Глава 20
Сердце заколотилось. Щеки запылали. Ладони покрылись холодным потом. Я подбежала, распихала всех руками, чтобы рассмотреть фотографии получше. Под ними были надписи. Ужасные, гнусные, пошлые надписи. Под каждой фотографией – своя.
Давалка, мокрощелка, шалава, вафлерша…
От обиды и стыда на глаза навернулись слезы, я была готова расплакаться. Я не смотрела на ребят. Не слышала их. И даже не знала, увидели ли они меня. Я стала срывать снимки. Бешено отдирала их от стены один за другим. Все пялились на меня, хихикая и перешептываясь. Я сорвала все фотографии и побежала в сторону раздевалки.
Какая-то девочка лет десяти по дороге крикнула мне:
– Там еще были… в женском туалете висели, – я остановилась. – Но мы их сняли. В мужском не висят.
– Спасибо, – с трудом выговорила я. Ком в горле мешал разговаривать. Хоть кто-то на моей стороне, и пускай это даже маленькая девочка.
Я забилась в дальний угол раздевалки. Стала перебирать фотографии. Все они были достаточно приличные, хотя тот, кто это сделал, и пытался выбрать фотографии пооткровенней, но у меня не было таких. И, наверное, это очень расстроило моих… Моих – кого? Врагов? Ненавистников? Завистников? Я не знала.
– Тома! – Дашка вбежала в раздевалку. Я грустно помахала фотографиями. По лицу Дашки я поняла, что она уже знает свежую сплетню.
– Это ОН сделал? – спросила она.
– Не знаю, – пожала я плечами. – Мне все равно кто.
– Ух, я ему покажу… – Дашка стала сыпать угрозами.
По дороге на черчение я думала о том, видели ли мои одноклассники эти фотографии. Как они отреагируют? Будут пялиться на меня? Хихикать? Жалеть?
Войдя в кабинет и заметив любопытные взгляды, я не выдержала. Мне хотелось расставить все точки над «i».
Я разложила фотографии.
– Вот что я увидела на первом этаже, – обратилась я ко всем. – Кто-то пытается меня загнобить. Сначала – в Интернете. Теперь они перешли в реал.
Все стали подходить и смотреть, что же там такое.
– А ты знаешь, кто это сделал? – спросила Аня.
– Нет, к сожалению, не знаю.
– Вот уроды, – сказал Виталик. – Ненавижу таких людей. Кто делает какую-нибудь пакость, а сам в кусты прячется.
– А я видел фотки, – подал голос Женя, – только, сорри, постеснялся их содрать. Там такая толпа была… Извини.
Я кивнула. Я все равно была благодарна ему за честный ответ, а всем – за их участие.
– Ну ты не переживай, главное, – ободряюще улыбнулась Анька. – Это все ерунда. Я не думаю, что это повторится. Нагадили в тапки – и успокоились. Наверняка какие-нибудь телки завидуют.
– Чему завидовать-то? – удивилась я. – Было бы чему…
– Ну, мало ли… Ну, в общем, не переживай. Мы все за тебя. Если еще вдруг такая гадость повторится, фотографии всякие, сразу же снимем.
Я кивнула. Мне было приятно, что они за меня. Хотя за спиной я все еще продолжала слышать смешки и перешептывания.
По коридору я шла, глядя в пол. Может, когда, наконец, все насмотрятся на меня, то снова перестанут меня замечать? Сколько должно пройти времени?
На истории, уткнув нос в учебник, я пыталась сосредоточиться на параграфе.
– Не понимаю, зачем это нужно Стасу? – покачала головой подруга, аккуратно подрисовывая Михаилу Васильевичу Фрунзе усы.
Я уже несколько раз прочитала главу про адмирала Колчака и не запомнила ни строчки. Вздохнула. Отодвинула учебник, и мы с Дашкой принялись рассуждать об утренней ситуации.
Наша болтовня отозвалась мне боком – меня вызвали к доске и поставили тройку за плохой ответ по параграфу.
На переменах все пялились на меня. Хотелось надеть на голову рюкзак, чтобы никого не видеть. И чтобы меня не было видно.
Зачем? Зачем он это сделал? Вчера, когда мы стояли на поле, мне на секунду показалось, что все может вернуться. Что все может быть как раньше. Что возможно все изменить, вернуть утраченную дружбу. Я ошиблась. Стас уже никогда не сможет быть таким, как прежде.
