Глава 10

Хотя грохот падающих камней уже стих, в ушах все еще звенело. Возможно, теперь уже от воцарившейся вокруг тишины. В свете фонаря, прикрепленного к каске, была видна только плотная пелена пыли. Глядя на нее, Войтех думал, что именно из-за этой взвеси он не может вдохнуть, но потом понял, что на нем просто кто-то лежит. Войтех поднял руку и сжал Сашино плечо.

– Ты цела? – спросил он и тут же закашлялся: пыль попала в рот и нос.

– Да, – ответила та. – Кажется, да. А ты? Сильно ударился?

– Пока не знаю, – он попытался пошевелиться, но тут же поморщился от боли и резко выдохнул. – Скажи мне как врач: как определить по ощущениям, сломан ли у тебя позвоночник?

– Так, Дворжак, прекрати меня пугать, понял? Сейчас я тебя осмотрю. – Саша приподнялась, но тут же вскрикнула и упала обратно. – Прости, – сказала она, поспешно скатываясь с него в сторону. – Прости, я сейчас.

Когда она откатилась в сторону, Войтех сел, все еще болезненно морщась. В свете своего фонаря он сразу увидел заваленный камнями лаз. Конечно, он и так уже знал, что произошло, но наглядная демонстрация их проблемы заставила его сердце биться быстрее. Все было очень плохо даже на его взгляд.

– Кажется, мы влипли, да? – мрачно спросила Саша, садясь рядом с ним и прижимая к себе правую руку.

– Не больше, чем обычно, – сначала бодро отозвался Войтех, но заметив ее скептический взгляд, тяжело вздохнул. – Ладно, в этот раз чуть больше, чем обычно.

Саша оглянулась, но пыль и песок все еще висели в воздухе, и она ничего толком не смогла рассмотреть. Наверное, ее должно было радовать хотя бы то, что, кроме руки, у нее ничего не болело. Весь удар о каменный пол Войтех принял на себя, позволив Саше упасть сверху, когда в последнее мгновение вытащил ее из стремительно разрушающегося лаза. Правда, рука болела так сильно, что ни о какой радости не могло быть и речи.

– Здесь же наверняка должны быть еще выходы? – с хорошо различимой надеждой в голосе спросила Саша. – Ты не успел рассмотреть?

– Там было как минимум два прохода. Сейчас пыль осядет, осмотримся. – Войтех снова закашлялся и внимательно посмотрел на нее, на то, как она прижимает к себе руку. – Что с тобой?

– Не знаю, что-то с рукой, – ответила она, старательно сдерживая слезы. Она понимала, что сейчас у них есть проблемы поважнее ее травмированного запястья, а аптечка все равно осталась под завалом, и ничем себе помочь она не сможет, но ничего не могла с собой поделать.

– Дай я посмотрю, – попросил Войтех, пододвигаясь к ней ближе.

– Не нужно, – Саша сильнее прижала к себе руку, – ведьме своей помогай, а я обойдусь. – Это прозвучало раздраженно, почти зло.

Невзирая на всю серьезность ситуации и неуместность подобной реакции, Войтех рассмеялся.

– Странно, что тебя это так задевает, но вообще-то между мной и Эльвирой ничего не было. Теперь я могу посмотреть твою руку?

Саша недоверчиво покосилась на него.

– Ваня, что ли?

– Тебе этот вариант кажется неправдоподобным? – Войтех уловил сомнение в ее голосе. – Как бы мне ни льстила такая реакция, вынужден признать, что к утреннему хорошему настроению нашей хозяйки я не имею ни малейшего отношения.

Саша покраснела. Ее ведь не должно волновать, было что-то между ним и Эльвирой или нет. Наверное, в ней говорили страх и боль. И если смотреть правде в глаза – немножко уязвленного женского самолюбия.

– Прости, – она виновато улыбнулась и протянула ему руку, – это не мое дело, ты не должен мне ничего объяснять. Просто пару дней назад Лиля спрашивала у меня, есть ли у тебя кто-то в Москве и не поэтому ли ты не обращаешь на нее внимания… – Саша осеклась, когда поняла, что сдала подругу. Похоже, стресс действовал на нее не лучшим образом.

– Да? Так это ты за Лилю переживала? – поинтересовался Войтех. В это же время он осторожно отодвинул рукав Сашиной куртки, чтобы обнажить запястье, и внимательно осмотрел его в свете своего фонаря, медленно поворачивая ее руку.

