Отлежавшись за стволом тополя, справившись с головокружением, майор Миратов решил действовать. Сейчас он жалел, что не разрешил сотрудникам взять на задания рации. Эти переговорные устройства, произведенные где-то в Южной Азии, были ненадежны, выходили из строя от легкого удара. Но, главное, во время работы издавали тонкий далеко слышный свист и шипение, какое издает брошенное на раскаленную сковороду мороженое сало. Эти звуки могли обнаружить оперативников во время боевого задания, и тому уже имелся печальный опыт. Перед началом операции сговорились атаковать дом по свистку Миратова, по задумке майора на все дело должно уйти полторы-две минуты. На кой черт связь? Об осложнениях в деле Миратов как-то не подумал. …С задней стороны хибары слышались короткие автоматные очереди и беспорядочная ружейная пальба. Значит, сопротивление бандитов не было сломлено. На что рассчитывают те, кто держат оборону? Ведь через десять-двадцать минут, рухнут стропила, обвалится крыша. И хана. Никогда не поймешь, что на уме у отморозков. Миратов даже не представлял, какие потери понесли оперативники, кого из бандитов удалось завалить, а кто ушел. По всем прикидкам, в доме должен оставаться только один человек. Впрочем, кто знает, столько их там…

Майор привстал, выбрался из-за своего укрытия. Вжимаясь в рыхлую песчаную землю, он медленно дополз до виноградных посадок. Дышалось тяжело. Стелившийся по земле дым разъедал глаза. Но отсюда, с ближней позиции, дом стал виден во всех деталях. Стены из необожженного кирпича, посеченные пулями, огонь не тронул, но крыша уже принялась ярким пламенем, полыхал дощатый навес над крыльцом. Из окон тянулась удушливая гарь, будто там, в помещении, полыхали резиновые покрышки. На дворе неподвижно лежали три оперативника, погибшие в первую минуту штурма. У крыльца, разбросав руки по сторонам, одетый в синие шорты и светлую майку, по пояс залитую кровью, лежал человек. На шее черная дыра раны, запекшаяся кровь на лице, глаза открыты и смотрят на Муратова с немой беспощадной злобой. Без труда майор узнал Темира Хапалаева. Этот готов. А жаль…

Миратов раздвинул ладонями виноградную лозу, он хотел подползти ближе к дому. Двинул вперед правый локоть, но тут заметил какое-то движение в темном дымном окне, успел вжаться в землю. Грянул ружейный выстрел. За ним второй. Картечь сорвала листья, выдернула из земли корни растений. Теплый сок из зеленой виноградной грозди брызнул на лоб Миратова. Он решил – кровь. Но на этот раз обошлось. Майор неподвижно лежал на земле, боясь обнаружить свое присутствие. Услышав за спиной тихий шорох, чуть не вздрогнул. К нему подползал прапорщик Саша Дроздов, оставленный у старого склада сторожить машины. В отсветах пламени чумазая физиономия Дроздова сделалась красно-багровой, как у черта.

– Какого хрена ты здесь, – майор не договорил, закашлялся от дыма. – Почему покинул пост?

Дроздов ладонью он размазал по лицу грязь. – Тот майор Колчин, что из Москвы прибыл, он приказал подогнать сюда микроавтобус. Возможно, есть раненые. – Вижу только трупы, – прошептал Миратов. – А где сам Колчин?

– Он погнался на «Жигулях» за той синей «Нивой». Кажется, Колчин серьезно ранен.

Миратов плюнул от досады. Ну вот, теперь отвечай еще за этого подраненного московского гуся. Сидел бы в своем кабинете, нет, принесла нелегкая сюда. Да еще полез под пули. И вот теперь пострадал. Когда днем Миратов спросил Колчина, с какой это стати майор, а не какой-нибудь прапорщик, должен доставить в Москву опасного преступника Хапку, Колчин отшутился. Мол, я сам напросился к вам в Дагестан слетать. В столице засиделся, захотелось пыль с ушей сдуть. – Говоришь тяжелое у него ранение? – переспросил майор.

– Всю лицо в крови, – кивнул Дроздов. – И левая рука висит, как плеть.

– Целься в правое окно, – приказал майор.

