Сказка Шварцвальда. Тюрьма
Почтовая повозка, в которой ехала Кристина, обогнула по широкой дуге величественную гору Фельдберг и спустилась в долину Рейна. Перед уставшей женщиной отрылся захватывающий вид на огромный город из красного песчаника, укрывшийся под черепичными крышами, рассеченный пополам извилистой рекой, водная поверхность которой сверкала на солнце словно чешуя приготовившейся к нападению змеи.
Кристина никогда не выезжала из леса дальше Марцелля, и приближающийся город казался ей чудовищным зверем, огромным, пугающим. Уже на подъезде к нему обостренное обоняние уловило бесконечное количество чуждых запахов, вызывающих отвращение и тошноту.
Миновав южные ворота, повозка, подпрыгивая на брусчатке, медленно въехала в Свободный город Фрайбург. Взгляд Кристины упал на небольшую вывеску с изображением красного ревущего медведя, приглашающего уставших путников в трактир. Пустой желудок бедняги сжала голодная судорога: со вчерашнего дня в нем не было ни крошки. Утром ей удалось перекусить в гостевом доме, где она провела ночь. Сейчас солнце приближалось к полудню.
Отвернувшись от многолюдной харчевни, источающей аппетитные запахи, она обратилась к кучеру, прося остановиться недалеко от паломнического приюта, у монастыря Святого Франциска. Старик, опекавший ее все дорогу по просьбе сестры Иоахима, согласно кивнул.
Повозка еле протискивалась сквозь мрачные городские улицы, распугивая снующих прохожих. Теперь Кристина задыхалась от запаха гниющих отходов, валяющихся повсеместно под ногами, и помоев, которые текли по небольшим узким каналам, выдолбленным в мостовой, собираясь в основной канализационный желоб, выведенный за пределы городских стен. Прикрыв нос и рот рукой, она едва сдерживала подступающую рвоту. Кучер сочувственно улыбнулся и спросил:
– Хочешь, я остановлюсь, дитя мое?
Она отрицательно замотала головой и сжалась в три погибели:
– Надо спешить! Потерплю!
Повозка приблизилась к величественному собору. Его остроконечная башня, взметнувшаяся ввысь, казалось, протыкала насквозь низко опустившееся ненастное небо. Вокруг креста, проглядывающего сквозь рваные облака тумана, кружило воронье.
Кристину привлек искусно выполненный фасадный барельеф, с одной стороны изображающий Всевышнего в виде патриархального библейского старца в момент сотворения мира, с другой стороны – соблазняющего женщин Сатану, рогатое чудовище с телом сатира и головой козла. Страшные воспоминания о пережитом в подвале замка кошмаре ледяным панцирем сковали ее сердце, а по телу вновь прокатилась жаркая волна греховного желания. Кристина сжалась от страха, понимая, что не может влиять на пагубную страсть, поселившуюся в душе.
Приют паломников при францисканском монастыре находился недалеко от собора, напротив двух городских ратуш, соединенных в одно здание и увенчанных римскими часами на круглом циферблате. Простившись с добрым стариком, Кристина осторожно постучала в маленькое вырезанное в двери приюта окошко. Через мгновение его створка откинулась, и сморщенное старушечье лицо высунулось в отверстие. Беззубый рот что-то невнятно прошамкал. Кристина протянула сложенную в трубочку записку, приготовленную Иоахимом для настоятеля монастыря, где он просил оказать приют своей родственнице, якобы следовавшей по пути пилигримов в испанскую Компостелу. Недовольно фыркнув, прислужница схватила скрюченной птичьей лапкой послание и, захлопнув перед лицом девушки окошко, удалилась.
Опершись спиной о ворота монастыря, Кристина приготовилась ждать. Не прошло и пяти минут, как дверь распахнулась, и на этот раз молодая клариссинка в темной рясе и белоснежном головном уборе приветливо улыбнулась и пригласила уставшую путницу пройти внутрь. Показав небольшую светлую келью, где с трудом помещалась маленькая кровать, девушка провела ее в обеденный зал и накормила скоромным обедом. Долгожданная теплая еда сотворила чудо: в душе измученной Кристины воскресла надежда, глаза заискрились, а на бледных щеках проступил нежный румянец.
Монашка из скромности, а возможно, по велению настоятеля не допытывалась об истинных причинах, приведших путницу во Фрайбург. Вряд ли молодая женщина в одиночестве решилась на утомительную дорогу в далекую Испанию. Смиренная сестра пожелала ей покоя и благословила на исполнение задуманного во славу Господа. Вопрос о местонахождении городского суда и тюрьмы, где содержатся заключенные, также не вызвал у служительницы удивления. Рассказав подробно, как добраться до здания городского совета, в котором проходят дознания, она удалилась.