– Только осторожнее, – попросила Саша, напряженно следя за его действиями. – Мне кажется, я могла что-нибудь сломать. – Она крепко сжала зубы, когда он немного неосторожно повернул ее руку, и та мгновенно отозвалась резкой болью. – Можно все-таки спросить? У тебя в Москве все же кто-то есть?

– Кто-то есть, – отстраненно ответил Войтех. – Но не в Москве. Можешь намекнуть об этом Лиле, если она будет снова интересоваться. Это избавит всех нас от многих проблем. – Он попытался аккуратно ощупать ее кость. – Перелома нет, просто растяжение.

– Черт, Дворжак, просила же – осторожнее, – прошипела Саша, едва его пальцы коснулись ее запястья. – Растяжение – это тоже больно, между прочим.

– Прости, – он поморщился, как будто сделал больно себе, а не ей. – Я просто слишком резко потянул тебя. Не было времени рассчитывать силы.

– Поверь, я тебе только благодарна за это. Я ведь не врала, когда говорила, что разрешаю сделать все, чтобы вытащить меня оттуда.

– Надо наложить повязку.

Саша вздохнула.

– Вот с повязкой сложнее. Все мои медикаменты, бинты в том числе, остались там. – Она посмотрела на груду камней, под которыми теперь была похоронена ее сумка.

– Сейчас что-нибудь придумаем, – пообещал Войтех, оглядываясь по сторонам и ощупывая карманы. В них ничего не нашлось, зато рядом он обнаружил свой рюкзак, о котором в суматохе успел забыть. Только и там не было ничего подходящего для наложения повязки, зато была пара бутылок воды. Он снова посмотрел на Сашу, а потом улыбнулся и протянул руку к ее шее.

– Эй, я, конечно, знаю, что часто задаю лишние вопросы, но это же не повод придушить меня прямо здесь, – возмутилась Саша, когда он чуть расстегнул ей куртку и принялся разматывать легкий шарф. – Я еще могу тебе пригодиться.

– Поэтому я пока не буду тебя душить, только шарф позаимствую.

Он смочил тонкую ткань холодной водой и принялся заматывать ее запястье, стараясь зафиксировать его, но при этом не сделать ей еще больнее.

– Потерпи немного, потом будет лучше, – пообещал он. Когда повязка была наложена, Войтех после непродолжительного молчания добавил: – И раз уж у нас речь обо всем этом зашла, то прости меня за вчерашнее. Ничего такого я в виду не имел, просто немного увлекся.

Саша бросила на него быстрый взгляд и смущенно улыбнулась.

– Я не злюсь. Сама виновата не меньше. Но я замужем, у тебя тоже кто-то есть, поэтому будет лучше, если мы просто забудем об этом. Не хотелось бы, чтобы одно досадное недоразумение испортило отношения между нами.

– Мир, дружба, жвачка?

– Именно так, – она рассмеялась, а затем оглянулась по сторонам. – Что мы будем делать дальше?

Войтех сложил обратно в рюкзак все, что до этого оттуда вытащил, оставив только воду. Сделав пару глотков, чтобы избавиться от ощущения залепившей весь рот пыли, он протянул вторую бутылку Саше.

– Попей немного, а потом пойдем искать Егора, ребят и другой выход. Назад нам не вернуться, значит, остается только идти вперед.

Саша взяла у него бутылку, только сейчас начиная понимать, как скверно все обернулось. До этого адреналин, выплеснувшийся в кровь, и боль от поврежденной руки не позволяли полностью оценить масштабы катастрофы. Ей очень хотелось не только пить, но и умыться, однако Саша решила не расходовать на это воду. Кто знает, как долго они будут искать выход? Перепачканное пылью лицо с грязными дорожками от слез не должно было волновать ее сейчас, поэтому она просто поправила растрепавшиеся под каской волосы, вернула Войтеху бутылку с остатками воды и поднялась на ноги.

– Пойдем, – деланно бодро отозвалась она.

