Глава одиннадцатая

Остановив машину под старым ветвистым тополем, Мельников выбрался наружу, огляделся по сторонам. Вокруг, зажатый с двух сторон одинаковыми шлакоблочными пятиэтажками, лежал пустой дворик, пыльный с вытоптанными газонами, детской песочницей посередине, лавочкой с обломанной спинкой. На этой лавочке сидела, двумя руками оперевшись на палку, старуха, не сводившая глаз с ребенка, возившегося за бортиком песочницы. Палисадники перед подъездами, отгороженные от тротуара худым заборчиком, заросли сорной травой и кустами боярышника. В ближнем палисаднике две разномастные собаки, видно, бродячие, справляли свадьбу.

Он вошел в сырой, пропахший мышами подъезд, и, дважды оступившись на разбитых ступеньках, поднялся на пятый этаж. Здесь, перед обитой черным дерматином дверью с нацарапанным на ней мелом номером, он перевел дух, нажал утопленную в стене кнопку, но звонка не услышал. Постояв минуту в раздумье и продолжая давить большим пальцем бесполезную кнопку, он, наконец, решил постучать в дверь кулаком. Толстый поролон поглощал все звуки. Ребром ладони Мельников стукнул несколько раз по врезному замку, звук вышел громкий. Дверь распахнулась на длину цепочки, снова с грохотом захлопнулась и, наконец, отворилась настежь. Поздоровавшись, Мельников переступил порог и постарался разглядеть в полумраке лицо женщины.

– Проходите в комнату, – сказала она, приглаживая ладонью гладкие волосы какого-то неопределенного сивого цвета. – Вон туда по коридору.

Мельников прошел в комнату, вдыхая запах нежилого помещения, решив, что в этой квартире пищу не готовили, по крайней мере, месяц. Комната оказалась большой и светлой. Не дожидаясь хозяйки, он нашел себе место за круглым столом, застеленным вытертой клеенкой, оглянулся по сторонам. Косенький сервант, вплотную придвинутый к платяному шкафу, высокая металлическая кровать, задвинутая в нишу стены, радио на стене. Видимо, хозяйка квартиры Маргарита Владимировна Агафонова, бывшая актриса, подруга Ледневой, давно оставила все попытки скрыть беспросветную бедность своего быта.

– Ну, как, нравится? – неслышно войдя в комнату, Агафонова перехватила взгляд Мельникова. – Нравится обстановочка? Как в казенном приюте, – вздохнула Агафонова, присаживаясь к столу и поправляя задравшийся кверху угол клеенки.

Чем– то судьба Ледневой и судьба Агафоновой похожи одна на другую, решил Мельников. Хотя нет, не совсем похожи. Агафонова старше Ледневой лет на семь, какое-то время они играли в одном театре, обе разведены, дружили, правда, в последнее время виделись редко. Леднева после развода сохранила за собой прекрасную дачу, однокомнатную квартиру в Москве, бывший муж давал ей денег на жизнь. Агафоновой после развода не осталось ничего, кроме этой, даже летом сырой, квартирки в шлакоблочном рассыпающемся доме. И денег ей давать некому. В послужном списке Агафоновой аж три развода.

– Хотел задать пару вопросов, – Мельников жалел, что приехал сюда. Вряд ли Агафонова продвинет его поиски хоть на сантиметр. – Хотел вот спросить, когда вы последний раз встречались с Еленой Викторовной?

– Встретились мы, конечно же, на даче, – Агафонова прикурила сигарету. – Сами видите, тут у меня для дружеских встреч условий не имеется. Наша последняя встреча была в самом конце мая, числа не помню. Погода стояла изумительная. Мы весь день пробыли на воздухе, даже пробовали загорать. Вечером зашли в дом, камин растопили. Лена оставила меня ночевать.

– Она боялась ночевать одна?

– Вряд ли, иначе не стала бы жить на даче. А осталась я потому, что засиделась за разговорами до темноты. А на электричку идти полем, дорога плохая. Так себе и запишите: подруги провели время на воздухе, с пользой для здоровья, – Агафонова кивнула на закрытый блокнот. – М-да, кто же мог знать…

– А в эту вашу последнюю встречу поведение Ледневой было таким, как обычно? Может, вас что-то удивило, какие-то её слова, например? Она начала разговор на финансовую тему или вы видели у Елены Викторовны крупную сумму денег?

