В конторе «Главсбытзерно» приближался обеденный час, служащие, торопливо сорвавшись с рабочих мест, разбрелись по кафешкам и столовым. Петя Рама, сидя за своим рабочим столом в темном углу, совсем позабыл об обеде. Он был поглощен служебными делами, просматривал письма, только что полученные по электронке. Телефонный звонок оторвал Раму от экрана монитора.

— Ну, как настроение? — спросил Кот.

Голос казался далеким, будто Костян звонил с того света.

— Говенное, — честно ответил Рама, зыркнув по сторонам глазами. Кажется, все канцелярские крысы разбежались, можно говорить свободно. — Вчера забил стрелу с одной телкой. А сегодня она динаму крутанула. Звонит: вечером не могу, муж вернулся.

— Я не об этом. Клал я на твоих телок с их мужьями.

— А, понял, — кивнул Рама. — Ну, вчера я дважды заходил в эту бильярдную «Карамболь». Днем, во время обеда, и вечером. Днем осмотрелся, выпил пива в буфете и сыграл с одним лохом три партии на пятьдесят баксов. Я особо не выделывался, выиграл с минимальным счетом. В зале топчутся охранники Толмача, они же и вышибалы в его заведении. Работы для них нет. Парни просто время коротают. Смотрят за игрой, если освобождается стол, сами шары катают. Мою игру с тем лохом они запомнили.

— И что?

— Ну, когда я зашел вечером, на меня смотрели, как на старого знакомого, — ответил Рама. — Даже руку пожали. Партию я сыграл с каким-то местным хреном. Чувак очень выделывался, но видно, что кий взял в руки пару лет назад, а то и позже. Этот мне не пара. Я его спокойно обул на сто гринов. Потом предложил сыграть охраннику. Ну, такому амбалу с родинкой под носом. И вскрыл его на пятьдесят баксов. Положил восемь шаров с кия. И тем кончил партию. Не дал ему ни одного шанса.

— Восемь шаров с кия — это слишком, — отозвался Кот. — Они могут решить, что ты профессионал. И больше тебя на порог бильярдной не пустят. Ты знаешь: профессионалам туда дорога закрыта.

— Все учтено: когда разговорились, я представился студентом электромеханического института. Последняя партия закончилась, я надел куртку и ушел. Оставил в бильярдной свой пиджак. Через четверть часа вернулся за ним. Думаю, за это время охрана успела покопаться в моих карманах. Там лежала фотография какой-то очкастой сучки, которую я по жизни в глаза не видел. Самая страшная из моей коллекции. Этакая отличница, мамина дочка с мордой, как блин. Ну, ни в одни ворота… Страшнее бабушкиной жопы. И подпись: «Считаю дни до нашей свадьбы. Твой Пусик».

— Пусик? — переспросил Кот. — Это что, кликуха? Пусик… Надо же до такого додуматься.

— Ласковое прозвище, любовное. И, главное, в кармане клифта зачетная книжка студента пятого курса. Вклеена моя фотка. А в лопатнике те деньги, что я срубил за игры.

— Ну и что?

— Бильярдные профи не имеют таких страшных невест. У них телки только первого сорта. Манекенщицы с Кузнецкого, а не мордастые мочалки в очках. Да и студент какого-то там сраного института по определению не может быть профессиональным игроком.

— Ты думаешь, они купились на зачетку, которую ты всем подряд подсовываешь, и фото страшной девки?

— Сто процентов. Слушай дальше. В зале понатыканы три камеры слежения. Мониторы стоят в кабинете Ольшанского. Больше просто негде, помещение «Карамболя» слишком маленькое, чтобы городить там лишние кабинеты. Он наблюдал за всеми моими партиями. Когда я начал обувать его охранника, Ольшанский не выдержал. Вышел в зал. Сел за буфетной стойкой и, не отрываясь, следил за игрой до конца. Даже пива из стакана не пригубил. Когда я клал в лузу последний шар, он подошел к столу. И долго так, пристально смотрел на меня. Будто хотел запомнить мою рожу. А потом спросил, не хочу ли я с ним сыграть. Я ответил, что к девушке опаздываю, но в другой раз обязательно. Короче, рыбка клюнула. У него глаза горели, руки чесались взять кий. Надо развивать успех.

