Глава тринадцатая

В первых вечерних сумерках недостроенные корпуса завода медных окатышей выглядели так, будто по ним целые сутки работала вражеская артиллерия. Валерий Колчин уже третий час торчал на лестничной клетке между третьим и четвертым этажами административного здания. Он устроился на пластмассовом ящике, поставив его в простенке между двух оконных проемов и подстелив под зад ветошь. Попил воды и съел пару галет. Прикладом винтовки Колчин высадил стекло, каким-то чудом сохранившееся в одном из окон, вытащил из рамы острые осколки. Он часто поглядывала на часы на потертом ремешке. В полумраке стрелки светились мертвенным зеленоватым светом. Сальников обещал, что Хасан и его люди приедут на заводской двор около пяти вечера, но вот уже седьмой час, а клиентов все нет.

От нечего делать Колчин поднимался с ящика и разглядывал большой заводской двор, когда-то перепаханный тяжелой техникой, теперь он зарос сорным кустарником и превратился в свалку. Груды битого кирпича, насквозь проржавевший экскаватор с опущенным ковшом, почерневший остов грузовика без движка и колес, несколько растрескавшихся бетонных плит, сваленных одна на другую, вдоль двора две траншеи в человеческий рост. Траншеи заросли желтой травой, местами осыпались. Напротив административного корпуса, в двухстах пятидесяти метрах через двор, склад готовой продукции. Приземистая, вросшая в землю, кирпичная коробка высотой в два этажа с обвалившимися углами, плоской крышей, на которой навалены почерневшие от времени вентиляционные короба. Металлические створки ворот сорваны с петель. Покорежены так, будто по ним прошла танковая колонна.

На крыше склада занял позицию Василий Гудзенко, вооруженный автоматом. К вечеру нестерпимая жара сменилась холодом. Гудзенко торчит там третий час, видно, задубел на ветру, как член эскимоса. Ветер поднимал тучи песка и пыли, Гудзенко, чтобы укрыться от непогоды, где-то откопал и подстелил под себя ветхий матрас, набитый тряпками и дохлыми мышами. Сверху накрылся пустыми мешками из-под цемента. В своем укрытии он одну за другой смолил сигареты, время от времени из-под мешков показывалась его всклокоченная голова. Когда Колчин появлялась в окне, Гудзенко махал рукой из стороны в сторону. Этот жест означал, что все тихо.

По сценарию Сальников, показывая дорогу до этой клоаки, заговаривает зубы Хасану, пытаясь притупить бдительность его людей. Можете убедиться, он один, совершенно беззащитен, нет ни ствола, ни рации. Когда вся эта паршивая компания оказывается возле склада, Сальников входит в помещение, чтобы там сесть за руль «Урала» и выгнать грузовик на двор. В кузове якобы находится оружие, за которым и приехал Хассан. Осматривать товар в помещении склада нельзя, электропроводка неисправна, люминесцентные лампы перебиты, сорваны с крюков. А на дворе еще светло, да и на столбе рядом с воротами склада горит единственная на всю округу лампочка в двести пятьдесят свечей. Итак, Сальников исчезает в темноте склада.

Гудзенко стреляет первым, он старается попасть по колесам автомобилей, чтобы лишить противника возможности прорваться сквозь огонь на машинах. Люди Хассана, поняв, откуда по ним бьют, стараясь укрыться от пуль, залягут за машинами, с противоположной стороны от Гудзенко. И станут удобными мишенями для Колчина. В помещение склада, через ворота они не побегут. Там, в темноте, их может ждать новая смертельная ловушка, из которой живым не выберется никто. На это весь расчет.

Но позиция Гудзенко не самая удачная. Так только он откроет огонь, его обнаружат. Контур темной человеческой фигуры на крыше здания хорошо просматривается снизу. Ответным огнем люди заставят Гудзенко залечь. Ему придется перемещаться с места на место по краю крыши, чтобы не стать легкой добычей стрелков. У Василия шансов мало, и, кажется, он уже помолился о спасении души.

