Глава четвертая
С первыми солнечными лучами, преодолевшими защитные стены, замок проснулся окончательно и стал неторопливо возвращаться к повседневной, обыденной жизни. Словно и не было ночного нападения, отчаянной схватки командора замка с демоном, да и вообще ничего особенного не произошло.
Петухи в который раз горласто поприветствовали новый день и с чувством исполненного долга умолкли. Зато из хлевов, конюшен и кошары раздавалось разноголосое требование кормов да и прочего ухода. Скотине уж точно не было никакого дела, по какой прихоти люди не спали. Для этого у них всегда найдется причина. Свадьба, похороны, крестины или еще что… Хорошо, на этот раз хоть ничего не подожгли. Огонь — самый страшный и опасный враг, поскольку убивает не только двуногих.
И если десятка полтора рыцарей-храмовников держались небольшими группками, разбредясь по двору, и не снимали доспехов, то кнехты — в мирное время ничем, кроме меча у пояса, не отличающиеся от обычных крестьян — уже погрузились в повседневные хлопоты. Будет приказ, заревет боевой рог, объявляя тревогу, — они бросят вилы и возьмутся за копья, а пока фогт молчит, чего зря время терять? За них никто работать не станет. А в рыцарском замке, как и в любом другом большом хозяйстве, только успевай поворачиваться…
Все это я подмечал краем сознания, поскольку в основном мысли вертелись вокруг самого важного события, случившегося буквально только что. Я стал собой!
Не в смысле сменил личину великана на человеческий облик, как это уже происходило однажды с помощью заклятья, наложенного ведуньей Марой, а обрел свое изначальное, первозданное тело. Да, да… То самое тело, которым совершенно законно владел все прежние двадцать лет. Хоть и в другом пространственно-временном континууме. Черт! Обратное превращение произошло так неожиданно, что я еще даже не осознал до конца, насколько это здорово, и какие открывает перспективы. Ведь если возможно возвращение тела, то вполне вероятен и его перенос в прежнюю систему координат. То бишь домой. В родное третье тысячелетие, к цивилизации, к родителям и… очередной сессии…
Мысль об университете слегка замутила кристальную радость, но ненадолго. В конце концов, это же не первый курс. Еще один рывок, а там и диплом не за горами.
Тпру, воображение… Мгновение, ты прекрасно, но не вовремя. Где я, а где цивилизация. Да и не факт, что выводы верны…
За неимением зеркала я не мог быть уверенным, что превращение произошло на все сто процентов, но те части тела, которые были доступны осмотру, подтверждали идентичность. В частности, набитые костяшки на кулаках и россыпь родимых пятен в виде молнии на запястье правой руки. Фома еще любил подтрунивать над ней. Мол, эта татуировка — предупреждение, что боги влили в мой кулак силу громовержца. Вот только как ею пользоваться, научить забыли.
Что же произошло? Сила, забросившая меня сюда, решила, что с маскировкой можно заканчивать, или все так и было задумано изначально? Типа бонус неуязвимости для новичка. А то, что я преимуществами великана почти и не пользовался, особенно в первые недели, так это не их проблемы. Впрочем, не важно. Надо в темпе перестраиваться под новую вводную.
— Хотелось бы уточнить, пока мы наедине, Desdichado, — хлопнул меня по локтю Борн из Берлина. — Как к тебе обращаться? А то я вижу, что даже твой капитан в титулах путается. А в приличном обществе это не принято.
— Утративший наследство?.. — пробормотал тихонько Лис, при этом неловко споткнулся и сбился с шага. Не приходилось сомневаться, что наемник, прошедший почти все горячие точки средневековой Европы, хоть немного, но понимает и языки тех стран. — Так вот почему «рекс»… Священная Римская империя!
— Не будем присваивать чужие титулы, — я скромно потупил взгляд. — Обойдемся тем, что даже смерть отнять не может. Моим именем — Степан. А о благородстве происхождения пусть судят по деяниям.
— Хорошо сказано, рыцарь Степан, — кивнул бранденбуржец. — Да и имя в дополнительных разъяснениях не нуждается… — и многозначительно повторил на греческий манер: — Стефанос.
— Не понял? А где фон Ритц? — перевел я разговор на другую тему. Тем более что площадь перед донжоном оказалась совершенно пустой. Если не считать нескольких хмурых крестоносцев, расположившихся на ступеньках в главную башню.