Миратов вытащил пистолет, поймал в прорезь прицела левое окно и стал ждать. Затихли автоматные очереди с другой стороны дома. Сделалось совсем тихо, только потрескивали горящие доски, лопался саманный кирпич. Миратов не торопился, решив, что этого бандита живым уже не взять. Человеку, если он останется в доме, осталось жить не больше пяти минут.

– Эй, вы…

Хриплый мужской голос доносился из огня и дыма.

– Слышите меня? Я сдаюсь. Не стреляйте. Пожалуйста…

Миратов облегченно вздохнул.

– Слышим тебя, – крикнул майор в ответ. – Бросай свою пушку через окно. На землю бросай. Подними руки. И выходи. Живее.

– Вы не будете стрелять? – задребезжал голос.

– Не будем. Выходи с поднятыми руками.

Слезящимися глазами Миратов наблюдал за окнами. Вот из дыма вылетело и упало на песок охотничье ружье с двумя вертикальными стволами и прикладом из натурального ореха. В дыму возникло какое-то движение. Человек перебросил одну ногу через подоконник, цепляясь руками за раму, выбросил вперед вторую ногу. Наконец, ступив на землю, сделал вперед несколько шагов, остановился, поднял руки над головой. На человеке был надет пиджак, брюки из толстой шерсти. На голову и шею намотаны два увлажненных полотенца. На носу сидели пластмассовые очки с резиновым уплотнителем по краям. Такие очки не давали дыму попадать в глаза. Одежда дымилась.

Миратов не поднялся с земли.

– Сбрасывай пиджак. И тряпки с лица, – крикнул он.

Человек развязал и бросил на землю полотенца, снял очки, скинул пиджак. Под пиджаком оказались патронташи, перехватывающие грудь крест на крест. На поясе третий патронташ. Мужчина был славянином лет сорока – сорока пяти. Довольно мускулистый, русоволосый с вытянутым очень бледным лицом и грустными глазами. Ясно, есть от чего загрустить.

Мокрые полотенца, защитные очки и вода, которой он поливал себя при удобном случае, позволили продержаться так долго в горящем доме. Но дыма человек наглотался основательно. Его шатало из стороны в сторону, казалось, легкий порыв ветра мог свалить его с ног. – Не могу. Плохо…

Мужчина опустил руки, прижал ладони к животу, сведенному судорогой. Колени подломились. Человек встал на колени, уперся ладонями в землю, широко распахнул рот, из которого потекла темная струйка блевотины. Он стоял на карачках и блевал добрых пять минут, пока, наконец, справился со слабостью, и снова поднялся на ноги.

Миратов встал с земли, выставил вперед пистолет. Велел человеку приблизиться медленными шагами. Затем приказал вытянуть вперед руки, сомкнуть запястья. Дроздов заковал мужчину в браслеты. Затем побежал к дому, чтобы оттащить тела убитых оперативников подальше от огня. – Есть на дворе еще кто? – Миратов направил ствол пистолета на живот незнакомца.

– Я один, – мужчина прижал к груди скованные браслетами руки. – Клянусь. Меня бросили… Я остался один. Будь они прокляты.

– Как тебя зовут?

– Витя. Виктор Андреевич Анисимов.

– Почему сразу не сдался?

– Я боялся. Они предупредили меня, что пленных здесь не берут. Кончают на месте. Прости, господи.

Решив отложить допрос до лучших времен, Миратов стал разглядывать патронташи задержанного. Гнезда под патроны оказались пустыми. Все до единого. Анисимов, если он действительно Анисимов, сдался только после того, как расстрелял последний патрон. Майор оглянулся на дом. Стропила затрещали и рухнули вниз. Крыша обвалилась. В черное небо взлетел огненный столб и густой сноп искр. Да, теперь вопросы о том, кто еще мог быть в доме, не имеют смысла. Возможно, на пепелище найдется один или два обгорелых трупа. Сунув два пальца в рот, Миратов свистнул три раза. Сигнал к тому, что дело закончено.