Агафонова удивилась. В этом удивлении Мельников не заметил никакой театральности.

– Откуда же у Лены деньги?

– Об этом я и хотел узнать от вас, – Мельников внимательно посмотрел на хозяйку. С близкого расстояния стали отчетливо видны тонкие склеротические прожилки на щеках и кончике носа Агафоновой. – Все-таки вы близкие подруги.

– Мне надо вспомнить наш последний разговор. Что-то она говорила такое, вскользь, между прочим. Но забылось. Я ведь не старалась запомнить её слова. Кроме того, мы выпили. Конечно, не до поросячьего визга напились. Просто для настроения и за встречу. А после выпивки у меня слабеет память. Но я постараюсь вспомнить.

– Да, вы уж постарайтесь.

– Это, собственно, и не разговор. Лена сказала, что сама станет теперь заниматься коммерцией. Дескать, больше она не хочет зависеть в материальном отношении от Леднева. Она сказала, ему фильм поставить не на что, он ищет и не может найти спонсоров, а ей стыдно жить с протянутой рукой. Я говорю, мол, если бы хоть один из моих бывших мужей подбрасывал мне копейку на жизнь, я бы не возражала. Правильно? – в ожидании подтверждения своих слов Агафонова уставилась на Мельникова.

– Значит, Леднева решила заниматься коммерцией? А чем именно, какого рода деятельностью?

– Я в этой коммерции разбираюсь, как свинья в апельсинах. А Лена, она ведь ни воровать, ни торговать не умела. Поэтому я вам так скажу, все эти разговоры о бизнесе – пустой звон.

– Маргарита Владимировна, фамилия Лучников вам ни о чем не говорит? Знакомый Ледневой, работает в автосалоне.

– Этого я знаю. Симпатичный такой мужчина, с манерами. Терся возле Лены. Только она не дура. Она дала отставку этому Лучникову. Отправила его на запасные пути.

– А почему произошел этот разрыв?

– Никакого, как вы говорите, разрыва не было, потому что и связи прочной не было. Этот Лучников думал, у Лены денег куры не клюют, как же, жена известного режиссера, сама актриса – и вдруг без денег. Он долго не мог в это поверить, в его куриной башке это не укладывалось.

– Почему вы думаете, что Лучников связывал с Ледневой какие-то корыстные планы? Разве не мог Лучников просто по-мужски увлечься Еленой Викторовной? Она ведь была интересной женщиной.

– Да, Лена осталась интересной женщиной. Но Лучников… У него на первом месте деньги. И на втором и на третьем – деньги. Так вот, он занял у Лены, точно не знаю какую, сумму, но, думаю, не малую. Лене пришлось крутиться, перезанимать, продавать какие-то вещи. Долг Лучников, разумеется, не отдал. Мол, позже, позже. Однажды Лучников снова попросил у неё взаймы. Сказал, потом сразу все отдаст. Лена ответила, что денег нет. Тогда Лучников стал просить занять для него у знакомых. Сказал, что крупно проиграл в карты, а карточные долги священны. Он ходил по знакомым бабам с протянутой рукой, клянчил деньги: меня порежут, если не верну деньги. У должников одинаковая тактика: как можно реже показываться на глаза кредитору. Так и Лучников поступил. А если и приезжал, то всегда был не в духе, отвечал резко, словно провоцировал Лену на ссору, на выяснение отношений. И Лена сказала ему резкие слова, которых, он, видимо, и ждал от нее. Лучников сделал вид, что он обижен, уязвлен, хлопнул дверью и смотался.

– Когда это произошло?

– Где-то в самом начале весны. Да, вот и верь после этого людям, как говорится. Я бы этому Лучникову и десятку не заняла, – очевидно, тут Агафонова вспомнила, что сама совершала ради мужчин ещё и не такие безрассудства, и замолчала. – Думаете, это он Лену? Или его дружки?

– Нет, не думаю. Но надо проверить все варианты.

К автосалону «Прима-Текс» Мельников подъехал, когда часовая стрелка приблизилась к четырем. Припарковав машину, он выбрался из салона и, опустив в карман связку ключей, сделал несколько круговых движений плечами. Шатров, очутившись на воздухе, сразу закурил и уперся взглядом в витрину, увешанную рекламными плакатами.

