Глава 1
Насмешники
Он был красив. Величественный исполинский ящер, кружившийся в закатном небе. Даил не мог оторвать от него глаз — так и застыл на краю крыши, раскинув руки. В воображении он сидел у него на спине в кресле пилота и наслаждался полетом, наблюдая за засыпающим Даригаром — красивым древним городом, раскинувшимся на дне Жемчужной долины, защищенной с трех сторон Экльскими хребтами, где правил древний народ монгов.
— Смотри, наш Даил опять замечтался, — раздался позади насмешливый мальчишеский голос.
— Небось, опять воображает из себя литтера. Рожденный моккером никогда не станет восседать на корде, бороздить небо. А он все туда же… — поддержал невидимого насмешника второй голос.
Даил не хотел отрывать глаз от ящера и оборачиваться. Но он узнал эти голоса и знал, что они от него просто так не отстанут. Марк и Листер, два брата-близнеца, живших в соседнем доме. Сыновья прачки Ори Друфы, старые друзья по дворовым играм, которым была непонятна мечта Даила устремиться к космосу на спине мудрого корда. Что поделать, так часто бывает. Те, кто был близок тебе долгие годы, в одночасье становятся чужими и далекими. Им уже непонятны твои мечты и помыслы. Человек вырастает не только из одежды, но и из прежнего окружения. И тогда старые друзья не могут простить те перемены, которые произошли с тобой. Даил давно это понял, и слова близнецов Друфов его не задевали, но он знал, что теперь они не оставят его в покое, пока он им не ответит. О кордах на время можно забыть.
Даил с сожалением оторвал взгляд от могучего дракона, проплывшего над Башней Плача, возвышающейся над западной частью города, сложил руки, обернулся и отскочил от края. Теперь, когда чувство полета и веры в воздух покинули его, Даил боялся разгуливать по краю. Бездна могла задурманить голову и заставить сделать последний шаг.
— Чего, опять поглазеть на дурных ящеров потянуло? — спросил Марк.
— Ага. Если бы можно было, наш Даил бы женился на ящерице и стал бы воспитывать маленьких ящеров, — поддакнул ему Листер.
Они хлопнули по ладоням, одобряя шутку друг друга.
— Смотри, парниша, всех девчонок расхватают, пока ты будешь мечтательно пялиться в небо.
— Ящеры не дурные, — глухо ответил Даил, сжимая кулаки. — Если бы хоть один из них оказался рядом, ты бы побоялся такое говорить, Марк. И тебя, Листер, он бы зажарил на месте за кощунственные слова.
— Может, и так, только до Темного города корды никогда не спустятся. Дурак-человек, ты же и сам прекрасно знаешь, что моккер никогда не отпустит бороду: он рожден, чтобы трудиться на заводе и носить на красном кафтане знак молота, высекающего молнии. Мы рабочий хребет Арнетрина, империи монгов и кордов. Наша работа — ковать оружие для нашей армии. А литтеры — воинская косточка. Они наездники, Повелители воздуха. Они дружат с кордами, они наслаждаются небом. И моккер никогда не сядет в седло литтера. Так пошло испокон веков, и ничто не сможет изменить обычай, заведенный нашими предками, — говорил как по писаному Марк.
А Листер поддакивал ему и согласно с его словами кивал.
— Мне все равно, — упрямо качнул головой Даил.
— А если тебе все равно, зачем себе голову дуришь глупыми мечтаниями? Зачем друзей мучаешь? — спросил Листер, погладив ладонью шрам на половину левой щеки.
Несколько лет назад Рудный Гром взорвался у него в руках, и крупный осколок разорвал ему щеку. Если бы не Даил, оттолкнувший его в сторону, то лежать бы ему в могиле с пробитой головой. Второй отлетевший осколок целил ему точно в лоб.
— Я никого не мучаю, это мои мечты и моя жизнь. Зачем вы меня преследуете? Я хочу быть один, — яростно чеканя каждое слово, заявил Даил, стиснув кулаки. Готовый за свою мечту броситься на старых друзей и учинить мордобитие.
— Доиграешься, узнает о твоих загулах на крышу мастер-наставник, поставит в Сырой угол «василиска» дразнить, — зло заявил Марк, потрясая кулаком перед лицом.