Позиция Колчина тоже оставляет желать лучшего, сектор возле подъезда административного здания – мертвая зона для снайпера. Этот прямоугольник нельзя обстрелять сверху, не подставившись под пули. В подъезд можно незаметно просочиться, подняться вверх по лестнице, захламленной строительной рухлядью. На верхнем марше между вторым и третьем этажом под сваленными у стены досками закреплена граната Ф – 1, леска привязана к предохранительной чеке и лестничной решетке. В подъезде полумрак, леска невидима. Человек, который вздумает подняться наверх, зацепится за растяжку и плохо кончит. Это разовая страховка. Колчину не помешали бы глаза на затылке и немного везения. Кроме того, стрелять придется из положения стоя, но так быстро устают, начинают дрожать руки.

Как Сальников станет выбираться из этой каши – сказать трудно. Когда начнется пальба, телохранители Хассана забудут о нем, станут думать о том, как сберечь от лишних дырок свои шкуры. Два дня назад Колчин вместе с Гудзенко побывал здесь, пристреляли винтовку и замерили расстояние от своих позиций до ржавого грузовика, до ворот склада и до середины двора, где развернутся основные события. Оптический прицел винтовки имеет шкалу дальности до цели, приблизительной дальности. Гораздо удобнее держать эти цифры в голове, а не сверяться с оптикой каждую секунду. Если приедут четыре-пять человек, исход схватки решиться быстро. Если народу будет больше, задача снайпера существенно осложняется.

Винтовка СВД бьет одиночными выстрелами, в идеале, один выстрел – одно попадание. Но здесь развернутся не съемки коммерческого боевика, где человек с оптической винтовкой царь и бог на поле брани. Здесь прольется настоящая кровь, а не свекольный сок. А из снайперской винтовки часто мажут и очень хорошие стрелки.

Колчин присел на ящик, натянула вязаную шапочку на лоб. Вытащил из кармана бушлата мятую пачку сигарет без фильтра, чиркнул спичкой. По подъезду поплыл серый дымок, табак горчил на губах. Если часы не врут, сейчас семь с четвертью вечера.

Он раздавил тлеющий окурок подметкой башмака, сделал пару глотков солоноватой воды, съел шоколадный батончик и еще раз приложившись к горлышку фляжки, прополоскал рот. Колчин поднялся с ящика, выглянул в окно. На крыше склада стоял Василий Гудзенко, он подошел к самому краю, огороженному хлипкими гнутыми перильцами, едва достающими до бедер. Василий скрещивал над головой руки. Давал знак, что на дороге есть какое-то движение, с минуты все компания будет здесь.

Колчин в ответ махнул рукой, мол, ясно. Он скинул бушлат, бросив его на ступени лестницы. Оставшись в камуфляжных штанах, подпоясанных ремнем, американских ботинках на шнуровке с голенищами, закрывающими щиколотки ног, и коричневом свитере с высоким горлом. Колчин натянул тонкие кожаные перчатки, вытащил из-за пояса пистолет, проверил обойму, передернув затвор, поставил курок в положение боевого взвода и, включив предохранитель, опустил пистолет в правый карман. Послышался звук автомобильных двигателей, работающих на малых оборотах.

Колчин развязал тесемки рюкзака, вытащили оттуда два коробчатых магазина на десять патронов каждый. Патроны бронебойные, цельнометаллические со стальным сердечником, самый современный крутой бронежилет они прошивают легко, как картон. Звук автомобильных двигателей сделался ближе, вероятно, машины уже миновали ворота, въехали на заводскую территорию, сейчас они появятся из-за угла склада готовой продукции. Присев на ящик, Колчин положил винтовку на колени, вставил магазин в подаватель, щелкнула пружина. Он потянул затвор, досылая патрон в патронник.

Еще раз протер фланелевой тряпочкой окуляры съемного оптического прицела. Вытащил из рюкзачка круглое зеркальце, отломанное от старой пудреницы. Колчин ногой отодвинул к стене ящик, поставил винтовку у ног, вжался спиной в простенок между окнами. На часах пять минут восьмого. Он вытянул вперед руку с зеркальцем. Теперь, не обнаружив себя, можно наблюдать за тем, что происходит во дворе и на крыше склада. Гудзенко отошел от края крыши. Присев на корточки, растопырил колени, поставив автомат между ног. На дворе стояли, не выключая двигателей, четыре автомобиля: «КАМАЗ» с синей кабиной и брезентовым тентом, два старых «фордика», темно бордовый седан «Вольво» с помятыми крыльями. Тачки остановились в ряд, первым в колонне «КАМАЗ», он в тридцати метрах от ворот склада. За грузовиком пристроился «Вольво», чуть поодаль, рядом с ржавым экскаватором, встали «форды». С позиции Колчина до экскаватора сто сорок метров.