– Толкаешь меня на всякие авантюры, – сказал он, не оборачиваясь к Мельникову. – Меня же за такие фокусы с работы выпрут и «спасибо» не скажут за безупречную службу.

– Я тебя к себе на работу устрою. Когда сообщишь старым друзьям, сколько ты заколачиваешь, они ночами спать не будут.

– Это я ночами спать не буду после посещения этого автосалона, – сказал Шатров. – Тут такие тачки, Боже мой! А мы с женой два года копили на подержанные «Жигули», а теперь ездим на них только по праздникам. Ходить в автосалон, нет, это слишком вредно для моей неустойчивой психики. Кстати, неужели ты думаешь, что нас здесь всерьез могут принять за покупателей? Ты ещё так сяк одет. Но я… В этом костюме…

– У тебя развивается комплекс неполноценности, – Мельников тоже решил выкурить сигарету за компанию. – Тебе просто необходимо самоутвердиться. А для этого начни брать взятки. Закрой пару дел и приходи сюда выбирать машину.

Пройдя сквозь двустворчатые двери в салон, Мельников быстро прошел мимо стоящих на невысоких белых платформах джипов «Мицубиси».

– Смотри-ка, тут уже новые поступления, – сказал он вполголоса.

– Спасибо за информацию, я ещё старых поступлений не видел, – проворчал Шатров, заметив, как четыре охранника в одинаковых темных костюмах смерили его равнодушным взглядом и продолжили свою неторопливую беседу. – Просто глаза разбегаются.

Сопровождаемый Шатровым Мельников прошагал в глубь павильона, остановился возле темного «Сааба» и с задумчивым видом стал разглядывать его кузов. Немногочисленные посетители шли мимо, задерживаясь возле нескольких ярких японских автомобилей, надолго останавливаясь возле внедорожника «Ниссан Террано» вишневого цвета. Какая-то женщина тянула за рукав пиджака своего спутника, стремясь отвести его подальше от японского чуда. Мужчина что-то горячо зашептал в её ухо. Мельников решил, что эта парочка забрела сюда не машину выбирать, а просто осмотреть новую коллекцию автомобилей.

Мельников снова уставился на «Сааб», как удав на жирного кролика.

– Пойдем дальше, что мы тут на одном месте залипли? – сказал Шатров.

– Здесь обращают внимание на людей, которые стоят на одном месте, а не мечутся от машины к машине, – ответил Мельников наставительным тоном. – Неподвижность клиента свидетельствует о серьезности его намерений. Человек знает, куда пришел. Он представляет себе, что именно ему нужно. Это азбука менеджмента, деревня.

Краем глаза Мельников заметил, что к ним уже направляется молодой человек в голубой сорочке и темном костюме с блестящими пуговицами. Мельников, не сводя глаз с «Сааба», задумчиво потер ладонью щеку, почесал затылок. Глядя на него со стороны, можно было подумать, что человек готов приобрести эту машину, но никак не может принять окончательного решения, ещё колеблется.

– Простите, смотрю, вы интересуетесь «Саабом», – молодой человек в темном костюме остановился в двух шагах от Мельникова, даже не взглянув на Шатрова. – Могу вам чем-то помочь?

– Цвет у машины какой-то казенный, невзрачный.

– Это мелочи, – молодой человек вздохнул и приблизился к Мельникову на полшага. – Сейчас есть и другие цвета. Хотите темно-зеленый металлик или малахит-металлик? Есть синий металлик, цвет консервативный, я бы даже сказал, слишком консервативный. Если вы остановили выбор на «Саабе»…

– Еще сомневаюсь, – Мельников пощелкал языком. – Может, поискать ещё что-то? Как думаешь? – он повернулся к Шатрову.

– Тебе решать, – пожал плечами Шатров.

Молодой человек заулыбался. Ему показалось, что рыбка клюнула, эти мужики уедут отсюда на новом «Саабе».

– Я четыре года в автосалоне работаю, каких только машин не продавал. Это удачная модель. Шведское качество, безопасность. Да об этой машине можно бесконечно рассказывать. Только представьте, без пяти двести лошадей под капотом плюс турбонаддув. До сотни разгоняется за девять секунд. А какие навороты. Электростеклоподъемники, катализатор. По желанию можно установить радиотелефон «Тамагава».

– Радиотелефоны «Тамагава» запрещены, – сказал Шатров и сделал грустное лицо. – Они забивают милицейские частоты.

