Попасть в кабинет Леонида Елагина оказалось совсем просто. Ольшанский сделал один телефонный звонок и услышал «приезжай». По дороге он до мелочей продумал все, что должен сказать, но, когда переступил порог, все заготовки вылетели из головы.

— Видишь, в какой тесноте прозябаю, — усадив гостя в кресло, Елагин развел руки в стороны. — Но скоро все это кончится. Переезжаем в новое здание на Ленинском.

— Обязательно загляну, — пообещал Ольшанский, кончиками пальцев поглаживая перебитый нос. Повязку сняли, но шнобель еще выглядел, как переспевшая слива. Какой-то синий, бесформенный. — Если пригласишь.

Елагин сумел закрепиться в Москве, присосавшись к некоему Проценко, большому человеку. По слухам, это был очень влиятельный мужик, который давно легализовал свои деньги и теперь старался навсегда забыть свое гангстерское прошлое. В его жилетном кармане свободно умещалось несколько крупных предприятий, сеть ювелирных магазинов, золотой прииск и десяток купленных с потрохами чиновников. Леня Елагин, который всегда чуял, куда дует ветер и откуда пахнет деньгами, возле этой сытной кормушки уже не первый год и входил в ближнее окружение своего босса.

— А ты все тот же, — сказал Леня, усаживаясь за стол. — Тебя как заморозили, даже помолодел. Если, конечно, не разглядывать под микроскопом твой красивый нос.

Со времен бурной краснодарской молодости Елагин сильно изменился. Астеническая худоба пропала, Леня наел морду, на висках пробилась седина. Короче, он стал таким сытым и вальяжным хрычом, которого на хромой козе не объедешь. По тем отрывочным слухам, что доходили до Ольшанского, дела Лаги не шли, а просто перли в гору. Он выкинул в помойное ведро золотую цепь и перстни, вывел татуировку на правой руке: череп с ножом в зубах и надпись: «Смерть ментам, привет кентам». Сменил спортивный прикид на французский костюм, место подержанного фордика с ржавыми крыльями в гараже занял десяток породистых машин.

Среди любовниц больше не встречались продавщицы из коммерческих палаток, вместо них нарисовалась молодая актриса, блеснувшая в парочке фильмов, и фотомодель, попадавшая на обложки модных журналов. Елагин занимал этот небольшой кабинет в офисе фирмы, название которой ничего не говорило постороннему человеку. Охранников в здании, как грязи в общественном нужнике, у подъезда Леню ждал джип «линкольн» и машина сопровождения, набитая вооруженными мордоворотами.

На теплый прием Ольшанский не особо рассчитывал, понимая, что все мужики, даже такие приличные, как Елагин, в душе — последние свиньи. Люди слишком быстро забывают все хорошее. В свое время еще в Краснодаре Ольшанский оказал Лаге несколько услуг, даже деньгами помог, когда тот вернулся домой после длительных каникул на зоне, голый и без гроша в кармане, без связей. Но сквозь прошлое давно проросла трава забвения. Какой дурак в наше время долго помнит добро.

— Вообще-то я думал, что ты свяжешься со мной, как только приедешь в Москву, — сказал Лага. — Но ты даже не позвонил. Я уж грешным делом немного обиделся. Решил: ты забываешь старых друзей.

— Виноват, — кивнул Толмач. — Боялся, что ты не очень захочешь со мной разговаривать. Я же вижу, понимаю разницу. Кто в этом городе ты, и кто здесь я. Так, величина близкая к нулевой. Думал, немного расправлю перышки, встану на ноги и обязательно брякну. Дам о себе знать. Я ведь не забыл тебя, ничего не забыл.

— Ну, рассказывай. Как жизнь?

— Что рассказывать? — Ольшанский потер кончиками пальцев сломанный нос. — Разве по мне не видно? Хорошо базарить, когда фарт катит. А тут одна непруха.

Лага снял трубку трезвонившего телефона, с кем-то коротко переговорил, закончив разговор, посмотрел на собеседника пустыми глазами, словно старался вспомнить, о чем, собственно, шла речь. И вообще: кто сидит перед ним.

— Ты извини, — сказал Лага. — Только у меня времени буквально пятнадцать минут. Если можно, короче.

— Хорошо. Понял.

Ольшанский чувствовал себя скованно, говорил не то, что готовился сказать. Надо было вспомнить старую дружбу, потрепаться об общих знакомых, живых и мертвых, а потом перейти к делу. А он начал с мелочных оправданий. Чтобы немного развязался язык, хотелось глотнуть чего-нибудь покрепче газированной воды, но Лага не предложил вмазать по сто за встречу, а самому просить не хотелось. Пришлось перейти к сути проблемы.

— Я пришел к тебе с просьбой. Впрочем, к тебе только с просьбами идут. Короче, тут один штымп меня круто обул. Да что там обул, блядская муха… Он меня в дерьмо окунул и обратно на свет божий не вытащил.

— Вообще-то я в курсе твоих проблем. Сорока на хвосте принесла. Ты открыл зал игровых автоматов, а тебе что-то там разбили, испортили. И тебе по носу перепало. Так?

Да, у плохих вестей длинные ноги. Вот уже Лага все знает.

— Этот кекс со своей бригадой увел мой бумер, — сказал Ольшанский, и голос его задрожал. — Лучше бы он с моей любимой бабой потерся. А потом забрал ее в наложницы или продал в публичный дом. Единственное, чего я хочу, — найти того мудилу. И сделать из него мусор, потому что нет понта оставлять его живым.

— Единственная просьба, — Елагин выразительно поморщился. — Не в службу, а в дружбу. Поработай немного над своей лексикой. Сейчас как-то не модно ботать по фене, руки распальцовывать, вспоминать прежние ходки, чалки и прочую дребедень. Отошло все это. Сейчас в моде хорошие мальчики с манерами и правильной речью. В свое время мне самому пришлось попотеть, чтобы вжиться в эту роль. В столице не очень любят провинциальные замашки и феню. Понимаешь?

— Без проблем, — кивнул Толмач. — Поработаю над лексикой. Так вот, помоги мне найти этот кусок… Кусок грязи. Я должен ответить.

— Когда ты позвонил, я решил, что тебе нужны деньги, чтобы подняться, — сказал Елагин. — Честно говоря, я даже в банке заказал некоторую сумму. Не думал, что ты попросишь навести справки о каком-то бандите. Я готов помочь деньгами. Но прошу тебя, не ввязывайся в эти дела. Будь выше. Договорились?

— Не в этот раз, — Ольшанский покачал головой.

— Послушай меня. Я в Москве нажил кое-какой опыт. Если ты начнешь этим заниматься, то не вылезешь из этой каши, пока…

Ольшанский про себя продолжил мысль Лаги: не вылезешь из этой каши, пока самого в деревянный бушлат не упакуют. Сначала станешь стрелять ты, потом сам станешь мишенью. Но все это хренотень, рассуждения на общие темы. Если бы дело касалось самого Елагина, он наверняка заговорил бы по-другому. Сам взялся бы за автомат или поручил грязную работу своим парням. Ясно одно: Лага вряд ли поможет в розысках угонщиков бумера. Но можно попросить денег. Тут он не откажет. Язык чесался сказать, что фанеры нужно много. Впрочем, это как прикидывать. Это для Ольшанского — много, у Лаги деньгам совсем другой счет.