— Ваша милость! Господа рыцари… — словно только и ждал моего удивленного восклицания, усердно кланяясь на каждом шагу, к нам бросился слуга в темном одеянии послушника. — Господина фогта знобило, и лекарь велел перенести раненого в апартаменты. А мне — подождать вас и провести следом. Если будет на то ваше желание.
— Показывай дорогу… — Желание довести начатое до конца у меня никуда не делось, даже после обретения человеческого вида. Зато одновременно с возникшим ощущением собственной уязвимости исчезла легкомысленность. — Только отдам распоряжения. Одну минуту… — это Борну, а не слуге.
Я отвел Лиса чуть в сторону и понизил голос:
— Фридрих, тебе не кажется, что это похоже на ловушку? Может, я сам пойду? А ты, как с самого начала решили, собирай всех наших в башне с Переходом. И если что…
Капитан отрицательно мотнул головой.
— О людях не стоит беспокоиться. Вы же сами велели всех желторотых в башне оставить. А те — волки битые, и без напоминаний знают, от чего их жизнь зависит. Врасплох захватить себя не дадут. Это раз… А во-вторых… — Лис явно копировал мою манеру излагать мысли. — Вам одному, без свиты, идти к фогту никак не пристало. И себя унизите, и командору неуважение окажете. Если бы с нами не было бранденбургца, я б еще кого-нибудь кликнул.
Может, и так. Увы, но в вопросах средневекового этикета я полнейший профан. В какой руке надо держать котлету, когда вилку держишь в правой, я уже освоил, а вот должен ли джентльмен снимать шляпу, если она на голове у другого джентльмена, запамятовал… Придется положиться на более авторитетное мнение, в надежде, что меня не разводят, как пчел.
— Добро, Лис. Похоже, пора тебя из капитанов в советники переводить… Как только остепенюсь и усядусь где-нибудь на правление, так сразу и назначу. Отказы не принимаются.
И когда я уже научусь сперва думать, а потом говорить? Все время забываю, что народ тутошний каждое слово воспринимает буквально. Пошутил, называется. Лис даже икнул от неожиданности. А глаза выпучил, как глубоководная рыбина на поверхности.
— Пошли, — вывел я его из ступора. — Секретничаем, как девицы на вечерницах, а рыцарь Борн ждет нас. Неучтиво.
— Что это с Лисом? — удивился бранденбургский рыцарь. — Покраснел, как монах в борделе. О, нет! — хлопнул себя ладонью по лбу. — Разрази меня гром!.. Извини, дружище. Я должен был сразу объяснить. Да как-то к слову не пришлось. Степан, твой капитан не сдавался в плен. А только согласился позвать тебя для переговоров и добровольно остался в башне, подтверждая, что с вашей стороны против нас нет злого умысла. Тебе не в чем упрекать Фридриха. Он честный и храбрый воин. Жаль только, подлого сословия. Но что-то мне подсказывает, не долго ему ждать рыцарских шпор. С таким господином — либо на плаху, либо в дворяне…
Вот уж действительно, добрыми намерениями мощена дорога в ад. Помог, называется. Бедняга капитан даже вспотел и неловко вытер ладонью испарину со лба.
— А ты суров, — то ли одобрительно, то ли наоборот пробасил Борн. — Парой слов так взгреть матерого наемника не всякий сумеет. Запомню. На всякий случай.
Я только хмыкнул. Чтобы все и всем объяснить, пяти минут не хватит. А дольше стоять перед входом в донжон глупо. Словно я не победитель, а проситель. Вон крестоносцы уже косятся. Скоро шутки отпускать начнут, и уж тогда о мирном исходе дела можно забыть.
Так что я нацепил маску спесивости и потопал по лестнице, задирая нос настолько высоко, как только мог себе позволить, чтоб не навернуться со ступенек. Кстати, видимо, для этого свита и нужна. Чтобы подхватить сеньора, когда он оступится.
Подействовало. Храмовники, как бы не нарочно стоявшие у нас на пути, молча расступились, давая дорогу.
* * *
Похоже, не врали ни слуга, ни лекарь — Конрада фон Ритца действительно знобило. Накрытый до подбородка меховым одеялом, так что видно было только бледное лицо, фогт лежал на топчане рядом с камином и глядел, как бойко пляшут языки пламени на сухих березовых дровах.
— Прошу прощения, господа, что не поднимаюсь вам навстречу… — произнес он негромко, высвобождая из мехов руку и делая приглашающий жест. — Присаживайтесь, где пожелаете. Не обязательно рядом. Понимаю, жар от камина летом приятен только больным или раненым.
