Сказка Шварцвальда. Встречи
Тихо скрипнула дверь мастерской Циммерманов. Наклонив голову, с замиранием сердца Кристина заглянула в святая святых, в волшебный мир, знакомый ей с раннего детства. Манящий, исполненный парящих образов, запахов масел и лаков, влажного ванильного аромата, исходящего от свежевыпиленных подрамников, и сухого теплого благоухания от прогретых под солнцем холстов, скучающих на старых трескучих мольбертах. Мир, предвещающий рождение новых фантазий, наполненный полетом воображения мастеров, творящих здесь, в маленьком одноэтажном домике в самом центре Марцелля.
Мастерская, искрящаяся волшебным светом, проникающим сквозь расписные мозаичные витражи, стояла недалеко от рыночной площади и принадлежала отцу ее старинного друга Якова, юного мастера, чьи краски она растирала, считая это великим благом, дарованным небесами.
– Господин Циммерман? – тихо позвала Кристина, вглядываясь в темноту и вдыхая полной грудью долгожданный, искушающий, знакомый с детства запах. – Это я, птичка-Кристина. Отзовитесь кто-нибудь.
Скрип деревянных половиц за спиной и легкое прикосновение руки вызвали неожиданный прилив крови и резкое сердцебиение.
Он испугал ее, появившись из соседнего подсобного помещения. Молодой человек, одетый в серую холщовую рубаху ремесленника, высокий, ссутулившийся, чтобы уместиться в приземистом помещении мастерской, осторожно дотронулся до ее плеча, скрывая счастливую улыбку.
– Малышка, это ты?
Кристина резко обернулась и, увидев старого приятеля, на секунду потеряла дар речи.
Слишком долго она не посещала Марцелль. Ее наставник, друг детства, юный подмастерье слишком быстро повзрослел и превратился в привлекательного мужчину. Взволнованного, зардевшегося словно маковый цвет и готового провалиться сквозь землю по неизвестной девушке причине.
Как странно… Он почему-то боялся на нее взглянуть. Что говорить о том, что он никак не осмеливался, как прежде, щипнуть ее за бочок и потаскать за разноцветные бантики, которыми она украшала свои белокурые косы.
Что стало с ее Яковом? Почему он скрывает лицо, как будто совсем не рад ее видеть?
Несмотря на странность встречи, Кристина повисла на шее у юного учителя, неуклюже уткнулась носом в лямку кожаного фартука и с наслаждением вдохнула запах одежды и волос, навечно впитавших в себя запахи красок. Яков был для нее самым главным чародеем, умевшим создавать удивительные миры легким движением кисти. Кристина боготворила его, но сейчас, по привычке, прижавшись лицом к груди, испытала странное чувство недоумения.
Художник дрожал всем телом. Какое чародейство подействовало на доброго друга, превратив в совершенно незнакомого, пусть более привлекательного, но все же другого человека, который настораживал и вызывал недоумение? Что же произошло за то время, пока она не навещала Марцелль?
Может, тут не обошлось без чьих-то злых заклинаний? Почему нет прежнего беззаботного веселья при встрече? Дружеских шуток, тумаков, беззаботных приветствий и поцелуев, невинных, легких, ничего не значащих? Словно между ними выросла стена.
То была не стена отчуждения. Это была граница, разделившая внезапно два мира, таинственных и интересных, жаждущих друг друга.
– Яков, милый, почему ты так странно смотришь на меня? Что в моем лице кажется тебе чудным? Или у меня выросли невидимые рожки? – Кристина в недоумении ожидала ответа от молодого мастера, который не мог отвести от нее восхищенного взгляда. Она, по своему обыкновению, присела у его мольберта и начала растирать приготовленные для работы над портретом пигменты.
Молодой человек смущенно вспыхнул и потупил взор. Но вот он снова поднял на Кристину теплые карие глаза и широко улыбнулся, рассеивая ее опасения:
– Кристина, прости. Ты изменилась, невероятно похорошела. Заставила теряться в догадках: ты ли та хрупкая девочка, рассказывающая сказки про Старика и маленького Модника? Ты ли тот светловолосый ангелочек, чей мелодичный голос напоминал мне перезвон колокольчиков?