— Итак, сколько тебе требуется?

— Нисколько, — бухнул Ольшанский.

— Брось. Предстоит закупить полтора десятка новых игральных автоматов, — сказал Лага, решив, что старому корешу просто неловко просить взаймы, сам пришел на помощь. — Решено: с деньгами я улажу. На остальное, ремонт игрового зала и бильярдные столы, наверное, сам наскребешь.

— Наскребу, — кивнул Ольшанский. — Но, повторяю, я пришел не за деньгами, за информацией. Мне нужен мой бумер. И я знаю, что его увел профессионал. Я знаю, как этот человек выглядит. Рост выше среднего, спортивного сложения, лет тридцать с хвостиком. И зовут его — Костян. Вот тебе для памяти.

Он положил на стол листок, исписанный мелким, но разборчивым почерком.

— Все, что я о нем знаю. Приметы и прочее. Живет где-то в районе Таганки.

— Не забивай себе голову, Витя, — Лага, кажется, начинал терять терпение. Он всегда нервничал, когда люди его не понимали. — Если деньги нужны на тачку, это тоже не самая большая проблема. Купишь новый бумер, рассчитаешься со мной, когда разбогатеешь. Надеюсь, это произойдет совсем скоро. Никаких расписок или процентов. Мы ведь старые друзья. Ведь твой бумер — это обычная серийная тачка. Это не «Астин Мартин» ручной сборки.

— Мне не нужна новая тачка, — Ольшанский упрямо сжал губы. — Я хочу обратно свою.

— Когда-нибудь вы встретитесь с этим Костей, потому что мир слишком тесен. И потолкуете. Но не сейчас. Тебе нельзя начинать на новом месте с разборок.

Ольшанский отвел взгляд. Он следил за голубем, севшим на подоконник. Птичка взмахивала крыльями, но почему-то не улетала. Надо признать, что разговора не получилось. Он приперся сюда, в чем-то оправдывался, порол какую-то хренотень… И, в конце концов, услышал «нет».

— Мне нужен мой бумер, — повторил Ольшанский. — Ты поможешь?

Лага без всякой причины вдруг сделался грустным. Потухла улыбка, исчез огонек в глазах, уголки губ опустились.

— Ничего обещать не могу, — тихо сказал он. — В Москве за год угоняют больше двенадцати тысяч машин. Не единиц. Тысяч. И это официальная статистика. Значит, умножай на два, а то и на три. Примерно половина из этих тачек пропадет, не оставляя никакого следа. Понимаешь? Вообще никакого следа. Будто их в природе не существовало. Если бы этот бизнес был под контролем двух-трех больших бригад, ты бы получил все данные уже сегодня вечером. Но в городе полно всякой мелочи, о которой почти ничего не известно. Ни серьезным людям, ни ментам.

— Тебе помогают с информацией менты?

— Какая разница? — вопросом на вопрос ответил Лага. — Вообще-то у меня несколько источников информации. И все заслуживают доверия.

— Этот чувак профи. Значит, должен состоять на ментовском учете. Скорее всего, он уже судим. Можно найти, если очень захотеть. Я буду должен тебе, как говорится, по гроб жизни.

— Судим… По какой статье? Когда прописался на зоне? Когда откинулся?

— Не знаю. Я ведь с ним не вел душевных разговоров. Этот Костя был знаком с Ваней Глотовым. Помнишь его? В Краснодаре вы встречались.

— Смутно. Такой седой мужик, вольтанутый на картах и девчонках, правильно?

— Точно, — кивнул Ольшанский. — Глотова замочили буквально на днях.

— Правда, замочили? А я не слышал.

— На его могиле еще земля не осела. Классный был мужик. Его пристрелили где-то в области. То ли в Мытищах, то ли в Балашихе. Может быть, он проиграл в карты чужие деньги, это с ним случалось. А кредитор не захотел долго ждать. А может, по-другому вышло. Глотов выполнял для меня кое-какие поручения. Короче, я видел его в компании с этим Костей. Мне тут среди ночи в голову мысль интересная стукнулась. Возможно, Ивана этот Костя и прибрал. Чувствую, он на все способен.

— X-м, интересно.

— Вот и мне интересно. Бумер назад получить. А заодно уж и за Ивана…

Ольшанский потер ладонью лоб. Он почувствовал, что известие о смерти Глотова не произвело на хозяина кабинета глубокого впечатления, даже вскользь не задело. Жаль. На этой струнке можно было бы сыграть. Месть за погибшего друга, святое дело и все такое прочее.

— Но сколько в Москве похожих людей, ты хоть соображаешь? — Лага поставил на стол локти и уткнулся лбом в раскрытые ладони, чувствуя первый приступ мигрени. — Сколько в Москве лиц тридцати с хвостиком лет, состоящих на учете или уже снятых с него. Тысяча? Пять? Двадцать пять? Пятьдесят? Или все сто?

— Не знаю.

— Какой же ты упертый. И дался тебе этот бумер. Господи, о чем мы вообще говорим… Ладно. Раз деньги тебе не требуются, улаживай эту проблему сам. А насчет тачки… Я, конечно, наведу справки.

— Черт, что же мне делать?

— Не сходи с ума, береги здоровье.

— Так ты мне поможешь?

— Предупреждаю сразу: дело тухлое. Шансов почти нет. Поэтому ни на что не надейся.

Лага поднялся из-за стола, давая понять, что время вышло и разговор подошел к логическому завершению. Виктору Ольшанскому ничего не оставалось, как встать и, тряхнув руку бывшего друга, убраться восвояси.

Раннее утро встретило путников мелким дождиком и туманом. Телефон в кармане Ошпаренного зазвонил в тот момент, когда Димон смежил веки, стараясь хоть ненадолго вздремнуть. Он поднес трубку к уху.

— Але, але…

Короткие гудки отбоя. Димон выругался, спрятал трубку в карман. Но через минуту телефон вновь ожил.

— Але, — крикнул Ошпаренный. — Але, бля…

На этот раз ни голоса, ни гудков отбоя.

— Тишина какая-то, — сказал Димон.

— Похоже, пробивоны, — очнулся от дремоты Килла. — Вычисляют, где мы.

— Нездоровая канитель, — согласился Кот. — Надо мобилы вырубать. Нас могут по ним пропасти.

— Мою трубу вообще никто не знает, — возразил Рама. Всю ночь он провел за баранкой, а сна ни в одном глазу.

— Знают или не знают, ты чего думаешь, там лохи сидят? — Кот нахмурился. — Мой номер тоже никто кроме вас не знает. Надо вырубать.

Кот похлопал себя по карманам, пошарил в куртке.

— Что-то я свою трубу найти не могу. Никто не видел?

Килла осмотрел заднее сиденье, толкнул Димона. Тот глянул на резиновый коврик у себя под ногами, нагнулся, пошарил рукой под сиденьем. Пусто.

— Бензин кончается, — сказал Рама. — Сколько нам еще?

— Километров двести, если по прямой, — ответил Кот. — А так больше выйдет.

— Не доедем ни хрена.

— Да ладно, сейчас с какого-нибудь «зилка» сольем, — махнул рукой Килла.