Из машин вылезли четверо, темных от загара мужчин и Максим Сальников. Теперь Колчин мог слышать обрывки чужих разговоров на иностранном языке. Интересно, сколько народа осталось в машинах? Еще человек пять? Люди не желают глотать пыль дворе, поэтому не выходят из автомобилей. На столбе горит одинокая лампа, спрятанная в металлический конус отражателя, ветер гонит песок и пыль. Фигуры людей и автомобили просматриваются неважно, и оптика тут плохой помощник. Правой рукой Колчин потянул вниз горловину свитера, вытащил висевший на шнурке серебряный крестик и поцеловал его. На удачу.

В горле пересохло, а под ложечкой засосало от голода. Но сейчас не время утолять жажду. В рюкзаке банка рыбных консервов, хлеб, бутылка свежей воды. Он со вкусом перекусит, когда закруглит дело.

Сальников выбрался из салона «Вольво», ботинки утонули в песке. Хассан, сбривший усы, перекрасившийся в светлого шатена, был одет не по местным обычаям и не по погоде, в дорогой темно серый костюм и легкие туфли.

– Мне тут не нравится, – Хассан говорил так громко, что Колчин все слышал.

– Мне тоже не нравится. Но я не могу хранить свои игрушки в другом месте.

Сальников что-то тихо добавил, Колчин разобрал лишь слова «дерьмо». Отставив руку с зеркальцем, он смотрела на Сальникова, стоявшего лицом к административному корпусу. Он оставался спокойным, стоял на утонувшем в песке щите, сколоченном из досок, и смолил сигарету. Повернулся спиной к Колчину, показал пальцем на ворота склада. И заговорил громче, хотел, чтобы его услышали все, кто приехал сюда.

– Сейчас я выведу грузовик из этой дыры, – сказал он.

Реплика была адресована еще и Колчину. Что вроде сигнала: я пошел, будь наготове. На складе нет никакого грузовика с «игрушками» и погремушками. Там лишь строительный мусор, искореженный скелет электроподъемника, мешки с цементом, давно превратившимся в камень. Если Хассан и его люди все же увяжутся следом за Сальниковым, их нужно завалить первыми. Максим скроется в темном пространстве склада, ищи его с фонарями. Хассан покачал головой.

– Выгоняй грузовик, – сказал он.

В зеркальце Колчин видела спину Сальникова. Он неторопливо шагал к воротам и через несколько секунд скрылся из виду. В зеркальце Колчин видел, как, передвигаясь на карачках, Василий Гудзенко медленно добрался до края крыши. Привстал, развернулся в пол-оборота, опустил вниз ствол автомата. Стало так тихо, что Колчин услышал, как внизу негромко разговаривают люди. Гудзенко прицелился в «форд», стоявший последним. Одной очередью нужно вывести машину из строя, разбив моторный отсек. И хорошо бы прихлопнуть водилу. Гудзенко распрямил ноги, передернул затвор и, поймав цель, нажал на спусковой крючок. Автоматные выстрелы прозвучали тихо и как-то странно, будто по полу рассыпался сушеный горох. Длинная очередь пробила капот автомобиля, полоснула по ветровому стеклу, снова ударила по капоту. Отлетела решетка радиатора, лопнули фары. Кровь подстреленного водителя брызнула на стекла.

Люди, стоявшие у «Вольво» не сразу сообразили, что происходит. Первым на землю рухнул Хассан. За ним залегли остальные. Лежа на боку, Хассан вытащил пистолет из подплечной кобуры, стал вертеть головой из стороны в сторону, стараясь понять, откуда прилетели пули. Гудзенко, расстреляв магазин, присел на корточки, сменил пустой автоматный рожок на снаряженный. Кажется, его не заметили. Бросив зеркальце на подоконник, Колчин поднял винтовку, прижалась щекой к прикладу, установил шкалу боковых поправок на единицу и, поймав в прицел мужскую фигуру, лежавшую на земле, нажал на спусковой крючок.

Пуля вошла точно в основание шеи, перебив мозговой ствол. Человек умер, не успев вскрикнуть.