— Это само собой, — ответил Костян. — Что с нашим мерсом? Ты его видел?

— Стоит на задах «Карамболя». Там что-то вроде частной стоянки для своих. Они просто поменяли номера и катаются на мерине.

— Ништяк. Ты попал в жилу. Молоток, красавец. Про тебя кино надо снимать. А главную роль отдать этому черту, как там его… Ричарду Гиру.

— На хрен твоего Ричарда Гира.

— Ты сделаешь Ольшанского?

— Сделаю.

— Почему ты так уверен?

— Не знаю. Просто выиграю. И все.

— Только не перегни палку. Ставишь сотню, обыгрываешь его один раз. Только один раз. И уходишь. Если он станет уговаривать тебя, хоть на коленях, сыграть еще партию, — откажись. Деликатно, но твердо. Все, действуй.

— Я бы уже действовал, если бы не лялякал с тобой, — Рама положил трубку.

Он выключил компьютер, скинул пиджак, галстук и белую хлопковую сорочку. Вытащил из конторского шкафа аккуратно сложенную трикотажную рубашку на трех пуговицах с длинными рукавами. Натянул на голое тело. При игре в бильярд такая штука не стесняет игрока в движениях. Сверху надел пиджак, сунул в карман зачетку и фото лженевесты. Глянул на часы. Время в запасе еще оставалось. Бильярдная открывалась в три часа дня, а ходу до нее десять минут.

Рама отошел к окну, присел на подоконник, заставленный цветочными горшками. Принялся разглядывать периметр внутреннего двора.

В конторе, куда Петя устроился по протекции своей матери, оказалось много, даже слишком много прикинутых жлобов, разбогатевших на спекуляциях кормовым и элитным зерном, комбикормом и другими сельскохозяйственными товарами, которые заготовители скупали за гроши в крестьянских хозяйствах, а потом, взвинчивая цену, перепродавали посредникам, дочерним фирмам, пропускали через биржу, снимали добрый навар. И кого-нибудь из этих денежных мешков, стоило взять за вымя. Этой идее Петя посвятил последнюю неделю своей работы.

Из окна канцелярии, где Петя просиживал штаны, открывалось захватывающее зрелище. Дома старой постройки образовывали темный колодец двора. А дно этого колодца было битком забито дорогими иномарками. Петя несколько раз на дню выходил подышать свежим воздухом, намечая для себя машины, которые слезно просились, чтобы их угнали. После тщательного анализа Петя пришел к выводу, что с ведомственного двора должен исчезнуть четырехсотый «лексус», совсем новенький, цвета бежевый перламутр.

Пару дней ушло на то, чтобы выяснить, что на «лексусе» ездит начальник торгово-закупочного управления Вера Рыбчинская, молодящаяся особа, обожающая менять кожаные штаны и жилетки. Пользуясь тем, что свободно бывает во всех начальственных кабинетах, разнося распечатки электронной почты и еще кое-какие бумаги из канцелярии, Рама без труда срисовал, где именно Рыбчинская хранит ключи от машины, в какое время к этим ключам легче всего подступиться и как именно это сделать. Покопавшись в Интернете и газетах, выяснил, что один вахлак продает битый четырехсотый «лексус». В зад автомобиля въехал армейский «Урал», за рулем которого сидел солдат мальчишка, седан протащило по шоссе, передком припечатало к брошенной на обочине снегоуборочной машине. Хозяин просил за битую тачку копейки, потому что восстановлению она не подлежала.