– Я тебя не понимаю. Говоришь, что я похорошела, и тоскуешь о потерянном ангеле. Так кем я стала ныне? Почему ты продолжаешь прятать от меня взор?
– Я теряюсь, госпожа…
– Яков, да что с тобой, ты ранее никогда не величал меня так. Не пугай, скажи, что случилось.
Кристина отложила ступку с пестиком в сторону, взяла молодого художника за руку и требовательно заглянула в лицо. Бедолага покрылся пунцовыми пятнами, рука его задрожала, дыхание сбилось. Старательно пряча глаза от настойчивого взора Кристины, он с трудом выдавил:
– Госпожа, простите… Кристина, почему ты так давно не приезжала в Марцелль? Я запомнил тебя небесным созданием, помнишь, я делал с тебя наброски для местной часовни? А ныне… Я преклоняю колени перед божественной красотой, ты уподобилась ликом Мадонне.
Девушка испуганно приложила пальчики к его губам.
– Тихо. Молчи! Не дай бог, услышит тебя лихой человек и обвинит в ереси. Грешно смертному, тем более женщине, уподобляться святой. Не смей даже в мыслях меня с ней равнять, иначе беды не избежишь.
– Но крест святой, любезная моя муза, что с тобой случилось за этот год? Ты расцвела подобно розовому бутону, подобно нежному цвету пиона в матушкином саду. Подобно…
– Бедный мой друг. Ты слишком давно не видел меня, вот и позабыл, но это не беда. Теперь я буду часто наведываться в Марцелль, Вильгельм смирился с тем, что Птичка подросла, оперилась и может сама вылетать из гнезда, – Кристина весело рассмеялась и чмокнула все еще смущенного художника в пунцовую щеку. – Так что берите меня в подмастерья с небольшим вознаграждением за хорошо разведенные краски и вымытые кисти.
Яков, придя в себя, улыбнулся и по старой привычке легко ущипнул Кристину за локоток.
– Беру тебя в подмастерья, мои оперившийся ангел. Ты надолго к нам залетела или лишь на мгновение? Смутить бедного художника, лишить его покоя и украсть навеки его сердце?
Кристина все не могла взять в толк, что происходит между ней и ее давнишним приятелем. Ее кумиром, талантом которого она восхищалась. Это его она считала ангелом, сошедшим на грешную землю с небес, способным на простом холсте строить сказочные замки, изображать лица людей подобно их отражению в зеркале или даже лучше.
Ей показалось, что бедный Яков одержим хворью, поэтому он так странно смотрит и говорит как будто чужими словами. Может, надо немного подождать, и болезнь как рукой снимет?
Кристина взглянула на художника, склонившегося над портретом господина в темном камзоле, держащего на руках левретку. «Почему я никогда не замечала, как он хорош собой? – думала девушка, разглядывая живописца. – У него доброе лицо, темные кудри отливают бронзой на солнце, а глаза… Его глаза искрятся на свету подобно кристаллам, соблазняют, как наливные вишни в саду у матушки Хильды.
Он стройно сложен, высок. В Марцелле во время святочных гуляний у него не будет отбоя от девушек. Яков! И имя его звучит, как… Как перезвон колокольчиков. Почему я не замечала всего этого раньше? Святая Дева, он красив словно принц из сказа о святой Эльзе и братьях, что поведал мне отец. Видел бы мой Яков, как всполошились светлячки. Крошки зажигают волшебные фонарики один за другим. Вьются вокруг, окружая нас тайной. Слышал бы он, как бьется сейчас мое сердце, стучит, как молот по наковальне. Того и гляди выскочит из груди. Яков лишь смотрит на меня и загадочно улыбается. Что же мне теперь с этим делать?»
Оставим погруженную в сердечные раздумья бедняжку, дадим ее мечущейся душе немного успокоиться и вспомнить, с какой целью она приехала в славный город Марцелль.