– Да кто обращает внимание на эти запрещения? – молодой человек посмотрел на Шатрова с удивлением. – «Тамагавой» пользуется, кто хочет. Кто может себе это позволить, тот и пользуется.

– Пользуешься, пока не нарвешься на милиционера, который снимет «Тамагаву», – ответил Шатров.

– Я ведь насчет мобильного телефона просто так сказал, – молодой человек глубоко вздохнул. – Вы ведь автомобиль выбираете, не телефон. Скажу вам по секрету, у нас этот автомобиль уже купили, – он назвал имена двух известных политиков, популярного эстрадного исполнителя и певицу, переживающую вторую молодость с молодым мужем. – И все довольны. Еще бы, престиж всем нужен.

Мельников почмокал губами.

– Нет, пожалуй, «Сааб» все-таки не по мне. Что-нибудь такое, более спортивное я бы посмотрел. Это что я вижу? – Мельников слегка округлил глаза, уставившись в дальний конец зала. – Как же сразу не заметил? Старею. Это там «Субару» стоит?

– Точно, «Субару».

– Если в зале есть старший продавец, попросите его подойти к «Субару». Мы там постоим.

Молодой человек, ни слова не говоря, повернулся и пошел прочь. Он, до сегодняшнего дня полагавший, что человеку с деньгами можно продать любую машину вне зависимости от вкусов этого человека, был обижен до глубины души.

– Добрый день, – Лучников, одетый точно в такой же костюм, как и молодой продавец, перевел взгляд с одного посетителя на другого и дружелюбно улыбнулся. – Старший продавец. Чем могу помочь? Интересуетесь «Субару»? Отличный выбор. Машина для спортивного мужчины, для настоящего мужчины, а не для молодящегося отца большого семейства. Это даже не машина, легенда в металле. Выиграла несколько престижных ралли, даже чемпионат мира по ралли.

– Точно, чемпионат выиграла, – поддакнул Шатров, хотя не интересовался автомобильными видами спорта и уж совсем не имел представления о чемпионатах мира по ралли. – Я ему тоже говорю: зверь машина!

Мельников стоял молча, засунув руки в карманы пиджака и чуть выпятив вперед нижнюю губу, он, прищурившись, разглядывал автомобиль и, казалось, последний раз прикидывал, брать товар или уйти ни с чем.

– Стоящая вещь, – наконец сказал он.

Последнее замечание посетителя Лучников воспринял как сигнал к действию, решив, что эти клиенты – его. И сейчас их последним колебаниям наступит конец.

– На нашем рынке «Субару» ещё довольно редкое явление, – сказал Лучников. – Но обладатели этой машины ездят на ней с гордостью. Это настоящие автогурманы. Давайте подойдем ближе, – Лучников шагнул на платформу, где стояла машина и сделал приглашающий жест, призывая клиентов последовать за ним. – Перед вами «Импреза» 1.8, серийная модификация. А вот дополнительные спойлеры, мощные бамперы. Загляните в салон, – он распахнул перед Мельниковым переднюю дверцу. – Если хотите, посидите на водительском месте.

Он вопросительно посмотрел на Мельникова, но тот отрицательно покачал головой. Зато из-за его спины неожиданно появился Шатров.

– Разрешите, я посижу?

Не дожидаясь ответа, он юркнул в салон и тут же начал устанавливать под себя водительское сиденье.

– В салоне ничего лишнего, – хладнокровно продолжал Лучников, удивленный суетливой выходкой посетителя. Клиенты салона – люди солидные, мальчишества себе не позволяют, по крайней мере, при посторонних людях. – Если бы передо мной стояла дама, я бы прочитал ей целую лекцию об устройстве салона, обивке. Но вас эти мелочи, вижу, мало интересуют. Это женщины покупают авто, если салон нравится, – Лучников искательно заглянул в глаза Мельникова.

Эти глаза показались ему совершенно пустыми, будто покупатель пришел в скобяную лавку за оцинкованным ведром или килограммом гвоздей, а не стоит в престижном салоне рядом с легендарной машиной. Лучников чуть не поморщился. Он успокоил себя той мыслью, что у богатых свои причуды. Этой мыслью он успокаивал себя часто. Возможно, этот клиент привык менять машины раз в месяц, и новая покупка давно не внушает не только дикой первобытной радости, но и праздного интереса. Лучников решил, что сейчас будет не лишним подробно, по возможности образно, описать технические достоинства автомобиля. Лучников потер ладони одна о другую и подробно посвятил Мельникова в некоторые тонкости устройства трансмиссии, передней и задней подвески.