Первое время они шли достаточно быстро и бодро. Заминки вызывала только необходимость выбирать один из возможных проходов, но Саша сразу предоставила выбор Войтеху, а тот полагался на свои предчувствия. Каменные коридоры, по которым они шли, были низкими и узкими, но и Саша, и Войтех имели достаточно компактные размеры, чтобы чувствовать себя в них свободно и не цепляться головой за свисающие сверху сталактиты. Они даже умудрялись оглядываться по сторонам и восхищаться красотами пещеры, которые ни одному из них раньше видеть не доводилось. Почему-то Саша была уверена, что они выберутся. Может быть, не найдут ни Егора, ни друзей Вани, но сами выберутся. И даже когда на очередной развилке Войтех останавливался и что-то задумчиво помечал в своем смартфоне, она улыбалась, шутила и подбадривала его.

Единственное, что огорчало Сашу в этом походе, – это то, что ее сигареты остались в сумке. Пожалуй, впервые за те четыре года, что она курила, она пожалела об этой своей привычке. Не начинала бы – шла бы сейчас так же спокойно, как Войтех, не возвращаясь периодически мыслями к сигарете.

Почему-то почти все, с кем Саша знакомилась в последнее время, считали, что курить она начала еще в школе.

«Такие, как ты, начинают лет в пятнадцать, разве нет?» – удивился один из тех, кому Саша все же задала вопрос, почему они так считают.

На самом деле желания попробовать сигарету у нее не возникало никогда. Ни в школе, когда многие друзья, прячась от учителей и родителей, тайком дымили за углом, ни в университете, когда сигарету из рук не выпускало большинство однокурсников. Даже на разных студенческих вечеринках, когда вся комната, где веселились студенты, утопала в сигаретном дыму, Саша спокойно держала в руках только бутылку с пивом или стакан с чем-нибудь покрепче и не собиралась даже пробовать. Она вовсе не была идейной противницей курения, просто желания курить не возникало.

Первый раз она взяла в руки сигарету на второй неделе работы в реанимации. К ним в отделение после страшной аварии привезли молоденькую девушку. Шесть часов она провела в операционной. Шесть часов Саша стояла рядом с ней, следя за ее наркотическим сном. Девушка пережила операцию и даже пришла в себя после нее. Саша говорила с ней, она лишь слабо улыбалась в ответ. А к вечеру умерла.

Саша стояла на маленьком балкончике, к которому вела темная старая лестница. Сюда все врачи ее отделения выходили покурить. Ее трясло так, что, казалось, дрожали даже железные перила, за которые она держалась. Холодный августовский ветер швырял ей в лицо ледяные капли дождя, но Саша не замечала этого. Плакать она почему-то не могла. Какой-то странный, невообразимый ужас заполнял всю ее изнутри. Это была первая могила на ее персональном кладбище, и она давалась ей очень нелегко.

Саша даже не услышала, как позади нее хлопнула тяжелая железная дверь. Присутствие постороннего человека она заметила лишь тогда, когда чьи-то чужие руки взялись за перила рядом с ней. Саша вздрогнула и обернулась. Рядом, глядя куда-то вдаль, на колышущиеся верхушки деревьев, стояла Мальборо, пожилая суровая врач, которую боялись не только пациенты и медсестры, но и коллеги-врачи. Даже завотделением никогда не рисковал отчитывать ее на общих пятиминутках. Не то уважал за возраст и опыт, не то тоже побаивался острого языка и резких выражений, в которых Мальборо никогда не стеснялась. Она была высокой, очень худой, с морщинистыми руками и неожиданно гладким для своего возраста лицом. Короткая стрижка-каре, длинный нос с горбинкой и плотно поджатые тонкие губы делали ее похожей ведьму. Звали ее Мария Борисовна, но все за глаза называли Мальборо, что было, по всей видимости, производным от имени вкупе с любимой маркой сигарет. В глаза, конечно, так ее называть никто не рисковал.

– Краснова умерла? – поинтересовалась Мальборо, по-прежнему глядя на деревья.

Саше даже показалось, что вопрос обращен не к ней, хотя никого, кроме них, на балконе не было. Она торопливо вытерла лицо от капель дождя и кивнула, не в силах говорить из-за огромного кома в горле. Мальборо этот кивок скорее почувствовала, потому что не смотрела в ее сторону. Она достала из кармана идеально выглаженного белого халата пачку, вытащила оттуда одну сигарету и протянула Саше, наконец поворачиваясь к ней.

– Держи.

– Я не курю, – неуверенно ответила Саша, замирая под взглядом строгих серых глаз.