На большой перемене мы пошли в столовую. Я не хотела идти. Знала, что на меня будут опять все пялиться. Но я не хотела отсиживаться в кабинете. Пусть все знают, что мне абсолютно плевать на эту ситуацию и я не собираюсь переживать из-за подобной мелочи.
Мы с Дашкой сидели за столом, поедая пирожки и запивая их чаем.
Вошел Стас, следом – его стая. Он смотрел прямо на меня и улыбался.
– О, посмотрите-ка, кто тут сидит! – громко воскликнул он, привлекая внимание всей столовой. – Мы видели, видели твои фотки, – радостно пропел Стас, подойдя близко к нашему столу. – Что, заразила кого-то сифилисом, и бедняга решил отомстить?
Вокруг стали раздаваться смешки. Я глубоко вздохнула. Попыталась ответить спокойным тоном:
– Мы оба знаем, что эти фотографии повесил ты.
– Я? – Стас от удивления округлил глаза. – Зачем мне это надо? Я пока что тебя не драл… Хотя… Это было в планах. Но раз у тебя сифилис, найду кого почище.
И снова гаденькое хихиканье вокруг. Я не смогла найти достойного ответа, настолько поразили меня его слова. Я просто сидела, уставившись в стакан с чаем. Стас не стал дожидаться ответа и пошел вставать в очередь. Хотя очередь – неправильное слово. Пошел распихивать всех, чтобы пролезть в начало.
– Не обращай внимания, – Дашка погладила меня по руке. – Он добивается того, чтобы ты сдалась. Разревелась, убежала. Слетела с катушек.
– Не дождется, – фыркнула я. – Я сильнее этого. Я буду делать вид, что меня нисколько не задевают его насмешки и оскорбления. Я сильная. Я выдержу.
– У тебя что-то на губе, – сказала Дашка.
Я облизала губы. Почувствовала соленый вкус и вытерла рукой губу – на ладони осталась красная полоска. Я прокусила губу до крови и даже не заметила этого.
Этой ночью мне снова приснились кролики в своих колыбельках. Я проснулась от собственного крика. Этот жуткий кошмар никогда меня не оставит. Как и Стас.
Всю неделю я ходила как привидение. С каким-то тупым равнодушием выслушивала очередные насмешки Стаса, никак не реагировала на любопытные взгляды и смешки за спиной.
В субботу был День учителя. День самоуправления. Обычно уроки проводили только ученики десятых и одиннадцатых классов, но в этом году почему-то включили и некоторых учеников из девятых. Нам с Дашкой поручили вести два урока: первый – биология в шестом «Г» и шестой – география в шестом «В».
– А я тебя знаю! – крикнул мне на первом уроке какой-то мальчик с задней парты. – Ты – Тамарка-давалка.
Я замерла.
– Очень смешно, – попыталась я отшутиться. – Глупо и совсем не в рифму.
– Так это и не я придумал, – удивленно ответил мне мальчик. – Это все так говорят. Я бы придумал пооригинальнее, но раз все так говорят, то и я стал говорить. А еще все говорят: у Тамарки Мицкевич лобковые вши!
Какая-то девочка напала на него:
– Дурак! Ты даже не знаешь, что это! Повторяешь, как попугай! Дашка шикнула на мальчишку так, что маленький наглец быстро заткнулся.
Я тяжело вздохнула – даже дети теперь говорят про меня гадости. Я удивленно посмотрела на Дашу.
– Лобковые вши? Что-то новенькое. Интересно, где же кроется источник?
– Найдем, – уверенно сказала подруга.
Вечер субботы прошел неважно. Приехали мама с дядей Костей, но обстановка была напряженной. Дед ушел к какому-то своему другу-охраннику на день рождения и пропал. Телефон не отвечал. Мы все были как на иголках – куда идти? Где искать?
В конце концов трубку он взял. С ним разговаривал дядя Костя. По их разговору я поняла, что дед в полном неадеквате и сам не знает, где он. Говорит, сидит на каких-то ступеньках. Ничего не понимает и не видит вокруг. И еще дед сказал, что ему мокро.
– Так, будем рассуждать логически, – дядя Костя включил ноутбук. – Примерно в каком районе он ходил на день рождения?
