Глава шестнадцатая
Кот, скинув пиджак, лежал на откосе у реки и посасывал травинку. Подложив ладонь под голову, он наблюдал, как по небу по своим неизвестным делам плыли низкие облака, на их сером фоне выписывала замысловатый узор ласточка. Иногда до него долетали неразборчивые голоса, шум двигателей или лошадиное ржание: это на паром, курсировавший между берегами, заезжала машина или повозки, груженные сеном. Кот думал, что Ильин день позади, но погода все еще стоит жаркая, значит и вода в реке хороша.
Он сел на траву, развернул пакет и стал медленно жевать пирог с картошкой и грибами, запивая свой ужин минералкой из бутылки. Кот отметил про себя, что пока он дремал, что-то неуловимо изменилось в окружающем мире. Солнце повисло над дальним лесом, уже готовое скрыться за деревьями, немного похолодало, а над рекой расплылось густое облако тумана, которое поднималось все выше и выше, выбираясь на берег. В лучах заходящего солнца туман на минуту сделался розовым, как малиновый кисель.
Зачарованный этим зрелищем, Кот едва не вздрогнул, когда в кармане заиграл мобильник. Дашкин голос казался далеким и каким-то тусклым:
– Костик, я уже подъезжаю, – выпалила она в трубку, – через пять минут буду на другом берегу у переправы. Встречай. Кстати, аванс я получила, полтора штукаря. Тачку он ждет послезавтра, полный расчет на месте. Ты доволен?
– Само собой, – буркнул он. – Полные штаны радости.
– Что? Говори громче.
– Говорю, что доволен, – Кот повысил голос. Барыга на радиорынке, у которого он брал мобильник, клялся костями матери, что телефон прослужит пару лет. Это как минимум. Но аппарат стал подыхать дней через пять. – Просто очень рад.
– Не слышу, Костя.
А дальше тишина, связь пропала. Выругавшись шепотом, Кот сунул бесполезную трубку в карман. За серой пеленой тумана стало трудно разглядеть, что творится на переправе. Вечером людей, желавших перебраться на другой берег, заметно поубавилось. Внизу, если приглядеться, можно было увидеть пару баб с кошелками и старика с длинными пегими волосами, ожидавших парома. А вот машин меньше не стало, даже наоборот, прибавилось.
Появились зеленоватые "жигули", поодаль, на пригорке, съехав с грунтовой дороги, стоял ядовито-желтый уазик. Возле него крутился водитель, одетый в серые брюки и клетчатую рубашку с закатанными по локоть рукавами. Он поднял капот и нарезал вокруг машины круги, но в движок почему-то не заглядывал. На другом берегу возле сосновых лесопосадок приткнулась "Волга" с затемненными стеклами и микроавтобус, темно-серый "фольксваген", из которого почему-то никто не появлялся, и водителя поблизости не видно.
Паром медленно шел от левого берега, где сидел Костян, к правому. Течение будь здоров, хилый дизельный моторчик едва пыхтел, а стальной трос лебедки натянулся так, что, кажется, он вот-вот лопнет, как гнилая нитка. Дюжий паромщик в тельняшке и казачьей фуражке с синим верхом и красным околышем зажег сигнальный огонь, лампочку, прикрепленную к шесту. Положив руки на поручни, стал глядеть на темную воду. Мысленно он был уже дома в теплой избе, в половине десятого последний рейс, смена заканчивается. Ночами паром не ходит.
Кот размышлял о том, что Дашка, сколько ее не воспитывай, свой репертуар вряд ли изменит. Взяла и свалила на "бумере", бросив его на дальней городской улице. И только минут десять спустя, когда Кот в поисках Дашки обегал все окрестные дворы, звякнула по мобильнику. И заговорила таким ангельским голоском, будто ничего не произошло. Да, она виновата. Да, сожалеет об этом маленьком недоразумении. Однако бросать бумер на стройке или еще где, когда в карманах только дырки, это вершина человеческого идиотизма.
Но Дашка исправит положение, она съездит к тому самому типу, о котором рассказывала. Мало того, она уже созвонилась с Тесемкиным, человек ждет, хочет глянуть на машину. Если бумер понравится, а он не может не понравиться, покупатель соберет восемь штук за три дня. А сегодня, если Дашка проявит настойчивость и твердость, Игорь выпишет небольшой аванс. Как принято у деловых людей. Эти три дня они с Костей проведут в одном укромном месте, есть такая богом забытая деревенька в пятнадцати верстах от переправы через реку. Парное молоко, свежий творог и хлеб домашней выпечки обойдутся в копейки, а если Костя нарубит дров хозяйке тете Маше, пожалуй, им перепадет и парной свининки. На первое и на второе.