– Похвально. – От Мальборо это прозвучало скорее как упрек, но сигарету она не убрала. – Тогда иди к Дашке, попроси спирта, только разбавь, не хватало еще тебя откачивать.

Саша совсем стушевалась.

– Мне же еще работать.

Мальборо демонстративно закатила глаза.

– Тогда возьми сигарету и кури. Тебя трясет так, что вся больница ходуном ходит. Покури и успокойся.

Саша послушно взяла из ее рук сигарету и зажигалку, больше не рискуя возражать. Мальборо молча смотрела на то, как она прикуривает, как кашляет от первой затяжки, вытирая выступившие от едкого дыма и кашля слезы. По ее губам скользнул намек на легкую улыбку, когда вторая затяжка уже не вызвала такой острой реакции.

– Вот так, умница, – она хлопнула Сашу по плечу и тоже закурила, снова поворачиваясь вперед, к деревьям, и облокачиваясь о перила. – Привыкай к чужой смерти, вырабатывай иммунитет, иначе не выживешь, – через некоторое время сказала она. – Хочешь – кури, хочешь – к психотерапевту ходи. Но привыкать надо. У врача должен быть здоровый цинизм, особенно у реаниматолога.

– Разве к этому можно привыкнуть? – тихо спросила Саша.

– А как иначе? – Мальборо удивленно покосилась на нее.

Саше очень хотелось спросить, как быстро привыкла сама Мальборо, кем был тот человек, который покоился в ее первой могиле, но она не рискнула.

– У тебя родители кто? – через некоторое время снова спросила Мальборо.

– Врачи. Папа – стоматолог, мама – гинеколог.

– Так вот как ты на этой работе оказалась, – хмыкнула она. – А я-то все думала, кто такую зеленую девку, только после института, сразу к нам взял?

Саша покраснела и снова поднесла сигарету к губам, с удивлением замечая, что руки дрожат чуть меньше, и даже бесконечный ужас в груди как будто притупился, позволяя ей дышать немного глубже. Родители в самом деле помогли ей получить эту работу. Точнее, отец. Заведующий реанимацией много лет был его клиентом, поэтому вопрос о трудоустройстве дочери решился еще до окончания ею университета.

Мальборо перевела взгляд на ее правую руку, лежавшую на перилах.

– Замужем?

Саша кивнула.

– Давно?

– Два месяца.

– А муж кто?

– У него своя фирма.

Мальборо понимающе фыркнула.

– Девочка из приличной семьи, наверняка отличница, жена бизнесмена. Ох, тяжело тебе будет. – Она покачала головой и вытащила из пачки еще одну сигарету. – Держи. Сразу не кури, голова болеть будет. Через час хотя бы.

Саша послушно взяла сигарету и спрятала ее в карман.

С того дня они с Мальборо вовсе не стали друзьями, никогда даже не курили больше вместе. Саша по-прежнему ее боялась, как и все остальные, старательно избегала оставаться с ней наедине и тихонько выдохнула, когда она через полтора года наконец-то ушла на пенсию. Но привычкой курить была обязана именно ей.

Саша сама не знала, почему сейчас вспомнила об этом. Возможно, потому что Войтех уже давно ничего не говорил, а ей было скучно молчать, и от этого она все чаще испытывала желание курить.

Ваня глубоко вдохнул и закашлялся от попавшей в легкие пыли. Замысловато выругавшись, он попробовал пошевелиться, проверяя, все ли кости целы, и мгновенно почувствовал солоноватый привкус крови во рту. По всей видимости, какой-то из падающих камней попал в него. От более серьезных травм его спасла каска.

Спустя несколько минут после того, как Саша скрылась из виду, ему показалось, что он слышал ее крик. Слов он не разобрал, но ужас и отчаяние были слышны даже по интонации. Судя по всему, ей удалось проползти по лазу довольно далеко, но что-то пошло не так. Какое-то время они с Лилей напряженно прислушивались к происходящему внутри лаза, но больше криков не было слышно, однако сигнала о том, что Саша благополучно добралась до другой стороны, они тоже так и не дождались.

Когда прошла первая волна вибрации, Ваня не выдержал и попытался окликнуть Сашу, но ответа не получил. А потом прошла вторая волна, и началось обрушение.

