В квартире Верекеров гостиную заменяла большая студия. Ужин накрыли на конце черного дубового стола, предварительно убрав оттуда хлыст для собак, два тюбика краски, газету «Обсервер» (открытую на странице с кроссвордом, составленным человеком, взявшим псевдоним Торквемада), словарь Чеймберса, атлас газеты «Таймс», том Шекспира и оксфордский сборник стихотворений. Пока Мергатройд ходила на кухню и обратно со стаканами и тарелками, Кеннет бросил последний взгляд на недорешенный кроссворд и по обыкновению заявил на свой неизменный манер, что будь он проклят, если возьмется еще хоть за один. Рудольф Мезурье, приехавший с телятиной, мясным пирогом и половиной ковриги хлеба, сказал, что знает человека, который решил весь кроссворд за двадцать минут. Виолетта, старательно пудрясь перед венецианским зеркалом, сказала, что для решения таких кроссвордов нужно иметь разум Торквемады.

– Откуда взялись эти бутылки? – спросила Мергатройд, потрясенная видом роскошных золотистых горлышек.

– Остались от вечеринки у Фрэнка Кру на прошлой неделе, – объяснил Кеннет.

Мергатройд громко фыркнула и с громким стуком поставила блюдо на стол.

– Надо же, – сказала она. – Можно подумать, что это уже поминки.

Гости почувствовали себя скованно. Виолетта поджала красивые губки и откашлялась. Рудольф Мезурье поправил галстук и робко произнес:

– Ужасная история с мистером Верекером. Это кажется просто невероятным.

Виолетта грациозно повернулась и одарила его медленной, обаятельной улыбкой.

– Да, кажется, правда ведь? Я его не знала, но мне жутко об этом думать. Не думаю, что Тони и Кен полностью это осознали.

– Не думаешь, моя милая? – насмешливо произнес Кеннет.

– Кеннет, как бы ты ни относился к бедному мистеру Верекеру, когда он был жив, думаю, ты мог бы по крайней мере притвориться опечаленным.

– Это бессмысленно, – сказала Антония, доставая маслины из высокой банки. – Принимай нас, Виолетта, такими, какие мы есть. Кеннета не отучишь говорить то, что придет ему в голову.

– Не думаю, что это хороший план, – холодно ответила Виолетта.

– Это только из-за его слов, что твоя зеленая шляпка похожа на курицу в обмороке. К тому же это не план: это диагноз. Маслину, Рудольф?

– Спасибо. – Мезурье отошел в дальний конец комнаты и присел на угол обеденного стола. Взяв маслину с конца штыка, которым девушка добывала их из банки, он вполголоса спросил: – Как это произошло? Почему ты там оказалась? Я никак не могу понять.

Она твердо выдержала его взгляд.

– Из-за нас с тобой. Я написала ему, что мы хотим пожениться, решив, что он будет рад и, возможно, сделает нам щедрый подарок.

– Да, я знаю. Жаль, что сначала ты не посоветовалась со мной. Я не представлял…

– Почему? – перебила его Антония. – Передумал?

– Нет-нет! Что ты! Дорогая, я без ума от тебя, но сейчас не время. Ты знаешь, я на мели, и такой человек, как Верекер, сразу бы пришел к мысли, что мне нужны твои деньги.

– Никаких денег у меня нет. Нельзя назвать деньгами пять сотен в год. К тому же в этом году несколько фирм не платят дивидендов, так что я почти нищая.

– Да, но у него-то деньги были. В общем, я жалею, что ты так поступила, потому что это ставит меня в неловкое положение. Надеюсь, не очень неловкое, но непременно выяснится, что мы повздорили в тот день, когда он был убит.

Антония посмотрела в другой конец студии на другую пару. Они как будто были поглощены ссорой. И она спросила без обиняков:

– Откуда ты знаешь, когда он был убит?

В темно-синих глазах Рудольфа, окаймленных черными ресницами, появилось испуганное выражение.

– Я… разве ты мне об этом не говорила?

– Нет, – отрезала Антония.

Он издал неуверенный смешок.

– Но ты сказала. По телефону. Ты забыла. И все же мое положение, ты же понимаешь, не так ли? Конечно, в сущности, это не важно, но у полицейских непременно возникнут подозрения, а оказаться замешанным в чем-то мне бы не хотелось – в моем положении нужно быть осмотрительным.

– Не беспокойся, – сказала Антония. – Это меня подозревают полицейские. Я там была.

– Тони, я тебя не понимаю. Почему ты там была? Что привело тебя туда? Месяцами не разговаривала с Верекером, а потом вдруг понеслась в коттедж «Риверсайд» на выходные – никакого смысла тут я не вижу.