Сырой угол — дальняя часть завода, заброшенная после аварии, когда из жерла междумирья вырвался фонтан жидкого пламени и чуть было не спалил все вокруг. Тогда экстренно вызванная бригада магов Горелистников с трудом справилась с прорывом и залила его заклятиями. Поэтому та часть завода стала называться Сырой угол: в ней всегда царила жуткая сырость. Люди, долго работавшие там, получали тяжелые легочные заболевания, нередко заканчивающиеся смертью. Попасть на Сырой угол — жуткое наказание. Нет ничего хуже. Разве что «прогуляться до подкожного ветра», но применялось ли оно хоть раз — неизвестно. Поговаривали, что это легенды завода, придуманные моккерами для запугивания новичков. «Василиском» же называли большую плавильную печь, в которой кипел металл, идущий на отливку корпусов боромехов, кирсанов и терчей — больших паровых роботов, продаваемых на северные границы Арнетрина, где шла казавшаяся нескончаемой война с дикими ордами Ферчера. «Василиска» специально установили в Сыром углу, чтобы хоть как-то уравновесить огненный жар печи и вечную сырость обработанного магами цеха. Иногда от перепадов температур «василиск» начинал плеваться огнем, и горе тому, кто попадал под его неласковое ворчание. Но все это были издержки производства, на которые управляющие цехами коррины не обращали внимания.
— Если ты не прекратишь дурить, не возьмешься за ум, нам придется обо всем рассказать. Мастер-наставник Шарир умный мужик, он поймет как тебе помочь да дурь из головы вытравить, — быстро-быстро проговорил Марк.
— А что такое «взяться за ум»? С утра до вечера торчать на заводе, а после работы накачиваться пивом в кабачке у Джа? Это, по-вашему, жизнь? Если вам так нравится, то я не хочу, — голос Даила звенел от возбуждения.
— Ты моккер. Твоя жизнь — работа на заводе, служение цеху Плавильщиков. Это твоя судьба, так тебе начертано от рождения. И ты не вправе идти против Карты рождения. Ты знаешь, как суров закон к отступникам. Пока не поздно, одумайся, — горячо заговорил Листер.
— Люди косо смотрят на тебя. Ты пока ничего предосудительного не совершил. Всего лишь пялишься в небо, но я тебя знаю. Ты не остановишься и однажды попробуешь прорваться к кордам, попробуешь переписать свою Карту рождения, а уже это преступление. Тебя обязательно поймают и публично казнят, чтобы другим дуракам — моккерам наука была. Ты знаешь: закон суров, но он закон. И его должны выполнять все: и литтеры, и коррины, и моккеры. Мы пытаемся защитить тебя от самого себя…
— Марк, я не просил никакой защиты. Мне она не нужна. Я хочу жить так, как живу. Так что проваливайте ко всем чертям…
— Зря ты так, Даил. Нельзя от старых друзей открещиваться, нехорошо это. Боги не прощают предателей, — зло проговорил Листер.
— А я никого не предавал. Просто дорожки наши разошлись. Вот и все. Мне больше не интересно с вами, я хочу побыть один. Уходите, во имя всех благих, — умоляюще попросил Даил.
— Ну, смотри, парниша, ты сам выбрал эту судьбу. Видят боги, мы пытались тебя защитить, — сказал Марк.
И Даил услышал в его голосе нотки печали.
Братья Друфы развернулись и один за другим покинули крышу. Даил знал, что в ближайшие несколько дней они не станут с ним разговаривать, но его это устраивало. Это даст ему так необходимую сейчас передышку. Он сможет побыть наедине с самим собой, подумать о том, что происходит с ним и как жить дальше. Он не был глуп и четко знал законы Арнетрина, понимал, что заигрался в любовь к повелителям неба. Даил чувствовал, что близок к той грани, которая отделяет простого мечтателя от преступника. И если он сейчас ничего с собой не сделает, то переступит эту грань, и тогда ему не жить. Но стоит ли такая жизнь того, чтобы цепляться за нее?
Братья Друфы в конце концов забудут об этой стычке и начнут с ним здороваться. Первыми. Так было раньше и вряд ли что-то изменится теперь. Он обречен на вечный круговорот жизни моккера. Ведь так написано в Карте рождения. Почему же он не может с этим смириться? Отчего так тяжко на душе?