— Черт, где же труба? — вертелся на заднем сиденье Кот. — Куда я ее сунул?

— Может, ты ее у Кулибина оставил? — предположил Килла.

Ошпаренный отключил свой мобильник.

— Батарейки тоже отсоедините, — сказал Кот.

— Батарейки? — Рама засмеялся. — Ты чего жути нагоняешь? Джеймса Бонда насмотрелся?

— Да ладно, Рама, реальная маза, труба все равно сигнал дает, — ответил Кот, по третьему кругу проверяя собственные карманы.

— Снимайте, а то всю плешь проедите, — Рама передал свой мобильник Коту. — Заправка скоро.

— А чего, лаве ни у кого нет? — спросил Кот. — На даче все будет. Нормально отсидимся.

— Двадцатка есть, — объявил Килла, вытаскивая из кармана пару мятых купюр.

Повернули к заправке, остановили бумер у бензоколонки. Вокруг пустота: окошко оператора закрыто, машин нет, людей тоже не видно. Рама вышел из машины, открыв багажник, вытащил магнитолу «Кенвуд», пылившуюся в дальнем углу. Подошел к ржавой будке, постучал в стекло, забранное решеткой, на которую проволокой прикрепили картонку с надписью «перерыв». Он постучал настойчивее, но не дождался ответа. Услышав звуки музыки, зашел за угол. За будкой стоял мотороллер, на багажнике магнитола. Пацан лет пятнадцати в каскетке и толстом свитере трясется под рэп.

— Слышь, а кто-нибудь попроще есть? — крикнул Рама.

Пацан, вздрогнув от неожиданности, шагнул вперед к мотороллеру, вырубил магнитолу.

И уставился на Раму широко раскрытыми глазами, не зная, чего ждать от раннего посетителя. То ли по ушам огребешь, то ли денег немного срубишь.

— Нет, уехали все.

— Бензин можно замутить как-нибудь?

— Не знаю. Нет никого. О, твоя? — Малый показал пальцем на бумер. — Классная тачка. Бэха семерка. Это семьсот какая?

— Пятидесятая.

— Пятилитровая?

— Ну. Так чего с бензином?

— Не знаю я, — пацан пожал плечами. — Нет никого.

Рама протянул парню магнитолу.

— На вот. Маху засадишь кому-нибудь. «Кенвуд» нормальный, рабочий.

— Да ладно, — малый не отрывал от бумера восторженного взгляда. — Я так налью.

Подошел Килла, балуясь, ткнул тупым концом биты в живот пацану, скорчил страшную рожу, а потом неожиданно улыбнулся.

— На вот, возьми, — протягивая биту, сказал он. — Будешь от лохов отбиваться.

— Ладно, — махнул рукой парень. — Подгоняй быстрей, пока нет никого.

Рама побежал к бумеру.

Пацан повертел в руках биту, постучал ею по асфальту.

— Настоящая?

— Да приезжал тут один бейсболист из своей Америки, — сказал Килла. — А ты чего, здесь шестеришь?

— Да делать нечего, — ответил парень. — Денег нет. Батя бухает.

Килла вспомнил кордон, на котором служил егерем его отец. Вспомнил нравоучительные беседы бати. Захотелось сказать пацану что-нибудь такое, что любил повторять отец.

— Ну, и чего? — Килла начал нравоучительную беседу с вранья. — Я вообще без отца рос. И в люди выбился.

Он кивнул на бумер. Солидная тачка должна неоспоримо свидетельствовать о том, что Килла уважаемый человек, далеко не последний винтик общественного механизма. Пролив ведра пота, он кое-чего достиг в жизни, приложив для достижения высоких целей свои руки и голову. Ясно же, простые смертные на БМВ седьмой серии не катаются. И теперь Килла получил право наставлять на путь истинный заблудшие молодые души. Как раз вспомнилось одно из любимых отцовских изречений, которое било в самую точку. Сам Леха, сколько бы ни старался, таких слов никогда не нашел.

— В этой жизни пока сам не возьмешь, никто тебе подарков не сделает, — делая ударение на каждом слове, сказал он. — Парень ты вроде здоровый, не бестолковый, — он потрепал пацана по бейсболке. — Мог бы на стройку пойти или на завод, а?

Неожиданное предложение устроиться на завод или стройку поставило пацана в тупик, заставило надолго задуматься об умственных способностях собеседника. На завод… Может, еще пойти улицы подметать?

— О, — сказал он, услышав сигнал бумера. — Пойду заправлю.

Рама вставил в бак заправочный пистолет, нажал клапан, когда к заправке подъехала темная «девятка». С заднего сиденья вылез мужик в расстегнутой кожанке на меху.

— Ну и чего за дела? — спросил он, мусоля языком пластмассовую зубочистку. — Почему заправляемся? Заправка закрыта. Вытаскивай шланг.

— А чего ты так разговариваешь? — удивился Рама.

— Вытащи шланг, я сказал.

— Откуда ты вообще нарисовался?

— Это вообще моя заправка, — от возмущения мужик чуть не проглотил зубочистку. — Понял?

— Твоя заправка? — Рама тянул время, ожидая, когда бак заполнится под завязку. — Тогда ладно.

— Вытаскивай, вытаскивай.

Рама сделал вид, что дергает «пистолет» на себя, но тот почему-то не выходит из горловины бака.

— Чего-то не вытаскивается, — он снова подергал «пистолет». Наконец, убедившись, что бак полон, вытащил его, отошел к колонке и вставил пистолет в держатель.

— А теперь оплачивай, — сказал мужик.

Обернувшись к жигулю, он кивнул водиле. Тот вылез из машины. С заднего сиденья выползли еще трое.

— Слушай, с деньгами проблемы, — сказал Рама, протягивая вперед руку с «Кенвудом». — Вот маха есть.

— На хрена она мне упала? — заорал хозяин колонки. — Сливай бензин.

— Что за канитель? — водила жигуля вышел вперед. — Это наша заправка. Вы чего беспределите?

— А ты чего так базаришь? — откуда-то из-за спины Рамы выскочил Ошпаренный. — Где беспредел? Где беспредел, а?

Кот неторопливо выбрался с заднего сиденья, про себя прикидывая расклад сил. Четверо на пятерых. Шансы неплохие. Если местечковая братва захочет жестокого мордобоя за жалкий бак бензина, что ж, пусть так и будет. Костян, сжимая кулаки, медленно двинулся вперед, прикидывая, что возьмет на себя хозяина колонки. Если вырубит его быстро, с двух-трех ударов, разберется с долговязым водилой «девятки». Лишь бы Килла не сунулся со своей пушкой, как в «Тарелке».

В этот момент к заправке подрулил двухдверный «мерседес» кабриолет с поднятым верхом. Пацан, наливавший бензин, присвистнул, нахлобучил на глаза козырек бейсбольной кепки и, прихватив бейсбольную биту, побежал к мотороллеру, брошенному за будкой. Вскочив в седло, завел движок и по тропинке, идущей через пустырь, почесал к дороге. Мотороллер пыхтел, выпуская клубы зловонного дыма, слабый мотор захлебывался, но пацана гнал вперед страх. Казалось, сейчас на заправке произойдет что-то страшное. А все концы потом повесят на него.