«Жигули» медленно, нагоняли «Ниву». Сейчас, в азарте погони, Колчин чувствовал себя бодрым и здоровым. Рассечение на лбу схватилось тонкой корочкой, кровь запеклась, а рана быстро подсыхала. Но левая рука по-прежнему не слушалась, пальцы немели, предплечье от кисти руки до локтя налилось чернотой и опухло. Когда расстояние между автомобилями сократилось до пятидесяти метров, впереди показался знак крутого поворота. И тут же откуда-то из ночной темноты навстречу выскочил туристический «Икарус» с погашенными огнями. Человек, сидевший за рулем автобуса, выпил лишнего на свадьбе дальнего родственника и теперь возвращался домой, удивляясь тому, что дорога, широкая утром, к вечеру почему-то сделалась совсем узкой. Автобус, набрал предельную скорость и выписывал на двухрядном шоссе кренделя. То вилял от обочины к обочине, то мчался точно посередине разделительной полосы. Водитель «Нивы» заметил опасность раньше Колчина, успел совершить маневр, съехать правыми колесами на обочину и дать по газам. Не снижая скорости, «Нива» проскочила в сантиметре от «Икаруса». Колчин принял вправо. Действуя одной рукой, сумел переключиться на низшую передачу. Трижды нажал и опустил педаль тормоза, не выжав сцепления, при включенной передаче. Тонко взвизгнули тормоза, машина вылетела на самый край обочины. «Жигули» остановились, подняв тучу песка и пыли. Автобус, не затормозив, пронесся мимо, едва не чирикнул своим боком по заднему бамперу «Жигулей». Сама смерть пролетела где-то рядом и исчезла в ночи. – Сволочь… Что б тебя размазало…

Колчин ударил по газам, разогнался, стараясь аккуратно вписаться в поворот и не снизить скорости. Когда на повороте «Жигули» стало заносить, он не утопил педаль тормоза, а лишь слегка сбросил газ. И удержался на трассе. Дальше шоссе пошло по прямой. Слева, как и прежде, к обрезу моря спускался песчаный откос. Справа поднимались пологие холмы в порослях дикой колючки и желтой полыни. Стрелка спидометра полезла вверх. Задние фонари «Нивы» приближались. Через пару минут Колчин сократил расстояние до тридцати метров. Заднее стекло «Нива» потеряла еще там, на выезде со двора. И сейчас Колчин хорошо видел, что пассажир «Нивы», занимавший переднее место, перелез на заднее сидение. Дистанция двадцать метров… Пятнадцать, десять… Человек на заднем сидении поднял ствол, обхватив рукоятку пистолета двумя руками. Раздался сухой выстрел, сверкнуло пламя. Пуля попала в левую стойку.

За поясным ремнем Колчина пистолет. Но что толку в пушке, если одна рука на руле, а вторая не действует.

Грохнул следующий выстрел, еще один. По пробитому пулями лобовому стеклу пошли трещины. Разлетелись мелкие стекляшки, царапнувшие подбородок. Здоровой рукой Колчин намертво вцепился в руль, сохраняя направление движения и скорость. Согнул корпус вправо, нырнув под приборный щиток. Когда выпрямился, один за другим ударили еще два выстрела. Обе пули пробили радиатор. Над капотом поплыл прозрачный пар. Колчин успел подумать, что на тачке с расстрелянным радиатором далеко не уедешь. Впрочем, далеко ехать и не требуется. Все решится в течение одной, от силы двух минут. Лишь бы не попалась встречная машина…

Колчин видел, как стрелок неторопливо целится ему в голову из своей пушки. Лоб покрылся мелкими каплями пота. Машины разделяют жалких три метра, но дорога плохая, тряская. Тут и с метра попробуй попади. Два выстрела. Пули пробили лобовое стекло чуть правее Колчина, на уровне его груди. На этот раз он не успел нырнуть за приборный щиток. Колчин подумал, что «Нива» тяжелее «пятерки», но сейчас это обстоятельство не имеет решающего значения. Надо вспомнить о другом: вытолкнуть машину с дороги на скорости свыше шестидесяти километров смертельно опасный фокус. А на спидометре сто двадцать. Колчин набрал в легкие воздуха. Он сказал себе: пора. Прижал к полу педаль акселератора, обошел «Ниву» справа. Притормозил, сбросив скорость до пятидесяти. «Нива» тоже притормозила, затем немного прибавила газу. Машины пошли вровень. Расстояние от борта до борта сократилось с метра до двадцати сантиметров. Человек на заднем сидении готовился сделать решающий последний выстрел в висок Колчина. Мужчина по-прежнему держал пистолет двумя руками, щуря левый глаз. Он не спешил с выстрелом, чувствуя, что на этот раз вряд ли промажет. «Нива» сантиметр за сантиметром обходила «пятерку», голова Колчина попала в прорезь пистолетного прицела. Еще секунда, и все кончится. В это мгновение заднее колесо «Нивы» оказалось чуть впереди переднего бампера «пятерки». – Ну, суки, получите, – заорал Колчин.