Даил поднял глаза к небу, отыскал изумрудное пятно парящего в небе патрульного корда и почувствовал, как дикая зависть охватывает его сердце. Почему он не родился литтером, которому от рождения дарована судьба стать Повелителем неба, дружить с драконами и летать с ними? Почему в жизни все так несправедливо? Он знал, что на это ответили бы братья Друфы. Таков распорядок жизни, заведенный далекими предками. Они были намного мудрее нынешнего поколения, они могли общаться с богами, открыли и приручили магию и подружились с кордами. Драконы признали их равными себе. И не зеленым соплякам спорить с Традицией.
Но как же больно и обидно было сознавать, что ты всю жизнь обречен трудиться на заводе у плавильного котла, в то время как твой ровесник, которому повезло чуть больше, наслаждается жизнью и полетом с небесными исполинами. Когда перед ним открыты такие просторы и новые впечатления, которые навеки для тебя под запретом.
Даил не подозревал, что ждет его впереди. Если бы знал, может быть, остановился бы, задумался и отступил…
Хотя не таким был Даил Орлин.
* * *
До самого вечера Даил просидел в кабачке «Троффеллиус», что находился в двух кварталах от его дома. Потягивал неспешно горький напиток из трав, чуть дурманящий голову, но не превращавший человека в скота, как часто бывало с моккерами после того, как они в пятницу покидали завод с отяжелевшими от монет карманами.
Даил их не поддерживал. Посидит час-другой за компанию да уходит домой. Сколько он себя помнил, всегда чувствовал себя чужим среди этих людей. Разве так бывает, что рожденный червем мечтает обрести крылья и устремиться в небо?
Иногда Даил позволял себе посидеть в «Троффеллиусе» да попить гренш — травяную горькую настойку, чуть дурманящую. Ее даже детям разрешалось пить. Если бы он попробовал заказать себе «это пойло» в компании моккеров, его бы подняли на смех, а здесь никто не трогал, никто не обращал на него внимания.
Папаша Троффеллиус, хозяин кабачка, знал паренька давно и старался не давать его в обиду. Нравился ему Даил, напоминал чем-то его сына, погибшего несколько лет назад в Плавильне при прорыве туннеля междумирья. Дыру в междумирье удалось заткнуть, да только потом еще несколько дней маги Горелистники отлавливали по улицам порождения другого мира. Давно это было, успело забыться. С тех пор еще много раз прорывалась тонкая стена между мирами, но каждый раз, когда Даил переступал порог его заведения, папаша Троффеллиус вспоминал все, словно это произошло вчера.
Папаша Троффеллиус любил иногда поговорить с Даилом, обсудить то, что его волновало, часто они могли засидеться за долгим разговором до поздней ночи и расходились только из необходимости. Одному с утра на Плавильню, другому открывать кабачок и готовиться к вечерней работе. Моккеры любили заглядывать к нему после работы на кружку-другую хмельного. В Темном городе мало развлечений, вот каждый и ищет себе приключений по вкусу.
Сегодня у папаши Троффеллиуса появилась интересная тема для разговора с Даилом. Вчера Тори Тромп, торговец хмельным, привез свежие бочонки с пивом и греншем и рассказал, что творится в Даригаре. А тут было о чем поволноваться. Старый лорд-управитель города Арс Рубий после продолжительной болезни скончался. Старику было уже давно за сто лет, пережил не одного своего сына, а все цеплялся за жизнь сухими крючковатыми пальцами. При Арсе Рубии жизнь в городе текла лениво, без потрясений. Теперь он скончался, его место со дня на день должен занять старший сын Кирилл Рубий, которому недавно исполнилось всего шестнадцать лет.
Что ждало древний город Даригар? Какие великие потрясения? Оставалось гадать. Сможет ли шестнадцатилетний мальчишка отстоять свое право управлять городом так, чтобы жители его не чувствовали себя рабочим скотом, предназначенным только для пахоты и забоя. Сможет ли доказать лорду-повелителю Арнетрина, что при правлении его отца город развивался куда лучше, чем если бы повсеместно вводилась политика ужесточения налогов и законов, которую ему пытались навязывать сверху.