Глаза храмовника неестественно блестели. Видимо, лекарь влил в фогта какое-то обезболивающее зелье. На спирту. А может, показалось, и это всего лишь отблески пламени.
— Но вы же не о моем самочувствии пришли осведомиться, — продолжил фогт.
— Я-то как раз именно за этим, — прогудел Борн из Берлина. — И тепло тоже люблю.
Потом подтащил тяжелый стул поближе к ложу и уселся с таким видом, словно собирался поселиться здесь, при этом бесцеремонно толкнув фон Ритца в бок.
— Конрад, дружище… Если ты не обратил внимания, то уже утро. Вели потушить свечи и раздвинуть шторы. А то все эти воскурения и благовония напоминают будуар, а не комнату рыцаря. Хоть и храмовника.
Говорил он по-прежнему в полный голос, так что командору не пришлось повторять. Несколько молодых парней, незаметных в своих темных одеяниях, выскользнули из укромных мест и занялись светильниками и окнами.
— Что твой Абдурахман говорит? — продолжил расспросы бранденбуржец. — Скоро в седло?
Мы с Лисом вели себя скромнее. Хотя по логике, именно нам сейчас принадлежало право голоса. Как победителям. Выбрали места у стенки, чтоб за спиной никто не маячил. Да и то уселся только я. Капитан продолжал стоять.
— О моем здоровье позже, — остановил Борна фогт. — Сперва обговорим условия выкупа.
После того, как крестоносец окончательно осознал, что душа его, по крайней мере в данный момент, в безопасности, спесивости и самоуверенности в нем стало гораздо больше. Несмотря на проигранный поединок и достаточно серьезное ранение, фон Ритц прямо-таки раздувался от собственной важности. Еще бы — он тут целый командор ордена, а я, в его глазах, не пойми кто в медвежьей шкуре… Если так и дальше пойдет, то не я ему — он мне условия ставить начнет.
Значит, будем сбивать спесь. Пока не приросла.
Видя, что крестоносец ожидает ответа, я изобразил на лице полное равнодушие и с ленцой принялся разглядывать апартаменты. Надо заметить, убранные с полнейшей безвкусицей. Поскольку, как я прикинул, обстановка преследовала одну-единственную цель — продемонстрировать храбрость и удачливость хозяина. В битве и на охоте. Из-за чего интерьер перегрузили разнообразным металлоломом в виде щитов и оружия. А на свободное место натыкали чучела звериных голов. Рогатых и клыкастых…
— Маркграф Айзенштайн, я к вам обращаюсь! — фогт повысил голос. — Вы готовы назвать цену?
— Что деньги… — пожал я плечами. — Тлен и прах… Пустяк, в сравнении с честью и достоинством. Ибо сказано: «скорее верблюд пролезет сквозь игольное ушко, чем богач попадет в царствие небесное».
Ответ можно было расценивать и как обычное философствование, и как намек. Пусть храмовник еще немного помучается в неведении.
— Если вы рассчитываете, что победив меня, стали владельцем замка, маркграф, — нервно заерзал на лежанке фон Ритц, — то вынужден разочаровать вас. Я не обычный дворянин, и Розиттен не моя собственность. Это замок Тевтонского ордена. И чтобы стать его хозяином, даже убить фогта мало, не то что пленить. Вам придется сразиться с каждым храмовником. А сейчас только в Розиттен больше тринадцати полноправных братьев!
Угрожаем, значит? Тонкий намек на толстые обстоятельства. Типа осади, а то нарвешься.
Я сделал вид, что вынырнул из глубокой задумчивости.
— Поверь, Конрад, когда целью будет всего лишь замок, то пара дюжин крестоносцев меня уж точно не остановит. Но я, несмотря ни на что, не за этим в Розиттен пришел. И на поединок тебя вызвал всего лишь для откровенности. Ведь по-другому ты бы никогда правды не открыл. А маскарад — всего лишь хитрость. К чему лишняя кровь? Да и веселее. Не так ли?
— Это точно… — проворчал рыцарь. — Шутка тебе удалась. Даже я поверил.
— Я что-то пропустил? — оживился бранденбургский рыцарь.
— После… — остановил его фогт. — Я все же хочу понять: зачем фон Айзенштайн напал на нас. Ведь сначала вы перебили стражу, поединок был потом.
— Только связали, — вместо меня ответил Лис. — И кнехты, и рыцари — почти все живы. Кроме тех двоих, что погибли вначале. Но они не стоили своего содержания. Можете мне поверить.