– Смысл есть. В субботу утром Арнольд отправил мне из конторы отвратительное письмо, которое я в тот же день получила. И поехала поговорить с ним по этому поводу.

– Ах, моя дорогая! – сказал Мезурье, благодарно пожимая ей руку. – Можешь не рассказывать. Он написал обо мне что-то клеветническое. Могу представить! Только не нужно было делать этого, милая. Я могу сам за себя постоять.

– Да, наверное, можешь, – ответила Антония, – но все равно я не хотела позволять Арнольду распускать о тебе ложь.

– Дорогая! Что он тебе сказал?

– Он мне ничего не сказал, потому что мы не виделись. Написал несколько страниц чуши о том, что очень скоро пойму, за какого подлеца собираюсь замуж, что ты негодяй, вор и все такое прочее.

– Черт возьми, он был свиньей! – воскликнул Мезурье, покраснев. – Само собой, понимал, что через год не сможет воспрепятствовать нашему браку, поэтому пытался очернить меня перед тобой. Письмо у тебя?

– Нет, я его сожгла. Подумала, так будет безопаснее.

Мезурье пристально посмотрел на нее.

– Значит, оно не попадет в руки полиции? Дорогая, ты ничего не скрываешь? Если Верекер выдвинул против меня конкретное обвинение, скажи мне.

– Конкретных не было.

В этот момент в комнату вошла Мергатройд. Антония встала из-за стола и посмотрела в сторону брата.

– Если вы кончили ссориться, ужин готов. – Подумала и логично добавила: – А если нет, все равно готов.

Кеннет двинулся к столу.

– Я снова ее рассердил, правда, моя красавица? Где наши непримиримые противоположности?

– Я не сержусь, – печально сказала Виолетта. – Только немного уязвлена.

– Моя обожаемая! – произнес он виновато, но с легкой озорной улыбкой.

– Да, все это замечательно, – произнесла Виолетта, садясь за стол, – но иногда я думаю, что тебя интересует только моя привлекательная внешность.

Он бросил на нее полунасмешливый-полусерьезный взгляд.

– Я обожаю твою привлекательную внешность.

– Спасибо, – сухо ответила Виолетта.

– Не такая уж она привлекательная, – заметила Антония, сражаясь с суставами холодной курицы. – Прежде всего глаза у нее слишком широко расставлены, и не знаю, замечал ли ты, но одна сторона ее лица уступает другой.

– Ты только посмотри на изящную линию ее подбородка! – сказал Кеннет, положив деревянную ложку для салата и очертив большим пальцем линию в воздухе.

– Да прекратите вы! – возмутилась Виолетта и обольстительно посмотрела на сидевшего напротив Мезурье. – Правда, они ужасны? Вам не кажется, что мы с вами отчаянно смелы, раз вступаем с ними в брак?

Он ответил ей в том же шутливом духе, и они продолжили легкую болтовню. Попытки втянуть в разговор остальных были не особенно успешны. Кеннет сидел с мрачным видом. Его всегда злило, когда Виолетта флиртовала с другими мужчинами. Антония, когда Виолетта попросила Мезурье убедить свою невесту, что красное ей совершенно не к лицу, ответила с такой жестокой откровенностью, что разговор прервался, словно лопнувшая нить.

– Ты ведь художница? – поспешно спросил Виолетту Рудольф.

– Нет, – ответил за нее Кеннет.

– Ну, может, я и не художница в том смысле, как вы, интеллектуалы, это понимаете…

– Не художница. Ты не умеешь рисовать.

– Спасибо, дорогой. Только я зарабатываю этим на жизнь, – мягко сказала Виолетта. – Видите ли, мистер Мезурье, я делаю афиши и рекламу. Я обнаружила, что у меня есть кое-какие способности… – Кеннет закрыл лицо ладонями и застонал, – …кое-какие способности, – повторила Виолетта, – и, полагаю, моя манера стала модной. У меня всегда было чувство цвета, линии и…

– Да помолчи ты, дорогая! – взмолился Кеннет. – Чувства цвета и линии у тебя не больше, чем у бультерьеров моей сестры!

Виолетта оцепенела.

– Не знаю, пытаешься ли ты меня разозлить, но…

– Ангел мой, я ни за что не стал бы тебя злить, только держи язык за зубами! – попросил Кеннет.

– Понятно. Я должна сидеть молча, а ты будешь высказывать свои взгляды.

– Кеннет, она совершенно не способна молчать, – рассудительно сказала Антония. – Он имеет в виду – не говори об искусстве.

– Спасибо. Я прекрасно знаю, что в искусстве никто, кроме Кеннета, ничего не смыслит.