Когда на ратушных часах стрелки перевалили за два часа пополудни, за высоким кованым забором муниципального совета, ощетинившегося зловещими остроконечными пиками, уже собралась толпа праздных зевак, не пропускающих ни одного заседания инквизиционного суда. Для глупых горожан не находилось большей радости, чем своими глазами наблюдать за разыгрывающейся трагедией, которую потом можно пересказать соседям на рынке или в трактире, снабдив собственными подробностями и приукрасив скабрезными фактами.
Кристина, прикрыв живот руками, старалась протиснуться сквозь толпу толкающихся в ожидании бездельников. Постепенно ей удалось пробраться к самой решетке и крепко вцепиться в железные прутья руками. Выставив в сторону локти, она изо всех сил старалась удержаться в первом ряду и защитить тело от толчков недовольных зевак.
Ждать долго не пришлось. Ворота подвала в здании совета со скрежетом распахнулись, и, подгоняемые вооруженными пиками охранников, оттуда один за другим вышли около десятка осужденных. Медленным шагом, еле волоча ноги, утяжеленные кандалами, с закованными в общую цепь руками они следовали в здание напротив, где проходили судебные слушания.
Кристина, пряча голову от студеного ветра в капюшон плаща, внимательно всматривалась в лицо каждого проходящего мимо заключенного. Ее измученное сердце пронзила немыслимая боль, когда в человеке, замыкающем скорбную цепочку, она узнала своего любимого. Потеряв от охватившего ее волнения голос, она прохрипела:
– Яков… – и судорожно закашлялась.
Художника невозможно было узнать.
Он шел, низко опустив голову, не желая смотреть на воющую толпу, кидающую в несчастных камни и проклинающую бедолаг на чем свет стоит. На его бледном, осунувшемся лице виднелись кровоподтеки, небольшая рана на скуле воспалилась, свежие царапины на шее зияли багровыми полосами. Под распахнутым холщовым сюртуком по открытой груди разгуливала декабрьская стужа. Бедный парень не чувствовал пронизывающего холода, он загодя готовился к смерти. Он мечтал о ней.
– Яков! – прохрипела Кристина, но ее голос вновь сорвался. Она не могла оторвать от любимого покрасневших от слез глаз. Вцепившись руками в решетку, собрала все оставшиеся силы и вновь крикнула что было мочи:
– Яко-о-ов!!!
Но ее отчаянный вопль был отнесен в сторону внезапным порывом ветра. Почти сразу Кристину оттеснила возбужденная толпа, пробирающаяся ко входу в зал суда. Стараясь не быть затоптанной, несчастная прикрыла живот руками и, плача от бессилия, отскочила в сторону.
Художник замер на мгновение и в недоумении взглянул на осклабившиеся от предвкушения мерзкие глумливые рожи; его глаза безнадежно поискали в толпе ангела, чей нежный голос только что позвал его по имени.
Но бесполезно.
Подоспевший охранник толкнул его древком копья, приказывая поторопиться. Яков, сгорбившись словно старик, продолжил скорбный путь.
Синие, пронзительно-яркие глаза человека, наблюдавшего с верхнего этажа городского совета за происходящим на площади, подернулись влажной дымкой. А на его губах промелькнула довольная усмешка:
– Забавные муравьи… Моя догадка о разбитом сердце оказалась истинной.
Толпа, спешившая занять немногочисленные скамьи для слушателей, оттолкнула Кристину от входа на площадь. Когда несчастной вновь удалось протиснуться через многочисленных зевак, стоящие у входа в зал стражники преградили девушке путь: свободных мест на скамьях для простолюдинов больше не осталось. Как ни умоляла несчастная смилостивиться над ее горем, черствые непроницаемые лица не дрогнули. Когда же один из солдат занес над упрямицей руку для удара, Кристина смирилась и, глотая от бессилия слезы, отошла в сторону. Ей пришлось остаться на площади, как и другим неудачникам, жадно ловящим от зрителей в зале обрывочные новости о происходящем внутри.
Сначала слушались гражданские дела о кражах и стяжательствах, разбирались случаи членовредительства и мелкого мошенничества. Выкрикиваемые имена не имели для Кристины ровно никакого значения. Постепенно среди людей начало нарастать напряжение: близилась долгожданная часть разбирательств с участием инквизиции.
Стоящая в возбужденно гудящей толпе Кристина, несмотря на усталость после долгой дороги, в этот момент почувствовала прилив сил. Она вся обратилась в слух, вытянула шею, надеясь увидеть сквозь просвет в толпе любимого Якова.