— Сейчас поговорим, — пообещал хозяин заправки. — Вы вообще кто такие? Вот и старшие подъехали.

Костян замер на месте. Расклад менялся на глазах. Семеро против четверых. Это уже хуже, хотя шансы сохраняются.

Из мерса вылезли двое. Невысокий парень в вязаной шапочке и стеганой черной куртке, видимо, основной в этой тусовке, подошел к своим, по очереди пожал им руки.

— Чего у вас тут за терки? — спросил он.

— Да вот, Серега, Андреича на бабки кинуть хотели, — пожаловался водитель жигуля.

— Вот что, парни, — сказал Серега, обращаясь к Раме. — Этот человек работает с нами. И кинуть его не получится.

— Никто не хочет его кидать, — ответил Петя, решив, что вранье сейчас не пройдет. — У нас реально денег нет. Вот маха есть.

— На хрена она мне сдалась? — подал голос хозяин. — Давай оплачивай.

— Да подожди ты, — поморщился Серега, он взял магнитолу, повертел «Кенвуд» в руках, подергал провода. — А чего? Нормальный. А то у Кольки вчера из «джилика» выдрали. Хулиганы какие-то, бля.

Кот и Ошпаренный отступили назад, понимая, что вопрос удалось урегулировать миром, даже без мордобоя.

— Счастливо, братва, — улыбнулся Серега.

— И вам счастливо, — махнул рукой Кот.

— Давайте, удачи вам. Больше не попадайте.

* * * * *

Серое утро не сулило старшему лейтенанту милиции Виктору Ивановичу Стрепетову ни веселых приключений, ни хорошего приработка. Дела впереди рутинные, пресные, как святая вода. Проснувшись позже обычного, он не стал долго нежиться на пуховой перине, боясь опоздать на совещание, которое сегодня организовали в районе. Сунув ноги в галоши, он вышел в сени, наскоро сполоснул лицо, долив в рукомойник кружку горячей воды. Про себя Виктор Иванович отметил, что жена Валентина Сергеевна назло ему ушла недавно, минут пять назад, хотя спешить ей было некуда и незачем. Не стала дожидаться, когда супруг проснется и на казенной милицейской машине, которую на ночь оставил во дворе, довезет ее до райцентра.

Валентина, подозревавшая супруга в близости с Дуськой Копыловой, поселковой продавщицей из магазина «Булава», что стоит возле трассы, последние две недели ела мужа поедом, не упуская случая припомнить Виктору Ивановичу все его прежние и теперешние прегрешения, цеплялась к нему по мелочи, всеми способами отравляя и без того тусклую жизнь, нет, не жизнь — существование провинциального мента.

Не то обидно, что жена подозревает его в неверности, они, сколько живут, столько она исходит ядом. Стрепетов мужчина видный, рост четвертый, пятьдесят шестой размер, к тому же он офицер милиции, награжденный юбилейной медалью, ясное дело, на него многие бабы западают. То обидно, что промеж ним и Дуськой не было ничего. А если Стрепетов слишком часто заворачивает в «Булаву», то вовсе не за тем, чтобы с женщиной в подсобке потереться. Конечно, к продавщице старлей давно клинья подбивал, Дуська — товар первый сорт, хоть в витрине выставляй. Молодая, фигуристая и на лицо смазливая, кроме того, она женщина аккуратная, самостоятельная. Но намека на взаимность пока не видно. Дуська в душе считала Стрепетова крохобором и полным ничтожеством, который способен утюжить на трассе чайников, а как случится драка или поножовщина возле магазина, мента не дозовешься. Теперь он в «Булаве» всего-навсего водку берет, а к водке какая ревность. Но жена больше верит сплетням, чем собственному супругу.

А Дуська сидит занозой в его сердце и вылезать не хочет.

Вернувшись в горницу, Стрепетов натянул форменные брюки, глянул на циферблат наручных часов, решив, что проспал лишку и теперь даже пожрать по-человечески не успевает. Подойдя к столу, он схватил с блюдечка вареное яйцо, очистив его от скорлупы, затолкал в рот, глотнул холодного чаю. И тут вспомнил, что вчерашним вечером так и не проверил капкан.

Накинув на плечи телогрейку, Стрепетов отправился на зады участка, обнесенного глухим забором. Здесь в узком проходе между курятником и дровяным сараем стоял тарелочный капкан. Дуги с острыми шипами раздвинуты, значит, лисица, на позапрошлой недели своровавшая через узкое оконце двух кур, так и не появлялась. От этой чертовой лисы вся округа стонет, у соседа через улицу майора Горобца хищница украла трех нутрий. И он капканы выставил. И результат тот же — нулевой.

Разглядывая тронутую ржавчиной станину капкана, Стрепетов задумался: может, пружина заржавела или забилась грязью. Старлей поднял с земли короткую палку и осторожно ткнул ею в горизонтальную пластину, «тарелочку». Спусковой механизм мгновенно пришел в действие, пружина сухо щелкнула, разрубив палку пополам. Стрепетов отдернул руку. Капкан в порядке и стоит на месте. Проход между двумя сараюшками такой узкий, что к оконцу в курятник нельзя подобраться, не тронув «тарелочку». Протиснувшись между стенами сараев, Виктор Иванович осторожно положил капкан на землю, как раз под окном курятника.

Через пять минут он вывел со двора «уазик». На развилке улиц стоял прапорщик Паша Чумаков. Видно, ждал уже долго, нос сделался сизым, а щеки порозовели. Паша залез в машину, бросил фуражку на заднее сиденье и принялся растирать ладони.

— Как успехи с молодой женой? — облизнулся Стрепетов.

— Как обычно: сначала женщина дает понять мужику, что принадлежит ему вся, без остатка, — ответил Паша. — Но постепенно роли меняются. Так и у меня. Загоняет под каблук. Но я еще сопротивляюсь. Из последних сил.

Паша не прожил в браке и года, а уже успел стать философом. Значит, супружеская жизнь недолго продлится.

— Правильно, — одобрил Стрепетов. — Не давай бабью сесть тебе на шею.

— Как скажете, — кивнул Чумаков.

— Манок не забыл? — спросил Стрепетов.

— Обижаете, Виктор Иванович, — улыбнулся Паша.

Расстегнув милицейский бушлат, он вытащил целлофановый пакет. В старую, пожелтевшую от времени газету «Сельская жизнь» был завернут канабис вперемешку с мелко порубленной сушеной петрушкой…

Этот канабис Стрепетов незаконно конфисковал еще год назад. Тогда он остановил на трассе «шевроле» со столичными номерами и, вытряхнув из тачки двух обкуренных сопляков, учинил форменный обыск. Облазил весь салон, багажник и даже моторный отсек, но не нашел ничего, кроме нескольких кассет с похабной музыкой. Но Стрепетов не хрен в стакане, он опытный офицер милиции, тертый-перетертый мужик. Едва глянув на пацанов и девку, он четко понял, что они не «Мальборо» баловались. И продолжил обыск: отвинтил ручки, вырвал дверные панели.