Громкие крики и свист, заливистый детский смех заставили замечтавшуюся девушку опомниться, она резко приподнялась, чуть не опрокинув на пол ступку с пигментом, и бросилась к выходу из мастерской. Яков проводил ее удивленным взглядом и тяжело вздохнул. Оттерев со лба пот, вернулся к работе. Заказчик должен был подойти с минуты на минуту.
Выскочив на площадь, Кристина заметила лишь галдящую людскую толпу, окруженную любопытной стайкой детей, подпрыгивающих и старающихся протиснуться сквозь стену зевак. Некоторые маленькие хитрецы, опустившись на колени, успешно пробирались в центр между ног толкающихся взрослых.
Не мешкая ни минуты, Кристина подскочила к гудящей словно рой пчел толпе и, последовав примеру малышей, ужом проскользнула в центр. Там пристроился пестрый шатер, возвышающийся над повозкой. Балаган странствующих кукольников давал представление, которое приносило столько радости зевакам, большим и малым, радостно смеющимся и улюлюкающим с горящими от восторга глазами. Артисты разыгрывали сценку про скупого священника, собирающего подати у паствы и не брезгующего похлопать по круглому заду то аппетитную вдовушку-торговку, то наивную пастушку.
Зрители приветствовали смелые шутки бродячих артистов, не боясь сравнивать кукольного сборщика податей с его алчным прототипом – отцом Казимиром, протоиреем местной церкви, прославившимся на всю округу не только невероятной жадностью, но также похотливостью и чревоугодием.
Люди веселились от души над нелепыми причудами марионеток.
Кристина забыла, сколько времени она, периодически сгибаясь до земли от хохота, простояла перед лоскутной сценой.
Но вот представление закончилось. Появившийся из-за ширмы кукольник, держа болванчиков в обеих руках и одновременно склоняя деревянные головки глупца-священника и толстой грудастой торговки, вежливо раскланялся перед нежелающими расходиться зеваками. И тут только девушка вспомнила, что так и не выполнила наказ Вильгельма и не купила закончившиеся у отца эмали. Вежливо раздвигая зрителей, она выбралась из толпы и протянула руку к поясу.
И похолодела. Ее кошелька не было, остался лишь небольшой лоскуток срезанной ткани, которым он был закреплен. Кристина обернулась несколько раз вокруг, но нет, никого рядом уже не было. Удачливый воришка давно скрылся с глаз, довольный немалой добычей, уведенной из-под носа простушки, которая, разинув рот, забыла обо всем на свете.
От ужаса у Кристины все поплыло перед глазами. Что скажет отец? Он впервые доверил ей одной отправиться в Марцелль, он поверил, что она стала взрослой. А что теперь? Как она признается ему в краже?
Горькие слезы обиды и раскаяния застили Кристине глаза. Она, не обращая внимания на расходящуюся толпу, опустилась на мостовую. Что же будет? У нее не осталось денег даже на обратную дорогу в Фогельбах, не говоря уже о ночлеге у Дитриха.
Бедняга зарыдала от обиды и злости на саму себя.
Так и сидела она у подножия ярмарочного дерева, обхватив колени и сжавшись в комочек, прямо на грязных булыжниках мостовой. Как вдруг…
– Что-то я не вижу приказа бургомистра об открытии нового фонтана посреди рыночной площади. А ты, Хассо? Эй, девушка, ты затопишь нас. Всех смоет в окружной ров, – послышался на смешливый голос.
Кристина испуганно подняла голову и увидела нависшие две над ней темные фигуры. Черты лица она не смогла разглядеть из-за слез.
– Ну-ка, красавица, вставай!
Один из незнакомцев протянул руку. Ее внимание привлек странный браслет, две серебряных полоски которого были скреплены друг с другом переплетенными змейками. Они напомнили ей кулон, украшавший шею ее подружки-куклы. Протерев заплаканные глаза, Кристина разглядела, что змеиные тела заканчивались оскаленными волчьими головами, служившими украшением замка.
Опираясь на любезно предложенную руку, Кристина поднялась, смущенно растирая слезы по щекам и не имея сил отвести взгляда от улыбающегося молодого человека.
Он был немногим старше ее. На голову выше, стройный, широкоплечий, держался величаво, был одет хоть и небрежно, но богато и со вкусом.