Ваня, кряхтя, сел и огляделся. Лиля сидела на земле в нескольких метрах от него. Вокруг нее не было валяющихся камней, по всей видимости, их грот несильно пострадал. Она не выглядела раненой, а на земле оказалась, скорее всего, после его приказа немедленно лечь.

– Ты как? – поинтересовался Ваня, снимая каску и на всякий случай ощупывая собственную голову.

– Я в порядке, – отозвалась Лиля, глядя туда, где еще недавно находился вход в лаз, а теперь лежала только груда камней. – Что случилось? Это что, землетрясение такое?

– Черт его знает. – Убедившись, что голова цела, Ваня снова надел и закрепил каску. – В пещерах иногда случается. Целый грот может держаться на одном камне, и если он выпадет… Надеюсь, Дворжак с Айболитом в порядке.

– Разве это возможно? – тихо спросила Лиля, все еще неотрывно глядя на камни. – Ты же сам слышал: с Сашкой что-то случилось.

– Мы не знаем наверняка, – немного резче, чем следовало, возразил Ваня, глядя на завал. Все выглядело очень плохо. – Возможно, она успела выбраться из лаза до того, как это все обрушилось.

– Или Войтех пришел ей на помощь, и они оба… – Лиля не договорила. Она неуверенно поднялась на ноги – камни под ней были очень уж холодными. – Эта пещера – гиблое место. Надо убираться отсюда.

– Что, и бросишь своего обожаемого чеха там? – язвительно поинтересовался Ваня, тоже поднимаясь на ноги. Он злился на себя за то, что отпустил Сашу с Войтехом одних, хоть и понимал, что не мог предвидеть обвал. В конце концов, не он здесь экстрасенс. Однако Лиля была права: нужно выбираться и пробовать найти другой вход в пещеру. Вполне возможно, он существует. Если же нет, то надо возвращаться в деревню за помощью, самим им этот завал не разобрать. Ваня сомневался, что его вообще можно разобрать, но сдаваться просто так он не собирался.

Лиля недовольно поджала губы. Пусть она на самом деле и не «обожала» Войтеха, но мысль о том, что она ничего не может сделать для него и Саши, все равно терзала ее внутри. Ей бы хотелось думать, что они живы и она может им помочь, но, в отличие от своего брата, она теперь точно знала, что живым из этой пещеры никому не выбраться. Даже если есть другой вход, даже если Саша и Войтех не погибли во время обвала. Лиля не была уверена, что они с Ваней сами смогут выбраться. Чем дольше они тут находились, тем меньше шансов у них оставалось. Не понимала она одного: как куратор мог так сильно ее подставить? Почему ее никто не предупредил?

– Даже если Войтех еще жив, я ему ничем помочь не могу, – в конце концов заявила она. Голос ее прозвучал очень жестко, она никогда раньше не позволяла себе использовать этот тон в разговоре с братом, но сейчас должна была, если хотела попытаться спасти хотя бы их жизни. – Как и твоим друзьям. Поэтому прошу тебя: давай попытаемся вернуться хотя бы сами!

Ваня удивленно посмотрел на сестру.

– Не понимаю твоих страхов, – признался он, тем не менее направляясь в сторону узкого лаза, через который они попали в этот грот. – Сначала по поводу надписи паниковала, теперь уверена, что мы ребятам помочь не можем. Обвалы в пещерах случаются, это не новость, а на стенах так вообще каждый второй писать горазд. Особенно когда ему тринадцать.

Они протиснулись через узкий проход и нерешительно остановились: выход из пещеры был темным, как будто уже наступила ночь. Ваня быстро добрался до него, уже не глядя на Лилю. Снаружи на самом деле оказалось темно, и вовсе не из-за туч. На небе сияли звезды.

– Какого черта? – Ваня обернулся к появившейся из пещеры сестре. – Мы же там не больше получаса были.

– Именно поэтому я и паникую, – заметила Лиля, проходя мимо него. – Надеюсь, это хотя бы вечер того же дня.

– Мне кажется, ты знаешь гораздо больше, чем говоришь. Ты что-то узнала, пока собирала информацию?

– Нет, я ничего не узнала, но обстоятельства говорят сами за себя. Ты ведь и сам понимаешь это, да? И надпись в качестве предупреждения. Нам не стоило сюда приходить.

