себя Нирайн и Аделфию, став герцогом — переводимся. Не побрезгуешь носить синий плащ, если служить с Алексом?
— О чем речь… Более того, есть идея, — Терон догнал князя и быстро заговорил. — Нет чести регенту драться с обычным наемником. Давай я его завалю! Объявляй представителя.
Тот качнул головой. Любую заваренную собственными руками кашу Алекс привык расхлебывать сам.
Плац во внутреннем дворике замка показался театральной сценой. Вокруг — четырехугольное каре из угловых башен, соединенных не только стенами, но галереями, коридорами, рядами жилых покоев. По существу, нирайнский замок-дворец выстроен как огромный дом, внешняя стена которого одновременно является крепостной.
Понятно, что во всех окнах — несметное количество зрителей.
Вскоре появился обещанный человек, защищающий цвета герцога Ванджелиса, явно — тей, но одетый по пехотному, в широкополой шляпе с плюмажем, ботфортах, с тяжелыми револьверами на поясе и просторном черном плаще. Он скинул лишнее облачение и снаряжение, оставшись со шпагой в руках.
Алекс пригляделся повнимательнее.
Немолод, лет на пять-семь старше Горана. Темный лицом и цветом волос, необычно длинных, верно — мешающих в полете. Подбородок выбрит, пышные усы на щеках соединились с бакенбардами. Взгляд спокойный и уверенный в себе, а также в исходе поединка: «я убью вас, тей, безо всякой личной неприязни, но наверняка». Движения гибкие, точные, словно тело не чувствует груза прожитых лет.
Князь-регент посмотрел мимо соперника, затем на него рассеянным боковым взглядом, как учили в Шанхуне. Днем обычно ничего не заметно… Но не в этот раз. Свечение Силы у противника настолько высоко, будто тот провел в монастыре годы и умеет летать подобно ламам, безо всякого крыла.
Нет сомнения, в поединке воспользуется Силой. Скорее всего — весьма эффективно.
Стараясь не выпускать из поля зрения ядовитый свет, Алекс представился первым. Ответ шокировал.
— Наслышан. Для меня большая честь, синьор Алайн. Позвольте представиться, тей Софос Лукан, Северная Аделфия.
От неожиданности князь опустил поднятую в салюте шпагу.
— Иана Лукания — ваша…
— Племянница, синьор. Вы знакомы?
— Да. Но давно не видел ее.
— Увы, и я — больше года. Это имеет какое-то значение для предстоящего поединка?
Алекс тряхнул головой, прогоняя соблазн отвести представителя. Вот же положение! Софоса нельзя убивать, иначе какая же свадьба после похорон ее единственного родственника… Вдобавок дядюшка — достаточно сильный боец, мнению Ианы можно верить. Но заявить протест также не хорошо, герцог провозгласит во всеуслышание, что князь испугался.
Выражение лица у старшего Ванджелиса обманчиво безразличное, будто он и не подозревал, что выпускает против соперника дядю его невесты.
Неожиданно регент успокоился. Если не считать тея Дайорда благородным, что герцог вполне доказал последними поступками, то нечего на него распространять кодекс чести. Придавить как амбарную крысу — и дело с концом. С другой стороны, если увлечься такой политикой, станет позволено убивать из-за угла любых теев, обвиняя их в неблагородстве… Чем тогда лучше сам Алекс? Отложив этические терзания на более спокойное время, он принял стойку.
Между дуэлянтами втиснулся Мейкдон, обожающий роль арбитра.
— Ангард! Ассо!
Если собравшиеся на плацу и облепившие окошки замка зрители ожидали увидеть эффектный бой, начало их жестоко разочаровало.
Лукан шагнул вперед и расчетливо бросил Силу, как полководец направляет кавалерию, чтобы раскидала защитные построения противника и впустила пехоту в сломленные вражеские ряды. Готовый к подобному, Алекс ответил, в результате чего невидимые кулаки столкнулись, а удары докатились до поединщиков ослабленные, лишь разбросав их подальше.
Со стороны это смотрелось нелепо. Двое серьезных мужчин наскакивали друг на друга, пытаясь достать шпагой, но клинки даже не соприкоснулись. Князь слабее, как следствие — его отбрасывало дальше, разок он кувыркнулся через голову. Тем не менее противника не подпустил.
Через пять минут Лукан поднял шпагу вверх.
— Синьор! Так мы до вечера протанцуем. Вы не будете любезны воздержаться от применения Силы вообще?
Алекс кивнул с облегчением. Он почувствовал, что при затягивании поединка противник, скорее всего, дольше сохранит внутренний резерв, расходуя его рачительно и аккуратно.
— Бой на шпагах без применения Силы! — выкрикнул Мейкдон, утверждая новую договоренность. — Ассо!
И вновь разочарование для болельщиков. Сталь замелькала с невероятной скоростью, клинки большей частью времени исчезали из видимости в стремительном движении, сухой стук сталкивающегося оружия превратился в смертельное стаккато.
Алекс почувствовал, что соперник не слабее не только его самого, но, пожалуй, и Горана. Тей Софос не напирал, атаковал редко и опасно, не допуская ни единой ошибки, спокойно выжидая промах другого дуэлянта, двигался мало, очень экономными шагами.
Будь поединок учебным, Алекс получил бы от него истинное удовольствие, независимо от результата. Но условия объявлены — до смерти. Никаких шуток.
Прикидывая, как свести схватку к сравнительно нейтральному завершению, регент прикинул, что должен ранить или обезоружить Лукана, после — наплевать на условие смертного исхода. Убивать представителя вовсе необязательно. И уж совсем нежелательно отправлять к праотцам родственника невесты.
Вызвав его на прямой выпад, Алекс применил ан-гаже, угрожая встречным уколом и принудив к защитному движению, но не продолжил атаку, а поступил необычно — сделал второй перевод клинка, дегаже, выводя шпагу на неотразимую позицию… и попался на классическое кроазе. Оружие, мастерски выбитое, жалобно звякнуло по булыжникам мостовой. Блестящее острие уперлось в лоб проигравшего рядом с отметиной прошлого поражения — автографом тея Байона.
— Добивай его, Лукан! Поединок до смерти! — заорал Ванджелис, отбросив попытки хранить внешние приличия. — Удваиваю золото!
— Такова моя обязанность, тей. Надеюсь, вы не в претензии.
Алекс обреченно опустил глаза.
Все так глупо закончилось.
В синее небо взлетела стая голубей, словно выстрелом потревоженная. Но никто не стрелял. Во внутреннем дворике воцарилась тишина.
Пришло время молодой душе вознестись к небу, догоняя сизокрылую ватагу…
На окраине Нирайна в гостиничном номере вдруг вскрикнула и дернулась Иана, отчего женщина, укладывающая ее волосы, испуганно убрала руки — не сделала ли больно высокородной синьоре. Но та даже не заметила ее замешательства.
Не до прически. Что-то оборвалось внутри. Накатила черная, бездонная пустота…
И тут же отступила, потому что среди плаца Нирайнского замка тей Лукан опустил шпагу.
— Я передумал. Плевать на золото. Живите.