Я выдержал небольшую паузу и ответил на главный вопрос. Вряд ли фон Ритца всерьез занимала участь погибших стражников.
— За справедливостью, фогт. И чтоб отомстить за попранную честь. Законы рыцарства позволяют тому, кто сам не может сражаться, нанимать защитника. А судьба Юранда из Спыхова показала, что призвать к ответу крестоносца можно только в том случае, если сумеешь его поймать.
— Что?! — храмовник приподнялся. — Ты снова говоришь о какой-то невесте? Я думал, мы все уже выяснили. Или тебе недостаточно моего слова?
— Почти… Проблема в том, Конрад фон Ритц, что твое слово сейчас стоит против слова человека, которому я доверяю немножко больше.
— Это оскорбление!
— Полно, герр фогт! — я встал и шагнул к нему. — Не надо пытаться проделать старый трюк. Который уже один раз избавил замок от осмотра людьми князя Витовта.
Рыцарь посмотрел сперва на нас с Лисом, а потом на Борна с таким недоумением, что в моей душе опять заворочалось сомнение.
— Люди Витовта в замке Розиттен? Когда? Без моего ведома? — он оглянулся, словно искал взглядом того, кто мог бы ему ответить.
— Хочешь сказать, — я начинал потихоньку закипать. Терпеть ненавижу ощущать себя болваном, выставленным для общего посмешища. — Хочешь сказать, что этой зимой княжьи дружинники не искали здесь невесту лекаря из Янополя? Ту самую девушку, о которой теперь спрашиваю и я?
— Клянусь Господом Богом и Девой Марией, — размашисто перекрестился храмовник, — все это какая-то глупая бессмыслица. Орден заключил мир с Литвой. И никакая девица не стоит того, чтоб нарушить слово, данное Гроссмейстером. Даже если бы я не был!.. — тевтонец умолк, подбирая другие аргументы. — Для этого надо быть полнейшим безумцем! Потому что князь может забыть о чужой невесте, а Великий магистр никогда не простит неповиновения. И ослушника ждет такое наказание — лучше самому удавиться и бежать в ад. Так что если бы я имел к похищению хоть какое-то отношение, а князь об этом прознал… Девицу не его люди стали бы искать, а дознаватели ордена.
Вот зараза, лжет и не краснеет. Ну-ну, не на того напал.
— А как же Юранд из Спыхова? Или история с его дочерью тоже навет? Что-то не сильно Гроссмейстер обеспокоился.
Храмовник отвел взгляд.
— Увы, это правда. Но не вся, ведь и польский рыцарь многих братьев в Мариенбурге убил… А его хоть и искалечили, но живым отпустили.
— Зимой? — Борн из Берлина вдруг хлопнул ладонью по колену. — Подожди, Степан! Ты сказал: «девицу в замке искали зимой». Этой или прошлой?
— Этой.
— Тогда у тебя будет два слова против одного. Знай, я гостил у Конрада начиная с Рождества. И готов поклясться на распятии, что за все это время людей Витовта здесь не было.
— А до Рождества разве не зима? — мне очень не хотелось верить услышанному.
— Пост… — прошептал мне на ухо Лис.
Он знал, что его господин чужестранец, и успел привыкнуть к тому, что я путаюсь во многих самых обыденных вещах.
— Рождественский пост длится сорок дней и начинается осенью. Свадьба не могла быть раньше, чем на святки. Я бы не стал ручаться за фогта, но рыцарь Борн из Берлина известен своей прямотой. И если бранденбуржец говорит, что был здесь всю зиму, можете не сомневаться: это правда. Не понимаю, почему отец-игумен обманул вас… Или, если девицу действительно украли, мы ищем не в том месте.
— Вижу, Степан, что Фридрих тебе все объяснил, — негромко произнес рыцарь Борн, глядя мне в глаза. — Это так. Я солгал в жизни один раз. Когда по воле отца сказал у алтаря: «Да!» С тех пор брожу по свету, стараясь навещать родовой замок как можно реже. И помня о неизбежной расплате, всегда говорю только правду. И повторяю: никакой девицы в подвенечном платье и тем более людей князя Витовта в замке Розиттен этой зимой я не видел. Аминь.
Картина Репина «Приплыли»…
* * *
Молча обогнув лежанку с раненым, я подошел к камину, взял кочергу и пошевелил дрова. Взорвалось пламя, взлетели искры, волна жара ударила в лицо, и все еще держащийся в комнате утренний сумрак метнулся по углам и под потолок, откуда вновь стал сползать по стенам, когда огонь поутих. Выждав немного, я подбросил новое полено и следил, как облизывают его языки пламени, скручивается и ярко сгорает береста, а высушенное, белое, словно раскаленное, дерево вдруг вспыхивает, обугливается, превращаясь в золу и пепел — в ничто.