Передернув затвор, Колчин навела ствол на второго мужчину, лежавшего по правую руку от Хассана. Выстрел. Пуля попала в затылок, в нижнюю часть головного мозга. Человек дернул правой рукой и затих.

Хассан вскочил на ноги и побежал к складу, несколько раз оступился. Когда до ворот оставалось метров десять, сообразил, что бежать в темноту значит, подставиться под пули. Хассан, изменив направление, дунул к «КАМАЗу», спрятался за его высоким бортом. В это же время люди, остававшиеся в машинах, уже поняли, что к чему, дверцы распахнулись, как по команде. Боевики высыпали на заводской двор, рассредоточились кто где. Откинув тент грузовика, на землю спрыгнули двое рослых загорелых мужчин европейской внешности, они добежали до траншеи, скатились вниз по крутому почти отвесному откосу. За ними припустил водитель «КАМАЗа».

Колчин выстрелил, почти не целясь в спину водителя. Пуля разорвала сердце, человек по инерции пробежал еще метра три, раскинул руки в стороны, словно собирался обнять землю, рухнул, проехавшись лицом по песку. Колчин не успел сообразить, сколько человек в общей сложности находилось в машинах. Приблизительно четырнадцать, если не брать в расчет Хасана. Четверо, считая водителя «форда», которого завалил Гудзенко, готовы. Осталось десять человек.

– Всего-навсего, – прошептал Колчин и слизал языком каплю пота. – Всего-то десять… А то и меньше.

Он отступил от окна в темноту лестницы. Двор плохо просматривался. Но хорошо видна траншея у склада, где залегли мужчины, выпрыгнувшие из кузова грузовика. Один из них высунул голову и ствол карабина, стал озираться по сторонам. Не теряя ни секунды, Колчин нажала на спусковой крючок. Пуля ударила в точку между носом и зубами, разорвав мозговой ствол. Человек закатил глаза и, перевернувшись через голову, кубарем скатился на дно траншеи. Его напарник не рискнул высунутся. Утопая в песке, залег на самом дне траншеи. Колчин, сделал шаг к окну, увеличив площадь обстрела.

Гудзенко, перезарядив автомат, снова оказался у края крыши. Он видел, что все дверцы автомобилей распахнуты, но не мог понять, справился ли он с главной задачей, вывел ли из строя «форд», замыкавший колону. Гудзенко выпустил по машине длинную очередь, изрешетив ее вдоль и поперек, справа и налево.

Израсходовав патроны, отбежал к вентиляционным коробам, присев на корточки, вытащил из подсумка снаряженный магазин, передернул затвор. И, согнув спину, отправился обратной дорогой на край крыши. Колчин, разглядывая через прицел винтовки затихший двор, увидела на куче щебня, поросшей жухлой травой, контуры человеческого тела. Мужчина, видимо, уже понял, что из автомата бьют сверху, с крыши склада. Он лег спиной к Колчину и сделался удобной мишенью. Сухой хлопок. Вылетела стреляная гильза. Пуля вошла в затылок, в основание черепа, и вышла через рот, выбив зубы и вырвав язык. Колчин отступил на шаг, разглядывая двор через светящуюся сетку прицела.

Человеческая голова показалась из-за наваленных друг на друга бетонных плит. Показалась и исчезла. И снова вынырнула. Колчин плотнее прижался щекой к прикладу, прищурил глаз, правой рукой повернул маховичок боковых поправок. И выстрелил. Пуля ударилась в бетонную плиту, срикошетила. Голова пропала. Мимо…

Стало жарко. Пот заливал глаза. Рукавом свитера Колчин вытер лоб, сорвал с головы вязаную шапочку. Пропитавшиеся потом, волосы повисли грязными сосульками. Он снова прижалась щекой к теплому прикладу. Никого не видно. Но там внизу есть люди. Гулкая тишина, от которой звенит в ушах. Мотор грузовика заглох. Слышно, как на низких оборотах работают движок «Вольво». Ветер набирает силу, он колышет ветки сухого кустарника, разросшихся во дворе, поднимает песок. Значит, его скорость от пятнадцати до восемнадцати километров в час. Пуля, выпущенная с расстояния ста тридцати метров, отклонится от точки прицеливания на шесть сантиметров. Это надо учесть, когда берешь цель в сетку прицела. Точка, в которую войдет пуля, будет находится ниже точки прицеливания. Выходит, что на том месте, где через снайперский прицел виден контур человеческой фигуры, ее на самом деле ее нет.