Над головами пронесся вздох разочарования и послышались отдельные фразы:
– Глупый богомаз снова не хочет отвечать…
– Он молчит…
– Не кается, богохульник…
– Сжечь недоумка, чтобы всем было уроком, как чернить светлый образ!..
Кристина вскрикнула от ужаса. Она невольно бросилась ко входу в зал, но снова была грубо вытолкнута стражей. Упав на мокрую от стаявшего снега брусчатку, бедняжка подвернула щиколотку и горько, обреченно заплакала.
Никому не было до нее дела, никто не обернулся, чтобы подать лежащей на земле женщине руку. Алчные, налитые кровью глаза нелюдей были обращены к месту судилища.
Сердце безумной толпы билось в унисон, под аккомпанемент солирующего в стенах церковного суда дьявола, торжествующего легкую победу.
С наступлением сумерек в сопровождении монахини-клариссинки, согласившейся похлопотать у охраны, Кристина подошла к подвалу городской тюрьмы, где томились осужденные. Ее испуганное сердце выскакивало из груди, надежда на чудо перемежалась с неизбежным разочарованием.
Она видела, как монашка отвела начальника охраны в сторону и, что-то говоря, кивнула в ее сторону. Здоровенный детина, изъеденный оспой, с любопытством взглянул на затаившую дыхание Кристину и оскалился гнилыми деснами:
– Ты его ненаглядная? Пришла пообжиматься напоследок? А то день-другой, и мы переломаем ему все кости, – охранник захохотал, довольно потирая руки.
Монашка смолчала, сделав предупредительный жест рукой, чтобы девушка тоже не вступала с негодяем в пререкания. Кристина торопливо подошла к охраннику и положила в его протянутую ладонь-лопату золотой гульден.
Рука не дрогнула.
Птичка покраснела от волнения: в ее кошельке оставалось лишь три серебряных монеты, но она хотела сохранить их на обратный путь.
Жадный охранник упрямо держал руку в ожидании добавки.
Кристина скрепя сердце положила еще одну монету.
Страж осклабился, нагнулся ниже, дыхнул смрадом:
– Одну мне, другую моему напарнику, следуй за мной, красавица.
Искренне поблагодарив монашку, Кристина шагнула в темень подвала. Зажженный факел в руках рябого стража мелькал отблеском на влажных каменных стенах, быстро удаляясь.
Подвернутая утром щиколотка доставляла несчастной немалую боль, она еле успевала за широко шагающим впереди мужчиной.
– Подождите меня, умоляю, я повредила сегодня ногу и не могу идти быстро, – взмолилась Кристина.
Снизу винтовой лестницы раздался глухой смех:
– А ты свой передок послушай! Он выведет куда надо.
Цепляясь руками за скользкие камни, Кристина спускалась на ощупь, рискуя размозжить голову в кромешной тьме. По ее ногам несколько раз пробегали быстрые колючие лапки, цепляющиеся за платье, и раздавался отвратительный мышиный писк. Останавливаясь, она стряхивала с подола голодных грызунов и спешила за стражем. Запахи тлена, затхлой воды, пота и человеческих испражнений сводили ее с ума. Боясь потерять сознание от невыносимой вони, она закрыла рукой нос и дышала только ртом, рискуя подхватить заразу.
В конце лестницы забрезжил дрожащий свет факела. Охранник любезно отрабатывал золотой, ожидая ее.
Кристина спустилась в небольшое, освещенное тусклым светом чадящих светильников помещение, по обе стороны от которого находились камеры осужденных. Одна – более просторная, для обычных преступников. В другой, чуть дальше по погрузившемуся в тьму коридору, томились три человека, те, что были осуждены инквизицией.
Яков стоял у решетки, вглядываясь в сумрак подвала. Предупрежденный охранником о посетителе, он ожидал увидеть мать. Более ни одна человеческая душа не могла беспокоиться о нем.
Кристина вышла в круг света от факела и похрамывая приблизилась к побледневшему словно полотно Якову. Тот испуганно отстранился от нее, не веря глазам, полагая, что увидел призрак. Его руки судорожно стиснули толстые прутья камеры, словно пытались их разогнуть и вырваться на свободу, убежать прочь от потустороннего посланца.
Кристина, не сводя с любимого счастливых глаз, приблизилась к решетке и, обхватив его белые от напряжения кисти своими маленькими ручками, прикоснулась к каждой по очереди губами.
Две слезы сползли по грязным впалым щекам Якова.
Некоторое время они стояли сплетя руки и молча смотрели друг на друга, понимая все без слов.
– Яков, – наконец прошептала Кристина, вытерев ему слезы, – что ты натворил, глупый?