– Я тебя еще не соблазнила? – спросила Дашка.
– Слушай, ты так и не поняла ничего. Свобода дороже этой тачки и куска парного мяса, – возразил Кот, но хитрая Дашка сделала вид, что не слышит его. Может, и вправду, ни фига не слышала.
– Костя, миленький, ты только не сердись, – прощебетала она. – Чтобы не терять времени, садись на автовокзале на шестой автобус, доедешь до переправы. И жди меня на пристани. Так мы не потеряемся. Целую тебя. И уже соскучилась.
Кот, тут же позабыв все тревоги и обиды, вышел на дорогу и стал дожидаться маршрутки, чтобы доехать до автовокзала.
И вот теперь он здесь. Сидит на росистой траве и разглядывает одинокий огонек на шесте парома, уходящего в туман. И уже не видно за этим туманом ни паромщика в тельнике, ни машин, только светит эта тусклая лампочка. Тревога, острая и безотчетная, вошла раскаленной иглой прямо в сердце. И застряла в нем.
Костян поднялся на ноги, стряхнув со штанов сухие сосновые иголки. И, забросив за спину пиджак, стал неторопливо спускаться вниз с откоса.
* * *
Шагая вниз, Кот видел, как на площадку перед переправой подъехал КамАЗ с пустым кузовом, подняв облако пыли, остановился, загородив собой дорогу. Костян решил не брать напрямки, спустившись чуть ниже, пошел вдоль откоса, медленно сближаясь с желтым уазиком, хорошо заметным в тумане. Водитель, стоя перед раскрытым капотом, вытирал тряпкой безупречно чистые руки. На спине под широким брючным ремнем пистолет. Увидев чужака, он повернулся боком, чтобы не заводить разговора, продолжил сосредоточенно тереть руку.
Костян, сунув сигарету в зубы, попросил огонька. Водитель молча вытащил зажигалку и вложил ее в протянутую ладонь. Прикуривая, Кот успел разглядеть, что на переднем пассажирском сиденье развалился мужик в цивильной одежде, потертых джинсах и сером пиджаке. Поставив между ног дулом кверху автомат Калашникова, человек сжимал его бедрами. На коленях лежал еще один автоматный магазин, видимо, снаряженный.
Костян выпустил облачко дыма, давая понять, что не собирается уходить. Водила раздраженно бросил тряпку, шагнув к Коту, раскрыл перед его носом милицейское удостоверение:
– Не маячь у меня перед носом, – раздраженно сказал мент. – Иди и сядь в свою машину.
– Да я пешком...
– Значит, пешком мотай. Ну, живо... Два раза повторять не стану.
– Понял, командир, – кивнул Кот.
Он развернулся, сделал несколько шагов вперед и пропал в густеющем тумане. Худшие предчувствия начали сбываться, словно кошмарный сон. Костян уже принял решение, он знал, что делать дальше.
Уазик стоит на вершине откоса, за туманом его плохо видно от реки. Значит, можно напасть незаметно на того опера, который все вытирает руки, будто они в крови. А дальше все решат секунды. Если удача окажется на стороне Кота, он сможет завладеть автоматом того мента, который покуривает на переднем сиденье. Ловкость и немного времени – это все, что нужно. Опера не готовы к схватке, значит, и счет не в их пользу...
* * *
Дашка, дождавшись, когда прибывший паром разгрузится, чуть приспустила стекло и сунула в протянутую лапу деньги за переезд. Она плавно тронула машину с места, загнала ее на паром и прикурила сигарету.
Затея Кота с кинотеатром, еще недавно казавшаяся абсолютной белибердой, теперь завладела ее воображением. Дашка прикидывала, в какую сумму обойдется ремонт старых кресел в зале. Для перетяжки выгоднее всего использовать кожзаменитель, дешевой и практичный, а там, если дела пойдут, можно провести косметический ремонт фойе. Краска, шпатлевка, еще много всяких мелочей. Даже по самым приблизительным прикидкам, денег накапает прилично, но если хотя бы часть работ выполнить своими силами, можно немного сэкономить.