Колчин переместился к левому оконному проему. Припав к резиновой гармошке, установленной на окуляре прицела, долго всматривался в темноту двора. Вот он. Есть. Человек в восточном полосатом халате, отжавшись ладонями, приподнялся с земли, совершил короткую перебежку, упал на кучу мусора. Стрелять неудобно. Видна лишь левая рука и нижняя часть плеча. На этот раз Колчин целился так долго, что ладони начали подрагивать, а дуло выписывало в воздухе мелкие спирали. Чем дольше целишься, тем меньше шансов попасть в цель. Кажется, человек намерен сделать еще одну перебежку, чтобы спрятаться за грузовиком. Он приподнялся, пригнувшись, побежал дальше. Колчин сделал поправку на упреждение и выстрелил.

Человек остановился, посмотрел назад, будто его окликнули по имени. Пуля попала в бок, под ребра. Мужчина опустился на колени. Колчин добил его выстрелом в ухо. Пуля прошла навылет, сломав височные кости, выбила мозги. Человек рухнул на землю и больше не пошевелился. Снизу раздались пистолетные выстрелы. Но стреляли не в Колчина. Разлетелась на мелкие осколки лампочка, висевшая над складом.

Гудзенко, присев на колено, выпустил две длинных очереди по темному двору. Он поливал свинцом пространство, не видя ни единой цели. Израсходовав патроны, не стал отступать к вентиляционным коробам, чтобы не терять времени. Оставшись на краю крыши, перезарядил автомат. Снизу раздалось несколько сухих пистолетных хлопков. Гудзенко повалился на бок, отполз в сторону, ухватившись за ремень автомата, он волочил оружие за собой. Оказавшись в безопасности, сел на гудрон, скинул бушлат, раскрыл перочинный нож. Разорвал на груди черную рубашку, оставшись голым по пояс, ножом распорол ткань на длинные лоскуты. Пока силы не ушли вместе с кровью, нужно наложить повязку. Иначе дело дрянь. Пуля попала в правую часть груди, чуть ниже ключицы. Легкое, кажется, не задето. Действуя одной рукой, Гудзенко кое-как наложил повязку, перезарядил автомат.

– Лежи, не высовывайся, – прошептала Колчин. – Лежи…

Гудзенко подполз к краю крыши, по всполохам выстрелов, он уже определил то место, откуда прилетела пуля. Расколотая надвое бетонная плита неподалеку от административного корпуса. За ней лежит человек. Гудзенко прищурился, опустил ствол. Кажется, он видит контур человеческой фигуры. Выстрелы грянули с той и другой стороны одновременно. На этот раз снизу били из автомата короткими очередями.

Из окна Колчин видел, как правая нога Гудзенко подломилась. Вскрикнув от боли, он полоснул по бетонной плите, за которой уже не было человеческой фигуры. Через секунду оружие вывалилось из рук и полетело вниз. Гудзенко пошатнулся, как пьяный, схватившись за живот, навалился телом на хлипкие перила, ограждавшие периметр крыши. Перила, не выдержав тяжести человеческого тела, заскрипели и наклонились. Оказавшись на самом краю крыши, Гудзенко еще продолжал сжимать железную палку поручня. Еще одна коротка очередь. Пальцы разжались, Гудзенко полетел вниз, в полете он перевернулся через голову. Тело ударилось в ржавую форму, предназначенную для замеса бетона, выбило из нее звук, похожий на удар треснувшего церковного колокола.

Колчин еще пару секунд назад вычислил позицию стрелка, который вел огонь по крыше склада. Человек с автоматом прятался за гусеницей ржавого экскаватора. Не сверяясь с делениями прицельной сетки, он определил расстояние на глаз: сто сорок метров. Главное – не промахнуться. Колчин сделал глубокий вдох, задержал дыхание. Руки словно одеревенели, предательская дрожь исчезла. Он плавно надавила указательным пальцем на спусковой крючок. Выстрел. Пуля вошла в шею, брызнул фонтанчик крови. Человек выпустил из рук автомат, медленно осел на землю. Привалившись спиной к гусенице экскаватора, вытянул ноги, задрал голову кверху. Глаза закатились к темнеющему небу.