Он дал полный газ. Машина рванулась вперед. Колчин слегка повернул руль. По дуге направил правый угол «пятерки» в наиболее уязвимое место: между задней дверцей и бампером «Нивы». Грохнул запоздалый выстрел, пуля ушла в никуда. Удар. «Пятерку» тряхнуло, по стеклу поползли свежие трещины. Колчин не поддался соблазну сбросить газ. И тем удержал машину на дороге. Краем глаза он заметил, как «Нива» слетела с шоссе, показав задний мост. Развернулась в полете и боком полетела вниз по склону холма. Перевернулась на крышу, снова встала на колеса, и снова на крышу… Колчин проскочил по шоссе еще метров сто и только тогда резко затормозил, дал задний ход. Остановил «пятерку» в том месте, где «Нива» слетела с трассы. Вылез из машины, хлопнул дверцей и в первый раз ощупал больную руку. Кажется, кости целы. Но пальцы распухли, едва шевелятся, предплечье сделалось дубовом от отека. Правой рукой он вытащил из-под ремня пистолет, шагнул к самому краю шоссе и глянул вниз. Песчаный склон спускался к морю и терялся в кромешной темноте, где-то далеко внизу шумел прибой. У берега смутно угадывалась пенная неровная полоса волн. А дальше мрак. Не виден даже горизонт, та черта, где море сходилось с небом. Колчин замер на месте. Прислушался, наклонившись, выставил ухо вперед. Показалось, где-то под песчаным откосом сухо щелкнули пистолетные выстрелы. Или почудилось? Может, дувший с моря ветер обломил на дереве сухие ветки. Ставя ноги елочкой, он стал медленно спускаться вниз.

Через десять минут майор Миратов сделал все, что положено делать в подобных ситуациях. По рации, установленной в микроавтобусе, вызвал «скорую помощь» и пожарных. Из оставшихся бойцов поставил оцепление по периметру огорода, чтобы собравшиеся на улице зеваки не подходили близко к догорающему дому. В перестрелке отряд Миратова потерял трех убитых, еще два бойца были ранены. Одному ружейная картечь посекла икроножные мышцы. У другого бойца картечины раздробили плечевой сустав. Раненых кое-как перевязали, положили на брезент и отнесли к дороге. Все время, пока Миратов расставлял людей, возился с раненым и, ругаясь по-черному, отгонял зевак, задержанный Анисимов стоял посередине двора. От слабости он покачивался, подносил скованные браслетами руки к лицу и вытирал со щек крупные прозрачные слезы. Рядом с задержанным топтался прапорщик Дроздов.

– Позовите майора, – попросил Анисимов слабым придушенным голосом. – Я хочу показать что-то важное. Там, в дальнем сарае, они прятали какие-то важные документы. Паспорта, карты местности. Я знаю, где тайник.

– Тайник? – переспросил прапорщик.

Дроздов крикнул майора. Миратов подошел к Анисимову, выслушал его сбивчивый рассказ о документах и тайнике. – Ну, пошли, показывай, – Миратов подтолкнул Анисимова ладонью в спину. Миратов крикнул еще двух бойцов из оцепления. Чем черт не шутит, где-то в темных углах мог прятаться сообщник Анисимова. Впятером они прошли в дальний конец двора. Здесь углом под одной крышей стояли три дровяные сарая, каждый сарай имел отдельную дверь. Замков на дверях нет, только деревянные завертки. Анисимов остановился, поднял руки, показав пальцем на средний угловой сарай. – Вот здесь, – сказал он. – У дальней стены ящик с луком. Надо его переставить, копнуть на штык саперной лопатки. В песке пакет с документами.

– Ты ничего не путаешь? – спросил Миратов. – Может, хочешь что-то добавить? Может, ты чего-то не договорил?

Анисимов отрицательно помотал головой, шмыгнул носом, сглотнул слюну. Он готов был разрыдаться в голос.