– Но мы сюда уже пришли. И Дворжака с Сашей я там не оставлю. Пойдем. – Ваня быстро обогнал сестру и устремился в ту сторону, где они оставили свою лодку. – Искать в темноте второй вход бессмысленно, надо вернуться в деревню. В идеале найти этого пацана. Если он знает один вход, может знать и второй. Ставлю свою машину на то, что он давно дома и спокойно пьет чай.

Лиля не стала спорить. Ей не терпелось выбраться с острова, а потом она найдет способ не пустить сюда брата.

Какое-то время они шли молча, пока ей не показалось, что они снова идут слишком долго.

– Ты уверен, что мы идем к лодке?

– Я уже ни в чем не уверен, – мрачно отозвался Ваня. По его тону стало понятно, что он тоже обратил внимание на слишком длинную дорогу до реки. – Но как-то же мы вышли в прошлый раз и без пацана этого.

Он вдруг остановился и прислушался к чему-то. Лиля, не заметившая этого, прошла дальше, пробормотав себе под нос:

– Хорошо хоть Нев с нами не пошел.

– Тихо! – приказал Ваня. – Ты слышишь?

Лиля замерла и прислушалась. Вокруг стояла мертвая тишина, только кроны деревьев шелестели на ветру. Они теперь находились в лесной чаще, сюда не проникал даже слабый свет луны, частично прячущейся за густыми облаками, и, кроме их фонариков, других источников света не было. Где-то послышался приглушенный крик совы.

Она поежилась от очередного порыва ветра, напряженно вслушиваясь в шелест листьев, и уже почти решилась сказать, что ничего необычного не слышит, когда в стороне, в листве, что-то громко зашуршало. Лиля резко повернулась в ту сторону, направляя луч фонаря на куст. Кроме качающихся на ветру веток, ничего не было видно, но теперь она явственно слышала шуршание травы и хруст мелких веток, ломающихся под чьим-то весом. Кто-то или что-то приближалось к ним.

Время шло, а ни конца, ни края бесконечному каменному лабиринту не было видно. Войтех даже подозревал, что они ходят кругами, как в лесу, когда они все никак не могли сдвинуться с одной точки. Относительно широкие проходы сменялись узкими лазами, в которые едва получалось протиснуться, в одних гротах трудно было выбрать, в какую сторону идти, в других едва находился один единственных выход. Пару раз они даже упирались в тупик, и им приходилось возвращаться назад. Они уже давно перестали любоваться красотами подземного царства, желая только одного: как можно скорее выйти на поверхность.

В одном из гротов они обнаружили текущий по стене поток прохладной воды и наконец-то смогли умыться.

– Кажется, такой грязной я не была с самого детства, – призналась Саша, набирая в пригоршню воду и выплескивая ее себе на лицо.

– А ты в детстве была сорвиголовой? – Войтех посмотрел на нее с улыбкой. – Я думал, ты сидела в красивом платье с двумя большими розовыми бантами и играла в куклы.

– П-ф-ф, – Саша даже поморщилась от такого предположения, – это точно не про меня. Хотя лет до двенадцати, пока я занималась танцами, примерно так и было. В куклы я почти не играла, предпочитала читать, но ходила в аккуратной одежде, с тщательно зализанными, насколько это было возможно, волосами. Правда, все равно умудрялась то мороженым обляпаться, то в лужу наступить. А уж когда бросила, несколько лет в гардеробе не было ни одного платья. Но по-настоящему я отрывалась уже в университете, когда съехала от родителей и стала жить одна. Они бы не пережили, если бы узнали все подробности моей студенческой жизни.

– Мне следовало догадаться, – Войтех покачал головой, вытирая мокрое лицо рукавом.

– А ты? – Саша покосилась на него. – Ты был пай-мальчиком или сорвиголовой?

– Большую часть времени я старался быть хорошим сыном. А уже в зависимости от того, кому я был хорошим сыном – маме или папе – я был пай-мальчиком или сорвиголовой.

Саша рассмеялась.

– И кто же из них хотел видеть в тебе сорвиголову?

– Мой отец, – Войтех пожал плечами, как будто это само собой разумелось. – Настоящий мужчина не может быть пай-мальчиком, так он говорил. Он должен драться, стремиться, не бояться, испытывать себя… И так далее.

Саша очень внимательно посмотрела на него, как будто в этот момент у нее в голове отдельные кусочки мозаики складывались в общую картину.

– Вот оно что… – задумчиво протянула она.