Новая автоматная очередь ударила откуда-то слева. Колчин вздрогнул от неожиданности. Пули прошли вдоль и поперек окон, попали в стену за его спиной, отколов от кирпичей сухую штукатурку. Колчин отступил к лестнице, но было поздно. Новая очередь. Пули изрешетили оба оконных переплета. Полетели щепки. Горячая пуля ударила в бок, сбила его с ног. Ремень сорвался с плеча, винтовка выпала из рук. Колчин потерял сознание, но через несколько секунд пришел в себя.

Он лежал на ступеньках лестницы, правый бок чуть ниже ребер болел так, будто на него выплеснули кружку крутого кипятка. Свитер и правая штанина уже успели пропитаться кровью. Стекая по ноге, кровь попала даже в солдатский ботинок. По окнам продолжали бить короткими очередями. На минуту стрельба затихала. Затем новая короткая очередь и снова тишина. Колчин задрал свитер, ранение сквозное, ничего особенного, бывало и хуже. При падении он сильно ударился затылком о ступеньку. То ли от потери крови, то ли от этого удара голова налилась тяжестью, начинала кружиться. Колчин ногой подтянул к себе рюкзак, нашарил на его дне склянку с антисептиком, зубами вытащил пробку. Выплеснул жидкость на рану. Оторвав полоску пластыря, закрепила марлевый тампон. Нужно бы обработать выходное отверстие от пули. Но до него не дотянуться.

Подняв винтовку. Оружие упало неудачно, на левую сторону ствольной коробки, где закреплен оптический прицел, теперь он бесполезен, но можно пользоваться обычным открытым прицелом. Колчин вытащил из кармана снаряженный магазин, перезарядил винтовку. И вжал голову в плечи. По окнам выпустили еще одну очередь. Нужно немедленно решить: уходить отсюда или оставаться на месте. Если подняться вверх на два марша, окажешься на крыше административного здания. Но теперь, раненому, будет трудно прятаться. Кроме того, все эти перемещения приведут к дополнительной потери крови. Он наверняка еще не раз потеряет сознание. По кровавому следу его разыщут и добьют. Решено: он остается.

Автоматная очередь еще дважды прошлась по окнам. Стрельба стихла. Колчин, низко пригнув голову, сидел на нижней ступеньке и ждал, следя взглядом за перемещением секундной стрелки часов. Один круг, второй, третий… Внизу послышались тихие голоса. Далекие отблески света доставали сюда, на площадку между третьим и четвертым этажом. Светя фонариком, вверх поднимались двое мужчин. Колчин, ухватившись за перила, поднялась на ноги, спустилась на несколько ступеней вниз. Остановившись посередине лестничного марша, прижался спиной к стене. Голова еще кружилась, но так легче сохранять равновесие. Голоса сделались ближе. Видимо, гости шли друг за другом, выдерживая безопасное расстояние. Голос гулко разносился по замкнутому пространству подъезда.

– Сейчас, – один голос низкий с хрипотцой. – Мы просто поднимемся и добьем снайпера. Если он еще дышит.

Колчин вытащил пистолет, выключила предохранитель. Ладони оказались теплыми и скользкими от крови. Но от винтовки мало толку, ее длинный ствол не годится для ближнего боя. Руки дрожали, пистолетная рукоятка так и норовила выскользнуть из пальцев. Свет фонарика и голоса сделались еще ближе. Видимо, мужчина, идущий впереди, уже миновал второй этаж, на минуту остановился, освещая дорогу фонарем, и продолжает медленно подниматься выше. Теперь совсем близко от него граната и леска, протянутая вдоль ступеньки. Лишь бы человек не заметили растяжку.

– Зачем подниматься? Смотреть на труп?

– Заткнись.

– Я думаю, что…

– А ты не думай. Что это?

– Где?

– Да вот же, за досками?

В следующую секунду грохнул взрыв. По подъезду разлетелись доски, щепа, осколки битого кирпича. С потолка посыпалась штукатурка. Снизу поднялся столб цементной пыли, такой густой, что глаза сами собой закрылись. Уши заложило, но через несколько секунд слух вернулся. Колчина шатнуло, он упала, ударившись прошитым пулей боком о ступеньки. Пистолет выпал из разжавшихся пальцев. Кто-то пронзительно закричал внизу. Крик перешел в стон и быстро стих. Фонарь внизу продолжал светить. Этот свет колебался, световой круг шарил по стенам. Но сквозь густую завесу пыли стало невозможно разглядеть даже ладонь вытянутой руки.