Она дрожащими пальцами коснулась бледных щек, поправила спутанные волосы, провела по нижней распухшей губе. Яков болезненно дернулся.
– Почему ты здесь? – раздался его глухой голос. – Ты же должна была…
– Я никому ничего не должна, – нетерпеливо перебила его Кристина, нежно прикрыв его рот рукой. – Молчи! Я не могу жить без тебя, мой дорогой друг, поэтому я здесь. Я не могу выйти за человека, которого не люблю. Мое сердце было с тобой, даже когда я разбивала твое. Вовек не искупить ошибки, что я совершила в тот злополучный день. Но сейчас… я пришла спасти тебя.
– Ты ошибаешься, Птичка, – голос Якова перешел на шепот, – ты пришла сюда на свою собственную погибель. Они не пощадят тебя даже из-за ребенка. Умоляю, оставь меня, я уже мертвец. Здесь царит ад, о котором мы не знали! Спасайся сама, спаси невинное дитя. Уезжай завтра же из Фрайбурга, возвращайся к Михаэлю. Пообещай, что сделаешь это!
Над ними нависла зловещая фигура охранника:
– Гульдены закончились, голубки. Отворковались!
Кристина испуганно взглянула на алчного негодяя. Мучительно вспоминая, чем она еще может заплатить, потянулась к разбитому гребню с изумрудной птичкой. Но передумала. Это украшение должно всю оставшуюся жизнь напоминать ей о грехе, избавиться от него таким способом негоже. Оставалось только серебряное кольцо с бирюзой, переданное ей по наследству от матери. Кристина решительно сняла его с безымянного пальца и, поцеловав на прощание, протянула охраннику.
Тот довольно усмехнулся, осветил безделицу факелом и, попробовав на зуб, нырнул в темноту.
Кристина встала на цыпочки, нагнула голову Якова и впилась в него долгожданным поцелуем. Его губы дрогнули, она почувствовала солоноватый вкус крови. В ту же секунду девушка испуганно отстранилась, боясь причинить ему боль, но Яков притянул ее руками к решетке и со всей страстью ответил на поцелуй.
Они дарили друг другу дозволенную ласку, не надеясь на завтрашний день.
Жили счастливым моментом, который, скорее всего, станет последним.
Голова Кристины закружилась от наслаждения, от чистоты и невинности поцелуя своего избранника. Когда они со стоном разомкнули уста, девушка прошептала:
– Я не могу обещать тебе то, что не намерена выполнить. Если суждено, я пойду за тобой на смерть, потому что жизнь без тебя не имеет смысла. Я давно хотела тебе сказать это. Но боялась… А теперь, пока еще не поздно…
Яков молча смотрел на нее. Он не находил слов.
– Завтра, умоляю, скажи судьям правду. Я подтвержу. Не захочешь ты – расскажу я. Они снимут с тебя обвинение в богоотступничестве, – горячо зашептала Кристина.
Художник сокрушенно поник головой. Его лицо сковала скорбь.
– Глупая девочка. Ты навлечешь на себя беду. Никто никогда не был оправдан инквизицией. Попасть в их паучьи лапы значит закончить жизнь или на костре, или, в лучшем случае, на виселице. Спасай себя, умоляю!
В конце коридора вновь показался охранник. Подойдя ближе, он схватил Кристину за руку и грубо вытолкал в освещенный факелами коридор. Испуганно и жалобно вскрикнув, девушка поймала в последний момент отчаянный взгляд Якова и тут была потащена наверх железной рукой стражника.
– Благодари бога, курица, что никто более не слышал слова твоего еретика о священной инквизиции. Незаслуженного наказания не бывает, запомни это! – прогремели над ее головой грозные слова. И тяжелая дверь тюремного подвала с лязгом захлопнулась.
Кристина без сил опустилась на холодную мостовую прямо перед закрытой дверью темницы и, воздев глаза и руки к небу, впервые заговорила с Богом. Не зная ни одной молитвы, она просила его о спасении самой дорогой для нее души – ее любимого Якова. Она говорила с ним простыми словами, идущими из глубины сердца, как учил ее Иоахим. Не чувствуя ни холода камня под ногами, ни порывистого ветра, принесшего с Рейна колючий снегопад, она погрузилась в странное состояние, распространившееся по всему телу теплой ласковой волной.
Девушка потеряла счет времени.
– Я не оставлю тебя, дитя, – прошептал в ее голове ласковый голос, похожий на голос святого отца из Марцелля. – Встань и иди, я благословляю тебя.
Поднявшись с ледяных камней, Кристина направилась в сторону приюта. В ее сердце засветился маленький огонек надежды, которая как светоч повела ее через мир мрака и боли.