Тори Тромп, торговец хмельным, говорил, что шестнадцатилетнему сопляку, прости господи за святотатство, не сдюжить с этой непосильной задачей. Анк Жерест давно косо смотрит на Даригар и порядки, заведенные Арсом Рубием. Сейчас настал как раз такой удачный момент, когда можно навести железный порядок и установить те законы, которые угодны лорду-правителю Арнетрина.
Папаша Троффеллиус не соглашался со старым другом. Всем известно, что Даригар поставляет в армию Арнетрина лучших воздушных асов. Здесь расположена Академия наставников. Анк Жерест не станет вмешиваться во внутреннюю кухню города, побоится испортить сложную структуру взаимоотношений кордов и монгов. Многие еще помнят восстание столетней давности, которое вошло в историю как Небесный пожар, когда прежний лорд-повелитель Арнетрина Сарк Горячий Песок распорядился уволить всех мастеров-наставников из Академии и назначил своих ставленников. Тогда корды и монги поднялись в едином порыве и несколько дней вели ожесточенные бои с войсками лорда-правителя, не пуская их в город. В конце концов, Сарк Горячий Песок отступился от своей идеи и предоставил еще больше свобод гордому городу. Так в Академию разрешили принимать девочек для прохождения обучения. Раньше считалось, что «другом» корду, как назывались все пилоты, может быть только мужчина. Во время Небесного пожара выяснилось, что одним из друзей драконов была девушка, тайно поступившая в Академию и закончившая ее. Девушка достойно показала себя во время военных действий. Она возглавила звено Шипокрылов, которые закрыли южные подступы к городу от воздушных отрядов правителя.
В других городах Арнетрина тоже умели воспитывать друзей драконов, только никто не мог потягаться с выпускниками даригарской Академии. В той битве девушка погибла, но возглавляемый ею отряд не пропустил никого в город. После того как Сарк Горячий Песок отступился от своей идеи и узнал о подвиге девушки, он переговорил со старейшинами кордов и принял историческое решение о допуске девочек в Академию. Причем распространялось оно не только на Даригар, но и на другие города Арнетрина.
Тори Трамп и папаша Троффеллиус спорили весь день с пеной у рта. Торговец хмельным доказывал, что Даригар ждут тяжелые времена. Анк Жерест воспользуется ослаблением власти лорда-управителя города и попробует подчинить все себе. На что папаша Троффеллиус отвечал, что не так страшен черт, как его малюют.
— Лучше бы ты, старый дурак, занимался своим делом, а не каркал направо-налево о том, что не твоего ума дело.
Даригар не раз попадал в тяжелые ситуации и всегда оставался непреклонен. Ничто не могло сломать его мироуклад, так что не стоит и беспокоиться. В конце концов, новому лорду-правителю Кириллу хоть всего и шестнадцать лет, но он из рода Рубиев. А значит, характер у него железный, такого просто так не сломаешь.
Вконец разругавшись, что с ними часто случалось, Трамп и папаша разошлись под самый вечер. Тут и появился Даил, заказал себе гренш и удалился в самый дальний угол. Папаша Троффеллиус хотел было подсесть к нему да поделиться своими переживаниями, но передумал. Слишком печальным и отсутствующим был взгляд у мальчишки. Вероятно, опять замечтался о несбыточным, да реальность саданула его со всей дури кулаком между глаз. На драконах он хочет летать, дружить с кордами. Куда ему. Лицом не вышел. Эх… жалко паренька. Папаша Троффеллиус знал о пустых мечтаниях Даила. Тот сам ему обо всем рассказал. Но не пытался его отговорить. Пустое это дело. Либо сам одумается, либо сгорит от несбыточного. Другого выхода не было.
Папаша Троффеллиус взял кувшин гренша, пустую кружку и направился к мальчику. Может, удастся разговорить парня да облегчить ему душу. Нехорошо, если Даил замкнется в своем переживании. Выгорит изнутри. Нет ничего хуже этого.
Только до мальчика папаша Троффеллиус не дошел. Дверь кабачка открылась, и на порог ступил высокий мужчина в мокром от дождя кожаном плаще с металлическими заклепками и бляхами, в кожаных штанах и высоких сапогах с ботфортами. Его лицо было скрыто в тени, но и так папаша Троффеллиус узнал, кто к нему пожаловал.
Охотник Крис Кортатос собственной персоной. А день так хорошо начинался… Теперь жди беды…