– Господи, – неожиданно Анисимов прижал руки к сердцу и всхлипнул. – Я проклинаю тот день. Ну, когда связался с этими людьми. Они подонки, убийцы. Это все от нищеты. У меня четверо детей. Их надо кормить. Иной раз у нас на кусок хлеба не хватало. У моей жены болезнь крови. Все ради них. Ради детей. Мне пообещали большие деньги…

Майор не ответил. Всхлипывая, Анисимов заглянул в глаза Миратову.

– Скажите, а мне будет какое-то послабление? – спросил он. – Я согласен помогать следствию. Я на все согласен. Мне сбросят за такое дело хоть пару лет? Хоть сколько…

– Ты еще поторгуйся, – усмехнулся майор. Ушибленная голова Миратова гудела, боль перемещалась от виска к затылку и обратно. – И нос вытри. Хватит тут помойку разводить.

– У вас дети есть? – спросил Анисимов.

Миратов не ответил. Сейчас только этих соплей не хватало. Дети…

Дроздов, не дожидаясь команды, сделал шаг вперед, к двери, повернул завертку. Он уже хотел потянуть на себя железную ручку, изъеденную ржавчиной. Но Миратов опередил это движение, шагнул к прапорщику, тронул его за плечо.

– Нет, – сказал Миратов. – Нет, я сказал. Не торопись.

Дроздов посмотрел на майора, сморгнул. Но приказ выполнил. Отступил на шаг от двери.

Анисимов потупил глаза, вытер набежавшую слезу. Миратов, прищурившись, посмотрел в лицо задержанного, что-то решил для себя, дал команду всем бойцам отступить на прежнюю позицию, к дальнему забору, захватив с собой Анисимова. Оставшись один, Миратов достал из-за пояса фонарик, его длинной ручкой разбил оконное стекло. Подставив пустой пластиковый ящик из-под бутылок, встал на него ногами, посветил в темное нутро сарая. Световое пятно фонаря выхватило из темноты наваленные возле стен деревянные ящики, низкую поленицу дров, бесформенную кучу истлевших от времени тряпок. Вон он у стены, тот ящик с луком.

Ухватившись руками за наличник, майор залез через окно в сарай. Застыв на месте, стал светить фонарем себе под ноги, вдоль стен, по углам. В двух метрах от двери стоял красный пятидесятилитровой баллон с газом. Сюда, на далекую окраину магистральный газ не провели, жители покупают привозные баллоны. Справа и слева газовый баллон подпирали поставленные на попа двадцати килограммовые ящики с металлическими болтами. Упаковка на ящиках фабричная. Странное соседство. Миратов сделал два осторожных шага вперед, остановился, посветил фонариком. Свет был слабым, батарейки подсели. Миратов замер на месте, сердце забилось часто и тяжело. Ошибиться он не мог. К горловине баллона широкой клейкой лентой были прикручены две гранаты Ф-1. К кольцам обеих гранат привязана тонкая, едва заметная в свете фонарика рыболовная леска. Другой конец лески обвязан вокруг дверной ручки. Впав в оцепенение, Миратов рассматривал литой корпус ближней гранаты с продольными и поперечными полосками на поверхности. Он решил, что нужно немедленно выбраться из сарая тем же маршрутом, через окно, и вызвать саперов. Но не тронулся с места. Подумал, что каждая такая граната имеет радиус поражения осколками в двести метров и вес разрывного заряда шестьдесят грамм. Если леска слегка натянется, предохранительные кольца выскочат из гнезд, гранаты рванут. Тогда дверь взрывной волной сорвет с петель, осколки достанут стоящих в оцеплении бойцов и плотную толпу мирных зевак, которых продолжает прибывать с каждой минутой. От разрывов гранат сдетонирует газовый баллон, металлические болты разлетятся по округе, сметая все живое на пути. Ясное дело: трупы придется считать не единицами, дюжинами. Миратов отступил назад, поставил фонарь на подоконник так, чтобы свет падал на горловину баллона и гранаты. Он расстегнул нагрудный карман куртки, запустил внутрь кармана пальцы. Нож для такого дела не годился. От прикосновения не слишком острого клинка двойная леска может сильно натянуться. А вот лезвие бритвы – самый подходящий инструмент. В правом кармане лезвия не оказалось. В эту минуту Миратов исходил потом и думал, что завертка двери с внешней стороны осталась открытой. Если вдруг с моря налетит резкий порыв ветер, дверь распахнется. И тогда…

– Только не суетись, – прошептал майор. – Не дергайся…

Миратов расстегнул левую пуговицы куртки, влажными от волнения пальцами нащупал бритву на дне кармана. Снял губами вощеную бумажку. Шагнув вперед, наклонился над баллоном. Придержал леску левой рукой. Чиркнул по ней бритвой, перерезав сначала одну, затем другую нитку. Разогнулся и вытер пот рукавом куртки. В следующую минуту Миратов освободил гранаты от клейкой ленты, вывинтил запалы и сунул их в карман.