И точно, в задней дверце пацаны устроили тайник, куда засунули граммов триста травки, упакованной в герметичный пакет. Видимо, купили где-то на юге и, чтобы оправдать отпуск, везли в Москву на перепродажу. Наркотики не часто попадались старлею, но сообразительный Стрепетов шестым чувством угадал, какие необъятные горизонты открывает перед ним эта жалкая травка. Отвесив пацанам зуботычин и пинков, он выгреб из них три сотни баксов и кое-какую мелочь рублями. Отпустил их на все четыре, спрятал анашу под сиденьем «уазика».

С тех пор не проходило и недели, чтобы Стрепетов и Паша Чумаков не заработали на той травке свою трудовую копейку. По раз и навсегда утвержденному сценарию, старлей заговаривал зубы водиле чайнику, а Паша подбрасывал канабис в открытый по требованию милиционеров багажник легковушки. Со временем канабис пересох, превратился в сухую пыль, пришлось его разбавить сушеной петрушкой…

— Хреново, — вслух сказал Стрепетов, отвечая на собственные мысли. — То есть совсем хреново.

— Куда уж хреновей, — отозвался подчиненный.

Только пару лет минуло, как парень вернулся из армии, а мозги вправлять не надо, уже на месте стоят. Паша понимает начальство с полуслова, с полувзгляда, каждое слово ловит на лету.

— Да, такой пролет, — снова вздохнул Стрепетов.

Действительно, перспектива вырисовывается совсем дохлая. На носу юбилей Стрепетова, сорок годиков как-никак стукнет. Дата. Ее в корзину не выкинешь и соседу по сходной цене не продашь. И надо бы к такому дню сшибить деньгу, чтобы отметить этот праздник широко, с размахом. Чтобы ни одного мента во всей округе трезвого не осталось. До сорокалетия всего неделя остается. Но прошедшие дни оказались такими пустыми, безденежными, наполненными мелкой суетой. Поколымить на трассу удалось выехать всего три-четыре раза, и богатых лохов совсем не попадалось, в основном нанятые шоферюги, которым травку в багажник подкладывать — только время тратить. В карманах денег едва-едва на обед в придорожной забегаловке и горючку.

И в перспективе ничего хорошего.

Сегодняшнее утро предстояло убить, протирая штаны на совещании РОВД, выслушивая унизительную болтовню начальства. На три следующих дня Стрепетова и Чумакова привлекали к патрулированию улиц: мэр города, избранный месяц назад, готовится вступить в должность, ради такого случая начальство решило навести большой шмон. Это значит — полный голяк, время, вычеркнутое из жизни. В райцентре — не на трассе, там не заработаешь, скорее свое потеряешь, там даже выпить нормально не дадут. Потому что на одного местного мента три проверяющих из области.

Совещание в районе закруглилось скорее, чем думал Стрепетов. Личный состав собрали в актовом зале на первом этаже, начальник РОВД подполковник Меньшиков рассказал о том, какие праздничные мероприятия намечены в районе в связи с избранием нового градоначальника. В субботу фейерверк, танцы в главном павильоне городского парка, дискотека на частной фабрике ортопедических матрасов, бесплатное кино во Дворце культуры «Победа» и еще какая-то дребедень. От себя Меньшиков добавил, что на танцы съедется вся шпана с района, там наверняка не обойдется без поножовщины, подробный инструктаж милиционеры получат позже.

Затем зачитал сводку происшествий за последние трое суток. Ничего серьезного: несколько краж белья, сушившегося на веревках, местный алкаш до смерти искусан стаей бродячих псов, которых он решил подразнить пустой бутылкой. Еще неизвестными гражданами разбита витрина в магазине «Сделай сам», три случая телесных повреждений средней тяжести. Мужья избивали жен, поэтому все преступления раскрыты по горячим следам. Наконец, третьего дня совершено жестокое убийство гражданки Марии Деминой. Пострадавшая найдена в собственном доме на окраине поселка Заречный, с ножевым ранением в нижней части живота, чуть выше лобковой кости.

На огороде, прямо возле ее пятистенки, обнаружены следы протекторов, предположительно автомобиля иностранного производства. Резина совсем лысая, стерта едва ли не до корда. Ознакомиться с подробностями преступления, прочитать протоколы и получить ориентировки офицеры смогут сразу после совещания в кабинете старшего следователя РОВД Николая Кротова. Если будет такое желание.

Когда бодяга закончилась, в кабинет следователя Кротова поднялся только один Стрепетов, поселок Заречный — его участок, но на месте преступления он побывал только вчера во второй половине дня, когда окоченевший труп уже отправили в морг, а от крови на полу не осталось и следа. Поработала тряпкой подружка убитой. В кабинете Стрепетов устроился у окна за столом для посетителей, раскрыв тонкую папку, принялся мурыжить протокол осмотра места происшествия. Почерк следователя разбирал с трудом, приходилось трижды перечитывать каждое слово, чтобы понять его смысл.

— Ну, чего-нибудь нарыл по этой Деминой? — спросил Стрепетов, быстро утомившись.

— А ты ее знал по жизни? — некурящий Кротов открыл форточку.

— «Знал» не то слово, — усмехнулся старлей. — Одной сучкой на свете меньше стало. Мне эта Демина давно поперек яиц. Кажется, всех водителей перетрахала, никого не обошла.

— Соседи показывают, что после обеда возле дома остановилась машина, — Кротов, оторвавшись от своих бумаг, зевнул. — Из нее вышла Демина и какой-то мужик, одетый в темную куртку. Как обычно, клиента на трассе подцепила. Говорят, что машина иностранная.

— Говорят, мать их, — неодобрительно покачал головой Стрепетов.

— Короче, к вечеру в окнах видели свет. Приблизительно в восемь машина уехала.

А свет так и горел всю ночь. Утром в дом ткнулась соседка. Дверь не заперта. А в сенях в луже крови плавает Демина. Совершенно голая.

— Короче, дело глушняк?

— Похоже на то. Тут многое от тебя будет зависеть. Как ты со свидетелями поработаешь. Почитай протокол, там все подробно написано.

Стрепетов склонился над столом. Медленно водя пальцем по строчкам, шевелил губами. «Стенки сеней из досок, пол тоже из досок. В задней части сеней свалены всякие домашние вещи, сломанный стул и т.д. У левой стены небольшая поленница. Дверь на улицу запирается изнутри на железный крючок. Один из винтов, которыми крючок крепится к двери, отсутствует. Внутреннего замка не имеется. Двухстворчатое окно выходит во двор, рама двойная. Следов того, что окно недавно открывалось, не имеется. На подоконнике стеклянные банки, покрытые пылью. Слева от окна на стене репродукция из журнала „Даша“. У двери в горницу стоптанные мужские ботинки сорок второго размера. Рядом с ними лежит белая пуговица диаметром 0,8 см с четырьмя отверстиями. Здесь же не докуренная и смятая сигарета „Космос“. На гвозде, вбитом в стену, синяя демисезонная куртка».

Нет, от этого чтения ошалеть недолго. Стрепетов прикурил сигарету и, перескочив через три абзаца, стал читать вслух.

— Труп лежит на левом боку, правая верхняя конечность согнута в локтевом суставе. Труп совершенно голый. На ощупь холодный. Окоченение хорошо выражено во всех группах мышц. Трупные пятна усматриваются на левой стороне тела. Гнилостные изменения не выражены. В кисти правой руки зажат… Зажато ис… В кисти правой руки зажато испо…

Стрепетов на минуту закрыл глаза, чтобы отдохнули. Так недолго и зрение испортить.