Удивленная тишиной, Дашка осмотрелась по сторонам, глянула в зеркальце заднего вида. Странно, на пароме, кроме ее джипа никого нет. Деревенского вида баба с пацаненком уже хотели зайти на площадку, но тут какой-то мужик, появившись из тумана, загородил им путь, стал что-то говорить. Махнул рукой паромщику, мол, чего тянешь, отправляй. Загудел гудок, паромщик положил струганую перекладину на крючья, давая понять, что посадка закончена. Запыхтел движок. Паром качнулся на речной волне, ближний берег стал медленно удаляться, скрываясь за пеленой тумана.
Дашка, достав мобильник, набрала номер Кота, но автоответчик сообщил, что абонент находится вне зоны досягаемости сигнала. Странно, наверное, это из-за проклятого тумана. Дашка опустила стекло, вдохнула влажный воздух. Пахло водой и хвойным лесом. Она хотела бросить телефон в ящик для перчаток, когда услышала хлопок, совсем не похожий на пистолетный выстрел. Затем еще один хлопок. И короткая автоматная очередь, за ней еще одна.
Дашка обернулась на ближний берег, еще не понимала, кто и в кого стреляет. Тот самый мужчина в костюме, загородивший вход на паром бабе с пацаном, выскочил на пристань, остановившись на самом краю. Дашка увидела в руках человека автомат, ствол пошел вверх, мужчина прижался щекой к прикладу. Дашка лишь открыла рот от удивления, когда ударила первая очередь.
Паромщик в казацком картузе, стоявший в двух шагах от нее, растерянно озирался по сторонам. Пуля попала ему в ухо, сбила с головы фуражку, две другие пули навылет прошили грудь. Дашка, спасаясь от огня, повалилась на сиденье. Пули продырявили заднее стекло, сбили зеркальце, прошили задний бампер и оба колеса. Лопнули разбитые пулями фонари.
Ударила еще одна очередь, на этот раз стреляли с другой позиции. Пули пробили левое крыло и заднюю дверцу, уже на излете в трех местах продырявили спинку водительского кресла. Дашка успела подумать, что следующая пуля ее, наверняка, достанет. Она, чуть приподнявшись, потянула ручку пассажирской двери. В это мгновение заднее стекло рассыпалось мелкими осколками. Толкнув дверцу ладонью, Дашка ужом выползла из машины. Распласталась на досках, стараясь не смотреть в сторону убитого паромщика.
Перебирая руками и ногами, она доползла до края, перекатилась через отесанное бревно, упала в воду. На несколько мгновений погрузилась в реку, вынырнула и поплыла обратно к берегу, не сопротивляясь течению, которое сносило ее в нужном направлении. Ниже пристани рыбаки оставляют свои лодки, если немного повезет, на другой берег она переберется быстро и незаметно.
Шумела река, где-то кричали чайки, слышались короткие автоматные очереди, которые становились все тише и реже. У Дашки голова пошла кругом, от страха к горлу подкатила тошнота, но через несколько минут она почувствовала себя увереннее, ощутив под ногами мягкое илистое дно и, цепляясь руками за камыши, стала медленно пробираться к берегу. Где-то здесь рядом мостки и несколько рыбачьих лодок.
* * *
Юрий Девяткин с опозданием понял, что его группа расположилась не на том месте, где ей нужно быть. По плану, предельно ясному и простому, огонь по автомобилю открывают в тот момент, когда джип заезжает на паром, тем самым, отрезая себе пути к отступлению. Машина как на ладони, она отличная мишень. Автоматной очередью ее можно достать с любой позиции, с посадочной площадки парома или с берегового склона. Огородников же, въезжая на паром, сам себя загоняет в ловушку, отсекая возможность уйти из-под обстрела на колесах.
Но самые надежные планы рушатся из-за пустяков, которые трудно предусмотреть. Джип задержался где-то в дороге и прибыл на место уже вечером, когда над рекой поднялся густой туман. Четверо московских оперативников, стоявших у посадочной площадки, изображали из себя простых граждан, дожидавшихся парома. Если появятся люди, опера должны отсечь их от машины, не дать им сесть на паром, чтобы мирные граждане не попали под огонь.
Вооружившись пистолетом и коротковолновой рацией, Юрий стоял на пологом склоне, наблюдая за тем, как разворачиваются события. Туман оказался слишком густым, а солнце быстро катилось за лес, поэтому пришлось спуститься ниже, чтобы увидеть все. Вот джип заехал на паром, пьяненький мужичок в тельнике получил плату и стал дожидаться пассажиров, которых опера оттеснили подальше, в густой туман. Все готово, можно было отдавать команду стрелять на поражение, когда неизвестно откуда, обойдя кордон милиционеров краем реки, появились баба, а за ней пацан лет тринадцати.
