Человек умирает…
Человек умирает не в постели, не в больнице. Не в огне сражений и не под гранатами террористов.
Человек умирает в истории.
Пусть ему дана всего лишь минута. Порой этой минутой завершается час. А этим часом — год. А годом — столетие, эпоха.
Такая минута соединяет века.
Господин Садат — убит и похоронен в истории.
Он был сильным, разумным и миролюбивым человеком. Мир на Востоке — его личное достижение.
Мы говорим о роли личности в истории. Полагаем, что историю делают народные массы. То есть — все и никто. Я думаю, это говорится, чтобы избежать ответственности.
«Илиаду» написал Гомер. Паровую машину изобрел Джеймс Уатт. Крылья дали человечеству — братья Райт. А Ватерлоо проиграл Наполеон.
Русскую литературу создал Пушкин. Выволакивают ее из провинциальной трясины Бродский с Набоковым. А роман «Я шел на связь…» — произведение господина Любина. И массы тут ни при чем…
Часто пишут: «Музыка и слова народные». Затем выясняется, что народные слова принадлежат Алешковскому. Да и музыка — ему же…
Впервые евреи оплакивают смерть араба. Это не случайно.
Президент Садат добился консолидации власти. Остановил напор фанатиков ислама. Слегка приструнил Каддафи. Выдворил советских шпионов, да еще отобрал у них любимую Асуанскую плотину.
Вспоминается такая песня:
Жар пустыни мне очи щипет (?!),
И глаза застилает пот…
Напиши мне, мама, в Египет,
Как там Волга моя течет.
Эта песня — вершина экспансионистского нахальства. (Где уж там Киплингу с его африканскими маршами!) Садату она не понравилась…
У него было много врагов. Как у всякого миролюбивого человека. Потому что мир требует жесткой и целенаправленной воли.
Садат добился мира на Востоке. Мира, от которого зависит жизнь сотен тысяч людей. И который может рухнуть с гибелью одного-единственного человека.
Потому что мир — неустойчив. Люди злы. И нет конца человеческому безумию.
Садат творил добро неумолимо и жестко. Очевидно, не знал, не увидел другого пути.
Сердце такого человека открыто пулям.