– Он у Михалыча был на даче, там частный поселок, – сказала бабушка, чуть не плача. – Но Михалыч сказал, он давно ушел. Ругалась на них, что ж они ему такси-то не вызвали? Они сказали, что пытались, но вы же знаете его… «Какое такси, еще деньги тратить! Сам, что ли, не дойду?» – и вот дошел. Куда? На какие ступеньки?
Бабушка махнула рукой.
– Так. Ну-ка все показали мне, где на карте этот частный поселок, – скомандовал дядя Костя.
Бабушка ткнула в монитор.
– Так… Рассуждаем дальше. Дед домой мог пойти двумя путями. Либо по дороге, либо через парк. Через парк проходит река, насколько я вижу по карте… а он мокрый. Либо описался, либо и правда залез в реку. Парк, судя по карте, длинный. Наверно, он в какой-то момент устал. Либо в парке, либо после. Что у нас тут дальше?
– В парке нет зданий со ступеньками. Но чуть дальше Дом культуры, – вспомнила я. – И там есть ступеньки.
– Элементарно, Ватсон! – дядя Костя поднял вверх палец. – Бегом в машину, пойдем искать.
Мы всей семьей забились в машину. Логика не подвела – дед сладко похрапывал на ступеньках Дома культуры. Он был мокрый и весь в тине – видно, прошел по реке. Мы загрузили его тушу в багажник.
Бабушка стала причитать: жалко в багажник!
– Я салон только что помыл! – заворчал дядя Костя. – Уделает мне все! А в багажнике комфортно и просторно. Там Томка знаешь сколько раз ездила?
Я кивнула. Багажник был просторным. И там было очень уютно. Вскоре мы доехали до дома, втащили деда в комнату, бабушка переодела его. Он немного оживился и протрезвел. Захотел пива. Бабушка стала на него орать. Он нахохлился, как воробей, и заворчал:
– Если мне не дадут пива, я залезу на стенку и буду там сидеть.
– Лезь хоть на потолок и живи там! Хоть отдохну от тебя! – ответила бабушка.
В конце концов все улеглись спать.
В воскресенье пошла с Дашкой гулять. Она захотела выпить. Мы купили «Редс» и пошли в ее двор на детскую площадку. Из Дашкиного подъезда вышла компания и направилась к нам. Она хорошо знала этих ребят, один из них ей даже нравился. Чуть позже подъехал какой-то парень на скутере. Все стали обсуждать его скутер, бензин и движок. Мне было скучно. Потом Дашка села на качели, ей нравилось качаться. Я бегала восьмеркой вокруг качелей, каждый раз уворачиваясь от них. Дашка качалась и визжала, думая, что вот-вот собьет меня. Но я обожала эту игру, мы придумали ее еще со Стасом, и носиться восьмеркой между движущимися качелями было здорово. Еще круче – когда качелей двое. Тогда игра становится сложнее, опаснее… и интереснее.
Подъехала машина. У меня подкосились ноги – я узнала ее. Черную «двенашку», которую видела у фонтана. Парни из компании стали что-то кричать парням из «двенашки». Мной овладело нехорошее предчувствие… Так и есть. Отрылась пассажирская дверца, и вышел Стас. К нам подошли парни из «двенашки», поздоровались со всеми.
– Привет, дынька, – Стас схватил Дашку, которая уже слезла с качелей, и стал кружить. Подруга была уже «хороша», и такое кручение доставляло ей удовольствие. Она смеялась и визжала.
Я сидела на лавочке. Стас заметил меня, обошел лавочку сзади, с кем-то поболтал за моей спиной. Потом на мои плечи тяжело опустились чьи-то руки.
– Привет, гном, – раздалось шипение у уха. Я не ответила на приветствие.
– Стас, ты чего сзади трешься? Садись рядом! Тут места полно! – сказал парень, сидевший рядом со мной.
– Нет. Тут интереснее.
Он не убирал руки с моих плеч. Медленно стал передвигать их ближе к шее. Дотронулся до нее. Я почувствовала прикосновение его холодных пальцев. Дыхание остановилось. Мне хотелось убежать, но я будто вросла в лавочку. Дашка не обращала на меня никакого внимания. Она весело болтала с кем-то из вновь прибывших.