– Двигатель с многоточечным вспрыском, – сказал он, отвечая на вопрос Мельникова и не переставая украдкой наблюдать, как второй посетитель, сидящий в машине, с первого же взгляда не понравившийся Лучникову, беспокойно вертится на водительском месте, тычет пальцем в приборный щиток, дергает рукоятку переключения передач и с видимым усилием пытается вращать руль.

Этот хмырь в машине уже наверняка что-нибудь покурочил там внутри, решил Лучников, но вслух ничего не произнес. Лучников начинал понимать, что все его слова, самые яркие и точные определения, лишь пустой звук. Перед ним два праздно шатающихся болвана, которые пришли сюда не покупку сделать, а дурака повалять. Надо избавиться от них, и чем скорее, тем лучше. Он оборвал свою длинную речь и без всякой связи с только что сказанным, добавил, что автомобильные диски выполнены из стали.

Наконец, он замолчал, ещё раз выругал себя за то, что разрешил посетителю залезть в салон дорогой иномарки и стал быстро прикидывать, как бы ловко извлечь его оттуда. Лучников даже нагнулся, чтобы открыть дверцу, как второй посетитель, прослушавший всю увлекательную лекцию и даже позволивший себе несколько неприкрытых зевков в самых удачных местах повествования, вдруг открыл рот.

– Знаете, вы меня убедили, – сказал Мельников. – Если бы не вы, возможно, я бы не решился. А так и думать нечего. Возьму эту игрушку. Видно, она и вправду неплохая. Если вы не приврали, – он посмотрел на Лучникова тяжелым мутным взглядом.

Лучников, потерявший всякую надежду, воспрял духом, заулыбался. Он решил, что талант убеждать людей, повернуть дело так, как выгодно ему, Лучникову, у него выдающийся. Вот только не понравился этот тяжелый мутный взгляд. Ну, да это что. Игра света – и только. Значит, «Субару» уже вторая машина, проданная им за сегодняшний день. Лично им. Пусть другие смотрят и утираются, пусть начальство видит: Лучников в этих стенах почти волшебник. Он не зря занимает должность старшего продавца-консультанта.

Лучников, переменчивый в настроении, теперь почти с нежностью смотрел на Шатрова, наконец, выбравшегося из салона «Субару». Лучников пригласил посетителей в офисное помещение, сам пошел чуть впереди, показывая гостям дорогу.

– К сожалению, система продаж машин в рассрочку у нас пока не действует, – говорил Лучников на ходу, поворачивая голову то к Шатрову, то к Мельникову. – Те, кто пытался ввести это новшество, как правило, заканчивали плохо. Вот сюда, пожалуйста.

Он распахнул перед посетителями стеклянную дверь, кивнул подпиравшему стену охраннику, пропустил гостей впереди себя в короткий коридорчик, освещенный лампами дневного света.

– А теперь первая дверь налево.

Мельников первым переступил порог пустого кабинета, показавшегося очень тесным после просторного демонстрационного зала, остановился перед письменным столом. Шатров, тоже войдя внутрь, остался стоять возле самой двери, принялся разглядывать плакаты спортивных автомобилей, развешанные по стенам.

– Я не случайно начал разговор насчет оплаты, – сказал Лучников. Войдя в кабинет последним, он закрыл за собой дверь. – Мы принимаем и карточки. Все-таки крупная сумма. Но многие предпочитают расплачиваться наличными.

Он хотел обойти письменный стол и сесть за компьютер, но Шатров сделал шаг к Лучникову и с неожиданной силой схватил его за рукав, больно прихватив вместе с пиджачной тканью кожу руки. Мельников тоже приблизился к Лучникову, раскрыл и захлопнул перед его носом милицейское удостоверение. В первую секунду Лучников ничего не понял, лишь почувствовал острую боль в руке, схваченной железными пальцами. Он попробовал выдернуть руку, но сделал только хуже, боль стала совсем нестерпимой, будто руку обварили крутым кипятком.