В последний момент их удалось вытянуть с посадочной площадки, паромщик дал гудок и отчалил. У Девяткина оставалось несколько секунд, чтобы принять правильное решение. Отдать команду сей же момент или дождаться, когда паром причалит к противоположному берегу. И там его встретят местные милиционеры под командованием капитана Алексея Филиппова. Юрий склонился ко второму варианту, паром слишком быстро скрывался в тумане, тут прицельная стрельба проблематична.
А через несколько секунд хлопнул первый выстрел на противоположном берегу, за ним еще несколько пистолетных выстрелов и автоматные очереди. Кто стрелял и в кого – решать эти вопросы уже не осталось времени. Юрий, подбежав к оперативнику в штатском, вырвал из его рук автомат, помчался к посадочной площадке. И дал первую очередь по джипу. Следом по машине начали стрелять справа и слева. И патронов не жалели.
Расстреляв два магазина, Юрий снова помчался на берег, зацепившись ногой за вылезший из земли корень, повалился на землю. Больно ударился грудью о камень, расцарапал щеку. С трудом отыскал в траве брошенную рацию, попытался связаться с группой оперов на другом берегу.
– Я Клен-один, прием, – кричал Юрий, не узнавая собственного голоса. – Клен-два, ответьте. Прием. Я Клен-один. Алеша, отвечай. Приказываю, отвечай... Ты чего там, уснул что ли? Или оглох? Мать твою, вруби свой слуховой аппарат на полную мощность, дебил...
Девяткин услышал пистолетный выстрел, далекую матерную брань. Еще один выстрел. Кто-то вскрикнул, ударила автоматная очередь и наступила тишина. Пару минут из динамика доносился только треск помех, похожий на электрические разряды, далекий шум воды и еще чье-то хриплое дыхание и тихие стоны.
– Я Клен-один, – прокричал Юрий. – Мать вашу, кто-нибудь, отвечайте. Сволочи сраные, вы что там, сношаетесь? Выбрали время...
Вместо внятного ответа он снова услышал стон, тихий, едва различимый.
* * *
Кот дал короткую очередь по лобовому стеклу "жигулей". Отбросил в сторону автомат с расстрелянным магазином и, повалившись на живот, распластался на влажной траве. В левой руке он сжимал рукоятку пистолета.
Откуда ждать опасности? Справа "жигули", прошитые, как сито, автоматными очередями. В машине никого нет, никого живого. Именно за тачкой может прятаться его противник, потому что больше укрыться негде. С одной стороны река, с другой – открытое ровное пространство склона, который поднимается к посадкам молодых сосен.
Он вслушивался в звуки окружающего мира, но не слышал почти ничего. Стрельба на том берегу стихла. Журчала речная вода, на приближавшемся пароме пыхтел слабенький движок. Полное безветрие, от реки на берег выползали сизые клочья тумана, сумерки быстро сгущались.
Но Кот знал, что в этом полумраке его поджидает опасность. Один из оперов, одетый в темный костюм, где-то рядом, он жив и, кажется, даже не ранен. Именно этот гад зацепил Кота ответной автоматной очередью. Но Костяна выручил туман, прицел сбился, пули разошлись веером. Сейчас надо быть начеку, не выдать себя неосторожным движением или вздохом, дождаться момента, когда противник сам облажается. И можно будет пустить пулю точно в цель.
Кот старался успокоить себя мыслью о том, что менты плохие стрелки. Вряд ли они достали своими очередями Дашку, сидевшую в джипе. Она, наверняка, успела выбраться и лечь на доски парома. Кот уверял себя, что она в безопасности. Пока в безопасности. До поры, до времени.
* * *
Капитан Алексей Филиппов находился в трех десятках шагов от Кота. Он лежал животом на земле, направляя автоматный ствол на темный абрис "жигулей", за которыми, по его прикидкам, прятался Огородников. Филиппов не снайпер, но из автомата он не промахнется. У преступника мало шансов уйти. Он вооружен пистолетом, в котором остался один или два патрона. Кроме того, Кот ранен, возможно, ранен серьезно. Он истекает кровью. И жизнь уходит из него по капле. Но и недооценивать противника нельзя: Кот зверь матерый, а раненный он сто крат опаснее.