Колчин лежал на лестнице, чувствуя, что из открытой раны льется кровь. Он слышал шаги, кто-то карабкался вверх. Он пыталась нашарить пистолет, ладони натыкались на какой-то мусор, ствола не было. Неожиданно руки ослабли, Колчин снова провалился в забытье. Он очнулась оттого, что кто-то, схватив его за кисти рук, вытащил вверх, на лестничную площадку. Колчин головой пересчитал ступеньки. Человек навалился на грудь, сел на живот, расставив ноги в стороны, сжал бедра. И несколько раз, отведя назад руки, ударил открытыми ладонями ему по лицу. Из правого уха пошла кровь, она капала за горловину свитера.

Колчин открывал глаза, но почти ничего не видел. Хассан, всклокоченный, в пиджаке, разорванном на спине и плечах, с лицом серым от цементной пыли, поочередно отводил за спину то правую то левую руку, продолжая наносить удары по лицу и шее. Наконец, отбив ладони, остановился.

– Где твой друг? – спросил он.

Хассан тяжело дышал, из полуоткрытого рта воняло, как из помойки, с нижней губы капала слюна. Лоб, подбородок и щеки Хассана глубоко исцарапаны, будто он недавно поймал бешеного кота, чтобы открутить ему голову. Схватка с котом закончилось неудачно.

– Слышишь меня? – прошептал но, потому что голос неожиданно пропал. – Слышишь?

Колчин пытался плюнуть в лицо противника, но глотке пересохло.

– Ну, что молчишь? – Хассан оскалил зубы. – Говори, спасай шкуру.

– Я скажу, скажу. Дай передохнуть. Фу, не могу, тяжело, – выдавил из себя Колчин. – Скажу… Возвращайся, гад, домой. И трахни свою мать и сестру, извращенец. Проклятый педераст.

Хассан, размахнувшись, справа и слева, влепил две тяжелые пощечины. Рот Колчина наполнился кровью, он не мог говорить. Только что-то промычал и помотал головой. Хассан приподнялся.

– Где твой друг, который притащил нас сюда? Спрашиваю последний раз.

Колчин закрыла глаза. Все кончено. Он почувствовал, укол ножа. Обоюдоострое лезвие, пропоров свитер, ужалило между пятым и седьмым ребром. Колчин до боли сжал зубы. Кажется, все… Впереди темная бесконечность. Жизнь после смерти? Какая непроходимая чушь.

Колчин услышал близкий хлопок пистолетного выстрела. Кровь Хассана брызнула на лицо. Выронив нож, боевик повалился на пол.

Сальников, ногой отпихнул Хассана в сторону. Склонившись над Колчиным, прижал ладонь к его шее. Сердце билось, как часы. Удар, удар… На разорванном свитере расплывались багровые круги. Сальников шагнул вперед, ухватив Хассана за плечо, перевернул его на спину. Пуля попала в спину, прошла навылет через грудь. Хассан, широко раскрыв рот, хрипел и тихо кашлял, на губах выступила пена. Нож с деревянной рукояткой и стальным тыльником валялся у стены.

– Ты, кажется, меня искал? – Сальников сплюнул вязкую слюну пополам с цементной пылью. – Искал? Ну вот, я здесь.

Хассан прижав ладони к ране, молчал. Не тот случай, когда что-то решают слова. Сальников приподнял ствол, добил раненого двумя выстрелами. И снова склонился над Колчиным, подложил ему под голову рюкзак, задрал свитер до самой шеи. Осмотрел пулевое ранение, кончиками пальцев ощупал затылок и шею.

– Как ты? – спросил Сальников.

– Бывало и хуже, – Колчин, оттолкнувшись рукой от пола, попытался привстать. – Царапина на боку. И всех дел. Я думал, ты опоздаешь.

– Машина – с другой стороны корпуса. Сейчас отвезу тебя к одному местному лекарю. Он тебя заштопает. Я тебе помогу дойти до машины…

– Сам дойду. Только голова кружится.

– Пройдет, – сказал Сальников. – Ты сильно приложилась затылком. И крови потерял… Ну, пару стаканов. Или чуть больше. Завтра уже будешь на ногах. На тебе раны заживают быстро.