Лучников застонал и даже подумал, не крикнуть ли ему громче, не позвать ли охрану. Нет, этого делать не следовало, перед ним стояли работники милиции, не ясно, с чем они пожаловали, а криком все можно только испортить. Лицо потеряешь в глазах сослуживцев, а милиционеров в ярость приведешь. Лучников стиснул зубы и продолжал молчать, но молчали и эти двое, правда, один из них тот, что предъявил удостоверение, шагнул к двери и повернул ключ в замке.

– Ну, что молчишь, Лучников? – Мельников повернул замок ещё раз, подергал за ручку двери, проверяя, заперта ли она.

Превозмогая боль в руке, Лучников молчал, ему хотелось спросить этого милицейского хама, что делать в такой ситуации, плясать что ли. Хотелось сказать грубость, наконец, хотелось плюнуть в пиджак посетителя, но Лучников лишь застонал, когда снова попытался высвободить руку.

– Ну, так и будешь молчать, время у нас отнимать рабочее? – повторил свой идиотский, совершенно бессмысленный вопрос тот, кто запер дверь кабинета.

– Вы пришли выбрать машину, – ответил Лучников, больше отвечать ему было нечего. – Вы же…

– Ладно, Лучников, хватит валять дурака и заниматься блядством, – широко размахнувшись открытой ладонью, Мельников влепил ему такую пощечину, что свет в глазах старшего продавца на секунду погас, в голове ударил колокол.

Чтобы не упасть, Лучникову пришлось вцепиться свободной рукой в край письменного стола, сдвинув стол на сторону. Лучников застонал, тяжело и громко, он с силой выхватил руку из сжимающих её пальцев Шатрова. Забыв разом все здравые мысли, только что родившиеся в голове, Лучников хотел закричать в голос, страшно закричать, чтобы на этот крик сбежалась охрана со всего салона и немедленно прекратила дикий милицейский произвол.

Он уже набрал полную грудь воздуха для страшного крика, но в то же мгновение получил другую пощечину, такую сокрушительную, что испустил лишь какое-то подобие писка и бессильно опустился на пол. Лучникову показалось: он потерял сознание, но на самом деле чувства не оставили его. Сидя на полу, он остолбенело смотрел вперед себя и, мотая головой из стороны в сторону, тихо постанывал.

– Может, ты кричать надумал? – спросил тот мужчина в немодном пиджаке, который только что больно держал его за рукав.

Лучников промычал в ответ что-то нечленораздельное. Мужчина пнул его в бедро носком острого ботинка.

– Я кого спрашиваю? – голос мужчины стал злым.

– Не буду кричать, – сказал Лучников, срываясь на фальцет.

– А то кричи, – сказал мужчина и снова пнул его в бедро. – Прибегут охранники. К тому времени ты уже будешь в наручниках. В их присутствии мы тебя обыщем, найдем в кармане гранату или пакетик опия. Что тебе самому больше нравится?

– Не нравится, – тупо ответил Лучников, продолжая сидеть на полу, тыльной стороной ладони он вытер нос. Совершенно неожиданно у него начался сильный насморк.

– Охранники будут понятыми, – сказал мужчина в немодном пиджаке. – Много, конечно, тебе не дадут. Года три-четыре. Но на снисхождение суда можешь не рассчитывать. Ведь это будет уже не первая твоя ходка, а? – спросил мужчина злым голосом и ударил носком ботинка точно в то же самое место. Лучников екнул от боли.

– Кроме того, я позабочусь о том, чтобы тебя в СИЗО опустили в первую же ночь, – голос Шатрова оставался злым, и эта непонятная злость пугала Лучникова больше всего на свете. – Я тебе в камере такую компанию подберу, такой коллектив, ух, – продолжал Шатров. – Повесят тебе на шею ложку с дыркой и положат возле параши. А ночью будешь подставляться всем желающим по очереди. Ты, свеженький, будешь иметь успех. Ну что расселся?

Шатров наклонился над Лучниковым, замахнулся кулаком, но удара не последовало.

– Вставай, – сказал Лучникову тот, кто запирал дверь. – Сядь за стол. И вспомни все, что связывало тебя с покойной Ледневой. Все расскажи. Всех общих знакомых, все общие дела вспомни. Вставай и шевели мозгами. Только знай: забудешь что или соврешь – и ты уже петух в зоне.

Мельников отошел от двери.

– Крепко вспоминай, – сказал он.