Надо было отвечать, принимать решение, а я глядел в огонь и никак не мог собраться с мыслями, расползающимися во все стороны, как червяки из перевернутой банки.
Грубо говоря и мягко выражаясь: «Ох и дурят же нашего брата». Если один человек говорит «белое», а второй божится «черное», — понятно, что кто-то из них обманщик или дальтоник. Либо сам стал жертвой обмана. Вопрос только: кто именно? Как отличить правду от кривды?..
Логически рассуждая, о том, что я полезу в Розиттен, дабы призвать фон Ритца к ответу, не знал никто. Поскольку пару дней тому я не только не подозревал о существовании брата Себастьяна и его невесты, но даже не предполагал, что могу воспользоваться порталом. Значит, Конрад и Борн не могли сговориться, как именно отвечать на мои вопросы.
Кроме того, подобный сговор предполагал, что фогт ордена заранее считал, что будет побежден в поединке, а это уж точно ни в какие рамки не влезает. Хоть в прокрустово ложе… Высокомерный тевтонец, не желающий смириться с поражением даже по факту, лежа с поврежденной ногой, заблаговременно планирует с другим храбрым рыцарем, что они будут говорить, когда его побьют. Бред? Еще какой.
Но при таком раскладе придется признать, что меня обманул настоятель монастыря. И не только он! До меня вдруг дошло, что историю о нападении на свадебный поезд первым рассказал Митрофанушка. А подозревать монашка в способности к обману даже не паранойя — шизофрения. Нет, не сходятся концы с концами…
— Конрад, у меня что-то в горле пересохло, — преувеличенно резво воскликнул бранденбуржец. Видимо, мое молчание слишком затянулось. — Не распорядишься вина принести? Да и позавтракать вообще-то не помешает. Как считаешь, Степан? Готов поспорить на свой миланский шлем, что ты сейчас один легко осилишь жареного кабанчика. Особенно, если командор не включит стоимость угощения в цену выкупа.
— Не включу, — притворно весело поддержал шутку крестоносец. — Но прежде чем сесть за стол, мне все-таки хотелось бы услышать сумму выкупа.
— Да не нужны мне… — начал было я, но замолк на полуслове от громкого кашля Лиса. Капитан наемников аж побагровел от внезапного приступа. Впрочем, настоящая причина напавшей на него хвори ни для кого не стала загадкой.
— Понятно… — кивнул Борн из Берлина. — Рыцарю, которого в бой ведет честь и жажда справедливости, о презренном злате мыслить не пристало. Знаешь, Desdichado, я рад, что все то, что мне приходилось раньше слышать о тебе, правда. Теперь и старине Борну будет, о чем вспомнить в кругу других рыцарей. И ты, Лис, не волнуйся. Здесь все понимают, что наемник живет с меча. И если Степану выкуп не нужен, то пусть фогт замка Розиттен сам назначит цену выкупа. Думаю, она будет справедливой. Не так ли, Конрад?
— Сколько примерно наемник получает? — то ли спрашивая, то ли размышляя вслух вместо ответа неторопливо произнес крестоносец. — Десять серебряных марок в месяц и еще десять, если компания в деле. И часть от добычи. Около пяти золотых, если город богатый. Так?
Лис кивнул. Рыцарь говорил верно. Оно, конечно, раз на раз не приходится. «Часом с квасом, порою с водою». Бывал куш и намного больше, а иной раз и то, что на себе надето, спасти не удавалось. В кирасе трудно бежать…
— Значит, если я предложу вам по три дуката, то никого не обижу? — уточнил фон Ритц.
Наверное, если бы Лис решил поторговаться, фогт накинул бы пару серебряных монет, но капитан видел, что мне совершенно безразлично, и кивнул вторично.
Во-первых, с учетом полученного наемниками аванса, и так набегало на годовое жалованье. Во-вторых, хоть фогт и сдался на милость победителя, гарнизон замка оружия не сложил и по-прежнему в несколько раз превышает численностью наш отряд. А в-третьих, такое пренебрежение к выкупу следом за добровольным отказом от баронского замка, да еще и в свете тех новостей, что капитан узнал обо мне от бранденбургского рыцаря, могло означать только одно: «моя светлость» ни в чем не нуждается. Стало быть, и роту прокормит.