Но темнота и этот чертов туман дают ему шанс, мизерный, копеечный. Это надо понимать. И добить его как можно скорее, пока темнота не сделается кромешной. Тут нечего выдрючиваться и строить хитроумные планы. Филиппов доберется до "жигулей" в две коротких перебежки, немного подождет, послушает. А потом встанет в полный рост, надвое перережет Кота, лежавшего на земле, автоматной очередью.
Филиппов с тоской в глазах смотрел на сигнальную лампочку, укрепленную на шесте парома, и гадал про себя, каким образом Огородников оказался не в джипе, а на этом берегу, среди оперативников? Как он смог завладеть оружием и успешно применить его? И если Кота нет в бумере, кто же находится за рулем машины? Ответов не было. Все события этого вечера просто не укладывались в голове. Они еще ждут своего объяснения.
Капитан, отжавшись от земли и низко пригибаясь, совершил первую перебежку. Повалился набок и прислушался. Кажется, Кот застонал.
Точно, слух Филиппова не подводит. До "жигулей" метров семь. Остается подняться, рвануть вперед и дать длинную очередь. Мало шансов, что Кот достанет его одним или двумя выстрелами, он тоже не снайпер. А вот у Филиппова за поясом снаряженный магазин. В случае неудачи он сможет, присев за машиной, повторить попытку. Перезарядив автомат, добить противника. Уже наверняка, насмерть. Капитан поднялся и, крадучись, медленно двинулся к машине.
Кот перевернулся набок и замер. Он не двигался, гадая про себя, сколько же патронов осталось в обойме. Из пистолета он дважды выстрелил на верху склона, у дороги, где стоял желтый уазик. Кажется, дважды. Нет, три раза. Было именно три выстрела. Теперь он вспомнил это точно.
Затем, когда в автомате и запасном магазине закончились патроны, он стрелял из пистолета уже здесь внизу, у самой реки. Он пальнул трижды. Это точно, ошибки быть не может. Сначала два выстрела. Оперативник успел ответить, но промазал. Затем, уже с пулей в животе, спиной отступил к речке, зачерпнув воду ботинками. Выпустил из рук автомат. Оружие накрыла речная волна. Опер опустился на колени. И Кот добил его выстрелом в голову. Итак: три выстрела. И наверху три. Или два?
Кот чувствовал, что голову заполняет темный туман, самочувствие так себе, немного ниже среднего. Но с этим можно бороться, потому что в общем и целом он в порядке. Автоматная пуля попала в правый бок, прошла навылет. Рана страшная только на вид. Ну, потерял он стакан крови. С этим жить можно, это, по большому счету, ерунда. Все, забыто. Итак, в пистолете два патрона. Только два. Но два – это лучше, чем ничего.
* * *
Движок работал где-то совсем рядом, Кот услышал, как паром ткнулся в сырые доски причала, дизель заглох. "Дашка жива, – сказал себе Кот. – С ней все в порядке". Почувствовав неожиданный приступ слабости, он на секунду закрыл глаза. Надо собраться с силами, впереди еще есть дела. Оттолкнувшись рукой, Кот сел на землю.
На мгновение показалось, что за капотом "жигуля" выросла человеческая тень. Это капитан Филиппов, встав в полный рост, уже положил указательный палец на спусковой крючок. В следующее мгновение через треск радиопомех прорезался голос майора Девяткина:
– Я Клен-один, прием, – прокричала рация. – Клен-два, ответьте. Прием. Я Клен-один. Алеша, отвечай. Приказываю, отвечай... Ты чего там, уснул что ли? Или оглох? Мать твою, вруби свой слуховой аппарат на полную мощность, дебил...
Кот вскинул руку и выстрелил на звук, такой близкий, что промахнуться было нельзя. Филиппов успел удивиться: почему ожила отключенная рация? Наверное, он, падая на землю после перебежки, случайно нажал кнопку приема. Пистолетный выстрел прозвучал неожиданно громко, яркая вспышка ослепила. Пуля ударила в правую сторону груди. Филиппов почувствовал, как под ребрами остывает горячий металл. Он матерно выругался. Вторая пуля ударила чуть ниже шеи. Заваливаясь на спину, Филиппов выпустил автоматную очередь в темное беззвездное небо.
Кот поднялся с земли и, бросив на землю пистолет, медленно побрел к причалу.
* * *
На весельной лодке Дашка добралась до середины реки, но дальше дело пошло хуже – течение сносила утлое суденышко в сторону, а туман мешал ориентироваться. Натерев на ладонях волдыри, Дашка добралась до середины реки, преодолела стремнину, а дальше пошло легче.