Он вышел на двор через дверь. Прислонился плечом к стене сарая и стал бездумно наблюдать, как догорает саманная хибара. Вытащил пачку сигарет, прикурил, заметив, как сильно дрожат пальцы. А ведь он, Миратов, едва не доверился Анисимову, едва не купился на его слезы и рассказ о больной жене и детях. Чуть не поверил в существование мифического тайника с документами под ящиком лука. Майор ФСБ, пятый десяток разменял, он тертый перетертый мужик… И вдруг такая наивность.

Миратов выплюнул окурок. Прошагал через двор. Анисимов, опустив голову, стоял у забора и носком ботинка ковырял песок. Когда майор приблизился на расстояние двух шагов, Анисимов поднял глаза, глянул на Миратова и криво усмехнулся, оскалив ровные белые зубы.

– Ну что, Витя? – хриплым шепотом спросил Миратов. – Где твои важные документы?

Размахнулся и съездил Анисимова кулаком в ухо. С трудом державшийся на ногах, угоревший от дыма Анисимов легко повалился на землю, подняв пыль.

– Тайник, говоришь? Дети у тебя? Жена больная, говоришь?

Миратов ударил задержанного ногой, целя носком ботинка под нижнюю челюсть. Но Анисимов успел закрыть горло и лицо предплечьями, скованными наручниками. Миратов сплюнул. Он почувствовал, что не осталось сил даже набить морду этому отбросу, ни на одно лишнее движение не осталось сил. – Ладно, тащите падаль в машину. Дальше с моих глаз. Иначе я его пристрелю. Где-то совсем близко завыла сирена скорой помощи. Голубым глазом блеснул проблесковый маячок.

Колчин медленно спускался вниз по песчаному откосу, ориентируясь по глубоким следам, оставленным «Нивой». Видимо, машина переворачивалась, вставала на колеса и снова валилась на бок и продолжала движение вниз. Колчин уже преодолел метров двадцать, но конца спуску все не было. Луна спряталась за серые облака. Песок под ногами осыпался. Когда подметки не находили твердой опоры, Колчин падал на бок, замирал и прислушивался. Но никаких новых звуков не было. Только монотонный шум прибоя сделался ближе, где-то вдалеке, на склонах холмов, застрекотали цикады, а ветер, дувший с моря, едва слышно шуршал песком и стеблями высохших диких цветов. Еще Колчин слышал, как наверху по трассе проехали два автомобиля, судя по звукам двигателей, легковушки. Одна машина прошла в сторону Махачкалы, другая в обратном направлении. Путешествие к подножью склона затруднялось тем, что в правой руке Колчин сжимал рукоятку пистолета, а левая свободная рука отказывалась работать. Упав в очередной раз, Колчин напоролся плечом на куст колючки, больно уколол плечо. Оставив на ветке вырванный из рубашки клок ткани, он едва подавил стон. Кричать и стонать нельзя. Люди, находившиеся в машине, могли отделаться лишь легкими травмами. Возможно, они уже пришли в чувство и теперь готовятся выстрелить на звук, положить Колчина здесь, на склоне. Наконец, глаза, уже привыкшие к темноте, различили внизу темный абрис машины. Колчин решил не торопиться. Он лег на левый бок, прицелился в «Ниву», положив кисть на бедро, чтобы рука не дрогнула. Он ждал минут семь, надеясь, что его противники каким-то образом выдадут свое присутствие. Но не заметил никакого движения ни вокруг автомобиля, ни в салоне. Сунув пистолет под ремень, стал спускаться к «Ниве». Чтобы не упасть, он хватался рукой за кусты полыни, выдергивал из песка длинные травяные корни. Очутившись на ровном месте, снова вытащил пистолет. «Нива» стояла на четырех колесах, глубоко зарывшись в песок разбитым передком. Здесь, рядом с морем, было светлее, чем на шоссе. Луна нехотя выползла из-за туч, ее свет, отраженный светло желтым песком, мог сослужить Колчину недобрую службу. На открытом месте, он стал хорошей мишенью. Но долго раздумывать, взвешивая свои шансы, не осталось времени. Колчин приблизился к машине на расстояние шага, рванул на себя водительскую дверцу. В первую секунду показалось, что салон пуст. Колчин распахнул заднюю дверцу, нагнулся вперед. В салоне пахло бензином и свежей кровью. Вдоль сиденья, ногами к Колчину неподвижно лежал человек в светлых брюках и желтой рубашке. Левая штанина от начала бедра и ниже пропитана темно бурой жидкостью. Колчин ощупал ногу, из-под брючной ткани выпирала сломанная, вылезшая из-под кожи бедренная кость. Ботинки полоны крови. Колчин, поставив колено на сиденье, пролез в салон, заглянул в лицо мужчины. Кавказец, на вид лет тридцать. Темные на выкате глаза открыты. Каштановые вьющиеся волосы слиплись, повисли жалкими сосульками, из полуоткрытого рта вылез черный язык. Над правой бровью входное пулевое отверстие. Следов пороховых ожогов нет. Второе входное отверстие на правой верхней челюсти. Человеку дважды выстрелили в голову с близкого расстояния. Видимо, пули вышли из затылка, спинка сиденья забрызгана мозговыми сгустками. Картина ясна: когда машина оказалась внизу, водитель увидел, моторный отсек разбит, у его напарника сломано бедро, значит, идти он не сможет. Тащить искалеченного человека на себе не имело смысла. И оставлять нельзя. Водила, долго не раздумывая, кончил дело двумя выстрелами в лицо. Видимо, расстрел произошел так неожиданно, что кавказец не успел защититься, на резиновом коврике в лужице крови валялся пистолет «ТТ».