— Слушай, Кротов, я ни хрена не разберу твою писанину, — сказал старлей. — Ты, наверное, школу на одни двойки закончил. А по русскому языку имел единицу.

— Тройку, — поправил следователь. — Это удовлетворительная отметка.

— Что же у этой бляди в руке зажато? Исподнее? Которое она в порыве страсти с мужика сорвала? Какие-нибудь грязные подштанники?

Кротов поднялся с места, подошел к столику, нашел место, до которого дочитал старлей.

— Тут же все ясно, разборчиво, — сказал он. — В кисти правой руки зажат использованный презерватив. Чего тут непонятного?

— Да, теперь все ясно, — кивнул Стрепетов. — Сам должен был догадаться. Презерватив. Что же еще. Другого и быть не могло.

Он вытащил из конверта, вложенного в папку, несколько фотографий, сделанных судебным экспертом. Выбрал самую страшную. Голую женщину, перепачканную с ног до головы кровью, перевернули на спину. Демина лежит на досках пола. Оскалив зубы, она широко раскрыла рот, из которого вылез синий язык. В стеклянных глазах, вылезших из орбит, застыло то ли удивление, то ли испуг.

— Я возьму одну карточку? — спросил Стрепетов. — Со свидетелями поработаю. И вообще…

— Жалко, что ли, бери, — кивнул Кротов.

На трассу Стрепетов и Паша Чумаков выехали только после обеда. Машин в это время немного. Но удача скоро улыбнулась старлею, будто брала реванш за свои прошлые проколы. Прапорщик тормознул зеленую «ауди», за рулем сидел моложавый мужик, одетый в спортивную двухцветную куртку с вышивкой на груди, на голове черная каскетка с длинным козырьком. Пока старлей проверял документы, сличая физиономию водителя с фотокарточкой на правах, ловкий Паша досматривал багажник иномарки. Расстегнул бушлат и, приподняв набор с инструментом, сунул под ящик манок, пакет с анашой и петрушкой.

— Значит, вы Супрунюк Геннадий Иванович? — старлей, глядя в глаза водиле, недобро щурился. — Правильно?

— Совершенно верно, — Супрунюк нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Видимо, он очень торопился, безнадежно опаздывал на важную встречу. — Теперь я могу ехать?

— Не совсем.

Старлей вытащил из внутреннего кармана фотографию покойной Деминой, сунул под нос водиле. Мужик, глянув на фото, вздрогнул, будто его током шибануло. Старлей долго держал карточку в вытянутой руке, давая Супрунюку возможность рассмотреть все ужасающие подробности, сопутствующие гибели Деминой.

— Это женщина вам знакома?

— Что вы, — водила шагнул назад. — Первый раз ее вижу.

— Первый раз? — повторил Стрепетов, не убирая фотографию. — Посмотри хорошо. Может быть, узнаешь.

— Не узнаю. Я вообще ее никогда не видел.

— Может быть, еще скажешь, что и в поселке Заречный третьего дня тебя не было?

— Слушайте, я живу за сто пятьдесят верст отсюда, — пробормотал водила. — Я тут проездом. А третьего дня из дома не выходил.

— Не выходил… Рассказывай сказки знаешь кому? Своей теще. А на такой машине и триста верст не крюк, — урезонил Стрепетов, пряча фотографию в карман. — Туда и обратно. Долго ли. Значит, тебя здесь не было?

— Конечно.

— А вот в Заречном, кажется, твою машину люди видели. Как раз «ауди». Темно-зеленый металлик. И первая цифра номера совпадает. Твоя тачка под вечер остановилась возле дома сельской учительницы. Очень уважаемого в поселке человека. Молодая специалистка. Второй год у нас работала. Ты ее изнасиловал и убил. Правильно?

— На хрен мне вашу учительницу насиловать, — голос водителя сорвался на фальцет.

— Ну, в этом следствие разберется: зачем и почему, — Стрепетов свел густые брови на переносье. — Покойная, царство ей небесное, чистая душа, сорвала с убийцы и насильника презерватив. И перед тем как принять мучительную смерть, зажала его в руке. У тебя возьмут сперму и сличат с той, что оказалась в презервативе.

— Кто это у меня возьмет сперму? — челюсть водителя подрагивала.

— Судебный эксперт, — объяснил старлей. — Короче, все по закону. Разберутся умные люди. Сейчас проедем в райотдел, оттуда тебя…

— Я никуда не поеду. Это провока… Вы не имеете права. Я честный человек.

— Не дрочи мне на жопу, — рявкнул Стрепетов. — Я тебе не покойная учительница математики. Которую ты трахнул и убил.

Водитель пошатнулся, будто его огрели по башке табуреткой. Кажется, он близок к обмороку. С людьми, которые пугаются какой-то фотографии, всегда приятно и легко работать. Про себя Стрепетов решил, что клиент полностью дозрел и теперь готов выложить всю наличность. Оставалась самая малость.

— Товарищ лейтенант, посмотрите, что тут, — подал голос Паша Чумаков, тыча пальцем в раскрытый багажник.

Стрепетов, подталкивая водителя в спину, поставил его перед задним бампером. Наклонившись, развернул пакет, вытащил щепоть травки, поднес к носу.

— Травка, — сказал он. — Этот убийца еще и наркотиками приторговывает.

— Это не мое, — Супрунюк хотел произнести слово «подбросили», но от страха язык не повернулся. Как бы себе хуже не сделать. Возможно, с ментами еще удастся договориться полюбовно. Надежда слабая, но она остается.

— Руки на машину, — скомандовал старлей. — Ах ты тварь!

Супрунюка словно парализовало, самостоятельно он и пальцем пошевелить не мог. Тогда Стрепетов сграбастал водилу за шиворот куртки, развернув к себе спиной, заставил упереться ладонями в крышу «ауди», раздвинуть ноги и пригнуть голову. Обшарил карманы джинсов, ловко расстегнул «молнию» куртки, положил на капот толстый бумажник, связку ключей и сигаретную пачку.

— Прапорщик, если этот хрен ломанется, стреляй ему по ногам. На поражение. Хотя чего там, по ногам… Такого гада и пришить не жалко.

Водитель, пребывавший в полуобморочном состоянии, слышал, как за его спиной прапорщик передернул затвор автомата. Супрунюк позеленел лицом.

— Да, поганая статья вытанцовывается: хранение и перевозка наркотических средств, — продолжал Стрепетов, осматривая содержимое бумажника. Ого, рублей целая пачка. Столько денег и за неделю, проведенную на трассе, не намолотишь. — Тут уж суд скидку тебе делать не будет. Как говорится, по всей строгости закона ответишь.

— Командир, может быть, можно как-то по-человечески договориться, — робко предложил водитель. — Я готов…

— А с убитой учительницей прокурор еще разбираться будет, — не мог угомониться старлей. — По этому делу много вопросов. Экспертиза, следственный эксперимент с выездом на место преступления… Представляю, что в Заречном начнется, когда тебя туда доставят. Весь трудовой народ, все население от мала до велика выйдет на улицу. Да тебя там просто разорвут на части, растерзают. И наряд милиции не поможет, не отобьет. Против народа не попрешь. Очень в Заречном любили учительницу. Земля ей пухом. И ее жених-кузнец придет тебя встретить. Надо думать, не с пустыми руками.