Поторговавшись немного, Рама сбил цену еще на две сотни зеленых. Встретился с чуваком. Договорились, что Рама заберет битый «лексус» и документы на него через неделю, в крайнем варианте дней через десять. За это время можно все обтяпать без особой спешки. Угнать «лексус» Рыбчинской, пристроить его в одном из гаражей Васьки Простакова по прозвищу Кулибин! Он все сделает по уму. Шлифовальным станком срежет номера двигателя «лексуса» на их глубину, набьет номера битой тачки. С нее же снимет номер кузова, методом холодной сварки врежет этот номер в новый «лексус». И останутся пустяки: снять со старой машины табличку с серийными номерами, перебросить ее на новую тачку. И все…

Машина Рыбчинской перестает существовать, будто ее и не было никогда в природе, вдребезги разбитый «лексус» получает новую жизнь, а бригада Кота влегкую срубит деньги. Машина законная, с документами, ее можно толкнуть за хорошую цену, и покупатели найдутся быстро. Только свистни. Оставалось утрясти кое-какие мелочи, сбросить с себя лишний риск. Нужно как можно дольше заговаривать зубы Рыбчинской, пока «лексус» окажется в безопасном месте. На роль переговорщика подойдет Кот. Заглянет в парикмахерскую, наденет костюм пострашнее и лоховской галстук. Так сойдет за председателя крупного аграрного объединения, дремучего провинциала, который приехал в столицу закупить на корм скоту фуражного зерна и жома.

Накануне похищения Рама из своей канцелярии направит Рыбчинской факс с соответствующим запросом и уведомлением о приезде агрария. На следующий день, точно после обеда, в конторе появится Костян. И станет обрабатывать бабу, вести мелочный, унизительный торг об этом чертовом зерне и жоме. К тому моменту ключи от «лексуса» уже перекочуют из бабской сумочки в карман Рамы. Он спустится вниз во двор, передаст ключи Ошпаренному, сам вернется на рабочее место. Чтобы все сослуживцы видели, что он тут, копается со своими бумажками как проклятый. Но есть серьезные сомнения, что разговор с ломучей и надменной Рыбчинской продлится долго. Эта долбаная сучка смотрит на собеседников надменно, свысока. Будто она уже десять раз продала и купила этих людей.

Если базар сразу не заладится и Костян вынужден будет уйти ни с чем, не просидев в кабинете и пяти минут, сработает другой вариант. Леха Килла по подложному паспорту на имя некоего Жукова, алкаша, выменявшего неделю назад свою ксиву на пару пузырей бормотухи, пройдет в офис под видом посетителя. Пропуск на Жукова будет заказан заранее. Поднимется на последний этаж и, открыв дверь на чердак, запалит сухую паклю, оставленную рабочими, которые недавно переделывали в офисе кровлю. Конечно, эта шарашкина контора дотла не сгорит. Большой пожар не помешает, но пакли слишком мало, чтобы загорелся весь чердак…

Дым разойдется по всем помещениям. Начнется эвакуация сотрудников, беготня, шум. Тут уж Рыбчинская забудет обо всем на свете. В это время Ошпаренный, задача которого доехать из пункта «А» в пункт «Б», будет мчаться по улицам города. Конечно, можно обойтись и без всяких любительских спектаклей с закупками какого-то дерьма и поджогом пакли. Но где гарантия, что Рыбчинская не обнаружит пропажи ключей через пять минут после их исчезновения. В конторе такой кипеш начнется, такой вой… У нее голос, как милицейская сирена, только громче. Глядишь, в городе объявят какой-нибудь «Вихрь» или «Перехват», прихватят Димона, застрявшего в дорожной пробке. Если есть возможность не рисковать, зачем подставляться.

— Петя, ты один? Почему не на обеде?

Рама, вздрогнув от неожиданности, оглянулся. Рядом стояла Зоя Федоровна Крымова, близкая подруга матери, которая помогла приткнуться в это кефирное заведение, нашла вакансию. Крымова значительно моложе матери, этакая сексапильная высокая брюнетка с загадочной улыбкой. Рама подумывал, не потрахать ли Крымову на досуге. Похоже, она баба горячая. Кажется, Зоя Федоровна и сама не против служебного романа с молодым симпатичным парнем. Тут с его стороны потребуются минимальные усилия, даже на шампанское не надо тратиться. Рама, обмозговав эту идею, отбросил ее, решив, что заводить любовные связи на работе не в его интересах. Крымова слишком болтлива, а лишние разговоры о его персоне ни к чему.