Колчин выбрался из салона, вытер кровавые ладони о брюки. С того момента, как «Нива» слетела с дороги и оказалась под склоном, прошло минут тридцать. Здоровый сильный человек за это время прошагает километр, не больше. Идти тяжело, ноги по щиколотку вязнут в песке. Но в какую сторону двинул беглец? Ночью без служебной собаки эту головоломку не решить. А широкая полоса пляжа затоптана сотнями человеческих ног. Остается одно: срочно вызывать оперативников ФСБ и милицию, перекрывать район. На это уйдет время. Возможно, часа два. В худшем случае, опера появятся здесь только к рассвету. Выставят посты вдоль береговой линии, перекроют дорогу, прочешут песчаные холмы. Но в эту широкую сеть пуганая опытная рыбка вряд ли угодит. И все-таки надо попробовать…

Колчин вздохнул и начал трудный подъем на склон холма. Выбравшись на дорогу, он долго топтался на обочине, ожидая машину. Когда вдалеке показались светящиеся фары, встал посередине дороги, раздвинул в стороны руки. Молодой водитель, взявший за правило не брать ночных попутчиков, возвращался в Махачкалу. Он издалека заметил человека на дороге, «Жигули» на обочине. Подъехав ближе, парень испугался чуть не до обморока. Лицо незнакомца, разорванная светлая рубашка и штаны были густо заляпаны кровью. Из-под брючного ремня торчала рукоятка пистолета.

Водитель посигналил длинным гудком, но человек не ушел с дороги, даже не попятился. Объехать чужака не было возможности, мешала «пятерка». Водитель ударил по тормозам, «Волга» остановилась. Колчин, оставаясь стоять на месте, вытащил из заднего кармана удостоверение, развернул красную книжечку и выставил вперед руку. Водитель должен прочитать то, что написано на трехцветной бумаге.

– Я майор госбезопасности Валерий Колчин. Мне нужна помощь.

Он закрыл книжечку, подошел к водительской дверце, наклонился.

– Остановишься у ближайшего поста дорожно-постовой службы, скажешь старшему офицеру, чтобы немедленно связался с городским управлением ФСБ. С майором Миратовым. Скажешь, что Колчин здесь, на дороге. Они знают, что делать. Как тебя зовут?

– Темир Шураев.

– Добро. Езжай, Темир.