– Ну а если знаешь, то какого черта…

– Шампанское! – воскликнул Рудольф, воспользовавшись паузой. – Мисс Уильямс, вы не откажетесь? Тони?

– Почему в этом доме никогда нет льда? – спросил Кеннет, внезапно сменив тему разговора.

– Потому что на те деньги, что предназначались для покупки холодильника, мы купили дубовый сундук, – ответила Антония.

Благодаря перемене темы и шампанскому компания не распалась окончательно. Об искусстве никто больше не упоминал, и когда все четверо поднялись из-за стола и перешли в другой конец комнаты, Виолетта смягчилась по отношению к Кеннету, страстно желавшему загладить вину. Рудольф вызвался сварить турецкий кофе, если Мергатройд не будет возражать. Они с Антонией пошли в кухню и под пренебрежительным, но снисходительным взглядом Мергатройд сварили напиток. Турка он привел бы в недоумение, но пить его было можно.

Вечер был теплый, и от суеты Антонии стало так жарко, что она объявила о намерении принять ванну. Удалившись в ванную, она через четверть часа вернулась в пляжной пижаме, которая ей очень шла, но возмутила Мергатройд. Та сказала, что девушке должно быть стыдно, ведь сегодня воскресенье и все такое прочее. Кеннет, к неудовольствию Виолетты, снял пиджак и разлегся на диване, подложив руки под голову и расстегнув верхнюю пуговицу рубашки. Виолетта грациозно опустилась на лежавшую на полу подушку. Вид у нее был спокойный и хладнокровный. Рудольф Мезурье, расстегнувший для прохлады чересчур приталенный пиджак, прислонился к подоконнику и выпускал колечки табачного дыма.

Через десять минут раздался звонок в дверь.

– Это, наверное, Джайлс, – сказала Антония.

– Господи, я и забыл, что он должен приехать! – воскликнул Кеннет.

Виолетта машинально потянулась за косметичкой, но не успела даже посмотреться в крохотное зеркальце, как Мергатройд ввела гостя.

– Мистер Джайлс! – сурово объявила она.

Джайлс Каррингтон остановился на пороге и с насмешливым удивлением оглядел группу.

– Вы олицетворяете картину светской жизни и вульгарного существования, – заметил он. – Загораешь, Тони?

– Входи, налей себе выпить, – пригласил Кеннет. – И не бойся сказать нам самое худшее: здесь все свои. Наследник я или нет? Если да, мы купим холодильник. В этой чертовой квартире нет льда.

Джайлс не обратил на его слова ни малейшего внимания, но улыбнулся Виолетте.

– Бессмысленно ожидать, что кто-то из моих двоюродных нас познакомит. Моя фамилия Каррингтон.

– Вы правы, они безнадежны. Моя фамилия Уильямс. Вы знаете, я невеста Кеннета.

– Не знал, но поздравляю его. Добрый вечер, Мезурье.

– О, как любезно с вашей стороны! – сказала Виолетта, игриво глядя на Джайлса.

– Это всего лишь его прекрасные итонские манеры, – охладила ее пыл Антония. – Джайлс, когда дознание?

– Во вторник. Тебе нужно присутствовать.

– Проклятие! Ты там будешь?

– Да, конечно. Я тебя подвезу. – Джайлс налил себе виски, добавил в него чуть содовой. – Машина Арнольда нашлась, – небрежно произнес он.

– Где? – спросила Антония.

– В извозчичьем дворе возле Кромвель-роуд.

– Как думаете, это хоть немного поможет полиции? – спросила Виолетта.

– Вряд ли. По-моему, там нашли только чемодан Арнольда, шляпу и корзину с едой.

– И никаких следов крови? – лениво спросил Кеннет. – И окровавленного ножа? Большая досада для полицейских.

– Не обнаружили совершенно никаких улик? – спросил Рудольф. – Должны же там быть какие-то следы? Отпечатки пальцев или что-то еще?

– Увы, не могу вам этого сказать, – ответил Джайлс в своей спокойной, любезной манере. – Полицейские со мной не настолько откровенны.

– Ты виделся еще раз с этим похожим на барашка суперинтендантом? – спросила Антония, обхватив колени руками.

– Да, подвез его в Лондон.

Кеннет переменил позу и сел.

– Послушай, ты на чьей стороне?

Джайлс Каррингтон вскинул на него взгляд. Кеннет усмехнулся.

– Я не в буквальном смысле, но ты должен действовать в наших интересах.

– Именно это я и пытаюсь делать, – ответил Джайлс.