— Как раз собираюсь перекусить.

— А ты слышал, что нам обещают прибавку к жалованию? Не слышал? — Крымова смотрела на него широко раскрытыми голубыми глазами и изумленно покачивала головой. — Все только об этом и говорят.

— Правда? Прибавку к жалованию? — Рама, изображая неподдельную радость, улыбнулся, даже рот открыл. — Ох, хорошо бы.

— Петенька, ты вечно в облаках витаешь, а не по земле ходишь. Конечно, для работников нижнего звена прибавка небольшая. В пересчете на доллары получается тридцатка. Но это ведь лучше, чем ничего.

— Конечно, лучше. Деньги мне очень нужны.

— Пиджачок на тебе симпатичный, — Крымова погладила Раму по плечу. — Он тебе очень идет.

— Мама купила, — Петя скромно опустил глаза.

— О тебе в коллективе очень хорошо отзываются. Все говорят, что ты старательный, исполнительный, очень вежливый. Я уже рассказывала об этом твоей маме. Я уверена, что Тамара Петровна очень гордится таким сыном.

— Я не знаю, — Рама пожал плечами. — Наверное.

— Тебе не скучно на этой работе? Только честно. Ну, эти бумаги, приказы, предписания. Вокруг женский коллектив. Все как на подбор старые девы. Даже ни одной симпатичной девчонки.

— Я ведь сюда не на девчонок смотреть пришел, — сохраняя серьезную рожу, ответил Рама. — Работать пришел. Я так понимаю: если уж ходишь на службу, надо вкалывать, а не ворон считать.

Рама ободрил себя мыслью, что долго в этом болоте не засидится. Обтяпает дело с «лексусом» и через месяц накатает заявление по собственному.

— Умница. Ты все правильно понимаешь. А что ты там в окне выглядываешь? Интересуешься машинами?

— Что вы! Я от этого так далек. Бесконечно… Когда-то у меня был старенький «жигуленок», но денег на бензин вечно не хватало. Да и возни с машиной не оберешься. Короче, я его двинул, то есть сбросил… Короче, продал я его одному лоху. То есть заядлому автолюбителю. У которого времени больше, чем у меня. А мозгов, кажется, поменьше.

— И правильно, — одобрила Крымова. — Копаться с этими железяками такая скука. Грязь и скука.

Еще раз потрепав Петю по плечу, Зоя Федоровна умчалась по своим делам, оставив после себя терпкий запах французских духов.

— Прибавка к жалованью, — Рама плюнул в корзину для бумаг. — Тридцатник. Обосраться и не жить.

Двор сталинского дома тонул в темноте промозглого вечера. С неба сыпал снег с дождем, мокрый асфальт, отражавший свет горящих окон, отливал тусклым золотом.

Костян Кот и Димон Ошпаренный сидели на передних креслах «субару». На заднем сиденье развалился Леха Килла с бейсбольной битой в руках. От нечего делать разглядывал окрестности. Поодаль слева подъезд, в котором жил Виктор Ольшанский, справа через двор, заваленный талым снегом, и через детскую площадку, гаражные боксы. За ними почерневшая от времени кирпичная стена чулочно-носочной фабрики. Предприятие давно закрыли, определили под снос, но работы почему-то до сих пор не начались. Под козырьком подъезда горел фонарь в стеклянном колпаке, освещавший грязно-серую беспородную собачонку, примостившуюся на сухом месте возле двери. Собака вертела мордой из стороны в сторону, словно боялась пропустить загулявшего хозяина. Но хозяин почему-то не появлялся.

— Сейчас я мечтаю завести какую-нибудь здоровую псину, — вздохнул Костян. — Она сделает то, что не смогу сделать лично я.