— Командир, я ведь на все готов, — водила всхлипнул.

— Ну, не знаю, — покачал головой Стрепетов. Все, пожалуй, хватит ломать комедию, а то этот субъект еще в обморок бухнется. — Тяжелый случай. Но все мы люди… В некоторых случая можно, так сказать, пойти навстречу.

С трассы уазик уехал через час, когда пришло время возвращаться в поселок на доклад к майору Горобцу. Попетляв по проселкам, прапорщик Чумаков хотел промчаться мимо стоящего на обочине БМВ и топтавшихся возле него трех парней. Старлей приказал Чумакову не торопиться. Кажется, шальное везение продолжалось. Прапорщик тормознул, подал машину назад.

— Чего, ребята, сломались? — спросил Стрепетов, пересекая разделительную линию дороги.

— Все нормально, командир, — ответил Ошпаренный, про себя решив, что от этих ментов отмотаться будет непросто.

— Ну, давайте тогда документы посмотрим. И паспорта ваши приготовьте.

Стрепетов нутром почуял, что за нынешний день второй раз в руки идет легкая добыча. Номера московские, машина дорогая. Чтобы купить такую тачку, Стрепетову с Пашей Чумаковым нужно дневать и ночевать на трассе, скажем, пару лет, а заодно уж продать все хозяйство, вместе с домом, дровяным сараем, дурой женой и кучей коровьего навоза. Навоз, конечно, люди возьмут. А вот на жену вряд ли доброволец найдется. Пожалуй, еще и доплатить придется, чтобы Валентину Сергеевну сбагрить.

Он взял из рук Рамы бумаги, но не взглянул в них.

— Что случилось, командир? — спросил Леха Килла, протягивая старлею паспорт.

— Да случилось тут одно, — уклончиво ответил Стрепетов.

— ЧП что ли? — поинтересовался Килла.

— Вроде того.

Старлей про себя прикидывал: рассказать сказку об изнасилованной и убиенной учительнице математики и зажатом в ее руке презервативе прямо сейчас или выложить историю позже, на десерт. И карточку страшную показать, чтобы убедительно получилось. Стрепетов решил подождать, пусть сначала Чумаков спокойно положит манок с травкой в багажник «БМВ», а там разговор сам завяжется и поедет по накатанной. Он повернулся к прапорщику.

— Досмотри салон и багажник, — приказал старлей и кивнул Раме: — Открой капот.

Петя, раскрыв дверцу, сел на переднее сиденье, подергал рычаг.

— Не открывается. Что-то заклинило.

Стрепетов потянул вверх капот.

— Странно… А как же ты масло доливать будешь?

— А тут прямо в бак можно, — ответил Килла.

— Шутники, — улыбнулся Стрепетов.

Передав автомат прапорщику, старлей залез в салон, подергал рычаг. Капот не открывался. Парни улыбались. И правда, ребята попались веселые. Вопрос только в том, чем закончится для них это веселье. Стрепетов глянул на Чумакова, уже копавшегося в багажнике БМВ. Все в порядке. Манок на месте. Старлей, помахивая документами, направился к раскрытому багажнику.

— Ну что ж, как говорится, счастливого пути, — улыбаясь в усы, сказал Стрепетов.

— А что это у вас тут в газете? — вступил в игру Чумаков, тыча пальцем в сверток и газету «Сельская жизнь».

— Да я сроду таких газет не читал.

Рама шагнул вперед, он, кажется, начал догадываться, что случится, когда газету развернут. Приятных сюрпризов не жди. Наверняка там ствол, граната, а то и наркота.

— Какая-то травка, — отрапортовал Чумаков, насыпав щепотку петрушки и канабиса в раскрытую ладонь старлея. — На зеленый чай похожа.

— Командир, заканчивай этот спектакль, — сказал Килла. — На хрен ты нам это фуфло втюхиваешь?

— Иди, там, у себя в колхозе, трактористам подсовывай, — добавил Ошпаренный.

— Поехали в отделение. Там разберемся, кто кому подсовывает. А заодно и капот откроем. Прапорщик, садись за руль. — Стрепетов вытащил рацию: — Двенадцатый, двенадцатый, я тридцать первый. Мы сейчас к тебе с крутыми москвичами подъедем. Торговцев взяли.

Костян Кот, подошел сзади, встал за спиной старлея.

— Командир, что случилось? Проблемы?

— Да у меня-то проблем нет — это у вас проблемы, — градус настроения Стрепетова не опускался. Он весело посмотрел на Кота и объявил: — Наркотические средства перевозим.

— Давай мы на месте штраф заплатим.

— Сейчас я тебе заплачу. Ты у них самый главный? Как зовут?

— Костя.

Стрепетов добродушно усмехнулся, протянул руку. Сжав ладонь собеседника, дернул ее на себя, левой рукой захватил кисть противника. Согнув кисть в суставе, крутанул его влево и вниз. Костян хотел вырвать руку, но ее словно кипятком обожгло. Он почувствовал, как старлей вцепился пятерней в ворот куртки. В следующую секунду Костян стоял спиной к Стрепетову, положив руки на крышу БМВ. Прапорщик Чумаков, отступив на середину дороги, передернул затвор «Калашникова», кажется, готовый положить всех московских гостей одной очередью.

— Стоять! — крикнул прапорщик. — Не дергаться!

Костян замер. Старлей в несколько секунд прошелся по его карманам, выложил на крышу бумажник и зажигалку. Так старался, что милицейский картуз слетел с головы. Стрепетов был поглощен важным делом, вытащил из заднего кармана Кости пачку денег, быстро пересчитал купюры. И только после этого поднял с асфальта и натянул на голову фуражку.

— А чего ты деньги в кошельке не носишь? — спросил он, поправляя головной убор. — Лучше купюры сохраняются. Не мнутся.

Костян не ответил. Старлей раскрыл тощий бумажник, вытащил из него сувенирную бумажку: банкнота достоинством в два доллара.

Эту фигню Кот обнаружил в бардачке бумера и сунул в портмоне: может быть, кого-нибудь приколет.

— А это что? Фальшивка, что ли?

— Ага, специально лохов разводить, — подал голос Леха Килла.

— Конфискую.

Старлей сунул деньги в карман бушлата, туда же опустил сувенирную бумажку. Вот как все гладко получилось, всегда бы так. Ни матерной брани, ни мордобоя. Можно сказать, интеллигентно обули клиентов. Даже не пришлось напрягать воображения, плести сказку про убиенную шлюху Демину, которую он посмертно произвел в учительницы.

— Ты все-то не забирай, — крикнул из-за спины прапор.

— А ты думаешь, у них больше нету? — усмехнулся в усы старлей. — Как же…

— Ну, мало ли.

Слюнявя пальцы, Стрепетов отсчитал две сотенных, сунул в ладонь Кости. Старлей никогда не был жмотом, не обирал шоферов до последней копейки. И в этот раз не собирался нарушать добрую традицию и собственные принципы.

— Поскольку штраф оплачен, больше не задерживаю, — сказал он. — Как говорится, приезжайте к нам еще.