Еще какое-то время они потратили на то, чтобы набрать в бутылки воды и обновить Сашину повязку на руке. Та уже почти высохла и ослабла, ничего должным образом не фиксируя, а когда они в следующий раз найдут воду, предугадать было невозможно.

– Идем дальше? – предложил Войтех. – Или тебе нужен привал?

Саша не ответила, напряженно к чему-то прислушиваясь. Издалека доносился странный гул, чем-то напоминающий жужжание линий электропередач.

– Ты слышишь? – спросила она.

Войтех тоже напряг слух и сразу понял, о чем говорит Саша. Звук был странным, чужеродным. Такого не ожидаешь услышать в подземном каменном лабиринте. До сих пор здесь вообще не было никаких звуков, кроме тех, что производили они сами. Что могло издавать такой гул под землей, Войтех не мог даже предположить.

– Надеюсь, это не слуховые галлюцинации, – пробормотал он, оглядываясь по сторонам.

– Уж лучше бы они, потому что я не хочу встретиться здесь с… – Саша не договорила. Гул явно нарастал, как будто что-то очень быстро приближалось к ним. – Ты «Спуск» смотрел?

Войтех закатил глаза, но все же шагнул ближе к ней, как будто заранее пытался прикрыть ее от невидимой угрозы. Проблема заключалась в том, что он не понимал, откуда ждать нападения: гул шел со всех сторон одновременно. Его рука машинально потянулась к кобуре, но он сразу себя остановил, вспомнив предупреждение Вани. Стрелять в подземной пещере действительно было плохой идеей, следовало оставить это на самый крайний случай.

– Саша, встань ко мне спиной, – велел Войтех. – И смотри в оба. Если что-то увидишь, сразу скажи.

Саша послушно прижалась к нему спиной, чувствуя, как ускоряется сердцебиение. Гул нарастал, и в какой-то момент ей показалось, что невидимый источник звука находится с ними уже в одном гроте. Теперь она различала хлопанье крыльев, как будто они оказались в самой гуще летящих птиц, однако не было слышно ни карканья, ни каких-либо других звуков, которые обычно издают птицы.

И вдруг в свете фонаря, которым она обводила стены, мелькнула неясная тень.

– Ты видел это? – тут же спросила Саша.

– Что? – Войтех повернул голову в ее сторону, пытаясь в свете касочного фонаря увидеть то, о чем она говорила. В это же мгновение ему показалось, что что-то коснулось его руки. Он вздрогнул, посмотрел вниз и тоже успел увидеть мелькнувшую в свете фонаря тень. – Может, это летучие мыши?

– Ненавижу мышей, – только и успела сказать Саша.

Рядом промелькнула еще одна тень, затем вторая, третья, а потом десятки и сотни теней одновременно набросились на них, как хищники на своих жертв.

Гул и хлопанье крыльев стали почти невыносимыми, мягкие крылья касались их лиц и рук. Саша попыталась отмахнуться от них, но у нее это не получилось: рука просто рассекла воздух, не коснувшись ничего материального. Тем временем птиц, или мышей, или что бы это ни было стало еще больше. Саше казалось, что они облепили ее всю. Она отчаянно отмахивалась от них, уже не глядя, где находится Войтех и что он делает. В какой-то момент она не удержала равновесие и упала на пол. Тени тотчас же бросились за ней.

Войтех считал себя хладнокровным человеком, более того, он много лет сознательно воспитывал в себе невозмутимость и спокойствие, но сейчас они разом оставили его. Когда тени замелькали у самого его лица, а хлопанье их крыльев заполнило уши, оставшись практически единственным звуком, он почувствовал, как подступает паника. Даже в подвале с восставшими из мертвых бомжами было проще, там он, по крайней мере, видел цель, видел угрозу и понимал, что происходит и что произойдет дальше. Сейчас же он не видел, ни что на них напало, ни откуда это взялось, и совершенно не понимал, чего оно хочет. Он чувствовал дуновение ветра от крыльев, слышал звук, видел тень, но не видел самих существ. Он отмахивался от них руками, но они ловили лишь пустоту, свет двух фонарей – прикрепленного к каске и того, который он держал в руках, – плясал по всем стенам, он уже не видел, не чувствовал и не слышал Сашу.

В тот момент, когда паника полностью лишила его возможности думать и анализировать, кто-то вдруг прошептал у самого его уха:

– Брось фонарь.