– Тут много затруднений, – пробормотал Кеннет, снова ложась. – Тони неожиданно влезла в гущу событий, а я, видимо, не смогу доказать алиби. И все равно, – добавил он, запрокинув голову, чтобы поглядеть на порхающего мотылька, – взвалить на меня это убийство будет нелегко. Во-первых, ножа у меня нет и никогда не было. Во-вторых, никто не поверит, что я могу так ловко совершить убийство, не оставив следов. К тому же я в последнее время не ссорился… – Он снова резко сел. – Черт! Каким я был дураком. Написал Арнольду письмо с просьбой денег, а он отказал. Готов держать любое пари, что он сохранил мое письмо и копию своего ответа.

– Кеннет, не болтай ерунду! – попросила Виолетта. – Разумеется, никто тебя не подозревает!

– Возможно, и заподозрят, но доказать это будет чертовски трудно. Как думаешь, Джайлс?

– Если зайдешь завтра ко мне в контору в полдень, то скажу, – ответил тот, допивая виски.

Виолетта встала и разгладила юбку.

– Разумеется, вы не можете разговаривать, пока здесь я и Мезурье, – произнесла она. – Да и все равно мне пора домой. У меня сегодня был нелегкий день. Кеннет, обещай, что перестанешь валять дурака и расскажешь все мистеру Каррингтону. Ты прекрасно знаешь, что не совершал это убийство, а по твоему поведению кто угодно сочтет, что совершил.

– Да, вам необходимо обговорить все втроем, – согласился Мезурье. – Позволите проводить вас домой, мисс Уильямс?

Виолетта приняла предложение с характерной делано-застенчивой улыбкой, и, несмотря на громкие, возмущенные протесты Кеннета, оба настояли на своем. После их ухода Мергатройд вошла убрать стаканы и перебила Кеннета, бранившего кузена за расстройство компании:

– Будет вам, мастер Кеннет. Слушайте, что говорит мистер Джайлс, и держите язык за зубами. Если что понадобится, я буду в кухне.

Мергатройд удалилась, было слышно, как она вошла на кухню и затворила дверь. Кеннет снова сел на диван и оперся локтями о колени.

– Осточертело мне уже это убийство, – сказал он. – Убийцу никогда не найдут, так чего беспокоиться?

Джайлс достал трубку и стал набивать ее табаком.

– Уясни вот что, – сказал он. – Если у полиции не появится никаких улик для установления личности убийцы, твое положение будет очень серьезным.

Кеннет посмотрел на него.

– Почему? Я думал, что основная подозреваемая – Тони.

– Как по-твоему, что полиция будет искать первым делом? – заговорил Джайлс. – Мотив. У Тони мотив месть, озлобленность, называй это как угодно. Твой мотив гораздо сильнее. Ты в стесненных обстоятельствах, пытался взять у Арнольда деньги и с его смертью становишься наследником большого состояния.

– Да, но я не сразу подумал об этом после того, как Тони сказала мне о его смерти. Правда, Тони?

– Сомневаюсь, что это произведет впечатление на присяжных, – сказал Джайлс. – Что ты делал вчера вечером?

– Пошел навестить Виолетту.

– В какое время?

– Не знаю. После восьми. Мергатройд уже не было, Тони как будто ушла на всю ночь, и никто не видел, как я уходил.

– Ты отправился в дом мисс Уильямс?

– На квартиру. Но там ее не оказалось. На звонок никто не отвечал, и я пошел в какой-то кинотеатр. Нет, не знаю, в какой, и не знаю, как назывался фильм, потому что опоздал к началу, и он был таким скучным, что я почти весь сеанс проспал.

– Так, что ты делал, выйдя из кинотеатра?

– Отправился на прогулку, – ответил Кеннет.

– Куда?

– В Ричмонд-парк.

– С какой стати? – спросил пришедший в отчаяние Джайлс.

– А что? – ответил Кеннет. – Вечер был ясный, очень теплый, а я хорошо подремал в кинотеатре. И само собой, пошел гулять.

– Вот как! – воскликнул его кузен.

– Джайлс, но он ходит гулять по вечерам! – с беспокойством вмешалась Антония. – Мы оба ходим гулять, когда ложиться в постель слишком жарко.

Джайлс вздохнул.

– Когда ты вернулся домой?

– Не то в три, не то в четыре часа. Я не обратил внимания на время.

– И никто из знакомых не видел, как ты входил в кинотеатр, выходил из него, или по пути в Ричмонд? Не встречал какого-нибудь полицейского?

– Нет вроде бы. Мимо проехали несколько машин, но я не помню, чтобы кого-то встречал.

– То есть ничего из сказанного доказать не можешь, – подытожил Джайлс.

– Не могу, – вкрадчиво ответил Кеннет, – и ничего из этого полиция не сможет опровергнуть.