Прапорщик Чумаков перешел через дорогу, сел за руль уазика, дождался, когда начальник, прихватив пакет с травкой, займет пассажирское кресло, тронул машину. Стрепетов, раздвинув плечи, потянулся до хруста в костях. Да, день удался. Интересно, какова же выручка, общая сумма, что удалось сегодня собрать на дороге. Он опустил солнцезащитный козырек, за который клали деньги. Пусто. Стрепетов поднял козырек и снова опустил его. Деньги как корова слизала. Он повернулся к прапору.

— Ты переложил, что ли, деньги?

— Не-е-а.

— Вот мудило, — Стрепетов вспомнил рожу мужика, который назвал себя Костей. — Молодцы…

Старлей рассмеялся неизвестно чему, хотя хотелось заплакать.

— Я сколько раз тебе говорил: не клади деньги без присмотра, — и передразнил прапора. — Ты все-то не забирай.

Чумаков так растерялся, что свернул на обочину, остановил «уазик». Схватил с заднего сиденья автомат.

— Да сейчас вернемся…

— Куда? Иди, отрабатывай.

Стрепетов сунул прапору в руки полосатый жезл, хорошо зная: если пошла черная полоса, удачи, хорошего улова ждать придется еще долго.

— Поехали отсюда быстрее, — сказал Кот, когда все сели в машину.

Но Рама только постучал пальцами по баранке. И, отвернувшись, стал глядеть через стекло на неровное поле, уходящее к горизонту.

— Кот, а откуда у тебя лаве взялось? — спросил Леха Килла. — Нет, я ничего не хочу сказать. Но на фиг на заправке эти качели были нужны?

Долгое молчание. Кот обернулся назад.

— Ты же говорил, что на посту все лаве слил, — сказал Ошпаренный.

— Чего за предъявы? — возмутился Кот. — Вы чего, попутали, что ли? Крысу во мне увидели? Ничего себе вы такое мне говорите… Укачало вас по ходу?

— Но ведь у тебя на кармане не было ни хрена, — не отступал Килла. — Откуда же бабки взялись? С неба, что ли, свалились?

— Ладно, раз пошел такой базар, — сказал Кот, решив, что объясниться рано или поздно все равно придется. — Я в кустах сидел, припекло что-то. Оттуда вижу, как мимо проезжает мусор. Потом сдает назад и останавливается. Думаю, все, блин, влетели. Выхожу из кустов и подгребаю к уазику. Правая дверца приоткрыта. И тут до меня доперло: конец дня, наверняка мусора к концу смены фанеры насшибали. И есть шанс, что бабки они не с собой таскают, а оставляют в машине. Мысль, конечно, шальная. Но проверить можно. Пригнулся, открыл дверцу, пошарил под сиденьем, там, сям…

— И где бабки были? — не выдержал Килла.

— Я про это и толкую. Короче, уже собрался вылезти, и тут будто под руку толкнули. Опускаю солнцезащитный козырек над пассажирским местом. Оттуда выпадает бабло. Целая пачка, перевязанная резинкой. Ну, думаю, а менты в провинции не клювами щелкают, а лопатой гребут. Короче, я опускаю их на деньги и спокойно иду к вам. Ну, а дальше вы сами все видели.

— И как тебе в голову пришло прошмонать мусорской уазик? — рассказ произвел на Раму неизгладимое впечатление. Ладонью он потрепал Кота по шее и тронул бумер.

— Ну, чего, я сижу и вижу такая канитель, — улыбнулся Кот. — Думаю: ни хрена себе прикол. Они вас разводят, прикинь.

— Нет, ну, мусора совсем охренели, — запоздало возмутился Ошпаренный. — На ровном месте такое исполнение устраивают.

— Мы слишком внимание к себе привлекаем, — ответил Кот. — Этот бумер с московскими номерами и все такое.

Остановились у продуктовой палатки, похожей на собачью будку. Здесь готовили шашлыки из сомнительного мяса, торговали всякой всячиной, колбасой и лежалым сыром. Ошпаренный долго разглядывал бедную витрину, наконец, сделав выбор, через крошечное окошечко протянул деньги продавщице.

— Заверните в пакет полкруга «Чайной» и хлеба, — сказал он. — И еще сигареты и воды бутылку. Сдачи не надо.

— Мне тоже вашей сдачи не надо, — буркнула женщина, высыпая на блюдечко мелочь. — Забери свою медь.

Ошпаренный сунул под куртку пакет с харчами и бутылку воды. Отошел от палатки к обочине, где приткнулся минивэн. Стекла опущены, на переднем сиденье женщина и мужчина что-то оживленно обсуждали, сзади возилась девочка лет шести. Радио врубили на полную катушку. Ошпаренный остановился, дожидаясь, когда мимо промчится грузовик.

— Доброго вам дня, снова с вами радио «Классическая волна». В эфире программа по заявкам радиослушателей. У нас звонок. Здравствуйте, как вас зовут?

— Привет, это Макс.

Ошпаренный сделал несколько шагов к минивэну, остановился. Макс… Голос знакомый. Макс…

— Кому бы вы хотели передать привет? — спросила ведущая бодрым голосом.

— Я хочу передать привет… Своим друзьям. Своему другу Димону.

Ошпаренный наклонился к окошку минивэна, чтобы не пропустить ни одного слова.

— А фамилия у вашего друга есть?

— Да, Димка Пашпарин. Ошпаренный в общем. Димон, если ты меня слышишь… Если вы едете туда, сам знаешь куда…

Неожиданно минивэн тронулся с места, Ошпаренный даже не успел услышать окончание фразы. Он перебежал дорогу, рухнул на заднее сиденье бумера, подался вперед, стал тыкать пальцем в кнопки магнитолы.

— Ты чего переключаешь, я слушаю, — сказал Рама. — Опять классику…

— Он опять свою тягомотину врубить хочет, — добавил Леха Килла.

Ошпаренный не обращал на них внимания. Наконец послышался все тот же бодрый голос ведущей.

— Оригинальный у вас какой-то получился привет, молодой человек. Тогда для Димона Ошпаренного, которому не надо ехать туда, он сам знает куда, чтобы с ним не случилось то, он сам знает что, будет звучать… И что у нас звучит?

— Ну, этот, как там его, — промямлил Макс. — Шаляпин.

— А что именно?

— Ну… На ваше усмотрение.

— Тогда звучит романс «Сомнение» в исполнении Федора Шаляпина.

Кот и Рама молча переглянулись.

— Ни хрена себе прикол, — сказал Ошпаренный. — К Санычу нам соваться без мазы.

— Ну, чего будем делать? — спросил Килла.

Рама повернулся к Коту.

— А чего, нельзя позвонить твоему знакомому из Следственного комитета? Там наверняка какая-то информация прошла.

— Нет, нормально, — не мог успокоиться Килла. — Вот бы мы сейчас в «Сосны» приехали. А там бы нам ласты закрутили.

— Макс, красавец, догадался по радио такую объяву сделать, — покачал головой Ошпаренный. — А представь, мы бы не услышали… Ну, чего делать будем? Куда двинем?

— Протяни до этой кафешки, там наверняка телефон есть, — Кот показал пальцем на указатель, торчавший на обочине: кафе-бар «Орел, телец и лев». 500 метров. — Блин, ну куда же я свою трубу дел?