Я молила Бога о том, чтобы Стас ничего не наговорил про меня этой компании. Он опозорил меня на всю школу, и я не хотела, чтобы на улице это повторилось.
Но у него хватило ума обо мне не говорить. Он просто держал руки на моей шее, и мне казалось, что еще секунда – и он сомкнет их и задушит меня. Стас с кем-то болтал, делая вид, что меня здесь вообще нет. Его руки медленно скользили по моей шее, нежно гладя ее. Каждый раз, когда я делала робкую попытку встать, его руки превращались в клещи, и он крепко сжимал меня.
Но все же я улучила минуту: когда Стас увлекся своим собеседником и слегка ослабил хватку, я резко дернулась и подошла к Дашке.
– Пойдем прогуляемся, – прошептала я ей.
– Но я не хочу! – сморщилась она. – Тут так весело! Тут столько мальчиков!
– Дашка! Тут Стас! – возмущенно сказала я ей в ухо.
– Что? Где? – она стала искать его взглядом.
– Вон стоит!
– Ой, я и не заметила! Тут столько ребят… Ладно, пошли. Но мы же вернемся, правда? Я очень хочу снова сюда вернуться. Здесь весело!
Мы ушли. Дышать стало намного легче. Мы гуляли по парку. Дашка болтала всякие глупости. Обнимала меня, лезла целоваться. Сказала, что любит меня, и назвала меня своим пупсом. Я повела Дашку домой, уж больно она была «хорошей». Не хотела оставлять ее одну в этой компании. Я не доверяла им.
Дашка была уже такой сонной, что согласилась пойти и не сопротивлялась.
Я вышла из ее подъезда. Отсюда детская площадка хорошо просматривалась. Стас заметил меня.
– Эй, гном! – крикнул он.
Но я бросилась бежать. Сзади мне что-то кричали, но я бежала без оглядки. Домой! Скорее домой! В спасительную крепость.
Следующий школьный день встретил меня странными взглядами и шепотом за спиной. Что за черт? Что-то опять произошло? Я шла к раздевалке, стараясь не смотреть на проходящих мимо учеников и не замечать их любопытных взглядов. Мельком взглянув на стену с расписанием, я убедилась, что фотографий на ней нет. В раздевалке тоже не было ничего необычного. Но когда я вешала куртку, то опять услышала за спиной смешки. Я обернулась и увидела, что две девчонки из десятого смотрят на меня и перешептываются. Я повесила куртку и выбежала из раздевалки. Определенно что-то произошло. Где? Я зашла в женский туалет. Не увидела там ничего необычного. Обошла весь первый этаж. Может быть, снаружи?
– Ищешь, гном? – раздался за спиной насмешливый голос. Я обернулась и увидела Стаса. Он стоял, прислонившись к стене, скрестив руки на груди. Рядом с ним – его свита.
Я развернулась и пошла дальше, не обращая на него внимания. Я слышала его шаги. Он пошел за мной.
– Холодно, – сказал он. Я замешкалась. Стала идти медленней. О чем он?
– Холодно. Лед. Айсберг, – продолжал он издеваться. Мне стало трудно дышать. Он повторял слова из игры… игры нашего детства. Горячо-холодно. Холодно. Лед. Айсберг. Это означало, что я шла совсем в другом направлении. Это подло! Очень подло использовать фразы из наших детских игр, чтобы вывести меня из себя.
Я развернулась и пошла в другую сторону. Я знала, что этим показываю, что принимаю игру. Но мне плевать. Мне нужно найти эти чертовы фотографии. Или еще что-нибудь.
– Теплее, – Стас пошел за мной. Он ликовал, наслаждаясь игрой.
Впереди справа была лестница. Я не стала сворачивать к ней и пошла прямо.
– Холодно, – сказал Стас. Я развернулась и пошла к лестнице.
– Теплее, – слышала я за спиной, когда поднималась по ступенькам.
– Еще теплее, – сказал он, когда я поднялась на второй этаж и пошла налево.
– Горячо, – сказал он. Я остановилась. Рядом был мужской туалет. Ну конечно же! Как я сразу не догадалась. Это же так очевидно – расклеить мои фотографии в мужском туалете. Я вошла внутрь.
– Эй! – возмущенно крикнул какой-то мальчик, стоявший у писсуара. Мне было все равно. Над каждым из писсуаров на уровне глаз висела моя фотография. И, конечно же, под каждой из них была надпись.