— Тогда, капитан, назови общую сумму, — закончил торг храмовник.
Нет, у меня точно паранойя. Ведь закономерный вопрос. А мне не понравился. То ли в голосе крестоносца что-то такое настораживающее прозвучало. То ли взгляд он не вовремя отвел.
Но Рыжий Лис не заслуживал бы своего прозвища, если бы не схитрил. Может, дело не в деньгах, а в том, что опытный капитан тоже почувствовал подвох и не захотел раскрывать врагу точное число наших воинов, но сумму он завысил почти вдвое.
— Сто пятьдесят дукатов.
— Хорошо… — судя по интонации, ответ фогта не обрадовал. Еще бы. Пятьдесят хорошо вооруженных и умелых бойцов не так просто вышибить из башни. Особенно если они ждут нападения. — Маркграф, вы согласны с этим?
— Да… — как бы пребывая в замешательстве, я развел руками. — Поскольку все сходится на том, что меня ввели в заблуждение, это я должен бы принести извинения. Но чего не бывает между соседями. Ранил я вас не сильно, крови пролито немного. Считайте, что вы заплатили моим парням за проверку защиты замка и указание ее слабых мест. А такая наука дорогого стоит.
— Пусть будет так… Карл, — фогт поманил к себе слугу, отличавшегося от остальных только цепью на шее. — Ты слышал?
— Да, ваша милость, — поклонился тот.
— Вели накрывать на стол и принеси деньги. А еще объяви от моего имени, что мир заключен, и кнехты могут вернуться к прежним обязанностям. Рыцарей мы с господином маркграфом приглашаем присоединиться к нам в трапезной.
— Как прикажете, ваша милость.
Слуга еще раз поклонился и вышел, а другие тем временем стали обносить нас наполненными вином рогами.
— Предлагаю выпить за здоровье! — поднялся с лежанки Борн из Берлина. — Здоровье хозяина замка. Оно ему сейчас очень кстати… И здоровье всех нас. Поскольку никто, кроме Создателя, не знает: кому придется пасть следующим, во славу Господню.
— Хорошо сказано, дружище. — Фогту помогли сесть, подложив под спину несколько подушек. — И я без колебания поддержу твою здравицу, только у меня к маркграфу остался один вопрос. Господин фон Айзенштайн, не соблаговолите ли ответить?
Средневековый тевтонский замок, бряцают кольчужным доспехом рыцари, шмыгают тенями слуги, трещат дрова в камине, нигде нет не то что Интернета, а до самого банального электричества еще несколько столетий, и среди всего этого антуража — я. То ли живущий взаправду, то ли играющий роль. А может, и вовсе спящий дома и рассматривающий диковинный сон.
Сколько я уже здесь, а никак не могу избавиться от мысли, что все понарошку. Но никуда не денешься. Попала лапа в колесо, визжи, собака, а беги. И текущему моменту соответствуй.
— Конечно, господин фон Ритц. К вашим услугам. Тем более что я, похоже, действительно перед вами в долгу… Спрашивайте. Если это не чужая тайна, отвечу со всей прямотой.
Фогт пожевал губами, словно выбирал слова.
— То, что вы, притворяясь демоном, вызывали меня на поединок от имени Сатаны, было весьма необычно, но объяснимо. Возможно, не совсем по-рыцарски, но чтобы выманить более сильного врага из укрытия, иной раз и уловкой воспользоваться не зазорно, — как бы размышляя вслух, заговорил Конрад фон Ритц. — Но я же не спал во время поединка и отчетливо помню, что вы, маркграф, тогда были гораздо выше и массивнее, чем сейчас…
Заметил все же. А я надеялся, что пронесет. Надо было его все же хоть разок по голове треснуть. И любую нестыковку списал бы на сотрясение.
— Ничего необычного, и объясняется еще проще… — я улыбнулся как можно искреннее. — Зная, что на входе из Радужного Перехода меня встретят арбалетчики, мои офицеры… — кивок в сторону Лиса. — Постарались нахлобучить на меня побольше доспехов. Легких, но толстых… А череп медведя и вовсе был насажен на гребень шлема. Кстати, только благодаря этому я сейчас имею честь пить с вами за наше здоровье. Иначе удар моргенштерном не предоставил бы мне такой возможности.
— Вот именно! — воскликнул Борн из Берлина, нависавший над нами, как огромная брыла, свалившаяся со скалы. — Сколько можно говорить о прошлом? Самое время выпить… И пусть Господь ниспошлет нам лучший день!