— Например? — поинтересовался Ошпаренный, продолжая терзать магнитолу. Но стоящей музыки не находил. На всех радиостанциях гоняли попсу, которой место не в эфире, а в дешевых кабаках, а лучше — на грязной помойке.

— Например, разорвет в куски задницу Ольшанского. Промежность покусает, мошонку оттяпает.

— Какие мы кровожадные. Кто бы мог подумать.

— Похоже, эта седьмая бээмвуха для него дороже собственной мошонки, — подал голос с заднего сиденья Леха Килла. — Почти у всех автолюбителей мозги сорваны с нарезки. Все мудаки. Но я еще не видел, чтобы какой-нибудь чмошник так трясся над своей тачкой.

— Немного терпения, и тачки он лишится. — Ошпаренный выключил приемник, покопавшись в ящике для перчаток, вставил в магнитолу кассету с записями Фрэнка Синатры. — Как девственности. Раз. Немного больно, немного жалко потери. Но назад уже не вернешь.

— Не хрена было огород городить с этим гаражом, — сказал Леха Килла. — Надо просто встретить клиента посреди двора. Отоварить и забрать ключи от бумера. Это мое мнение.

— Твое мнение я уже слышал, — ответил Кот. — Но не успеем мы сесть в бээмвуху, как здесь будут менты. Кроме того, отоварить Толмача — не вопрос. Это дешевая тема. Его надо нормально наказать, а не шнобель своротить.

Сегодня Ольшанский вернулся домой около десяти вечера вместе с какой-то девицей. Он поставил машину в гараж, дважды проверил, заперт ли замок, подхватив свою даму под руку, со всей решительностью, отпущенной ему природой, потащил ее к подъезду.

Кот посмотрел на часы, решив, что любовники уже выпили по стакану вина и, созрев для плотской любви, нырнули в постель. Выбравшись с водительского сиденья, размял ноги и задрал голову. Свет на кухне Ольшанского погашен. Костян снова занял место за рулем и выключил музыку.

— Пора, — сказал он, повернувшись к Ошпаренному. — Наш друг, наверное, уже ждет на улице. Замерз.

Димон передернул плечами, не хотелось вылезать из теплого салона и телепаться под дождем. Он застегнул куртку, вышел из машины. Озираясь по сторонам, прошагал до угла дома. Редкие фонари и ни одного прохожего. У кромки тротуара стоял КамАЗ, габаритные огни погашены, кажется, в кабине никого.

Через секунду дверца открылась, сверху спрыгнул долговязый парень с бритой налысо башкой, прыщавой физиономией и серьгой в ухе. Кличка Панк прилепилась к нему именно из-за этой серебряной серьги.

— Я уже полчаса тут торчу, как опущенный, — Панк протянул Димону холодную вялую ладонь, дыхнул в лицо свежим перегарчиком. — Вы чего там, совсем что ли? Ведь КамАЗ не мой, он два часа как в угоне. У ментов наверняка уже есть ориентировка. Если мимо проедет патруль…

— А если не пить перед делом, а? — Ошпаренный вытащил бумажник. Отсчитав деньги, сунул купюры Панку. — Не пробовал без этого?

Поговаривали, что Панк вместо водки лакает жидкость для выведения прыщей. Дешево, а эффект тот же. Некогда он состоял в одной уличной банде, но дружков кого пересажали, кого постреляли. Оставшись не у дел, Панк занялся угоном отечественных автомобилей, разбирал «Жигули» до винтика, приторговывал запчастями. Прибыль небольшая, но жить можно. К иномаркам он близко не подходил.

— Можно начинать?

— Не сейчас, — помотал головой Димон. — Подождем еще четверть часа. Воткнись, чувак, и не хлопай ушами. Работа у тебя ювелирная. Тачка в гараже не должна пострадать. Ты ломаешь ворота и разваливаешь часть стены. Но кирпичи должны свалиться не на машину. На другую сторону. Понял?

— Понял. Что я совсем, что ли… Головой упал.

— Хрен тебя знает, — проворчал Димон. — Может, и головой.

Панк махнул рукой и полез в кабину грузовика.