«По#рочи на Мицкевич! Будь мужиком!» – надпись дублировалась на каждой фотографии. Я стала сдирать снимки со стены. За спиной раздался взрыв хохота. Стас и его компания – они все вошли в туалет, чтобы посмотреть на мою реакцию. Я сорвала все снимки, развернулась и увидела, что один из друзей Стаса снимает меня на телефон. Я быстро подошла к нему и со всей силы ударила по телефону ладонью, выбив его из руки парня. Телефон отлетел в сторону и ударился об стену. Я быстро пошла к выходу.
– Эй! Ты хоть знаешь, сколько он стоит? Ты за год на него не насосешь! – крикнул он мне в спину.
– Ну и убейся об стену вместе со своим телефоном, – злобно выкрикнула я первое, что пришло в голову. Достойные ответы – не мой конек.
Стас выбежал следом за мной. Я развернулась и отчаянно выкрикнула:
– Почему? За что? Зачем ты это делаешь? Чего ты добиваешься?
– Шлюхи должны знать свое место! – издевательски крикнул он. – Так что твое – немного ниже пояса! – он выгнулся вперед и похлопал рукой между ног.
Учебный день прошел паршиво. Видео, которое они сняли на телефон, быстро распространилось по всей школе. Смешки и перешептывания стали слышаться чаще. Даже уже мои одноклассники, которые обещали мне, что будут на моей стороне, стали как-то косо на меня поглядывать и шептаться.
Вся неделя прошла ужасно. Расклеенных фотографий больше не было, зато возобновились звонки от незнакомцев. Откуда-то узнали мой новый номер! В понедельник Дашка на русском поклялась, что она ему не говорила.
– Ну, может быть, ты кому-то давала свой телефон? – прошептала я. Училка объясняла ошибки в диктанте. – Кому-то, кто мог для Стаса переписать из него необходимую информацию?
Дашка посмотрела на меня, думая.
– Может быть. Может, и дала. Я не помню. Я устало вздохнула.
Дома вечером телефон пропищал несколько раз. Новые сообщения. Их стиль поменялся – теперь стали приходить откровенные угрозы и оскорбления.
«Чтоб ты сдохла, бл#дота! Чтоб у тебя черви в вагине завелись, мандавошка сраная».
Я до крови искусала губу. Удалила сообщения.
На следующий день Дашка не пришла в школу. Я не пошла на физру, а сразу пришла на физику. Меня ждал очередной неприятный сюрприз. Я немного опоздала и в класс вошла вместе со звонком.
Учительница злобно посмотрела на меня – она любила, когда ученики приходят до звонка, чтобы со звонком уже начать урок, а не ждать, пока все достанут свои учебники. Я быстро подошла к своей парте… и замерла.
На моем стуле лежал презерватив.
Я беспомощно стояла, озираясь вокруг. Одноклассники делали вид, что полностью поглощены учебниками. Но я слышала! Слышала это гадкое хихиканье! Кто-то из них подложил мне его! Они сделали это специально!
Я озиралась по сторонам, пытаясь понять, кто же виновник.
– Мицкевич, ты там долго стоять будешь? – строго спросила учительница, которая, видимо, не была в курсе.
Смешки стали громче.
Все ждали – что я буду делать? Уберу ли презерватив? Сяду на другое место?
Надо мной будто проводили какой-то жуткий эксперимент, изучая мою реакцию.
Я продолжала стоять. Смотрела на розовый презерватив. Он был развернут – использованный или просто раскрытый? Я не знала. И знать мне не хотелось.
Мне было обидно, очень обидно. С самого первого сентября я думала, что одноклассники приняли меня в свою общину. А теперь я вижу это… Они не смотрели на меня. Боялись встречаться со мной глазами? Кто? Кто из них мог это сделать? Я не хотела об этом думать, я ко всем из них относилась хорошо.
Я схватила свой рюкзак и под массовое хихиканье и крик физички выскочила из класса. Я бежала домой.
Не хочу! Не хочу больше оставаться в этой школе!
Я вбежала в комнату, упала на кровать. Зарылась лицом в подушку и разревелась.
За что? Что я им всем сделала? Я больше не могла этого выносить. Слишком много грязи вылилось на меня за эту осень.