Едва нос лодки ткнулся в берег, она спрыгнула на песок и что есть сил помчалась в обратном направлении вдоль береговой линии. Дашка боялась свернуть в сторону и заблудиться в темноте и тумане. С левой ноги соскочил замшевый башмак, острый камушек врезался в ступню. Дашка остановилась, сев на мокрый песок, стянула с себя второй башмак и побежала дальше. Выстрелы больше не были слышны. Только на другом берегу происходила какая-то непонятная возня, вспыхивали и гасли автомобильные фары, доносились глухие крики, похожие на военные команды. Бешено колотилось сердце, дыхания не хватало.
Теперь Дашка видела сигнальную лампу парома, такую близкую, что, казалось, до нее можно дотянуться рукой. Костя где-то здесь. Но где его искать? Можно ли крикнуть, в полный голос позвать его? До пристани оставались считанные метры, когда Дашка замедлила бег и остановилась.
Впереди лежал какой-то человек в гражданском костюме, ноги на песке, а голова и туловище в воде. Сердце замерло, кажется, готовое остановиться. Дашка сделала неуверенный шаг вперед, вошла в воду и наклонилась.
Рот человека открыт и полон речной воды, белые глаза смотрят в темное небо, мокрая рубаха вздулась пузырем. Нет, это не Костя. Пробежав два десятка метров, Дашка оказалась на досках причала. Паром покачивался на волне, бумер, освещенный сигнальной лампой, плавно качался вместе с паромом. В лобовом стекле десяток пробоин, насквозь пробиты дверцы, задние и передние крылья. Резина повисла клочьями.
Дашка почувствовала, как на глаза навернулись слезы, в эту минуту ей показалась, что она больше никогда не увидит Костю. Не увидит его живого. Она сделала несколько шагов к бумеру, дернув ручку, потянула на себя водительскую дверцу. И замерла в оцепенении.
– Я ждал тебя, – тихо сказал из темноты Кот. – Залезай. И поехали... А то я прямо засыпаю.
Дашка упала на водительское сиденье, потянулась к Коту, крепко поцеловала его в горячие губы, провела ладонью по спутанным волосам, она хотела включить свет в салоне или вытащить из ящика для перчаток фонарик, но Кот, словно угадав ее мысли, сказал:
– Не надо. Сейчас глаза привыкнут к темноте.
Дашка поднесла ближе к глазам свои ладони, показавшиеся в полумраке черными. Господи, кровь... Костя ранен. Кровь на сиденье и на приборном щитке.
– Костя, миленький...
Дашка мучительно искала другие слова, самые трогательные, самые нежные, но почему-то этих слов не нашлось.
– Костя, миленький, – повторила она и всхлипнула, – дорогой мой, Костя...
Сквозь туман стали видны голубые огоньки проблесковых маячков. Милицейские машины медленно спускались по береговому склону к пристани. Огоньки становились все ближе, они окрасили туман в мертвенно-голубой свет.
– Поехали, – твердо сказал Кот и повторил уже громче: – Поехали, Дашка. Ну, давай...
Кот вытер рукавом рубашки влажный лоб, оглянулся. Все в порядке: на заднем сиденье джутовый мешок с аквалангом и баллонами. Тесемки развязаны.
– Костя, что ты... Здесь у причала глубоко. Куда ехать? Что ты говоришь, милый?
– Езжай, – сказал Кот, – или я сам сяду за руль.
Движок завелся, заработал, и заработал почти бесшумно. Дашка, вцепившись в руль двумя руками, нажала на педаль газа. Машина, вращая простреленными колесами, тронулась, проломила две поперечные жердины и с шумом ушла под воду. По воде разошлись круги, освободившийся от груза паром качнулся несколько раз и замер.
* * *
Через десять минут собравшиеся на причале милиционеры в форме и штатской одежде, негромко переговариваясь, светили фонарями на воду. Полковник милиции Гусев, прибывший на место, дольше других стоял на краю причала и смотрел, как из воды выходят пузыри. Он думал о чем-то невеселом. Потом сошел на берег и прикурил сигарету, ругая в душе наступившую темноту и туман. От группы людей отделился капитан по особым поручениям при главке:
– Товарищ полковник, надо бы за водолазами в город послать, – сказала он. – Пока они прибудут, пока то да се...
– За водолазами? – полковник поморщился. – Каким дерьмом забита у тебя башка? Кто станет работать в темноте? С этим и утром успеем. Водолазы – дело десятое.