Крашеный жакет из мягкой дубленой кожи красовался поверх широкой, распахнутой на груди рубахи из тончайшего тосканского сукна. Широкий пояс на бедрах, отделанный дорогими серебряными вставками, изображавшими волков, – такие обычно продают на ярмарке в Фрайбурге приезжие купцы из Аппенцелля, – с обеих сторон был утяжелен ножнами и выдавал в своем обладателе любителя охоты. Красиво очерченный подбородок украшала выстриженная на испанский манер бородка.
Прямой точеный нос, нежные губы со слегка заметным пушком завершали портрет молодого богатого повесы.
Господин изящным жестом откинул с лица темные волосы, растрепанные от ветра. Его золотисто-карие глаза смеялись.
«Я хорош собой, не правда ли?»
«О да!»
Кристина смутилась, потупила покрасневшие от слез глаза, позабыв о страшной потере. Лишь одна мысль терзала ее душу: «Я ужасно выгляжу, опухла от плача, как неловко перед красивым господином».
– Позвольте мне назвать свое имя и осмелиться спросить ваше. И лишь потом узнать причину горьких слез. Михаэль по прозвищу Люстиг к вашим услугам! – произнес молодой человек и нарочито низко, шутовски поклонился, дотронувшись рукой до булыжников на мостовой.
Бедняга смутилась от увиденного. Чувствуя, что краска заливает ее лицо, поспешила представиться сама:
– Кристина Кляйнфогель по прозвищу Маленькая Птичка из Фогельбаха, к вашим…
– Ух ты! – громкий смех прервал ее приветствие. – Ну что же, будем знакомы, Маленькая Птичка по имени Кристина. Не ожидал встретить тебя так скоро. Много наслышан о твоей красоте. И слухи эти оказались правдивы.
Люстиг отступил на шаг, с интересом разглядывая девушку.
Странное чувство нахлынуло на обоих. Души их взмыли в небеса легкими перышками и закружились на волнах ласкового ветра. Засияло солнце, и все вокруг заискрилось радужными переливами. Кристина открыла свое сердце новому знакомому. Михаэль бережно взял его и прикоснулся к нему губами. И в тот же миг их души-сердца-тела оказались привязаны друг к другу крепчайшей нитью – ни уйти, ни разорвать!
Волшебство длилось недолго.
– А это мой сводный брат Хассо, – Михаэль обнял за плечи стоящего рядом с ним молчаливого паренька с коротко остриженными, торчащими, словно ежовые иголки, волосами и шутя подтолкнул вперед.
Споткнувшись о булыжник мостовой, Хассо чуть не налетел на испугавшуюся и отскочившую от него Кристину, смущенно закашлялся и поспешно отступил в сторону. Прозрачные глаза его мрачно сверкнули. Грубоватое лицо, сохранившее следы недавно пережитой оспы, побагровело от стыда. Хассо не любил быть смешным, тем более в присутствии привлекательных незнакомок. Спрятав смущенный и недовольный взгляд под кустистыми бровями, он глухо произнес:
– Госпожа, посмотрите, это не ваша потеря? – И протянул Кристине завернутый в рваные тряпицы предмет.
Девушка с опаской взглянула на странную находку и радостно вскрикнула, признав в ней свой срезанный с пояса кошелек. Она протянула к нему руку и в тот же момент с ужасом отдернула ее. Пальцы Хассо, державшие кошелек, были покрыты следами запекшейся крови.
– У щипуна сегодня несчастливый день, – спокойно пояснил Люстиг. – От воришки отвернулась удача, стоило ему попасться мне на глаза.
– И мне в руки, – закончил Хассо, вытирая ладони.
Далеко от Марцелля в лесной избушке, стоящей на берегу стремительно бегущего горного ручья, скрытой от любопытных людских глаз столетними елями и хранимой северными ветрами, склонилась над чаном Регина, вдохнула ароматы настаивающегося целебного снадобья, скользнула пальцами по поверхности, стирая увиденное. И тяжело вздохнула:
– Свершилось, девочка моя. Судьба настигла и связала вас.
